Еноты

Однажды днем ​​в четверг, когда Уильям рылся в своих старых вещах на чердаке, Шестая подкралась к нему сзади и спросила: — Это кто? Она смотрела на него с нейтральным выражением лица, пока он работал, а Моно сидел на заднем дворе на солнышке. У Уильяма в руках был раскрытый фотоальбом. Его старый детский фотоальбом. По сути, он ему больше не был нужен, но мать отдала его ему, когда он переезжал, поэтому Уильям его оставил, даже если и не заглядывал в него. Фотография, которую имела в виду Шестая, изображала Уильяма в возрасте трех лет, без рубашки жарким летом того года, с трудом держащего в руках большого кролика, но улыбающегося в камеру. — Это я, — ответил он, протягивая ей альбом на случай, если она захочет еще раз взглянуть на него, а сам продолжил организовывать. — Он на тебя не похож, — сказала Шестая. Уильям фыркнул. — Ну да, мне же было три. — А это что? Уильям взглянул на то, на что она указывала. Оу. — Это... кролик. — Хм, — прищурилась Шестая. — Он не коричневый. — Не все кролики коричневые, Шестая. — И потому что он просто должен был спросить: — Ты ведь кроликов раньше не видела? — Не живых. Уильям моргнул, и Шестая, казалось, сообразила, что он ждет чего-то большего, потому что она добавила: — Только шкуры. И разве это не чудесно? Еще один кусок запутанной головоломки. Они видели кроличьи шкуры в... как её там... Утробе? Может, Утроба предназначалась для снятия шкуры с животных? Живодерня, что ли? Имя, безусловно, подошло бы, если так. Ну, что ж. — Каких еще животных ты видела, Шестая? — спросил он, делая вид, будто спрашивает просто из любопытства, продолжая просматривать пыльные книги и старые памятные вещи. Он слышал, как переворачиваются страницы его фотоальбома. — Пиявок. — Да? Они были большими? Пауза. — Очень. — Понятно. На них вообще не приятно смотреть, да? — Нет. Они уродливые и опасные. — Опасные? — Они высасывают всю твою кровь. Ну, Уильям не думал, что пиявка, даже если она «очень большая», может вызвать смерть от кровососания, но возможно, Шестая просто не знала. Это как когда малыши боятся собственных теней... типа. Он хмыкнул. — А что-нибудь получше пиявок? — Крыс. Хм. Не намного лучше. Все животные, которых она, казалось, знала, были обычным явлением в захудалых или заброшенных, отвратительных местах, например, в канализации. Эта Утроба... кажется, очень нечистое место. — Ну, крысы хотя бы кровь не пьют. — Но они кусаются. Поистине чудо, что ни у одного ребенка не было видимых ему инфекций. — Да. — Еще одна перевернутая страница. — Но есть можно. Уильям поклялся, что где-то в голове услышал крушение поезда. Он повернулся быстро, как хлыст, напугав маленькую девочку. — Что? — Ты съела крысу?! — Да? — Похоже, она не понимала, о чем идет речь, что еще больше усугубляло ситуацию. — А... Что... А Моно... Шестая уставилась на него, как на сумасшедшего. Уильям сделал несколько успокаивающих вдохов. — Как... как ты... её съела? — спрашивать было физически больно. — Кусая её? — Сырой? — А нужно было её приготовить? О, Боже. — Да! Точнее, нет, тебе вообще не следовало есть крысу, но если абсолютно необходимо... я имею в виду... — он просто не мог собрать мысли в кучу. Шестая сжалилась над ним и объяснила: — Я не могла разжечь костер. А на ловлю крыс уходит много времени и энергии. Та, которую я съела, все равно была в мышеловке, так что мне не пришлось гоняться за ней, как дуре. — Она отвернулась. — Кроме того, я её съела только потому, что была... очень, очень голодна. Иначе я бы не стала. Уильям неуверенно выдохнул через нос. Ладно. Это нисколько не улучшило ситуацию, но она была права. — Ты ела еще... крыс? — Нет. Только одну. — Моно тоже? — Не знаю. Она не знала? Хм, а Уильяму казалось, что двое детей были вместе с самого начала, но, возможно, это не так. Может быть, они встретились где-то попозже. В любом случае, он надеялся, что маленькому мальчику не пришлось есть сырых крыс ради выживания, хотя что-то в душе говорило ему, что это нереально. Решив, что с него достаточно, мужчина вздохнул и закрыл коробки, которые просматривал. Шестая поняла, что он закончил, и положила фотоальбом обратно. Они спустились с чердака. — Если тебе не комфортно, можешь не отвечать, но... — начал Уильям, пока они спускались по лестнице. — Что вы ели, пока были... там? — Он не хотел называть имя, которое Шестая неохотно назвала в тот день, пока нет. Она может расстроиться из-за того, что Уильям подслушал о Утробе. Шестая взглянула на него. — Ничего особенного, — пожала она плечами. — Там было не так много еды. Уильям хмыкнул, обеспокоенный больше, чем он показывал. — Но должно же было быть хоть что-нибудь? Что не мусор? Шестая на мгновение задумалась. — Ну, были овощи и сыр. И вино, и мясо. — Ее глаза потемнели. — Только не для нас. Уильям изо всех сил старался сохранять нейтральное лицо. Не давать детям еду, когда они явно могли видеть их существование, их пустые желудки. Чем больше он слышал об этом, тем больше он был уверен, что эти люди действительно были самыми отвратными отбросами на земле. — И вода была, но она была ужасной на вкус. — Она скривилась. — Это все, по-моему. Это объясняло, почему они были такими худыми и маленькими, хотя Уильям уже знал, что они недоедают, он никогда не мог предположить, что их привычки в еде были такими... такими... Они достигли первого этажа, и Уильям на время отключился от этих мыслей в пользу проверки того, что делает Моно. ...И чтобы сделать передышку тоже. Мальчик лежал на траве на животе, его карие глаза смотрели на что-то сверху. На кормушку для птиц. Одинокий дрозд клевал семена, положенные Уильямом, дергая маленькой головкой. Это зрелище тронуло его. Птица не делала ничего интересного или даже экзотического, но Моно, кажется, полностью очарован блеском ее перьев, движением хвоста. В такие моменты Уильям видел, насколько сильно эти дети настрадались, сколько всего не сумели повидать. Их поражали малейшие вещи, их глаза расширялись, когда они смотрели на окружения, которые все игнорировали. Они не знали, как все работает, не умели читать и писать, не видели настоящего солнца до того жаркого полудня, и Моно выставил свои маленькие ручки, как будто мог поймать лучи света пальцами. — О, эти там тоже были, — пробормотала Шестая, с отвращением глядя на птицу. — Какие же они шумные. Уильям подавил смех. Это правда, некоторые птицы могут быть довольно шумными, но все же некоторые держали их в качестве домашних животных. ...Собственно, это и натолкнуло его на мысль. — Шестая, хочешь, сходим в приют для домашних животных? . . . Моно наблюдал, как черная птица клюет в домике, гадая, каково это — летать, когда Шестая вышла из дома, громко топая, тем самым вспугнув птицу. Моно бросил на нее укоризненный взгляд. Он знал, что она сделала это специально. Шестая не любила птиц, может быть, потому, что они однажды выдали их местонахождение охотнику, но Моно думал, что они не виноваты. Они наверняка боялись их, как боялись монстров, и хоть они пытались пройти мимо как можно тише, они все же улетали и издавали этот громкий звук, и фонарь охотника на них наводился в следующую же секунду. Шестая посмотрела на него, не обращая внимания на его разочарованный взгляд. — Обувайся. Мы идем. — Куда? — В приют для домашних животных. Моно оживился. — Там будут животные? — Ага. — Собаки? — Наверно. Моно кивнул, побежал к дому, нашел и надел носки и обувь с минимальным протестом. Он был взволнован. Что было в новинку, потому что подобное его не волновало. Но еще до того, как он прибыл в это место, в его списке «дел, которые нужно сделать, если он выживет и выберется», имелось особое место, как раз для собаки. ...На самом деле он их никогда не видел, но в некоторых книжках с картинками, которые не были сильно порванными и мокрыми, они были. И если он правильно помнил, в школе тоже был рисунок одной, рядом с мертвым, связанным учеником. Собака то ли писала, то ли какала, он не был уверен. Но дело было в том, что в книгах они выглядели милыми и счастливыми, а их языки торчали изо рта так, что казалось, будто они улыбаются. А улыбка была настолько редкой для всех, что Моно сразу же заинтересовался. Поэтому он надел ботинки и стал ждать у двери, стараясь не выглядеть слишком нетерпеливым. Минуты казались часами, когда Шестая начала, как обычно, драться с Уильямом, и Моно хотел крикнуть, чтобы надела уже эти дурацкие ботинки, но он прикусил язык и ждал, потому что о чем он думал? Кричать? Нет уж, спасибо. Наконец, появилась угрюмая Шестая с Уильямом на буксире, говорящем что-то о сандалиях, и они отправились в дорогу. Как только Уильям указал на приют вдалеке, Моно не смог сдержать странный радостный тихий звук, выскользнувший изо рта, и решил остаток пути жевать шнурки своей толстовки, чтобы держать себя в узде. Здание было большим, с большим задним двором, откуда слышались крики, лай и другие звуки, которых он не знал. Уильям открыл им дверь, и Моно проигнорировал разговор с подошедшим к ним мужчиной в пользу детализации внутренней части комнаты. Было много стеклянных коробок с дырками и знаками, которые он не мог прочитать. Внутри было множество животных, которых он никогда раньше не видел. Были собаки, к его большому удовлетворению, и другие существа, в которых он узнал кошек, птицы и кролики — живые, они выглядели такими пушистыми — и даже крысы, но вроде бы маленькие. Моно было трудно стоять на месте, поэтому, когда Уильям дал добро, он пулей бросился к первой же собачьей будке. Он был такой милый! Вот он, маленький щенок, такой невероятно крошечный и хрупкий, Моно боялся, что любое прикосновение сломает его коротенькие лапы. Его морда морщинилась от жира и меха, а маленькие треугольные ушки повернулись в его сторону, когда он подошел. Песик обнюхал его палец через отверстия в стекле и лизнул его, отчего Моно растаял, как будто он оказался в огненной машине, а не доктор. Словами было не описать то, что он чувствовал в тот момент. Он так хотел его погладить! Он хотел взять его и сдавить его мордочку! Стоп, что. Моно расширил глаза, его поразило то, о чем он думал. Нет, плохой Моно! Он не мог раздавить щенка! Неужели он действительно такой жестокий? Напуганный, он выскочил из будки, когда в его голове возникли нежелательные образы. Разорванное, искалеченное тело, запавшая грудная клетка, всюду кровь. Он не стал бы убивать собаку. Особенно сейчас, когда они оказались, вполне возможно, самыми беспомощными и милыми существами, которых он когда-либо видел. — Тебе не понравилась собака? — Голос Шестой заставил его подпрыгнуть. Он даже не заметил ее. — Н-нет, я... — пробормотал он. — А я думала, понравится, учитывая, что ты нас бросил, — фыркнула она. Моно сглотнул. Ах, да... — Уильям разозлился? — его голос звучал тихо. — Нет, он просто рассмеялся. — Она ​​взглянула на коробки. — Мне не нравится, что их держат в клетках. — Может, они их защищают, — заметил он. — Может, более крупные собаки или люди могут причинить им вред, поэтому приходится. «Может, кто-нибудь их давит». — Конечно, ты бы так и сказал, — рассмеялась она. — Хорошо, если ты закончил, давай пойдем туда. Я хочу посмотреть на те странные зеленые штуки. Странные зеленые штуки оказались некими «ящерицами», а после них они перешли к «хомякам», но те оказались не очень интересными. Потом к кошкам, которые Шестой очень понравились, хотя она и пыталась это скрыть. Моно понимал почему. Кошки не были дружелюбны, как собаки, они только смотрели и моргали, а некоторые из них шипели, если кто-то подходил слишком близко. Идеальная пара. Конечно, когда он сказал это Шестой, она пнула его. Что и требовалось доказать. После этого они вошли в зону «змеи», которая была настолько похожа на учительницу, что они попятились с бледными лицами всего через несколько секунд. Крысы и мыши были нормальные. Кролики тоже были милыми, хоть не как щенки, но Моно определенно был предвзятым. Шестой птицы не понравились, и Моно на этот раз пришлось согласиться. Черная птица у дома Уильяма была хорошей, но от знания, что животные могут выколоть ему глаза в любое время, когда захотят, с помощью этих острых клювов, он даже приближаться не захотел. Пауки тоже были нормальные, хотя некоторые из них были больше, чем он когда-либо видел. Потом была рыба. Однако от одного её вида Моно почувствовал голод. Ему нельзя держать рыбу в качестве домашнего животного, он съест ее в следующий же раз, когда ему понадобится еда. В аквариумах плавали существа, похожие на черных змей. Уильям сказал, что их называют угрями. Шестая нервно схватила его за руку, увидев их. Моно подумал, не напоминают ли они ей о ком-нибудь еще. Некоторое время спустя Уильям проверил маленькие часы на своем запястье, и им, к сожалению, пришлось уйти. Обидно. Это был самый веселый поход на улицу. Моно бросил на собачью секцию последний несчастный взгляд. Что ж, зато он понял, что теперь ему нужно работать еще усерднее, чтобы выжить. Ему нужно было выжить, чтобы вырасти, построить собственный магазин и завести собаку. Он очень, очень хотел собаку. . . . — Но я не хочу собаку, — невозмутимо сказала Шестая. — Что? — Лучше кошку. — Я не хочу кошку! — Но собаки надоедливые! — А кошки скучные! Уильям вздохнул. Видите, вот почему он остановился на кролике.