Еноты

Я должна бежать. Я должна добежать. Гости приближаются, я должна добежать! Еще немного, еще немного! Быстрее! Ай! Моя лодыжка! Нет, беги! Они поймали меня, нет, нет, нет! Они открывают рты, они же не станут... Ай! Помогите! Больно, пожалуйста, помогите мне, мне больно, ХВАТИТ... . . . Когда Шестая проснулась, она поняла, что сегодня будет плохой день. Как? Она просто знала. Ее ночь была беспокойной, а кошмары ужаснее, чем обычно. Она чувствовала... она чувствовала себя... Блин, она не знала! Она не знала, и ей было все равно. Она просто иногда так себя чувствовала, раздражалась на мир в целом, но в конце всегда успокаивалась. Это чувство уйдет само по себе, ей нужно только потерпеть. ...Что было сложно, когда такие люди, как Моно, любят испытывать её терпение. — Привет, Шестая, — поздоровался он, и от одного его веселого тона она сжала кулаки. — Как спала? Ты много двигалась. Что ж, она спала явно плохо, он уже должен был это понять. На этом свете хоть кто-нибудь когда-нибудь спал нормально? Она воспротивилась желанию наброситься на него и вместо этого проигнорировала его, выползла из-под кровати и грубо открыла шкаф. Сегодня ей не хотелось выбирать какую-либо одежду, поэтому она просто схватила свой старый плащ и надела его, наслаждаясь знакомым натиранием ткани о кожу. ...Вот только пах он не так. Запах был слишком чистым. Ух, не надо было позволять этому мужику стирать его. — Хм, ты давно не надевала плащ, — хмыкнул Моно рядом с ней, и не мог ли он просто помолчать секунду? — Ты уверена, что все в порядке? — Да, — выдохнула она, закатив глаза. Моно не выглядел убежденным, но она не обязана ему ничего объяснять. Проскользнув мимо него, Шестая пошла в ванную, чтобы выпить воды из раковины. Моно последовал за ней. Девочка вздохнула. Она действительно не хотела заниматься этим сейчас. Раздражение поднялось по ее спине и плечам, заставив их напрячься. Вот ведь досада. Приставучесть Моно была ей не в новинку, и она долгое время её терпела, так почему же ей внезапно хотелось кричать? — Послушай, Моно, — она ​​внимательно посмотрела на него. — Можешь просто оставить меня в покое? Только на сегодня? Она знала, что слова прозвучали резче, чем она хотела, и когда Моно вздрогнул под ее взглядом, она почувствовала в груди укол вины. Но что ей оставалось делать? Уж лучше оттолкнуть его сейчас, чем сделать то, о чем она потом пожалеет. — Я... эм. Ладно. Я… — он робко посмотрел на неё. — Ты уверена, что все в порядке? — Моно. — Хорошо! Хорошо, — Моно вскинул руки и попятился, ссутулив плечи. — Тогда... если что, я внизу. Шестая коротко кивнула, многозначительно глядя в сторону. Тихий вздох, и вскоре его шаги затихли. Девочка медленно вздохнула. А день только начался. Шли часы, Шестая старалась держаться подальше от обитателей дома, вместо этого оставаясь в комнате, где они спали. Взрослый периодически приходил, чтобы проверить, как она, но он ничего не сказал и только поставил тарелку еды за дверью. Моно, наверное, что-то ему сказал. Так проводить время было ужасно скучно, но это оказалось эффективным, особенно потому, что ее гнев рос с каждой минутой. Просто... Шестая — человек не самый хладнокровный, и она это знала. Она была импульсивной и эгоистичной, и ей было нелегко прощать. Она была недоверчивой, ожесточенной там, где Моно был мягким, и она совсем не хотела меняться. Ей было не нужно. Но иногда она злилась. Ни на что, на все, гнев бурлил под ее кожей, умоляя, чтобы его выпустили. Ей хотелось кричать, плакать и ломать вещи. Она набрасывалась, иногда она вредила себе сама того не желая. Однако на самом деле она никогда не хотела меняться. Просто она была такой. Меняться было бесполезно. Но позволить мыслям гноиться в ее голове, как гнилой ране, было не лучше. Она едва сдержалась от того, чтобы не сбросить вазу, которая стояла у мужчины на тумбочке, хотя бы потому, что он их выгонит, если она сознательно что-то сломает, и вместо этого кусала подушки и простыни, как бешеная собака, всякий раз, когда гнев был слишком сильным. Это было унизительно, но что она могла сделать? Ничего. И разве это не история ее жизни? Она никогда ничего не могла сделать. Не тогда, когда нужно. Несмотря на то, что она гордилась своей независимостью и силой, она все же позволила себе попасться охотнику, верно? Потому что она отвлеклась, глядя на Моно. Молодец, ничего не скажешь. Она также позволила хулиганам в школе устроить засаду, хотя должна была распознать ловушку. Она даже не смогла от них отбиться, а они были сделаны из глины. Нет, ей и тогда понадобился герой, который её спасет. Бесполезная. Она не бежала достаточно быстро, когда здания рушились. Её чуть не раздавило. И кто тогда ее спас? Моно. Он всегда был рядом, готовый поймать ее, готовый спасти, и это не должно было казаться таким унизительным, но все же казалось. Храбрая маленькая Шестая, настаивающая на том, что она ни в ком не нуждается, целых пять раз погибла бы, если бы не ее друг. Какая же она жалкая. Еще до того, как она встретила Моно там, она думала, что сможет помочь доброй девочке, помочь ей и, возможно, подружиться, но чего она достигла? Ничего. Вообще ничего, и девочку унесло море, а она ничего не смогла сделать. Теперь, глядя на себя в зеркало, бледную, больную, в желтом плаще, который был с ней все это время, она подумала: «Что, если это и есть моя судьба?» Нуждаться в спасении снова и снова, пока она не перестанет существовать. Пока она не умрет. Проклятие желтого плаща. Жалкая, жалкая, жалкая. Ей не следует больше об этом думать. Что было, то прошло. Но мысли. Никак. Не переставали. Вертеться у нее голове, напоминая ей о ее слабостях, о дурацких монстрах, о том дурацком мире. Шестая разочарованно зарычала и распахнула дверь. Сидение в этой комнате ничем ей не помогло. Словно в клетке, в клетке, как в Утробе, она позволила длиннорукому монстру схватить себя, бесполезная… Спускаясь по лестнице, она подумала, что стоит ненадолго выйти на улицу. Может, свежий воздух ее успокоит. Он никогда её не успокаивал. — Шестая! Ты вышла! Нет, нет, заткнись. Моно мгновенно оказался перед ней, с этой застенчивой улыбкой и полных надежды глазами. Герой снова пытается спасти жертву. Она нахмурилась. Моно немного поник, прежде чем повторить попытку. — Тебе уже лучше? — Заткнись. Она прошла мимо него. — Эм, Уильям сказал, что приготовит тебе на обед блины. — Мне все равно. Его рука схватила ее за запястье. — Шестая, я же пытаюсь помочь… Её глаза налились кровью. — Я сказала ЗАТКНИСЬ! — закричала она и оттолкнула Моно. Мальчик взвизгнул и споткнулся, к сожалению, ударившись головой об один из боковых столиков, пока падал. Несколько секунд ничего не двигалось. Моно обхватил голову, его лицо скривилось от боли. Шесть сглотнула. Она... она не хотела... — Моно, ты в порядке? Я услышал… — голос мужчины оборвался, когда он увидел картину маслом. Моно на полу. Шестая над ним, сжимает кулаки. «Злодей, злодей, злодей». — Что случилось? — озабоченно спросил он и опустился на колени рядом с мальчиком, нерешительно маяча руками. Моно открыл глаза. — Зачем ты это сделала?! — обвинил он резким голосом. И гнев Шестой снова вспыхнул с удвоенной силой. — Я же попросила меня не трогать! — Я же помочь хотел! — Ребята… — попытался вмешаться взрослый, но с тем же успехом дети могли быть и одни. — Мне не нужна твоя помощь! Неужели так трудно оставить. Меня. В покое?! — девочка указала на него. — Так просто сказала бы! Вовсе не обязательно вести себя как гадина! — Моно встал на колени, его глаза горели. Он рохлей не был, и Шестая это знала. Было бы легче, если бы он был. Может, тогда она не чувствовала бы себя плохой. — Я сказала! Я велела тебе уйти, но ты не послушал! — она положила руку себе на грудь. — У меня сейчас проблемы, и ты это знаешь! — А ты в такие моменты становишься моей проблемой! Я просто никогда ничего не говорил, потому что… — Это твоя проблема! Если есть что сказать, то скажи мне это в лицо! Моно покраснел от разочарования. Взрослый наблюдал за ними, как за матчем по пинг-понгу, и выглядел растерянным. — Я пытаюсь! Я пытаюсь, но ты каждый раз велишь мне заткнуться! Что ты хочешь, чтобы я сделал, Шестая?! — Я хочу, чтобы ты слушал, когда я прошу что-то сделать, чтобы мне не приходилось сто раз повторять! — Ух! Рядом с тобой невозможно находиться! — закричал Моно, хлопнув рукой по полу. Шестая испустила крик ярости. — Ты никогда ничего не понимаешь! Это была глупая идея. Ей не нужен был свежий воздух, ей нужно было побыть одной. Девочка убежала в комнату, в которой они спали, и со всей мочи хлопнула дверью. . . . Что ж, это случилось. Уильям с легким испугом наблюдал, как Моно издал бессловесный звук разочарования и выбежал на задний двор. Может, ему тоже нужно время, чтобы остыть. ...Хм. Он не думал, что когда-либо видел, как эти двое всерьез спорят, до сих пор. У него не было всех частей, но по их... обмену, он мог понять, что к этому привело. После завтрака Шестая к Моно даже не подходила, что само по себе было странно, но маленький мальчик сказал ему, что она плохо себя чувствует и, скорее всего, останется дома на весь день. Это его немного обеспокоило, но он понимал необходимость побыть одному, поэтому оставил ее в покое, только приносил тарелки с её любимой едой, каждый раз, когда чувствовал, что ей не помешало бы немного энергии. Но, видимо, она наконец-то спустилась, и Моно, должно быть, слишком сильно хотел убедиться, что с ней все в порядке, что Шестая не оценила. Он думал, что толкать Моно было слишком с ее стороны, но, честно говоря, Моно должен был послушаться, когда она попросила его оставить ее в покое. Мужчина вздохнул, глядя на задний двор. Может, и ему стоит. Он медленно подошел к мальчику. Моно стоял в углу широкого пространства, лицом к забору, и с хмурым лицом рвал траву. К тому же он впервые видел его таким сердитым. Видимо, у всех людей есть пределы, даже у таких терпеливых, как Моно. — Привет, дружище, — тихо позвал он. Моно не смотрел на него, но напряженные плечи выдали его. — Как ты? Как голова? — Падение явно было неприятное. — ...Нормально, — проворчал тот, зарываясь руками в землю. Тишина. Уильям вздохнул через нос. Может, ему просто нужно было немного подтолкнуть. — Хочешь рассказать, в чем дело? — Ничего такого. Просто Шестая ведет себя как Шестая, — раздался ответ, и мужчина не смог сдержать смешка. — А мне показалось, что это нечто большее. Моно фыркнул. — Я просто хотел ей помочь. Вот и добрались. — Я знаю, Моно. И это очень мило с твоей стороны. — Шестая, очевидно, так не думает, — мальчик прищурился, рассматривая травинку. — Я почти уверен, что она знает. Возможно. — Уильям испустил глубокий вздох. — Может, ты просто не поступил правильно? Сейчас он летел вслепую. Придумывал все на ходу. Ему никогда раньше не приходилось успокаивать двоих детей, не так. Все, что он сказал, могло иметь решающее значение для их отношений. «Тут целый диплом нужен», — подумал он с легким беспокойством. Моно вопросительно посмотрел на него. — Что я сделал не так? — Нет… я просто… я имею в виду, ты не то чтобы поступил не так. Я слышал, Шестая просила тебя оставить ее в покое раньше? — Да... — Моно замолчал и снова опустил взгляд. — Ну, может, буквально так надо было и сделать, — хмыкнул Уильям. — Может, она действительно хотела побыть наедине с собой, понимаешь? — Я просто хотел быть рядом с ней. — Моно наконец-то прекратил безжалостно атаковать лужайку и резко ссутулился. — Но я снова облажался. Я действительно ничего не знаю. — Эй, это неправда. — Уильям слегка похлопал мальчика по плечу, заставив того взглянуть на него. — Твоего желания помочь более чем достаточно. Тебе просто нужно сделать то, что ты сказал. Будь рядом с ней, не более того. Мужчина откинулся назад. — Я не знаю, что с ней происходит, но если ей нужно побыть одной, чтобы разобраться в своих мыслях, лучшее, что ты можешь сделать, — это поддержать ее, не выходя за пределы. Если ты ей понадобишься, она даст тебе знать. И когда она будет готова, она сама тебя отыщет. Все люди разные. Некоторым нравится, когда их близкие сопровождают их в трудные времена. Некоторым нравится быть одним, как Шестой. Некоторым нравится отвлекаться. Мы все разные, но это не плохо. Понимаешь? Моно несколько раз моргнул, выглядя спокойнее. — Я... думаю, да. — Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что даже если ты перешагнул черту, Шестая не должна была тебя толкать. Это было нехорошо с ее стороны. — Он приподнял бровь. Моно выглядел смущенным. — Я знаю, — пробормотал мальчик, а затем выпрямился. — Но ты же не будешь слишком злиться на нее, верно? Она просто иногда злится, она не всегда меня толкает. Уильям улыбнулся, вставая. — Не волнуйся. Я знаю, что она не хотела. Побудь тут, а я пойду поговорю с ней, хорошо? Моно кивнул, и Уильям вошел в дом, тяжело дыша. Часть первая сделана, часть вторая дальше по плану. . . . Шестая крепко обняла колени, стараясь не плакать. Гнев, мучивший ее с утра, наконец исчез, и теперь её преследовало сокрушительное чувство вины, которое она никогда не признала бы. Дурацкий Моно. Она же велела ему оставить ее в покое! Он не послушался, а теперь посмотрите, что произошло. Он пострадал. Из-за нее. Опять. «Монстр». Неважно. Она просто останется здесь навсегда или пока все не забудут, что случилось, и они смогут продолжать жить друг с другом. Пока Моно неуверенно не улыбнется ей в ответ, и Шестая не поймет, что можно вернуться. Пока их ссора не канет в Лету, не станет похоронена и проигнорирована, и они продолжат дружить, не говоря об этом, как и большинство вещей, которые составляли их отношения. Они не говорили о многих вещах. Однако этому плану помешали несколько ударов в дверь. Она напряглась. Моно не пришел бы навестить ее так скоро, так что на другой стороне мог быть только один человек. И она... не была уверена, что хотела ответить. ... Да пофиг. Моно наверняка её ненавидит, хуже уже быть не может. — Чего надо? — крикнула она раздраженно. Дверь открылась, и внутрь вошел мужик с застенчивым взглядом. — Прости, Шестая. Я знаю, что ты, наверное, сейчас хочешь побыть одна, но мы можем просто поговорить? Она сжала губы, и в ее голове всплыло еще одно нежелательное воспоминание. «Мы можем просто поговорить, Шестая?» «Оставь меня в покое!» — …Делай, что хочешь, — пробормотала она, истощенная настолько, что не было сил сопротивляться, и снова положила голову между колен. Она услышала приближающиеся осторожные шаги и шелест одежды, когда рядом с ней село более тяжелое тело. — Итак... давай поговорим. — Хм. — Почему ты сегодня такая сердитая? Она не знала. Она не знала, и от этого было только ужаснее. Шестая не любила злиться, вопреки распространенному мнению. Это просто... случилось. Она пожала плечами. — Тебе приснился кошмар? Поэтому? — Я не знаю, понятно?! — Шестая подняла голову, чтобы взглянуть на взрослого. Она не могла объяснить то, чего не понимала! — Я просто иногда так себя чувствую! — Да, Моно тоже так сказал, — задумчиво хмыкнул мужик. Желудок Шестой сделал сальто. Он говорил с Моно?! Что он сказал? Его голова цела? Он зол? Он ее ненавидел? Должно быть, что-то отразилось в ее выражении лица, несмотря на то, что она пыталась сохранить его нейтральным, потому что мужчина сверкнул одной из своих раздражающе нежных улыбок и сказал: — Моно в порядке. Немного расстроен, но этого следовало ожидать. — Он ненавидит меня, да? — прошептала она. — Конечно нет, — заверил ее мужчина, и это было похоже на правду. — Он просто немного рассердился, что ты его толкнула, только и всего. Он решил, что ты не ценишь его беспокойство о тебе. — Ценю! — она выпрямилась, глядя в стену. — Просто... он делает это все время и... это меня раздражает! Она не знала, откуда исходит это внезапное желание заговорить, но казалось правильным выпустить его наружу. Может быть, это потому, что она сожалела о своих действиях, или, может быть, потому, что кто-то слушал, но ей просто нужно было дать волю. — Он всегда подходит ко мне с этим дурацким взглядом и спрашивает, в порядке ли я, хотя ему и не нужно! Я в порядке, и мне не нужно, чтобы он суетился из-за каждого моего поступка! Это раздражает! Мужик спокойно наблюдал за ее взрывом. — Как то, что о тебе кто-то заботится, может раздражать? Или дело в том, что это делает Моно? — спросил тот. — Я… я не знаю! Обычно? Почему это важно? Просто… Мне не нужно ничье беспокойство, я не слабачка! И все же. — Я вот что думаю, — начал мужчина. — Беспокойство о ком-то показывает, что тебе не плевать. Разве это не хорошо? — Наверно? Но… почему он должен быть таким… таким… — ...Слишком внимательным? — усмехнувшись, предположил взрослый. Шестая смущенно кивнула. Не то чтобы это было само по себе плохо... добрый человек посреди всей кровищи и смерти, которую она повидала, был долгожданной переменой, но иногда это было слишком. — Что поделаешь, он такой человек, Шестая. В конце концов, ты тоже иногда беспокоишься о Моно, не так ли? За все то время, которое она провела в Утробе, он почти постоянно беспокоилась о нем, конечно же. Еще один кивок. — Ага. И все же, ты не спрашиваешь, в порядке ли он? Она не спрашивала. Она просто ждала, не станет ли причина ее беспокойства слишком большой для нее. Если Моно преуспевал или решал свою проблему самостоятельно, то она не видела необходимости вмешиваться. Но это не значило, что ей все равно. Это не значило, что она не попытается помочь, если мальчик попросит ее о помощи. Она была ему должна как минимум это за все, что он для нее сделал. — Разные люди проявляют заботу по-разному, и я тоже, когда беспокоюсь о вас. Что? — Я оставляю тебя в покое, потому что знаю, что тебе это нравится, и готовлю тебе еду, потому что знаю, что от этого тебе становится легче. Но когда дело касается Моно, я пытаюсь поговорить с ним и дать ему знать, что я рядом, если ему что-то понадобится, потому что это ему больше подходит. Он... так пристально за ними наблюдал? Он о них беспокоился? Если беспокойство означало заботу, значит ли это, что он заботился о них? Заботился, как Шестая заботился о Моно, а не как далекий незнакомец? Но почему? Они всего лишь какие-то там дети, и у него нет ни долга, ни семейных уз с ними. Ну. Она понимала, почему на Моно другим не плевать, но... — Почему? — Она обрела голос и посмотрела на него, на этот раз не расстроенно или сердито, просто… Уязвимо. Потому что это был взрослый, который позволял им есть и спать в своем доме, и покупал им одежду, и был бесконечно терпелив. Который смотрел на них, как на что-то хорошее, а не что-то отвратительное. Который продолжал быть рядом, и хотя он узнавал больше о том, что они делали в своем мире, он не убегал. Которому нравился не только Моно, но, видимо, и Шестая. — Почему что, Шестая? — мягко спросил он, и вот она снова. Забота. Но... — Почему тебе не плевать? На… — Она сглотнула. — На меня? Я создаю только проблемы. И это была правда, не так ли? Несмотря на то, что ее худший кошмар заключался в том, что она обуза, она... — Я злобная, грубая и эгоистичная, и я... я бесполезная в важных ситуациях, — тихо сказала она. — Тебе следует заботиться о Моно. Не обо мне. — Эй. Не говори так, — сказал мужчина, внезапно став серьезным. — Я забочусь о вас. Обоих. И ничто этого не изменит. — Но я... — Это правда, тебе есть над чем поработать. Моно тоже. По-моему, так со всеми, — хмыкнул он. — Но то, что ты считаешь «грубостью» и «эгоизмом»... Я думаю, это просто твоя личность. — Значит, моя личность — отстой, — пробормотала Шестая, от чего взрослый фыркнул. — Нет, я имел в виду... ты не отдаешь себе должное. Помимо твоих слабостей, у тебя есть и хорошие качества. Ты сильная и очень-очень умная. Ты также по-своему добра, даже если ты немного стесняешься этого. — Я не стесняюсь... — Но самое главное то, что ты нравишься Моно такой, какая ты есть. — Эта фраза заставила ее задуматься. — И поскольку он любит тебя и заботится о тебе, он готов не обращать внимания на определенные поступки, которые ему не очень нравятся. Вам обоим нужно работать над этим. Общение — вот что главное, — посмеялся он в конце. — Я не знаю как, — тихо призналась она. — Мы никогда просто... не говорим о вещах. У нас никогда не было времени. Потому что, прежде чем у них появлялась возможность сесть и нормально поговорить, им приходилось снова бежать или драться, и, в конце концов, если у них была энергия, чтобы поговорить о чем-то, они хотели, чтобы предметом обсуждения было что-то легкое. В таком темном месте нет было место разговорам о тяжелых чувствах. Они слишком многое откладывали. И, возможно, в этом и была проблема. — Вы можете начать сейчас. Теперь у вас есть время. И вот что я скажу. — Уильям глубоко вздохнул. — Я знаю... Я знаю, что вы прошли через то, через что никто не должен проходить. И, возможно, эти вещи способствовали построению определенных частей вас. Но... После всего, через что вы прошли, после всего, что вы сделали, Моно все равно заботится о тебе... разве это не говорит о том, что ты хороший друг? Хороший человек? Шестая моргнула. Она легко могла это отрицать. Она поняла, что это было потому, что Моно был наивным идиотом, который хотел видеть лучшее в каждом, независимо от ситуации. Она могла сказать, что в этом вопросе не было выбора, что только они друг у друга и есть, и поэтому он привязался к единственному другому ребенку, присутствующему в той мусорной яме. Она могла придумать тысячу оправданий, заткнуть этого человека и продолжать жить, как всегда. Мужик ничего не знал, так какое же он имел право указывать ей, что делать, верно? Но... Но. Вот в чем дело. Шестая устала злиться. Она устала быть ожесточенной и обиженной, и ей хотелось... пообщаться с её... ох, к черту - с её лучшим другом, потому что она знала, что если она и дальше будет оставаться такой, однажды Моно устанет и уйдет. И он был с ней с самого начала. Несмотря на то, что она была такой неразумной и агрессивной, он все равно оставался рядом с ней и продолжал это делать. Она не могла позволить этому пропасть зря. И что еще более важно... она не хотела снова ослепнуть от ярости. Потому что случались плохие вещи, когда она в ней тонула. Потому что в прошлый раз, когда она позволила своему гневу взять верх над собой, она позволила своему единственному другу упасть. А она не хотела снова стать этим человеком. — Я... я не знаю, — жалобно шмыгнула носом она и, о нет, чуть не заплакала. Какая же она жалкая. Но мужчина не засмеялся. — Я не хочу, чтобы он меня ненавидел. Я не хочу быть плохим человеком, но я не хочу менять... себя. — Я понимаю, — кивнул он. — И тебе не обязательно. Тебе не нужно притворяться экстравертом и веселой, если ты не такая. Но ты можешь работать над тем, что тебе нужно улучшить, и это нормально. — Как? — Это уже знаешь только ты, — просто ответил он. — Но ты могла бы начать с извинений. Я знаю, что Моно тоже хочет с тобой поговорить. — Думаешь, он захочет меня выслушать? — тихо спросила она. Мужик... нет. Уильям улыбнулся ей и встал. — Есть только один способ узнать. . . . Когда Уильям спустился вместе с Шестой, он встал немного в стороне, чтобы дать детям пространство. Шестая остановилась ненадолго, когда увидела сидящего на заднем дворе Моно, но секунду спустя уверенно выпрямилась и неуклонно двинулась к нему. Пока они разговаривали, Уильям налил себе кофе и попытался отвлечься на электронные письма и наверстать упущенное по работе. ...Как и ожидалось, его взгляд упал на детей, он ничего не мог с собой поделать. По крайней мере, у них все было хорошо. Сидят на корточках и разговаривают привычными тихими голосами. По крайней мере, никто не кричал и не толкался. И это тоже было сюрпризом. Не толкание, а крик. Ну, это нельзя было назвать криком, скорее, они громко говорили, но все же это было достаточно поразительно, чтобы заставить его замереть на пару секунд, что сильно отличалось от их обычных тихих слов. Он знал, что у Шестой и Моно есть свои проблемы, над которыми нужно поработать. У двух совершенно разных людей с травмами на целый грузовик наверняка возникнут кое-какие проблемы, но он был рад видеть, что они были восприимчивы к советам и разговорам. Это было началом любых прочных отношений, и, если взаимодействия между ними и были особенными, дело было практически в шляпе. Им просто нужно было немного больше говорить о своих чувствах, чтобы такие ситуации больше не повторялись. Чтобы Моно не переступал границ, а Шестая не реагировала так негативно. Конечно, они не знали, как это сделать, или, как сказала Шестая, «у них не было времени». Он был уверен, что их не учили ни толерантности, ни терпению, ни дружбе, и любые полученные уроки были абсолютно жестокими. Через это им нужно было пройти самостоятельно, но, черт возьми, Уильям все равно собирался им помочь. Пока он был здесь, они могли прийти к нему в любое время, и он им поможет. Насколько же сильно он привязался? Мужчина улыбнулся, увидев, что Моно наконец заключил Шестую в объятия, а девочка закатила глаза, но не сделала ни малейшего движения, чтобы отстраниться. Да, с ними все будет хорошо.