Еноты

Уильям думал об этом уже давно. Эта мысль зародилась в его мозгу с той ночи, когда Шестой приснился кошмар, и с тех пор она только росла. Она росла каждый раз, когда кто-то из них улыбался ему, каждый раз, когда они выходили за мороженым. И она росла каждый раз, когда он видел их усталыми и замкнутыми, и мрачный взгляд в их глазах от того, чего они никогда не должны были испытать. Больше он не мог сосредоточиться ни на чём, и он даже потерял сон, представляя все ситуации, когда все могло пойти не так. Как он может облажаться. А он был уверен, что обязательно облажается, так что хорошая ли это была идея? Вздохнув, Уильям покачал головой и хлебнул кофе. Мысль давила на него больше, чем он ожидал, заставляя его плечи напрягаться, а шею болеть. Он должен поговорить об этом с детьми в ближайшее время… его живот наполнился нервными узлами, но это нужно было сделать. Уильям посмеялся бы над собой за такое глупое поведение, если бы это были другие обстоятельства. Но это было другое. С этой парочкой всегда что-то было другое. — …Привет. Взрослый подскочил, посмотрел вниз и увидел, что Моно смотрит на него с откровенно очаровательными растрепанными волосиками. Точно. Они уже встали. Он попытался улыбнуться. — Доброе утро, Моно. Как спалось? Тот же вопрос, тот же ответ. Пожатие плечами. Уильям знал, что они плохо спят, они никогда не высыпались, но он ничего не мог сделать, кроме как быть рядом с ними, и ждать — надеяться — что они ему достаточно доверятся, чтобы обратиться за помощью или поговорить, даже если это не казалось вероятным. Сама Шестая больше не приходила искать его посреди ночи после того кошмара, который ей приснился. Уильям не мог решить, хорошо это или плохо. — Где Шестая? — В ванной. — Понятно. Тогда хочешь ее подождать? Или хочешь начать есть? — В конце концов, он уже приготовил завтрак несколько минут назад. Моно скрутил руки, задумавшись, потом пожал плечами. Уильям усмехнулся. — Тогда подождем. Думаю, ждать придётся недолго. Они молча сидели за столом и ждали. Обычно Уильям пытался завязать разговор, даже если он был односторонним и дети просто слушали, но сегодня он не мог сосредоточиться. Может быть, из-за той самой мысли. …Да кого он обманывает, конечно, из-за мысли. Как ему им сказать? Просто сказать без всякого контекста? В конце концов, такие новости легче сказать, если просто взять и сделать. Это было немного забавно, так как он был единственным, кто сомневался в этой идее в те первые несколько месяцев, когда думал, что не слишком привяжется, что они здесь надолго не останутся (ха, ну да, конечно), но прошли месяцы, их гардероб расширился и игрушек стало больше, и дети все еще были здесь. — …Ты сегодня пойдешь на работу? — Тихий голос Моно достиг его ушей. Мужчина моргнул, немного удивленный. Странно, что он завел разговор. Его напрягло молчание? Уильям улыбнулся. — Ну да, как всегда. Ты знаешь, во сколько я вернусь, верно? Моно кивнул.  — Полураздавленная змея. Два. Уильям усмехнулся. Было так странно, что дети приписывали номерам разные образы, но теперь они учились их легче распознавать. Это помогало им заземляться, а также настраиваться на определенные действия, например, время купания в семь, завтрак между восемью и девятью и так далее. Уильям подозревал, что им удобнее знать, когда именно что-то произойдет, и если так, то он с радостью сделает все возможное, чтобы оправдать их ожидания. Однако немного тревожило то, что если они привыкнут к рутине, то могут расстроиться, если их процесс каким-либо образом нарушат. …Но это забота для будущего Уильяма. — Привет. — Шестая спустилась по лестнице, ее обычно прямые волосы растрепались после сна. Моно помахал рукой, а Уильям поприветствовал ее вслух. Он начал подавать завтрак и готовить дела на день. Ему придется об этом долго и усердно подумать, он может попросить помощи у кое-каких коллег… стоп, нет. Он предпочел бы пока сохранить это в секрете. Уильям, конечно, расскажет им об этом, он ведь не сможет вечно держать это в секрете, но не сегодня. Ему не нужно было, чтобы его благонамеренные, но явно любопытные друзья заговорили его до смерти, а он знал, что они это сделают. Ему просто придется разобраться с этим самому. . . . Мурлыканье механизмов в кабинете Уильяма странно успокаивало. Копировальный аппарат или печатная машина всегда были включены, и их нежное жужжание создавало фоновый шум, который было очень приятно слушать. Телевизор тоже был включен, с новостями и прочими скучными вещами, но он никогда не обращал на него особого внимания. Он и кое-какие другие сослуживцы были на перерыве, и, как и он, занимались своими делами. В настоящее время он отдыхал от ареста какого-то старого бездомного наркомана, листая страницы в телефоне, а перед ним лежал недоеденный ванильный торт. Этого человека было нетрудно поймать, но он устроил ту ещё истерику на площади, на которой лежал, чуть не ударив прохожего, и всю дорогу в участок визжал и пытался вывернуться из наручников, при этом болтая что-то о «темных неизвестных энергиях в этом ничего не подозревающем мире» или о чем-то подобном. Уильям перестал его слушать после первых пяти предложений. Короче. Он еще не мог расслабиться. Уильям использовал этот перерыв, чтобы узнать больше о своем плане и всех шагах, которые он должен будет предпринять. Будет сложно и ох как трудно, но, если он перепрыгает все юридические обручи, оно того будет стоить. Мужчина застонал и, закрыв усталые глаза, со вздохом потянулся и хрустнул спиной. Он должен немного отдохнуть. У него в голове уже запутались все законы и правила, которые он сегодня прочитал. Хмыкнув, он лениво открыл галерею и вошел в специальную папку для детей с надписью «Фотки енотов». Они наверняка помогут ему немного расслабиться. И, разумеется, он почувствовал, как на его лице медленно расплывается улыбка, пока он их листал. Представление детей мобильным телефонам вызвало… неоднозначную реакцию. Им стало любопытно, когда они увидели, что он «смотрит на кирпич» уже нескольких минут, поэтому он усадил их и объяснил. Моно телефон явно напрягал, он вздрагивал всякий раз, когда загорался экран, в то время как Шестая подозрительно прищурилась и помахала телефоном между указательным и большим пальцами, будто игрушку. Уильям попросил ее не делать этого, пожалуйста, потому что телефоны очень хрупкие, от чего она почему-то нахмурилась. Однако, когда она увидела, что Моно отказывается взаимодействовать с устройством, она подошла к нему и прошептала слова, которые Уильям не совсем расслышал. Что-то о том, что Уильям нормальный (?), что кто-то входит и выходит из чего-то, и что телефон слишком маленький. Он не понял, что она хотела сказать из этих оборванных предложений, но Моно расслабился, поэтому он счел это победой. На всякий случай он объяснил основные функции телефона. Как звонить людям — 911, участок, в котором он работал — и тому подобное. «Пока я не куплю им их собственные». Несмотря на то, что Моно по-прежнему не касался телефона, Шестую очень заинтересовала перспектива фотографий, и она ходила по заднему двору, фотографируя все, что могла найти, целых пять минут, пока новизна не исчезла, и она вернула телефон ему. Снимки Шестой были ужасными: ее большой палец часто закрывал линзу, и она сосредоточилась на кажущихся несущественными вещах, таких как галька, кора деревьев, по какой-то причине своих ногах — наверно, это она сделала случайно — и тому подобное. Была еще фотография лица Моно, но она была сделана, когда мальчик чихал, и была настолько расплывчатой, что его было почти не узнать. Уильям всё же оставил все до единой. Кроме них, были те, которые он сам сделал, часто когда они не обращали на него внимания. Вот они идут впереди, держась за руки. Вот Моно притаился на земле, глядя на червя. Вот Шестая широко открыла рот и суёт в рот ложку хлопьев. Вот они в магазине игрушек, Моно на полпути к стойке с детскими мячами, а Шестая пытается залезть под полки… Они были случайными, забавными, и дети никогда в них не улыбались, но это были хорошие воспоминания, и они для него были идеальны. — На что смотришь, Уилл? Уильям подскочил и, повернувшись, встретился лицом к лицу со Стефани, у которой был озорной вид. Он вздохнул. — Привет, Стеф. — Я ещё никогда не видела, как ты улыбаешься в телефон, — она ​​приподняла бровь. — Что, девушка появилась? Уильям невозмутимо посмотрел на нее. Она усмехнулась. — Значит, нет. Дай и мне посмотреть? Я тоже хочу посмеяться. Уильям заколебался и тут же сунул телефон в карман. — Извини, Стеф. Это… это личное, — робко улыбнулся он. Извини, Стефани, но пока он не сможет понять хотя бы часть юридического жаргона у него на уме, он не сможет позволить себе раскрыть свои планы. К несчастью для него, его коллега была не дура, и она прищурилась. — Что значит личное? — Личное значит не твое дело, — ответил он, не напрягая тон. Та очень долго смотрела на него, прежде чем сдалась и схватила недоеденный торт со стола. — Ну и ладно. Я все равно рано или поздно узнаю, Аллен, попомни мои слова. Уильям скрыл гримасу и вздохнул. Почему-то ему казалось, что это еще не конец. — Слово «личное» для тебя ничего не значит? — Только когда надо, — просто ответила та, оборачиваясь в последний раз. — Я просто хочу знать, что тебя так порадовало. Ты давно так не улыбался. И она ушла. Уильям удивленно моргнул. Затем он сдулся, позабавленно фыркнув. Глупости. Не может быть, чтобы он никогда не улыбался… …Верно? . . . Моно не знал почему, но он нервничал. Само по себе это, конечно, не было чем-то странным. Он часто так себя чувствовал по сотне разных причин. Нет, разница была такова… Он нервничал из-за Уильяма. Так было и раньше, когда они впервые встретились, но не в последние несколько месяцев. Моно доверял ему, и он был безопасен, и он заботился о них, так почему он должен нервничать? Но в последние дни… он не знал. Уильям почему-то казался другим. Больше отвлекался? Менее дружелюбный? Может, это сама предательская голова Моно подшучивала над ним, но он просто не мог избавиться от ощущения, что что-то не так. Той ночью он лежал под кроватью, поверх тонкого стеганого одеяла, которое Уильям положил на пол, чтобы они не замерзли, и свернувшись калачиком. Шестая уже спала рядом с ним, и он мог видеть только очертания ее черных волос в тусклом свете. Но его глаза были широко открыты. Такое внезапное поведение… это не могло означать… …Неужели он… устал от них? Неужели он подумывал их выгнать? «Нет, Уильям не такой», — рассудил Моно, медленно вдыхая через нос. Он бы так не поступил… верно? Но тогда почему он был таким далеким? …Он мог просто нервничать из-за работы. Но Моно знал, как Уильям себя ведёт, когда он в состоянии стресса. Моно слишком хорошо читал язык тела, чтобы принять его поведение за что-то другое. В конце концов, в их мире они не могли много говорить, и им приходилось полагаться на многозначительные взгляды, движения головы и вымышленные жесты, чтобы донести свое сообщение. Неправильное истолкование языка тела могло убить тебя за считанные минуты. Моно неверно истолковал язык тела Шестой, когда она… Уильям вел себя определенным образом, когда находился в состоянии стресса, но точно не так. Маленький мальчик сжал губы. Он надеялся, что это не то, о чём он думал. Он не знал, как он поступит, если взрослый решит, что они ему надоели, и ему было жаль, что он сомневался в нем, но Моно просто узнал, что так нужно делать. Он не хотел думать, что Уильям просто возьмёт и вышвырнет их без всякой на то причины (Они слишком надоедливые? Слишком жестокие? Это потому, что Моно попытался убить того ребенка? Это все вина Моно?), но его мысли разбежались без его согласия и начали строить отказоустойчивые планы на случай, если они окажутся на улице. Они больше не были ужасно наивными. Теперь они кое-что знали об этом мире. Они знали об автомобилях, людях и технологиях… они смогут выжить, если окажутся на улице. Моно позаботится об этом. Они будут вести себя нормально, притворяться обычными детьми и просто гулять по городу… но как же деньги? Те зеленые бумажки, которые они могли обменять на еду и игрушки? Да легко. Моно знал, что есть машины, которые выплевывают деньги, когда люди нажимают кнопки. Он не знал, как они работают, но это были машины, так что Моно наверняка сможет подчинить их своей воле. То же самое и с камерами видеонаблюдения. То, что за тобой наблюдают, куда бы ты ни пошёл, нервировало его, а Шестая вообще ненавидела — из-за Утроба, как он догадывался, — но Моно был уверен, что сможет заставить их всех почернеть, если попытается. Каждая частичка электричества, каждая искра гудящих устройств были под его контролем… Моно изо всех сил прикусил щеку, чтобы остановить этот ход мыслей и тревожное чувство эйфории, которое пришло с ним. А вот это уже проблема. Моно не прикасался к телевизору или телефону с тех пор, как появился здесь, и не прикоснется. Это было слишком, он слишком боялся. Он не мог справиться с взаимодействием со статикой устройств, заглушающей его чувства, и рисковать вернуться к… этому. Каждый раз, когда он думал об этом, в его сердце проникал душевный ужас. Он не мог. Теоретически это было легко, но, зная его, он как-то все испортит. Вот почему его слегка трясло от страха, когда Уильям сказал им, что хочет поговорить. Он за ночь и глазу не сомкнул, что не было концом света, он привык к этому, но он все еще смотрел на свой завтрак размытым зрением и толкал яичницу, не будучи в состоянии даже укус сделать. Шестая посмотрела на него, но любезно помогла ему с его дилеммой, съев его долю, когда Уильям повернулся спиной. О чем они собирались говорить? В прошлый раз, когда взрослый сказал эти слова, разговор закончился тем, что они признались в убийстве монстров. Но в конце концов все закончилось хорошо, верно? Они помирились, Уильям простил их и понял, почему они должны были защищаться… так почему сейчас должно быть иначе? «Потому что он наверняка тебя вышвырнет, идиот», — прошипел у него в голове голос, подозрительно напоминающий Шестую. Верно. Итак, теперь он смотрел на свои руки на кушетке рядом с Шестой, а Уильям сидел в кресле перед ними. Его подруга совсем не выглядела нервной. Вот бы Моно быть настолько же уверенным в себе. Взрослый глубоко вздохнул. — Итак… Я хотел поговорить с вами, потому что у меня есть новости, — начал он. Моно сглотнул. — Плохие новости?  — спросила Шестая. — Нет, ничего подобного. Я просто кое о чем думал. — О нет, он ведёт к тому, о чем Моно думал?  — Но сначала я хочу услышать ваше мнение. Его мнение? Моно хотел, чтобы его не выгоняли, большое спасибо. — Дети… Вам нравится здесь жить?  — спросил Уильям, внимательно наблюдая за их реакциями.  — Только честно. Шестая немедленно кивнула. Моно тоже. Уильям усмехнулся. — Правда? Вам не нужно лгать, чтобы не обидеть меня. — Я не лгу, — обиженно фыркнула Шестая. Моно потеребил пальцами. — …Мне здесь нравится, — тихо сказал он. Это была правда. Дом был уютным, знакомым и безопасным. Он всегда мог рассчитывать на то, что почувствует себя лучше после целого дня, проведенного в делах или играх на свежем воздухе, это было как возвращаться на базу. Уильям хмыкнул. — А вы не хотите жить с кем-нибудь другим? Моно застыл. Шестая скрестила руки. — Нет. — Почему нет? Есть люди, которые лучше заботятся о детях, — тихо сказал Уильям. Взгляд у него был немного грустный. — Они могли бы лучше к вам относиться, и оставаться с вами на весь день, и играть с вами… Но Уильям и так уже все это делал! Моно попытался заговорить, но горло его не слушалось. — Но они же не ты, — Шестая пнула ногой. — Люди бесят. И они ничего не будут о нас знать. Уильям на секунду выглядел удивленным, а потом расплылся в улыбке. — Значит, я тебя не бешу? Шестая отвернулась, покраснев. Уильям нежно усмехнулся. Моно мог его понять. Когда Шестая впервые сделала ему комплимент, ему тоже хотелось кричать от радости. И все же… — Почему ты нам это рассказываешь? — удалось выдавить испуганно глядящему на взрослого Моно. Чтобы найти для них другой дом? Шестая была права, люди ничего не будут о них знать. Они предположат, что они нормальные, хорошие дети, и будут ожидать, что они будут вести себя соответствующим образом, и когда они неизбежно потерпят неудачу, они обозлятся на них и, возможно, ранят или убьют их. Они не могли знать, с кем в конечном итоге останутся. Они могли быть хорошими, а могли притворяться. Моно не хотел жить с другими людьми. Он не хотел снова раскрывать свои секреты и неуверенность кому-либо еще. Одного раза было более чем достаточно. Уильяма было более чем достаточно. — Ну, это… — вздохнул Уильям. — Я спрашиваю, нравится ли вам тут жить, потому что если нет, я мог бы это как-нибудь исправить. — Как? — подозрительно спросила Шестая. — Я мог бы найти вам другой дом, — прямо ответил мужчина. Дети напряглись. — Вы не подумайте, я бы вас не бросил… Я бы все равно навещал вас время от времени, но вы бы тут больше не жили. — Нет! — Шестая спрыгнула с дивана, злобно глядя на взрослого. — Я не хочу идти в другой дом! И ты нас не заставишь! Уильям поднял руки.  — Успокойся, я же сказал, что поступил бы так, если бы вам не нравилось здесь жить. Плечи Шестой опустились. — Но раз уж вам тут нравится… — Уильям усмехнулся и, поднявшись из кресла, встал перед ними на колени. — Вы хотите здесь жить? Вечно? Моно расширил глаза. Что? — Вечно? — повторила Шестая. Уильям стыдливо потер затылок. — Предложить я вам много не могу… но я бы хотел, чтобы вы с этого момента жили здесь, со мной, если вы не против. Жили здесь? Вечно? Не беспокоясь, что Уильям выгонит их, или что их кто-нибудь заберет? Получается, теперь это их дом? Их дом? — Навсегда? — Глаза Шестой были широко раскрыты. Уильям усмехнулся. — Столько, сколько захотите. Моно почувствовал укол вины в своем сердце. Значит, Уильям не собирался их выгонять. Он планировал разрешить им остаться. Почему Моно усомнился в нем, как только Уильям начал по-другому себя вести? Неужели он был настолько недоверчивым? Шестая даже не подумала, что у него есть какие-то скрытые мотивы, она не нервничала вместе с ним, и даже сейчас она была спокойной и собранной, прислушиваясь к тому, что говорил взрослый. Неужели доверие Моно было настолько хрупким? Чувствуя стыд, Моно наконец встал с дивана и наклонил голову. — Я бы… — он сглотнул. — Я бы этого хотел. Очень. — Я тоже, — кивнула Шестая с решительностью в глазах. — Я хочу остаться. Уильям улыбнулся и нежно взъерошил им волосы, как делал все чаще и чаще. Это было приятно. — Тогда решено. Теперь они здесь живут. В их новом доме. И никто не сможет его у них отнять. Повезло так повезло. Моно улыбнулся.