Еноты

Все началось с дерева. Непритязательного, одинокого дерева со скучными зелеными листьями. Шестая теперь ненавидела это дерево. Она карабкалась по нему всего пять минут назад в этот ветренный день в парке, как она делала это раньше с бесчисленным множеством других деревьев, пока Моно играл со своей игрушечной машинкой внизу. Она хотела достать одно из тех странных пурпурных семян, которые свисали с ветвей, потому что ей было интересно, каковы они на вкус. Они могли оказаться ядовитыми, но Шестая знала, что яд на неё не повлияет, благодаря побочным эффектам голода. Это было глупо, и идея тоже глупая. И она не должна была поскользнуться. Она не должна была поскользнуться, когда делала то, в чем никогда раньше не ошибалась, но в листве в нескольких футах выше что-то зашуршало, и она по какой-то причине подпрыгнула. Но Шестая никогда не пугалась, вообще. …Она винила сандалии, потому что Шестая не могла оказаться в этой ужасной ситуации из-за какой-то тупой белки и потери баланса. Так что виноваты сандалии. В них даже зацепиться не за что. Шестая почувствовала знакомое притяжение силы тяжести, толкающее ее назад, и ее руки тщетно пытались схватиться за ветки. Она почувствовала, как ее желудок скручивается узлами, а волосы щекочут щеки. «Наверное, так Моно себя чувствовал, когда…» Но её мысль прервалась, когда она ударилась о землю и удар в бок выбил из неё все дыхание. Она услышала, как что-то треснуло и вскрик Моно, когда Шестая упала рядом с ним. Ровно на две секунды все стало белым. Затем пришла боль. Она была мучительной, и Шестая инстинктивно прикусила язык, чтобы не дать крику вырваться из ее горла, и только резкий вздох сорвался с ее губ. Это была ее рука, отстраненно заметила она. Она пылала, словно полосы молнии бегали вверх-вниз по ее костям, будто монстр из ее мира поставил ногу ей на руку и медленно раздавил ее пяткой. Возможно, это удивительно, но Шестая никогда раньше не ломала костей. Конечно, она иногда растягивала связки или вывихивала плечо, но только не это. Она была осторожна, потому что это была слишком серьезная травма, и она могла её убить, потому что она не смогла бы бежать правильно. А Шестая сейчас даже не могла пошевелиться. Слезы навернулись на ее глаза, и она попыталась хотя бы сесть, но движение тут же оказалось большой, огромной ошибкой, поэтому она продолжила лежать как можно спокойнее, тяжело дыша и всхлипывая. — …ая! Шестая! Ты меня слышишь?! Постепенно ее мир вернулся в фокус, и она встретила бледное лицо Моно в нескольких дюймах от ее. Она подумала, что сейчас она выглядела весьма жалко, поскольку никогда не плакала. Она, наверное, пугала его, но не могла остановиться. Шестая почувствовала вкус крови во рту и задышала через нос. Видимо, она слишком сильно прикусила язык. — Ты в порядке?! Шестая собрала достаточно сил, чтобы наградить Моно обжигающим взглядом. — Д-да, неважно, тупой вопрос… в чем дело? Твоя рука? Она сломана? Шестая с трудом кивнула. Её рука определенно чувствовала себя очень сломанной. — Эм, хорошо, ладно, не волнуйся! Я сбегаю за Уильямом! Шестая хотела сказать ему, чтобы он остановился, не бросал ее, но она даже не могла говорить, поэтому она проигнорировала его затихающие шаги, и сосредоточилась на том, чтобы не потерять сознание, считая вдохи, чтобы биение ее сердца снизилось до управляемого уровня. Вдох-выдох… «Бывало и похуже…» Вдох-выдох… «Это всего лишь дурацкая сломанная кость, не будь плаксой…» Вдох-выдох… «Сильно бы ты плакала, если бы тебя преследовал монстр, неужели тебя бы сожрали только потому, что ты сдерживаться не умеешь?» Эта мысль отрезвляла и очень помогла ей. Теперь Шестой оставалось смахнуть оставшиеся слезы и медленно, но неуверенно дышать. Кровь текла по ее подбородку, а рука горела. Она могла делать только одно — ждать. … Это было ее самое нелюбимое занятие. Тем не менее, она постаралась, и медленно, очень медленно, ее дыхание стабилизировалось, ее сердце перестало быстро биться, и хотя ее рука все еще болела, как никогда раньше, у нее достаточно прояснилось в голове, чтобы услышать приближающиеся шаги. Она вытянула шею и напрягла расплывающееся зрение. — Шестая, ты меня слышишь? Уильям. Она кивнула. — Хорошо, хорошо. Можешь сказать, сколько я пальцев показываю? Его голос был напряженным от едва скрываемой паники, но Шестая попыталась сосредоточиться достаточно, чтобы дать ему ответ, многократно моргая, пока нечеткие цветные пятна не слились перед ее лицом и не обнажили три пальца. — Т-Три. — Хорошо. Молодец. Похоже, пострадала только твоя рука, и, кажется, ты прикусила язык? Слова Уильяма стали приглушенными, когда она начала трястись и стучать зубами. Что с ней происходило? Ей нужно было прекратить, дрожь двигала руку, и еще одна волна боли прошла через ее кости, заставив стон выскользнуть из уст. — Шшш, шшш, все хорошо, все будет хорошо, — пробормотал Уильям. — Мне придется понести тебя, ладно? Понести ее? Чтобы отнести ее домой? Шестая не была уверена. Она не думала, что сможет выдержать такое сильное движение, с её-то рукой. Она покачала головой. — Я знаю, что тебе больно, но я должен доставить тебя в безопасное место, — извиняющимся тоном прозвучал его голос. — И мы оба знаем, что ты не можешь сейчас ходить. Шестая стиснула зубы. Он был прав. Он был прав, но это не значило, что ей это должно нравиться. Кто знал, что ломать кости будет так больно? Если бы она была в их мире, она была бы уже мертва, от неё остались бы одни кровавые брызги на земле. Ей нужно было позволить себе унести себя и стерпеть. Она справится. Она должна справиться. Она закрыла глаза в безмолвной подготовке и кивнула, как только смогла повернуть голову без головокружения. Мгновение спустя она почувствовала, как теплые руки скользят по ее телу, и чьё-то приближающееся присутствие. Ей пришлось признать, что, несмотря на боль, она чувствовала себя… неплохо. — Так. Поехали. Готова? — Д-давай уже. Шестая почувствовала, как ее дыхание выбивает из легких во второй раз за день, когда Уильям одним плавным движением подхватил ее на руки. Она зажмурилась, но ее жалкая попытка сосредоточиться только привела к усилению других ее чувств. Запахи, боль — это было слишком. Но раз ее глаза были закрыты, значит, у неё не могла закружиться голова, и на том спасибо. Уильям начал двигаться, и Шестой потребовались все силы, чтобы не закричать. — С тобой все будет в порядке, Шестая. Обещаю. Как только мы доставим тебя в больницу, тебе сразу же помогут. Что. В больницу?! Пальцы Шестой задрожали, и ей пришлось снова прикусить уже больной язык, но уже по совершенно другой причине. Они собирались в больницу? С докторами? Но… нет, глупая Шестая. Подумай. Уильям сказал, что они ей помогут. И опять — и опять, опять же — они больше не жили в их старом мире. Никто не собирался им вредить. Никто не собирался их убивать. Если они попытаются, их посадят под замок. Если они попытаются, Уильям их защитит. Вспомни. Она же видела нечто подобное, разве нет? В книге в торговом центре. Улыбающийся мужчина в белом халате и улыбающийся ребенок, сидящий на кровати рядом с ним. В тот день они немного торопились, потому что намечался дождь, и у них не было зонтика, и хоть они не понимали, почему ему так не хочется намокнуть, но Уильям был непреклонен в том, что они должны вернуться домой до того, как начнет моросить. Шестая не смогла полностью расшифровать название, несмотря на растущее умение читать. Не хватило времени. Но она разобрала слово «весело» среди незнакомых букв. Не нужно быть гением, чтобы понять, о чем идет речь. Весело. Рычание, хватающие руки, деформированное тело, поглощенное пламенем, Шестая молилась, чтобы Моно выбрался вовремя… Как доктора могут быть веселыми? Что ж, подумала Шестая, подавляя шипение от толчка в объятиях Уильяма. Сейчас она узнает, насколько они могут быть веселыми. Ничего. Шестая не была трусихой. Она не была слабачкой. Она была сильной. Ее рука даже не болела так уж сильно, поскольку девочка отвлеклась на собственные мысли в отработанном приёме игнорирования раны. Теперь она просто оцепенела. Если на неё кто-то нападет, она наверняка сможет защититься или хотя бы закричать достаточно громко, чтобы Уильям или Моно пришли ей на помощь. Это было одно из правил, верно? Кричать, если они в беде, и он их найдет. Лучше ему найти ее, если что-то пойдет не так. Хотя нет — лучше пусть все пойдет так. …Если же не пойдет, Шестой придется откусить кому-нибудь палец, и к черту сломанную руку. . . . Моно уже серьёзно жалел о своем решении сопроводить Шестую и Уильяма в больницу. Он мог бы вернуться домой один. Он помнил дорогу. Ключей от входной двери у него не было, но он мог бы войти через окно или просто побродить вокруг дома, пока они не вернутся. Но он слишком беспокоился за Шестую. Он и по-прежнему беспокоился. Он не собирался оставлять ее одну, пока ей было больно. Особенно… Особенно, если они собирались в больницу. Моно взглянул на бледную и неглубоко дышащую на коленях Уильяма Шестую. Они сидели в желтой машине, её безликий водитель мчался по улицам, а Уильям шептал его подруге заверения. Время от времени он вытаскивал маленький экран — сотовый телефон и быстро что-то на нем нажимал. Моно просто двигался сам по себе, не обращая внимания на окружение. Все было слишком свежо, вещи происходили слишком быстро. Просто позволить себе двигаться автоматически казалось лучшим выходом. Ну, по крайней мере, Шестая больше не плакала. …В каком-то смысле ей повезло. И Моно чувствовал себя ужасно, думая об этом, но это была правда. Шестая была слишком сосредоточена на том, чтобы не заорать, на боли, так что у нее не было времени думать о том, куда они едут. Чего не скажешь о Моно. У него было полно времени мучительно поразмышлять об их предназначении. Шестой повезло. Очень повезло. Когда они пересекали больницу, ее по большей части не было рядом. Моно понимал. Ей нужно было остаться с другой стороны, чтобы Моно мог передать ей ту странную лампочку, и она могла открыть дверь, но он все равно немного завидовал. Ей довелось испытать только доктора, и хотя это не было благословением, ей все-таки не пришлось иметь дело с кровожадными монстрами и кровожадными манекенами в довершение всего. Это Моно с ними сражался, крался мимо них, делал все в одиночку. В каком-то смысле манекены были хуже. Доктор был просто очередным монстром, которого нужно было победить, но манекены напоминали Моно о тех временах, когда у него не было бумажного пакета, когда все таращились на него, толкали его и скалили зубы с таким отвращением на лице… У манекенов не было лиц, но они все равно тянулись к нему. Их руки, кривые, как ветки деревьев, устремлялись к нему, так что ему приходилось направлять фонарик в нужном направлении, иначе он был бы обречен. Это было нелегко, поскольку его руки дрожали им взмокли от пота, а фонарик был таким тяжелым, и не раз он не попадал в цель, и ему приходилось с трудом удерживать инструмент, чтобы не дать этим существам добраться до него, а сердце колотилось у него в груди с каждым их шагом. Мерцающий свет больницы тоже не помогал его затруднительному положению. Все, что он мог делать, это ходить на цыпочках по комнатам, дико оглядываться по сторонам, и молиться, чтобы ни один манекен не сдвинулся с места, пока он не достигнет другого конца. Все, что он мог делать, это бежать по длинному коридору, стараясь изо всех сил уклоняться от рук, в то время как они хватали его за пальто, ноги и бумажный пакет. Один из них чуть его не сорвал в попытке задушить мальчика, и Моно не смог подавить вскрик, когда он чуть не выронил в фонарик, спеша удержать маску на голове. Это было ужасно. И вот они возвращаются в то место, которое он ненавидел. Моно знал, что в больнице нет никаких врачей-убийц-монстров. Он знал, что они помогут Шестой с ее рукой — даже если он не знал как. Уильям не отвёз бы их в плохое место, по крайней мере, не предупредив их, и Моно знал, что Шестая пострадала неожиданно. Всё было нормально. Всё было хорошо. Но почему Моно был так напуган? Уильям сказал им, что бояться — нормально, и Моно это понимал. Чувство страха каждую секунду было нормальным, конечно, но это не значило, что ему это должно нравиться, особенно сейчас, когда он начал привыкать не бояться все время. …Он все равно не смог перестать дрожать, когда они прибыли. Это здание не трещало по швам, по крайней мере, и не разрушалось, но оно все равно было навязчиво белым, и угрожающе нависало над ними. Люди в спешке входили и выходили, некоторые сидели в инвалидных колясках, некоторые были в тех белых халатах. Моно заставил себя сосредоточиться на Уильяме, пока они плыли через море людей, а не на ужасном писке машин и эхо голосов, которые громко звали людей сквозь потолок. «Дыши, дыши, дыши.» Он взял в руку пиджак Уильяма. Он мог заблудиться. «Дыши, дыши, дыши.» Моно взглянул на лицо Шестой. Та все еще хмурилась, закрыв глаза, контраст между красной кровью и ее белой кожей заставил его нервно сглотнуть. «Дыши, дыши, дыши.» Надо было взять молоток. Ветку. Хоть что-нибудь. Что, если тут руки бегают? Здесь вроде не было манекенов, но мертвые люди должны быть, верно? Потому что некоторые травмы тебя убивают, значит, в подвале должны быть тела, так что, если их руки оживут и нападут на них? Только… нет. Если они только в подвале, то наверняка под замком. Моно только и нужно, что держаться подальше от подвала. Хорошо. Это он может. «Успокойся, глупый.» Представив, как Шестая ругает его, Моно смог немного расслабиться. Верно. Шестая была храброй, а, значит, Моно тоже может быть. Он должен быть. . . . Уильям сразу же вздохнул с облегчением, как только Шестую позвали на приём. Он не хотел этого признавать, но он чувствовал яму в животе с тех пор, как Моно подбежал к нему с широко раскрытыми глазами, и увидел Шестую, лежащую на земле и плачущую. Его шокировали не её слезы, поскольку он уже их видел, когда ей приснился тот кошмар, а ее полное боли лицо. При виде крови у него пробежали мурашки по спине, прежде чем он сообразил, что это от того, что она просто прикусила язык при падении, а не от внутреннего кровотечения. Для Уильяма остро реагировать было непривычно, но каким-то образом, когда дело касалось детей, его разум мгновенно делал худшие выводы. Ну что ж. По крайней мере, он смог обеспечить им безопасное место с врачом, которому он мог доверять. На самом деле все это было благодаря Стефани. Поскольку она была единственной, кто знал его секрет — по крайней мере, на данный момент — она ​​была единственной, к кому он мог обратиться за подобными вещами. Она давала ему очень полезные советы, например, как лечить травмированных детей, каждый раз, когда приходила в гости, а дети немного привыкли к ее присутствию, даже если они все еще не разговаривали с ней. Уильям понимал застенчивость Моно, но подозревал, что Шестая вполне способна разговаривать, но молчит из чистой вредности. Как бы то ни было, Стеф потребовала, чтобы он держал ее в курсе в обмен на ее услуги. И чтобы слал фотки детей. Много. Честно говоря, она была похожа на ту странную тетю, которая любила щипать тебя за щечки, когда ты приходил на семейные собрания, только Уильям был почти уверен, что Моно втянет голову в плечи, как черепаха, а Шестая укусит ее, если Стеф хотя бы попытается. В каком-то смысле это его и забавляло, и успокаивало. Наконец-то появился кто-то, на кого он мог положиться. …У него никогда в жизни такого не было, даже до того, как появились дети. Но так или иначе, пока он панически строчил ей в такси, Стеф каким-то образом расшифровала его невнятные сообщения и попросила об одолжении парня, с которым работала. «Парня, который знал парня», как она весело выразилась. Этого врача звали Пол Б. Адамс, он был педиатром, специализирующимся на работе с травмированными детьми. Уильям даже знал его, точнее, видел издалека, они на самом деле никогда не общаясь. Это был один из врачей, к которым они отправляли детей, когда сталкивались с случаями, в результате которых те получали травмы или находились в состоянии шока. Насколько он помнил, он очень хорошо ладил с детьми и обладал сверхъестественной способностью их успокаивать. Уильяму было определенно нужно, чтобы они сейчас успокоились. Шестая тяжело дышала через нос, и Моно, казавшийся почти прозрачным в бледном освещении, не помогал его учащенному сердцебиению. Они все еще не могли попасть в больницу. Это ведь место, где так много людей часто страдают от боли или от стресса… это было не лучшее место для его детей, но выбора у них не было. Однако, к счастью, Стеф чудесным образом смогла обеспечить для них помощь доктора Адамса. Как она это сделала, Уильям понятия не имел, Бог знает, насколько загруженным может быть график доктора, но он все равно будет вечно благодарен им обоим. — Уильям Аллен? — к нему подошла медсестра. Он кивнул. Моно спрятался за ним. — Следуйте за мной, пожалуйста. Доктор Адамс ждёт вас в кабинете 305, — коротко и по существу объяснила она, мягко улыбаясь, и повела их к месту назначения. Уильям заметил, что она ведет их по наименее людным коридорам, и за это она ему понравилась ещё больше. Кабинет доктора Адамса был маловат, но все же в нем было достаточно места для стола с компьютером, стола с медицинскими весами и измерителем роста рядом с ним, а также небольшой игровой площадки, где были разбросаны игрушки. Стены были выкрашены в спокойный голубой цвет и украшены цветами, самолетами и другими детскими фигурками. Сам доктор со своим круглым животом и улыбающимся лицом выглядел как самый настоящий «мистер Обнимашкин». — Офицер Аллен, — кивнул он ему в знак приветствия. — Из дела Денниса? — Да, это я. — Рад снова вас видеть. А это, я так полагаю, наш маленький пациент? — доктор улыбнулся, наклоняясь к Шестой, которая открыла глаза, как только услышала незнакомые голоса. Она оскалила на него зубы. Но тот даже не смутился. — Это… эм. Она сломала руку, где-то пятнадцать минут назад? По-моему, она упала с дерева. — О, я помню, как впервые сломал кость! — посмеялся доктор. — Не волнуйтесь, маленькая мисс, сейчас мы всё исправим. Пожалуйста, подходите. И, после манящего движения руки, процедура началась.