Еноты

Доктор подвел их к столу, где Уильям как можно осторожнее положил Шестую на красочное одеяло. Она зашипела при движении, но не выпустила больше ни слезинки. Было немного тревожно, что она так быстро привыкла к боли от сломанной кости, но Уильям решил, что этому не стоит удивляться. Это все еще его злило. Моно нервно маячил рядом с ним, выглядя так, будто его стошнит, и Уильям успокаивающе положил руку ему на плечо, когда доктор начал готовиться. Маленький мальчик потянул его за рукав, и Уильям наклонился. — Что, дружище? — Он сейчас отрежет ей руку? — прошептал Моно, и Уильям молчал от шока целых две секунды. Доктор Адамс быстро взглянул на них, несомненно, услышав, что сказал мальчик, но промолчал. — Нет, конечно, нет. Почему ты так решил? — пробормотал Уильям в ответ. — Ее рука больше не работает, — просто ответил Моно, как будто это все объясняло. — Разве доктора не это делают? А вот это открыло уже совсем другой ящик Пандоры. Доктор Адамс, должно быть, увидел его лицо, потому что он вмешался и улыбнулся Моно. — Здесь, мистер, рук не режут, — подмигнул он. — Мы ей поможем, но сначала на её руку нужно взглянуть. Моно вздрогнул от того, что к нему обратились, и не ответил, только широко выпучил глаза, когда доктор подошел к Шестой. — Можно? — спросил он, показав на прижатую к ее груди руку. Шестая взглянула на Уильяма. Тот улыбнулся и кивнул. Она вздохнула через нос, но медленно отпустила сломанную конечность. Ее лицо исказилось от боли, пока она растягивала ее. — Я только посмотрю, — начал доктор Адамс. — Будет немного больно, но обещаю, я всё сделаю быстро, поэтому наберись, пожалуйста, терпения. Ты ведь сможешь? Обиженного взгляда Шестой, мол, как с ней разговаривают, хватило, чтобы поднять настроение Уильяму, пусть даже немного. Рука доктора в перчатке коснулась ее ушибленной кожи, и она вздрогнула. — Я знаю, знаю, — успокоил он. — Так как тебя зовут, маленькая мисс? На первый взгляд случайное начало разговора, кажется, застало Шестую врасплох, и она моргнула, повернувшись к Уильяму с растерянным взглядом. Тот усмехнулся, но снова кивнул. — …Шестая, — пробормотала она. Уильям заметил недолгое молчание доктора Адамса, но ничего не поделаешь. Он защищал имена детей, насколько мог, но ему все равно придётся записать что-нибудь в документы, когда все это закончится. Он лишь надеялся, что ему это не аукнется. Может, он мог бы использовать свое звание полицейского и поискать лазейки…? — Очень приятно познакомиться, Шестая, — врач улыбнулся, нежно ощупывая пальцами руку Шестой. — Меня зовут Пол. Сколько тебе лет? Та издала звук незнания. Доктор Адамс хмыкнул. — Твой папа сказал мне, что ты упала с дерева, — начал он, и Уильям даже не смог обработать предложение, потому что его мозг заглючил на втором слове. — Это правда? — Хм. — Ты лезла наверх? Кивок. — Значит, ты поскользнулась и упала. Шестая смущенно отвернулась. — Ничего страшного! Я однажды тоже повредил руку, запястье, потому что поскользнулся на льду, пока катался! — доктор весело рассмеялся. — Я долго не мог писать и рисовать. Шестая кивнула, но история доктора ей явно показалась очень скучной. Что ж, Уильям не мог ее винить. Тем не менее, ее плечи уже были не так напряжены, как раньше, поэтому он предположил, что тактика доктора немного, но сработала. Так продолжалось несколько минут, пока доктор проверял руку Шестой. Она хмыкала и качала головой, когда нужно было, но не разговаривала. Моно по-прежнему не двигался с места. Уильям взглянул на него. — Не хочешь пойти поиграть с игрушками, пока доктор работает, Моно? — тихо спросил он. Моно покачал головой, пристально следя за руками мужчины. Он наблюдал за ним, чтобы убедиться, что он ничего не сделает? Типа… отрежет Шестой руку? Блин. — Ты уверен? Это займёт время. — Нет. …Ладно, он не станет его заставлять. Уильям все еще гладил его по спине, надеясь, что это поможет Моно расслабиться. Неполезно это — так сильно напрягаться. Через несколько секунд доктор закончил и позвал медсестру. Дети снова напряглись, когда она вошла, но на этот раз это было быстро, что Уильям счёл победой. — Ладно! Похоже, перелом у тебя не сильный, но мы все равно сделаем рентген, хорошо? Медсестра протянула доктору Адамсу шину, и он подложил ее под руку Шестой. — Сейчас мы вставим твою руку в эту шину, чтобы поддержать ее и не дать сломанным костям сдвинуться с места, пока делаем рентген. Ты знаешь, что такое рентген? Шестая покачала головой и напряглась, когда ей накладывали шину, но не больше не двинулась. Медсестра вкатила переносной рентгеновский аппарат в комнату, а доктор жестом попросил Шестую лечь. Дети смотрели на него с трепетом. Доктор Адамс не терял ни секунды, они вместе с медсестрой всё настроили и поместили руку Шестой на нужное место. Та немного прерывисто дышала из-за того, что её касались так много незнакомцев, но не сопротивлялась. Уильям сделал мысленную заметку потом в награду купить ей что-нибудь сладкое. — Когда нам, врачам, нужно увидеть что-нибудь внутри тела, мы используем рентген, чтобы сфотографировать человека изнутри. Не волнуйся, это ни капельки не больно, и так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь! Темные глаза Шестой скользили по машине, вглядываясь в каждую деталь, пока медсестра вводила настройки на экране. — И картинка твоего тела тоже очень крутая! Твердые предметы, например, твои кости, будут отображаться белым, а мягкие, например, мышцы, будут серыми. И воздух в твоих легких будет черным. Когда закончим, посмотрим вместе! Уильям заметил, что глаза детей загорелись после объяснения пониманием. Так они знали, что это за машина? Или как минимум видели. Конечно же, Моно снова потянул его за рукав. — Я знаю, что это, — прошептал он. — Да? — Угу. Там видно твой скелет, — выдохнул мальчик так, будто это было волшебство. Уильям предположил, что для ребенка так и есть. — Вы раньше пользовались рентгеном? — Да. Это было так странно. Уильям улыбнулся. Он был рад, что Моно немножко расслабился при виде чего-то знакомого. Вот только… «Он сейчас отрежет ей руку?» Почему и как они использовали эти штуки…? — Рентген использует небольшое количество вещества под названием радиация — пожалуйста, не двигайся, — это энергия невидимых волн, которая может проходить через кожу и делать снимки внутри твоего тела, — объяснял доктор Адамс, пока фотографировал. — Опять же, совершенно безболезненно, видишь? Мы почти закончили! Они сделали несколько снимков, и медсестра ткнула пальцем в экран. Затем она переместила рентгеновский аппарат так, чтобы экран был виден им троим. Дети, невольно заинтересовавшись, наклонились, чтобы увидеть изображение. Шестая расширила глаза при виде очень очевидного перелома в кости и снова взглянула на свою руку, как будто могла посмотреть сквозь нее и сравнить. — Как видите, у нас старый добрый перелом по типу зеленой ветки, — доктор Адамс указал на экран. — Очень часто встречается у детей, когда трещина не распространяется на всю кость. Кость скорее гнётся, а не полностью ломается. — Думайте об этом как о ветке — отсюда, собственно, и название, — вмешалась медсестра, обращаясь к детям. — Когда вы сгибаете гибкую ветку, она обычно трескается с одной стороны, но, в отличии от твердой ветки, полностью не ломается. — К счастью, это означает, что нам нужно всего лишь обездвижить твою руку, чтобы она зажила! — мужчина лучезарно улыбнулся, как будто Шестая только что выиграла в лотерею, а затем добавил для Уильяма: — Ей не понадобится закрытая репозиция или никакая другая из этих раздражающих процедур. — Просто гора с плеч, — вздохнул Уильям, улыбаясь Шестой. — Тебе придется всего лишь поносить гипс! Шестая моргнула. — Что такое гипс? — Увидишь, — сказал доктор Адамс, жестом попросив медсестру принести. — Кэрол, будь добра и… о, спасибо. Поначалу ощущения будут странные, но максимум четыре-шесть недель тебе придётся потерпеть. Шестая скривилась. — Я знаю, знаю, но твоя кость должна быть неподвижной, чтобы она могла зажить сама по себе. Вот что — я дам тебе выбрать цвет! Мы ведь используем синтетический гипс. Девочка тут же оживилась, увидев цвета, которые медсестра — Кэрол — показала ей. — Любой цвет? — Какой хочешь, дорогая, — улыбнулась Кэрол. Шестая нахмурилась на кличку, мгновение подумала, и повернулась к Моно. — Слышь, а какой мне выбрать? Моно вздрогнул и тоже посмотрел. — Э-эм… желтый? — робко спросил он. — Это твой цвет. Шестая кивнула. — Я хочу желтый. — Сию минуту, — хихикнула Кэрол, приступая к работе. Доктор Адамс обсудил с Уильямом самые скучные части процедуры, включая оформление документов, обезболивающее для Шестой и другие вещи. Когда она закончила, медсестра помахала рукой на прощание и ушла. Уильям помахал в ответ. — Я знаю, что задерживаться вы не хотите, — сказал доктор. — Но мне бы очень хотелось провести общий осмотр. — Общий осмотр? — Да. Я слышал от мисс Стефани об их ситуации, — вздохнул он. — Если они пострадали до того, как переехали к Вам, я хотел бы убедиться, что с ними все в порядке, и что у них нет каких-либо серьезных травм или болезней, которые могут в будущем иметь осложнения. Уильям сжал губы, и мысли тут же вернулись к той бурной ночи, ванне и шрамам. Это было логично. Это было очень даже логично. — Понятно. Пожалуйста, проведите, — кивнул он. — Просто… постарайтесь… — Я всё сделаю как можно быстрее, обещаю, — улыбнулся доктор. — Я просто не хочу ничего упустить, только и всего. Доктор подошел к Шестой и Моно и выудил что-то из своего кармана. — Держи, маленькая мисс! — он вручил Шестой леденец на палочке. — Твоя награда за то, что ты была прекрасным пациентом! Глаза Шестой округлились, и она колебалась лишь долю секунды, прежде чем выхватила из руки доктора конфету. Затем доктор Адамс вручил Моно второй. — И один для тебя! За то, что ты такой отличный помощник! Моно выразил недоумение, и Уильям практически видел, что он думал. «Но я же ничего не сделал». Это, конечно, правда, но Уильям знал, что Шестая нервничала бы намного больше, если бы Моно не было рядом. Молчаливая поддержка тоже ценится. Мальчик нерешительно взял леденец и сунул его в карман. Уильям знал, что он, скорее всего, не съест его, а просто отдаст Шестой, когда они вернутся домой. — А теперь, я хотел бы проверить вас еще раз, быстро и аккуратно. Если вы не против, двоих одновременно. — Но я уже закончила, — фыркнула Шестая, показывая свою неподвижную руку. — А я не ранен, — добавил Моно, нахмурившись. — Я знаю, но я все равно хочу проверить, — сказал доктор Адамс. — Просто чтобы убедиться, что вы не больны и не ранены там, где вы этого не видите. Это ненадолго, обещаю. Дети заколебались и оглянулись на Уильяма. Уильям ненавидел с ними так поступать, но если они останутся, им еще долго не придется сюда возвращаться. Уж лучше разобраться с этим сейчас. — Это будет очень быстро, — заверил он, и, зная, что этого будет недостаточно, добавил: — А после мы пойдем съедим что-нибудь вкусное. Все, что захотите. — …Ладно. — Хорошо. Ха, кто бы сомневался. Доктор Адамс попросил детей раздеться до нижнего белья и встать на медицинские весы, затем измерил их рост и оценил их в целом. Уильям видел, как он хмурится, глядя на бесчисленные шрамы, покрывающие их тела и понимал с его на духовном уровне. Видеть их было не менее болезненно, даже если он к этому привык. По крайней мере, от детей не остались одни кожа да кости, даже если они все еще были, на его взгляд, слишком тонкими. После доктор осмотрел их глаза, уши и рот. Дети вздрагивали от яркого света и ёжились от звуков проверки слуха, но, учитывая все обстоятельства, все шло неплохо. Затем Шестая чуть не выбила неврологический молоточек из руки доктора, и Моно пришлось задержаться на несколько минут, пока мужчина осматривал его шею. Он задавал вопросы, где это было необходимо, некоторые из них были очевидны, но он все равно задавал их, просто для того, чтобы дети говорили. — Вы когда-нибудь ударялись головой? Кивки. — Можете сказать, как? — Я упала, — сказала Шестая. — Я тоже, — поддакнул Моно. — Как вы падали? Например, с дерева? Вы падали на голову или просто спотыкались? — И то, и то, — ответила Шестая. — Мы много раз падали. — Но, может, бывало, что вы падали и было немного больнее, верно? — хмыкнул доктор Адамс. — Не только по шкале от одного до десяти. Скажем, восемь или даже десять. Вы чувствовали такую боль в голове? Кивки. — Можете сказать мне, когда? — Я упала, — повторила Шестая, и от пристального взгляда Уильяма уточнила: — Когда была привязана. Доктор Адамс посерьезнел, но радостный тон не утратил. — За ногу? — Угу. — Где ты была привязана, Шестая? — В ванной. К потолку. Господи. Уильям сжал кулаки. — И веревка порвалась? — Моно её перерезал. — Понятно. Это хорошо. — Преуменьшение гребаного века. — Потолок был высокий? — Немного. Я ударилась головой, но в основном упала на спину, так что все нормально. Это было определенно не нормально. — Ты очень долго висела? — Не знаю. — Ты не знаешь? — Я спала. Я проснулась, когда Моно перерезал веревку. Успокойся, дыши. Дыши. — Хорошо. Понятно. Спасибо, Шестая, — доктор что-то нацарапал в блокноте. — А что насчет тебя, Моно? Ты ударялся сильно головой? — Да. — Когда? Когда ты чувствовал себя по шкале от восьми до десяти? Моно задумался на мгновение. — Когда разбился поезд. Шестая тут же повернула голову и потрясенно посмотрела на него. Уильям почувствовал комок нервов в животе. Еще и крушение поезда? — Когда это было?! — потребовала она ответа. Моно со стыда отпрянул. — Тебя там не было. — Я знаю, я спрашиваю, когда это случилось! — Когда я… когда он забрал тебя, — тихо ответил Моно. Шестая закрыла с щелчком рот, расширив глаза. — …Кто такой «он», Моно? — спросил Уильям, опасаясь ответа. Моно побледнел, но ничего не ответил. Шестая отвернулась. Несколько секунд воцарилась тишина. Доктор Адамс откашлялся. — Итак… поезд разбился. Ты был в поезде? — Нет. — Так он разбился рядом с тобой? — Нет, я был на поезде. — Ты же сказал, что тебя не было внутри? — Не было, — с досадой объяснил Моно, неопределенно взмахнув руками. — Я был в той маленькой… э-э-э, штуке в конце вагона, где можно отделить… — А, да, я понял, — кивнул доктор Адамс. — Значит, он разбился, и ты ударился головой? — Угу. Вот здесь, — Моно отвел челку в сторону и показал длинный тонкий шрам от линии роста волос до верхней части брови. — И еще где-то спиной. — Кровь шла? — Да. — Хорошо… — доктор снова что-то записал. — У кого-нибудь из вас после этого бывали внезапные головные боли? Звон в ушах, дезориентация…? Кивки. — Хорошо. Понял. Потом снова был задействован рентген, на этот раз под него лег Моно, что добавило еще один уровень опасений к уже расстроенным чувствам Уильяма, но все закончилось так же быстро, и доктор Адамс хлопнул в ладоши, тем самым дав сигнал, что он закончил. Было почти комично, как все трое расслабились одновременно. — Вы такие молодцы! Вы проявили терпение, вы были очень храбрыми и услужливыми! Большое вам спасибо, — улыбнулся доктор и поместил каждому ребёнку на грудь наклейку в виде котенка, показывающего большой палец. Дети посмотрели на них в недоумении. — Я взял на себя смелость распечатать информацию, которая может оказаться полезной, — тихо сказал Уильяму мужчина. — Я уже вижу, что они на пределе, поэтому не могу говорить с вами о том, что нашел, но все, что вам нужно знать, здесь. Уильям сглотнул. — Насколько… всё плохо? — Я бы не сказал «плохо»… скорее, за этим нужно внимательно следить, — осторожно ответил доктор. — Но если они не проявят никаких признаков дальнейших осложнений, тогда все в порядке. — Понятно. — Уильяму от этого стало лучше… немного. — И не стесняйтесь звонить, если у вас появятся вопросы. Я не смогу освободиться сразу, но мы можем договориться о встрече или просто поговорить по телефону, если захотите. — Спасибо. За все, — честно сказал Уильям. — За немедленный приём и… — Нет, нет, я просто делаю свою работу, — смущенно сказал доктор Адамс, глядя на детей, которые игрались со стетоскопом. Шестая постучала по воронке, и Моно в ушных дужках съежился. Его глаза смягчились. — …Они хорошие дети. — Это да. — Позаботьтесь о них. — Обязательно. Он поклялся. . . . Позже, когда они вернулись домой и дети заперлись в своей комнате — что было не странное явление, и Уильям подозревал, что им нужно перезарядиться наедине после целого дня, проведенного в больницах и среди незнакомых людей, — у Уильяма наконец появилось время ответить на сообщения Стеф и просмотреть записи врача. А их… было много. У детей было нечто под названием спастичность, что, по-видимому, было состоянием, которое вызвало ненормальное повышение мышечного тонуса, вызванное повреждением нервных путей в спинном или головном мозге, и привело к преувеличенным глубоким сухожильным рефлексам — что объясняло, почему Шестая чуть не выбила молоточек из руки доктора и многие из усиленных реакций детей на разные вещи — и, среди прочего, к мышечным спазмам. Кроме того, на костях детей было много микротрещин, а у Моно имелись неправильные сращения, вызванные заживлением сломанных костей в неправильном положении, благодаря переломам нескольких ребер. Несколько ударов по голове подарили им постконтузионный синдром, который включал, помимо прочего, головные боли, звон в ушах, раздражительность, бессонницу и чувствительность к шуму и свету. В небольшом примечании сбоку от абзаца отмечалось, что психологические и травматические факторы также повлияли на их симптомы. Доктор Адамс также сказал ему, что в течение следующих месяцев очень важно следить за Шестой, поскольку то, что она повисела вниз головой, может иметь серьезные последствия в будущем. Уильям это и раньше понял благодаря одному делу. Подвешивание вниз головой может вызвать скопление крови в черепе и повышение давления на мозг и глаза. Это может спровоцировать закупорку кровеносных сосудов или даже разрыв кровеносных сосудов и вызвать кровотечение. В худшем случае дело кончится судорогами или смертью, как и в случае с потерпевшим того дела. Уильям сглотнул. Шестая, к счастью, не показала никаких подобных признаков, но он будет следить за ней на всякий случай, тем более, они на самом деле не знали, сколько времени она провисела. Еще одним поводом для беспокойства была шея Моно, поскольку любое прямое воздействие на эту область могло повредить сосуды, а если приток крови к мозгу был ограничен на достаточно долгое время, это могло привести к серьезным неврологическим травмам, но, как он и сказал, он будет следить за обоими (похоже, что теперь уже вечно). Он особо и не возражал. Вдобавок ко всему, у детей был очень видный недовес и они были очень маленькими для своего возраста, который, по оценке доктора Адамса, составлял 9 лет для Шестой и не менее 10 для Моно. Для этого и всех предыдущих состояний были перечислены витамины и другие вещества. Необычный аппетит Шестой было сложно диагностировать, и доктор Адамс все еще не был уверен в его происхождении, но он сделал ставку на синдром Прадера-Вилли, генетическое заболевание, которое поражает многие части тела. В младенчестве это состояние характеризуется гипотонией, трудностями при кормлении, плохим ростом, поведенческими проблемами и задержкой в развитии. И с детства у детей развивается ненасытный аппетит, что в основном приводит к хроническому перееданию и ожирению. Уильям считал, что это определенно соответствует тому, что испывала Шестая, и некоторым чертам Моно, но он врачом не был, поэтому он поверил мнению мужчины о дальнейших исследованиях и оставил все как есть. И, наконец, у детей была гиперакузия, и еще клыки Шестой были необычайно острыми, но только и всего, во всех остальных отношениях они были здоровы. Только и всего. Уильям подавил стон и потер лоб. Со стольким нужно разобраться, о стольком побеспокоиться, и даже если он ни на что это не променяет, совесть его стала тяжела… … …Так вот что значит быть родите…? Ему нужен кофе. Да, кофе ему сейчас не помешает.