Еноты

В течение двух ужасных секунд после того, как Уильям упал на землю, Шестая думала, что убила его. Она действительно, взаправду думала, что вот и все, Уильям никогда больше не проснется, и хотя она велела себе, с тех пор, как началась вся эта неразбериха, не поддаваться этому страху, ее желудок опустел, а грудь пронзала боль. Она не могла убить его. Не могла так же, как не могла жестоко убить Леди, и точно так же, как не могла съесть тот кусок мяса, который совершенно не мог принадлежать ребенку. Этого просто не могло быть. Значит, это было не так. Не в ее голове. Но когда холодные пальцы Уильяма соскользнули с ее щеки, это почти стало реальностью. Она испугалась. А затем эта женщина, Стефани, встала на колени рядом с ним, и быстро и по существу проверила его. — Уилл? Уилл! Черт! — Повернувшись, она крикнула: — Нужна медицинская помощь! Затем Шестую и Моно осторожно оттолкнула в сторону группа людей в ярко-красной одежде. Они протолкали сквозь толпу странную штуку, похожую на стол, перевернули Уильяма и накрыли его рот прозрачной пластиковой штукой. Другая женщина начала отстегивать от него странный громоздкий жилет, в то время как другой мужчина выкрикивал инструкции, а Стефани говорила что-то про «удушье дымом». Они… Они думали, что он такой из-за того, что надышался дымом? Шестая сжала кулаки. Нет. Нет, он стал таким из-за нее. Потому что она почти… она почти… Шестая почувствовала, как ее щеки горят от унижения, а глаза не отрывались от неподвижного тела взрослого. Вот бы она лучше контролировала свои способности, как Моно…! Она бы не допустила такой глупой ошибки, не выбрала бы такой опасный вариант. Но у нее не осталось выбора! Тот монстр, с пистолетом, она его видела. Она повернула голову и увидела, как он поднял пистолет, намного короче, чем она привыкла видеть, но она знала, что метод был в основном таким же. Пули по-прежнему могут убивать, выстрел по-прежнему громкий, и если не увернешься, то по-прежнему будешь мертв через несколько секунд. Благодаря Моно, в первый раз эта судьба их не постигла. Когда парень выпрыгнул из тени, Шестая стиснула зубы и потащила друга в другом направлении, надеясь избежать гнева монстра. Она знала, что кто-то наблюдает. Она не знала как, но это было похоже на осознание чего-то, чего нельзя увидеть, как будто оно прямо перед тобой. Она могла… чувствовать её, в какой-то степени. Энергию монстра. Она сильно отличалась от сущности их мира, нечто темное и отвратное, словно пытаться проглотить личинок, извивающихся в горле. Энергия эта была легче и несравненно сноснее, лишенная заметного потустороннего аромата, который источали души гостей, но все равно откликающаяся на нее. … Шестая поклялась больше никогда не использовать эту силу. Точно так же, как Моно избегал телевизоров, она избегала именно этой части своих способностей, опасаясь пережить свои худшие кошмары. Тогда… тогда, в Утробе, она… она не могла ясно мыслить. Ее голова была затуманена, она не могла нормально соображать, и думала лишь о том, что бы съесть в следующий раз. Голод сделал ее такой. И так уж случилось, что лучшим вариантом оказалась шея Леди. Шестая вздрогнула и сильно прикусила внутреннюю сторону щеки, не желая больше зацикливаться на этой теме. В том здании она просто… Она была так зла. Так невероятно зла, потому что как он посмел? Как посмел этот тупой монстр попытаться отобрать единственное хорошее, что у них с Моно есть? Как он посмел попытаться навредить Уильяму? Уильям принадлежал им. Он был одним из них, а Шестая о своей команде заботилась. Она всегда так делала и никогда не прекратит. Так как же этот монстр посмел попытаться убить взрослого? Он же ничего не сделал, он просто защищал их, как всегда. И поскольку он был таким человеком, когда пистолет щелкнул и Уильям пригнулся, Шестая просто знала, что он обязательно примет эту пулю на себя. И она отказалась. Что-то щелкнуло внутри нее, она завопила от возмущения, и дернула за невидимую нить и увидела, как глаза монстра расширились, как его тело судорожно сжалось и ударилось о землю, как зернистый черный песок высочился из его тела в ее ждущий рот, все менее чем за пять секунд. Она чувствовала себя… хорошо. Энергичной. Оживленной. …Но потом все рухнуло, кайф исчез, и дверь, из которой они выбежали, вконец обрушилась, погребая монстра в пепле и пламени, и люди кричали, и свет резал ей глаза, и Моно смотрел на нее как на незнакомку, и Уильям все еще не двигался… — Эй, вы двое. Голос Стефани прервал ее мечущиеся мысли, заставив ее вздрогнуть и вернуться к реальности. Шестая обхватила себя руками в жалкой попытке успокоить нервы. Тон женщины был мягким и осторожным, так непохожим на её обычный тон, очевидно, она пыталась их успокоить, чтобы они не расплакались. Шестая в другое время стала бы утверждать, что она не такая плакса, но на самом деле она чувствовала, что одно неверное движение разбило бы ее, маленькую и уязвимую, на миллион кусочков и она ненавидела это чувство, поэтому ничего не сказала. — Вы в порядке? Ничего не болит? — она задавала те же вопросы, что и Уильям. …Он так волновался. За них. Несмотря на то, что он знал, что они убивали, даже если он знал, что они уроды, и хотя Шестая была полностью уверена, что он видел, как они выходили из телевизора, он все равно… Он все равно… … Она оглянулась на Уильяма.  — Он… он мертв? — Дрожащий и испуганный шепот Моно озвучил ее мысли. Сердце Шестой забилось еще быстрее. Стефани покачала головой. — Нет-нет-нет. Он в порядке. Он будет в порядке, хорошо? Ему просто нужно немного отдохнуть, — она тоже оглянулась на него. — Его сейчас заберет скорая помощь, понимаете? Они ему помогут. Скорая помощь? Та машина с ярким мигающим светом? Они собирались в больницу? Шестая вспомнила, что ей там вылечили руку. Значит, Уильяма тоже вылечат? Но как вылечить того, у кого вырвали душу… Нет. Нет, заткнись. Она не забрала его душу. Она была очень близка под влиянием момента, когда она не могла контролировать или разграничивать, у кого именно она брала энергию, но она не забрала энергию Уильяма. В этом она была уверена. Она бы узнала. Он потерял сознание только потому, что оказался слишком близко к ней во время акта. Да-да. И Моно тоже совсем не пострадал, он был в сознании и нормальным, но опять же, она не была уверена, что именно вообще у Моно в груди, и можно ли это вообще забрать. …Какая подлая мысль. Чувствуя себя виноватой, Шестая укусила внутреннюю щеку сильнее, и почувствовала жжение и струйку крови во рту, заземляющую ее. — Я… — она запнулась, и ей пришлось начать снова. — Я хочу с ним. — Я тоже, — встрял Моно. Черты лица Стефани напряглись, и она хотела было положить руку им на плечи, но Шестая отошла, когда подошла ее очередь. Она не хотела, чтобы ее сейчас утешали. Ей нужно, чтобы Уильям проснулся, чтобы она могла накричать на него (зачем? Он же не виноват), а затем извиниться за свою некомпетентность. Она была уверена, что он скажет, что все в порядке, а затем погладит их по головкам, поэтому Шестая не хотела руки Стефани, она хотела руки Уильяма. — Я… я не… — начала она. Шестая предвидела ее отказ за милю, поэтому она выпрямилась и встала, глядя на нее слезящимися глазами. — Ты не можешь оставить нас тут одних! — возразила она. Стефани провела рукой по волосам. — Вы бы не остались одни… вы… вы можете пожить со мной, пока Уилла не выпишут… — Нет, — снова резко перебила ее Шестая. Краем глаза она видела, как Моно тоже качает головой. — Нет, мы не хотим. Мы хотим… мы хотим пойти с Уильямом. — Ребята… — Его забирают, — прошептал Моно позади нее, и Шестая резко склонила голову набок. Люди в красном поднимали Уильяма на странный стол и уходили к машине скорой помощи. Одна из них, женщина с короткими фиолетовыми волосами, подошла к ним, и Шестой захотелось стереть сочувствующий взгляд с ее лица одним точным ударом, и она бы так и сделала, если бы не была так обеспокоена. — Куда?! Куда вы его забираете?! — потребовала ответа Шестая, подходя к женщине и дергая ее штаны. В конце концов, комфорт ведь не в этом. Это не ослепляющий свет, не любопытные взгляды, не черное небо с клубящимся дымом и не яркое пламя, вспыхивающее на ветру. Комфорт — это дом Уильяма, дом Шестой, дом Моно, их дом. Их дом. Комфорт — это конфеты Шестой, ее книжки с картинками и странная коллекция безделушек Моно. Это комната Уильяма, пахнущая кофе, и сам Уильям, теплый и твердый, и рядом. Это сок по утрам и молоко по вечерам, и прогулки по людной улице, крепко сжимая руки взрослого, и зная, что они в безопасности и не потеряются, потому что он рядом… Шестая всхлипнула, внезапно ужасно соскучившись по этим вещам. Ей не хотелось плакать, поэтому она не плакала, но она не могла сдержать слезы в своих темных глазах. Лицо рыжеволосой женщины смягчилось. — Милая, все в порядке. Вы в безопасности. Все закончилось, — проворковала она, предлагая ей тяжелое на вид одеяло. Шестая уставилась на него, ненавидя его тусклый серый цвет. Неужели эта глупая женщина не понимала их положение? Как она могла вести себя так, будто старое потрепанное одеяло успокоит их нервы, когда их взрослого увозят прямо у них на глазах? — Плохие люди ушли, они не причинят вам вреда. Мы сейчас позовем ваших родителей, хорошо? Они здесь, или, хотите, мы им позвоним? — спросила она с сочувствием в глазах. Шестая моргнула. Они… думали, что её волнует монстр? Монстр с пистолетом? Который пытался им навредить? Да какое ей дело до чего-то мертвого и пропащего? Не смешите ее. — В-вы не можете его забрать, — проговорил Моно, не сводя глаз с неподвижного тела Уильяма. — Скажите им остановиться, вы не можете… вы должны взять нас с собой! — Дорогой, офицеру сейчас нужно отдохнуть, так что… Шестая открыла рот, чтобы сказать женщине, что именно она думает о ее оправданиях, но первым заговорил Моно, очевидно, тоже сытый по горло тем, что с ним обращаются как с ребенком. — Он наш папа! Вы не можете его забрать! — выкрикнул он. Стефани, все еще стоявшая рядом с ними, повернулась к ним с плохо скрываемым удивлением. Шестая вспомнила это слово. Она не знала, что оно значит, но она поняла, что оно обладает какой-то силой, судя по тому, как поведение фиолетовой женщины полностью изменилось. Так что она тоже поднажала. — Ага! Он наш папа! Так что вы должны взять нас с собой! — «Идиотка», хотела добавить она, но Уильям всегда говорил, что с незнакомцами нужно быть вежливым, да и противодействовать женщине не казалось ей лучшим способом убедить ее позволить им пойти с Уильямом. Фиолетовая женщина посмотрела на Стефани. — Это правда? Стефани выдохнула через нос. — Технически. Он… они усыновлены. — Понятно, — кивнула та. — Ну, неважно, он все равно их опекун. Что же вы сразу не сказали! Еще раз улыбнувшись им, фиолетовая женщина мотнула головой. — Все хорошо, дети. С вашим папой все будет в порядке, слышите? Вы можете поехать с нами, но не на скорой, — она снова взглянула на Стефани. — У них есть члены семьи, которые могут их отвезти? — Я могу, — кивнула женщина. Шестая мельком взглянула на нее с удивлением. — Я друг Уилла… ну, их папы. Друг семьи, так сказать. Я могу их отвезти. Фиолетовая женщина кивнула и снова встала. — Хорошо. Можете ехать за нами. Затем Шестую и Моно подвели к машине с такими же головокружительно мигающими бело-черными фарами. Шестой не нравился тот факт, что они не могли просто запрыгнуть в машину скорой помощи, но пока они едут за ней, она не будет жаловаться. Но если по какой-то причине Стефани отклонится от дороги, хотя бы на дюйм, она выпрыгнет из машины, и к черту царапины и сломанные кости. Моно молча следовал за ней, заламывая руки так сильно, что от его ногтей оставались маленькие следы в виде красных полумесяцев. Шестая знала, что он волнуется так же, как и она. Они вместе уселись на заднее сиденье, и хоть оба нуждались в комфорте, за руки они не держались. Шестая хотела сказать ему, чтобы прекратил ерзать, что это её раздражает, что он должен прекратить, иначе он может навредить себе, но… все было еще слишком… свежо. Маленькая девочка даже не могла сосредоточиться на своей первой настоящей поездке в машине, потому что была слишком поглощена огромной ошибкой, которую они оба только что совершили. Пройти сквозь телевизор? На глазах у Уильяма? Вспомнит ли он, когда проснется? Что он скажет? Он не особо задумывался, когда они признались в убийстве монстров — по крайней мере, она так не думала. Но это другое. Это доказывало, что Моно и Шестая уроды. Другие. Непонятные. И Шестая, она убила монстра у него на глазах, и чуть не убила самого Уильяма в процессе. Как же они могли так напортачить? Тихий внутренний голос, тонкий и уязвимый, твердил ей, чтобы она больше доверяла их взрослому. Он сказал, что они ему дороги, не так ли? И он это доказал. Так что теперь они просто обязаны ему доверять. Так ведь? Шестая сглотнула, взглянув на друга краем глаза, желая спросить, что у него на уме, но не решаясь. Все было так… неловко. Особенно между ней и Моно. Совсм недавно они дразнили друг друга как ни в чем не бывало. Сейчас же? Они сидели на противоположных концах заднего сиденья автомобиля, молчаливые, усталые и напуганные. Шестой стало интересно, о чем он думает. Может быть, о ней. Боится ли он ее или просто испытывает отвращение к тому, что она сделала? Ей было интересно, что они вообще сейчас делают. И закончится ли все это. Может быть, и закончится, как только Уильям проснется. … Шестая стиснула зубы, проигнорировала бормотание Стефани и стерла сажу с пальцев, желая, чтобы их проблемы можно было стереть так же легко.