Еноты

Когда он проснулся, Уильям чувствовал себя паршиво. А до этого ему снились странные вещи. Недавние ситуации, конечно же; ему снилась острая улыбка маленькой девочки и большие глаза маленького мальчика, то, как он шел по улице, держа их за руки, чувствуя жар полуденного солнца на спине, а затем то, как этот жар превратился в пламя и пожар внутри рушащегося здания, а где-то вдалеке слышались выстрелы. Снились и смутные воспоминания о его детстве, что удивительно, поскольку Уильям уже давным-давно забыл все подробности. Кусочки об отсутствующем отце и отдалённой матери, о побегах из школ-интернатов и ввязываниях в драки, повторяющиеся всё быстрее и головокружительнее, и всегда оставляющие его с тем чувством одиночества и горечи, которое он так хорошо знал, прежде чем стал совершеннолетним, вместе с новым, нервирующим ощущением того, что за ним наблюдают. Но когда он оборачивался в каждом воспоминании, где ему было пять, десять или тринадцать лет, там ничего не было. Ничего, кроме ледяного осколка в груди и ощущения чьих-то глаз на спине. Нет, не глаз. Глаза. Одного глаза. — Мистер Аллен? Вы меня слышите? Чтобы открыть собственные глаза, потребовались титанические усилия, но с каждым морганием тяжесть таяла. Уильям застонал, чувствуя, как яркий дневной свет проникает в его зрачки и дарит ему новую, прекраснейшую головную боль. Чудесно. — Кажется, слышите. Как вы себя чувствуете? Как он себя чувствует? Ужасно. Но это же просто потому, что он проснулся, верно? Из-за всего этого дурацкого дыма его легкие казались сдавленными и забитыми, и каждый раз, когда он делал вдох, его горло болело от сухих спазмов, и у него в груди будто что-то телепалось. Уильям едва слышал, как человек над ним — доктор, как он понял, — просит другого принести стакан воды. Спасибо им. Удушье дымом — это та ещё... Стоп. ...Стоп, удушье дымом. Пожар, стрельба, телевизор, его… Его... — Мои дети, — прохрипел он, внезапно вспомнив все, что произошло, и попытался сесть с трясущимися руками. — Мои дети, где...! Чьи-то твердые руки поддержали его вес, и наконец в поле зрения появилось лицо доктора — мужчины средних лет в очках цвета красного вина. — Мистер Аллен, подождите… — Где мои дети? — схватившись за его халат, Уильям повертел головой из стороны в сторону, надеясь заметить их, хоть и сам понимал, что их здесь, скорее всего, нет. — Они в порядке? Где… Но тут голос предал его и перешёл в приступ кашля, от которого сотряслось все его тело. Уильям почти что ощутил вкус дыма на языке, даже если самого дыма нигде не было. О, Шестая и Моно, они же наверняка так испугались, так волнуются. Они сейчас одни? Или им кто-то составляет компанию? Он помнил, что видел Стеф за секунду до того, как потерял сознание, она осталась с ними? Она их искупала? От Моно пахло рвотой. Шестая уже поела? Она наверняка была голодной. Что со стрелком? Где он? Его вытащили из пожара? Его арестовали? Все эти вопросы остались без ответа, так как пересохшее горло подарило Уильяму еще десять секунд чистой агонии, прежде чем рука медсестры протянула блестящий стакан воды. Уильям нетерпеливо схватил его и неуклюже кивнул в знак благодарности, прежде чем проглотить жидкость, чувствуя, как тяжесть его сердцебиения бьется грудь через вены, почти отдаваясь в ушах. После того, как он немного успокоился, Уильям смог-таки нормально дышать и откинулся на подушку, пока доктор осматривал его, светил ему в глаза и слушал легкие и сердце. — Хм… есть слабые хрипы, — сказал доктор, прикладывая стетоскоп к разным частям его грудной клетки. Он был холодный. — Но помимо этого, нет никаких непосредственных травм или ожогов. Вы чувствуете что-нибудь ещё? — Э… ну, — Уильям откашлялся. — Я чувствую... головокружение, кажется? Когда я двигаюсь слишком быстро. И слабость. Но это все. На самом деле, он чувствовал себя так сразу после... ... ...Сразу после того, как закричала Шестая, верно? Его память была немного туманной, но Уильям живо помнил, как бежал со всех ног через огонь, а стрелок мчался за ними. Он собирался их застрелить, верно? Ему показалось, что он услышал щелчок курка, а затем Шестая закричала, и это ужасное чувство распространилось по всему его телу, но когда он оглянулся, мужчина лежал на полу. Надо будет спросить кого-нибудь попозже, что именно произошло. Но сейчас... — Эм, простите... у вас есть телефон? — спросил он, застенчиво почесывая щеку. — Я хочу кое-кому позвонить. — Конечно. Не волнуйтесь, сейчас организуем. — Доктор помахал медсестре, молча попросив ее сообщить о его статусе его экстренному контакту, который Уильям недавно поменял с участка на Стеф. Это определенно апгрейд. Уильям вздохнул с облегчением. — Спасибо. Я просто… волнуюсь, вот и все. — Я так и понял, — доктор поднял бровь, отчего у мужчины по щекам растёкся жар. Уильям только проснулся и начал расспрашивать о своих детях, словно он их родитель-наседка. ... Он уставился на простыни. ...Это слово... Теперь оно давалось ему легче. Раньше он бы так смутился, услышав, что оно относится к нему. Да он и по-прежнему смущался каждый раз, когда какой-нибудь незнакомец в магазине или родитель на игровых встречах использовал это слово. Уильям совсем не привык слышать, что этот термин связан именно с ним, но эмоции, сопровождающие его, поменялись. Там, где в его сердце раньше была паника и мгновенное, инстинктивное неприятие, теперь осело какое-то приятное мягкое чувство. Тёплое. Нежное. ... Уильям и родитель... он и представить мебе не мог. Большую часть времени он изо всех сил пытался дожить хотя бы до конца месяца, и ему бы рассмеяться над банальным сюжетом всего этого, но, нужно признать, дети изменили его жизнь. Он стал... счастливее. Более расслабленным, несмотря на головную боль, которую они и их непонятная история принесли с собой — историю, которую он, скорее всего, не сможет понять. Несмотря на это, весь стресс и трудности стоили того, чтобы увидеть их улыбки. И тот страх, который он испытал, когда увидел, что они внутри школы... он так живо все помнил. Он боялся их потерять. Он был готов защищать их ценой своей жизни. По-прежнему был готов защищать их, несмотря ни на что. Уильям никогда не хотел иметь детей. Или, точнее, он не считал себя способным их иметь. В конце концов, он, можно сказать, сам себя воспитал. Как он мог держать в руках крошечное, беззащитное существо и заботиться о нем? Он бы все испортил. Жалкий Уильям Аллен, который едва мог позаботиться о себе, не мог просто взять и погубить невинного ребенка своим испорченным образом жизни. Но. Шестая и Моно были другими. Уильям не знал, особой ли они случай, или он каким-то образом разблокировал способность, которой у него раньше не было, но с ними было проще. Не полностью, конечно. Ему бывало сложно. Даже очень. Дорога впереди была ухабистой, тёмной и такой до жути тернистой, что Уильям боялся всё испортить не только с ними, но и для них. Иногда казалось, что он делает шаг вперед, а затем пять шагов назад. Иногда по ночам он задавался вопросом, не будет ли лучше отправить их жить с кем-нибудь другим, а в самые тяжелые минуты желал, чтобы они вообще не встретились, просто чтобы ему не приходилось иметь дело с этой тревогой. ...Да, он подонок. Уильяму в настоящем очень хотелось врезать Уильяму в прошлом по челюсти и заставить его увидеть, каким благословением станут эти двое детей. Эти сломленные, почти что дикие, грустные дети, с их повышенной настороженностью и стенами. С их твердыми убеждениями и непоколебимым недоверием. Они были подарком, и после всего, через что они прошли, Уильям никогда, никогда не пожалеет, что встретил их. Моно и Шестая, сломленные и убегающие от своего прошлого. Уильям Аллен, незавершенный и скрывающийся от людей. Из них вышла такая ​​странная маленькая семья, и все же, несмотря ни на что, Шестая и Моно не ушли, а Уильям не сдался. Их дорога была погружена во тьму, в которой он мог так легко все потерять. Но он все равно продолжал идти. И каждый раз, когда один из них улыбался ему, или держал его за руку, или смотрел на него в поисках утешения, он думал, что, может быть, ну просто может быть, он все-таки справится. Потому что, в конце концов, кому нужны ярлыки? Если он все еще чувствует легкую тошноту, называя себя «отцом», даже мысленно, со всеми сложными, не совсем положительными эмоциями, которые влекло за собой это слово, значит, он не станет этого делать. Все, что ему нужно знать, это то, что они ему дороги, и каким-то чудом он им. Ему не нужны слабые слова и термины, когда и так всё ясно. Моно и Шестая даже не его дети. Не по крови. Но... Но его место все равно с ними. А их — с ним. От всего сердца, к лучшему или к худшему, его место с ними, с обвитыми руками вокруг их крошечных, покрытых шрамами пальцев. И его это более чем устраивало. — ...Да, — кивнул Уильям, не настолько ошеломленный открытием, как он думал. Но ведь он уже знал, не так ли? Он мог отрицать это сколько угодно, но... Он улыбнулся, внезапно почувствовав облегчение. — ...В конце концов, они мои драгоценные дети. . . . Конец беседы с доктором был приятным. После того, как он задал Уильяму еще несколько официальных вопросов, он похлопал его по спине и напомнил несколько дней не геройствовать. Судя по всему, в больнице он пробудет только сегодня, а потом его выпишут и он сможет вернуться домой. Уильям был более чем готов проследовать этому приказу. Он сможет поговорить с Митчем и получить отпускные — может быть, сходить в какое-нибудь весёлое место с детьми, пока они отходят от всех... волнений, которые принесли прошлые события. Теперь валяться на кровати было не так уж и плохо. ... …Но спустя час гляделок в потолок, Уильям пожалел, что вместо этого у него на тумбочке не лежит куча работы. Он не привык ничего не делать, даже когда... ну, когда ничего не делал. От скуки он побарабанил пальцами по животу, прежде чем решил ненадолго включить телевизор. Бессмысленные игры и сериалы отвлекут его от мыслей и помогут ему скоротать время, пока его дети и Стеф не придут. Взяв пульт, он нажал на кнопку и слегка приподнялся, услышав «бип», которое издало устройство. После него включилась сцена из какого-то фильма — кажется, что-то вроде научно-фантастического романа. Уильям вздохнул и откинулся назад, намереваясь во что бы то ни стало полностью погрузиться в сюжетную линию, но, как часто бывает, поймал себя на том, что думает совсем о другом. ...Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз смотрел телевизор. Поскольку дома не было телика из-за до сих пор необъяснимой фобии Моно. Собственно, если подумать... Уильям нахмурился и глубоко вдохнул через нос. То, что он тогда видел... это ведь была не галлюцинация из-за дыма, верно? Он видел… он видел телевизор и как из него что-то вылезло, хотя устройство даже не было подключено к розетке. Точнее, не что-то, а кто-то. Пара очень знакомых детей. Но этого не может быть, верно? Наверняка его разум сыграл с ним злую шутку. Возможно, он уже тогда надышался дымом. Но... но... Но он видел, как они упали. Они приземлились на кафельный пол школы, и он прыгнул вперед и схватил их, верно? Они были там, но он был абсолютно уверен, что всего секунду назад класс был пуст. Может, он их не заметил? Не увидел их? Это не казалось вероятным. Он был в таком напряжении, что даже писк комара показался бы ему фейерверком. Он бы абсолютно точно их заметил, особенно когда активно искал детей, оставшихся в здании. Но как они тогда туда попали? А собственно, да, как они так быстро туда добрались? До сих пор Уильям собрал воедино то, что дети забеспокоились, когда он не вернулся домой, и, возможно, отправились его искать. Он не знал, как они узнали, где его искать, тем более, что они еще не слишком хорошо ориентировались в городе. И эта школа довольно далеко от их дома. Она находилась в центре города, с оживленными зданиями, в отличие от их чуть более тихой части района, поэтому, если они не сели на автобус — маловероятно, поскольку они не знают остановок — тогда они, должно быть, дошли туда пешком, но это тоже не логично. Стоял вечер, а они маленькие детьми со слишком короткими ногами, и даже если бы они каким-то чудом благополучно добрались туда, ни один офицер в здравом уме не пустил бы их за ленту. Черт, ни один гражданин в здравом уме не подпустил бы их к пожару! Так как же они оказались внутри? Массируя виски, Уильям застонал, уже отказавшись от попыток посмотреть фильм. Хм... значит, если они не доехали на автобусе и не дошли пешком, то... Значит... ... — …Не, — пробормотал он про себя, смущенный тем, что даже подумал об этом. Да, Уильям знал, что видел. Амнезией он не страдал, и, к счастью, его воспоминания были очень четкими. Он знал, что обработали его глаза. Но это просто не имело никакого смысла. Это просто невозможно. Этого не может быть. Ведь так? — Ладно, спрошу их, когда придут. — А потом отругает их за то, что они вышли в поздний час совершенно одни. Уильям был очень тронут, что они не испугались пойти его искать, когда он исчез, ​​но он бы предпочел, чтобы они остались дома, в безопасности. Господи, эти дети сведут его в могилу. ...Да уже почти свели. «И я бы умер без сожалений», — подумал он, переводя взгляд в стену. ... «...И все-таки, какая скука.» Так прошло еще несколько минут, пока звук поворачивающейся ручки не привлек его внимание, заставив с нетерпением посмотреть на дверь. Потом она открылась, и вот они вошли. Сначала он сосредоточился на Шестой и Моно, конечно же. Они оба выглядели только что вымытыми, их одежда была аккуратно выстирана. Шестая смотрела на него большими глазами, и волосы у нее были немного взлохмачены, наверно, от сушки на ветру. Моно тоже смотрел большими глазами, словно Уильям был последней чашкой воды в пустыне. Его волосы тоже выглядели взлохмаченными. Оба были слегка бледны, но без видных травм или ожогов. Они были в полном порядке, и это осознание заставило напряженные плечи Уильяма облегченно опуститься. — Уилл! — Стеф шагнула вперед, выглядя немного усталой, но такой же улыбчивой, как и всегда. — Ты очнулся! Почти так же быстро, как она улыбнулась, она нахмурилась и, подойдя к его постели, хлопнула Уильяма по затылку. Тот вскрикнул. — Э-Эй! За что?! — спросил он. Шестая и Моно испугались его голоса. Он ещё немножко хрипел. — За то, что напугал нас! — А лежачих не бьют! — Тебе полезно. — Да ты у нас яркий лучик света, нда? — Уильям закатил глаза. — Как насчет надлежащего приема, а? Сказать: «Я так рада, что ты очнулся!», например. — Ну, раз уж такие комментарии отпускаешь, то ты точно в порядке, — фыркнула девушка, перебрасывая волосы через плечо, но затем сдалась и улыбнулась, на этот раз мягче. — …Я рада, что ты очнулся. Мужчина улыбнулся в ответ. — Спасибо. В следующий раз заодно поплачь. — Заткнись, умник. Следующего раза не будет, — засмеялась она. — Эй, знаешь, кто еще рад, что ты очухался? — она отступила назад и ободряюще похлопала детей по спинам, побуждая их идти вперед. Тем, похоже, не было так уж некомфортно от её прикосновения. Значит, они стали ближе, пока его не было? Уильям был рад. Стеф была его хорошим другом, и он был счастлив, что она им теперь нравится больше. Уильям не смог сдержать улыбку, увидев своих приближающихся маленьких детей. От их нерешительных шажков и испытующих глаз по его груди разлилось тепло. — ...Привет, ребята, — мягко сказал он. — Как дела? У вас все хорошо? Шестая сердито посмотрела на него, ее щеки слегка покраснели. Уильям удивленно моргнул, прежде чем та прыгнула на кровать и врезала ему головой в живот, причём сильно. — Ай! Ш-Шестая?! — не обращая внимания на удивленный смех Стеф на заднем фоне, Уильям положил руку ей на спину. Девочка не отпрянула от внезапного прикосновения и просто прижалась к нему, свернувшись калачиком. Мужчина не мог видеть выражение ее лица. — Ты тупой! — выкрикнула она. — Ч-что? — Ты тупой, я тебя ненавижу! — закричала Шестая и вцепилась маленькими ручонками его рубашку. — Ты тупой идиот! Ох. Ох, Шестая. Уильям грустно улыбнулся, погладил ее по голове, а другую положил на плечо Моно. Тот испугался прикосновения и взглянул на руку мужчины, прежде чем снова поднять голову. Его глаза блестели. О, дети. — …Извините, ребята, — сказал Уильям, понизив голос. — Извините, что напугал вас. Шестая не ответила и только сжала руки, ее плечи начали почти незаметно дрожать. Она по-прежнему не поднимала головы. Моно сжал губы, но это не помешало его глазам слезиться, а его носу покраснеть. Он всхлипнул. — Ты… ты… теперь в порядке? — спросил он, и сердце Уильяма чуть не разорвалось от того, насколько сильно дрожал его голос. — Ага, — заверил он, стараясь держать ровным собственный голос. — Да, я в порядке. Моно кивнул. — М-Можно я...? — Конечно. — Без колебаний раскрыв объятия, Уильям поманил его. — Иди сюда. Маленький мальчик взобрался на кровать и осторожно прислонил голову к груди мужчины, взявшись за рубашку своими крошечными пальчиками. Уильям нежно обнял их, это объятие было правильной, более доброй версией жесткого объятия в горящем здании. То объятие подпитывали отчаяние, облегчение и тревога, желание взять детей на руки и защитить их от всех и вся в тот момент. Это же объятие цвело радостью, спокойствием и утешением того, что они наконец нашли друг друга и понимали, что с ними все в порядке. Стеф посмотрела на него с лаской в глазах, затем прошептала: «Я пойду» и осторожно вышла за дверь. Мужчина благодарно кивнул ей. Уильям хотел знать, что же в конце концов сталось со стрелком и делом в целом, но это подождёт. Сейчас его дети важнее всего. — Эй, все хорошо, — проворковал он, глядя на парочку сверху вниз. — Я же сказал, со мной все в порядке. Не плачьте. — ...Я не плачу. Это Моно плачет, — отрицала Шестая, мотая головой у его живота. Забавно, потому что Уильям чувствовал, как то место быстро становится влажным. Он усмехнулся. — Шестая, плакать — это нормально. Но мне не нравится, когда вы грустите. — Нежно сжимая их, он повторил: — Я в порядке. Мы в порядке, видите? Снова и снова, словно это было тайное заклинание, он повторял эти слова, мягко покачивая двоих детей, пока дрожь не утихла и они наконец не смогли отстраниться. Из носа Шестой текли сопли, а лицо Моно было красным. Зрелище было не из прекрасных, когда они оба глотали и пытались стереть с лица соленые слезы и сопли, но идеальное момента в жизни Уильяма ещё никогда не было. Он быстро моргнул, сдерживая собственную волну эмоций. — Мы в порядке, — повторил он, и Шестая кивнула. Моно только крепче сжал его руку. Уильям сжал его в ответ. — Все в порядке. Последние несколько дней были как американские горки, полные эмоций и событий, и все трое были невероятно истощены, но прямо сейчас, когда они закутались в одеяло, Уильям думал, что, пока они вместе, они всё преодолеют. «Мы в порядке».