Еноты

После их небольшого объятия Стеф снова вошла в комнату, и они немного поболтали, затронув тему пожара и стрельбы в целом. Обошлось без жертв, что было не более как чудом. — Стрелок? — тихо спросил Уильям, стараясь не потревожить детей, которые все еще цеплялись за него. Официальные вопросы поступили раньше, чем ожидалось, но участок любезно отправил Стеф с отчетом. Мужчина попытался вывести детей из комнаты и поговорить, но те наотрез отказались даже вставать с кровати. Видимо, их испуг был еще слишком свеж. — Он... — Стеф взглянула на детей. — Мёртв. Когда приехали врачи, у него уже остановилось сердце. Уильям моргнул в замешательстве. Стрелок умер? А он думал, что он просто потерял сознание. — Как? — Может, инфаркт? Стеф покачала головой, будучи так же в неведении, как и он. — В этом и вся соль. Никто не знает. — Она вздохнула, рассеянно потянув себя за волосы. — С тех пор над ним провели кучу тестов, но не нашли никаких следов… — Хм… и что они сделали? — Записали как сердечную недостаточность. Больше у нас ничего нет. — Повернувшись к нему, Стеф сжала губы. — Уилл, ты был последним, кто видел стрелка живым. Ты можешь нам что-нибудь рассказать? Уильям хмыкнул, лениво водя по плечу Моно круговыми движениями. — Ничего нового я вам не расскажу. Как я уже говорил, я бежал, он мчался за мной, я услышал, как он взвёл курок, а потом… Крик. Ощущение холода. Стрелок на полу. Шестая придвинулась ближе к Уильяму. — ...Ясно. — Стеф взглянула на маленькую девочку, а затем на потолок, словно прося ответов. Уильям её понимал. — Ну, тогда ничего не поделаешь, — усмехнулась она. — Продолжим в другой раз, хорошо? Отдыхай. — Спасибо, Стеф. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я проводила тебя до дома? — Я в порядке, — кивнул ей Уильям и подчеркнул следующее предложение как для нее, так и для детей. — Мне уже намного лучше. Просто немного устал. — Хорошо, хорошо. Но если тебе что-нибудь понадобится, звони. Что угодно. — Стеф бросила на него многозначительный взгляд. — Хорошо. До свидания, Стеф. Дальше все пошло более гладко. И ещё очень неудобно. Главным образом потому, что никто из друзей и сотрудников участка Уильяма не знал о его маленькой тайне. Они пришли в гости — довольно радостное событие, но не неожиданное. Каждый раз, когда один из них оказывался ранен и долго лежал в больнице, участок обычно навещал его — это уже стало традицией. Однако на этот раз было два дополнительных гостя. Уильям хотел им когда-нибудь рассказать, но понял, что сейчас уже слишком поздно. Все его исследования доказали, что этот побочный проект не доставит ему неприятностей — его личная жизнь его коллег не касалась, и он заполнил почти все документы, — но он все равно нервничал, пока его друзья переводили взгляды с двух детей, сидящих рядом с ним и разделяющих его завтрак, на Уильяма, с широко раскрытыми глазами и молча прося объяснений. Уильям пообещал объяснить, только не сегодня, что они и поняли. Митч даже похлопал его по спине и поздравил с новым, блин, отцовством, со слезами на глазах. Уильям лишь кивнул в ответ и неловко улыбнулся, наполовину желая, чтобы земля разверзлась и поглотила его целиком. Да, он принял то, кем он был, но термин все еще вызывал у него дискомфорт. Тем не менее, после раскрытия этого секрета у него словно гора с плеч свалилась. Уильяму не очень-то нравилось лгать своим друзьям. Да, иногда они были гаденышами, но они все равно были командой, и они ему были дороги. Наконец-то он мог перестать прятаться, перестать ходить вокруг да около, и вдобавок он повеселился, пока смотрел, как весь его участок безуспешно пытается завоевать благосклонность его детей. Шестая, конечно же, рутинно скалила зубы и издавала странные шипящие звуки, а Моно уклонялся от любого взаимодействия и вместо этого сосредоточился на методичном разрезании зеленого желе на тарелке Уильяма на маленькие квадратные кусочки, явно намеренно игнорируя остальной мир. Уильям нежно вздохнул. — Заткнись! Ты похож на толстую цветную капусту! — услышал он рык Шестой, и последующий рев смеха, прокатившийся среди людей, сгрудившихся вокруг его кровати, был оглушительным. Уильям усмехнулся. Ему было немного жаль человека, похожего на цветную капусту, кем бы он ни был. После смеха и строгих упреков медсестры его друзья помогли ему подготовиться к выписке на следующий день. Уильям лег на свою кровать, уложив по ребенку с каждой стороны, и постарался не напрягать плечи. ...Это было сюрреалистично. Теперь, когда шок прошел и облегчение охватило его усталый разум, все, что осталось, — это смутное чувство беспокойства. Уильям думал, что покончил со всеми своими смешанными чувствами насчёт пожара, но, похоже, они преследовали его даже сейчас, когда он пытался отдохнуть. Разочарованный мужчина фыркнул через нос и поерзал на месте, чтобы устроиться поудобнее, хотя сейчас этот комфорт, казалось, ускользал от его тела. У него все еще болели лёгкие, и когда он вдыхал, ему казалось, что он не мог вобрать достаточно воздуха, чтобы наполнить их. Рационально он знал, что симптомы обязательно пройдут через несколько дней, но в тот момент ему было слишком неудобно засыпать. Поэтому он просто уставился в потолок. Он выитаращился на него и почувствовал, как двое его детей дышат на кожу его рук, слегка щекоча их. Они задремали несколько часов назад, хотя Моно было тяжелее заснуть. Уильям вздохнул. Он лишь надеялся, что им не снятся кошмары. Он хотел, чтобы они полностью отдохнули. Что же касается его самого... Он... не очень хотел засыпать. Отчасти из-за дискомфорта в легких, отчасти из-за того хронического беспокойства, которое теперь сопровождало его повсюду, а отчасти потому что… Потому что... Ну, он просто не хотел видеть неприятные сны, вот и все. Сны, в которых его детство почему-то проносится перед глазами, и в которых странное покалывание охватывает грудь, душа и скручивая. И особенно он не хотел снова ощутить, что за ним наблюдают. Он знал, что это была глупая причина, но тот сон почему-то заставил его чувствовать себя нервным и взвинченным. Ну и ладно, Уильяму всё равно не нужно спать. Он и так уже наспался. Но это лишь давало ему время подумать о том, что он видел. О странном происшествии с телевизором и загадочной смерти стрелка. Ни один из его коллег не смог дать ему внятного отчета о том, как обстояли дела, а все их теории были полусырыми или в лучшем случае шаткими. У самого Уильяма не было никаких зацепок или подсказок относительно того, какова была кончина стрелка, хоть он и был там, как раз тогда, когда это произошло. Хотя, он смотрел в другую сторону, и в данный момент у него есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться. Во всяком случае, если кто и увидел, что произошло... Уильям посмотрел на темные волосы Шестой. Маленькая девочка, тихо дыша, крепко спала. ...Шестая должна была увидеть, верно? Это же ведь она отреагировала. Мужчина до сих пор помнил ее крик, прогремевший рядом с его ухом. Он поморщился. Это была еще одна странность. Чувство, которое он испытал, когда Шестая испустила крик, тоже было странным. Оно было похоже на легкое головокружение и тошноту одновременно, как будто знаешь, что вот-вот упадешь в обморок, только ещё нечто большее. В глазах у него тогда потемнело, колени подогнулись, но сильнее всего Уильям ощутил чувство в груди. Если бы его руки не обнимали сейчас детей, он бы помассировал это место. Оно было холодным, обжигающе холодным, как будто его окунули в ледяную воду, но в то же время… пустым. Он... он не мог описать это по-другому. Просто – пустым. Почему? Может быть… может быть, стрелок ощутил то же самое? Это стало причиной его смерти? Уильям сейчас просто хватался за соломинку и знал, что это, вероятно, не то, что произошло, но все, что он мог сейчас делать, это размышлять. Если стрелок действительно его почувствовал — неважно, что это было за ощущение и откуда оно пришло, — тогда почему Уильям тоже не умер? Почему он сейчас бодрствует и разговаривает? Разве он не должен был разделить судьбу стрелка? Если это было что-то физическое, удалось ли телу Уильяма успешно отбиться от угрозы? Почему он отличался от другого мужчины? Было ли это причиной того, что Уильям так внезапно потерял сознание? Он не хотел ничего говорить, но... если подумать, странно, что он потерял сознание от того, что просто надышался дымом, и притом несильно. Он не провел много времени внутри здания, и, найдя детей, очень быстро выбрался оттуда. У дыма не хватило бы времени вызвать такой эффект. Может, больное горло? Как вот сейчас, например, когда его дети иногда кашляли — он заставил их тоже провериться, но у них не было ничего, что время и отдых не могли бы исправить. Так почему же Уильям...? Моно скорчился во сне, его дыхание стало прерывистым. Это вырвало Уильяма из его мыслей, и он повернулся, посмотрел на него сверху вниз, и тихонько шикнул, надеясь, что этот звук успокоит маленького мальчика. Но, увы, как это всегда случалось с ними двумя, никакие обычные методы релаксации не помогли, и Моно проснулся с испуганным звуком. Он начал отталкивать руку Уильяма, прежде чем понял, кто именно держит его, и плюхнулся на матрас с измученным вздохом. Уильям обеспокоенно нахмурился. Моно всегда был самым тихим из дуэта, и, как он уже знал, имел тенденцию сдерживать свои мысли и эмоции до такой степени, что себе же и вредил, но мужчина думал, что мальчик стал лучше озвучивать свои беспокойства. По той же причине Уильям не сильно на него давил, и поверил ему на слово, когда тот сказал, что с ним «все в порядке», и вместо этого молча наблюдал за мальчиком, пока он отвечал на вопросы или сдавал медицинские анализы. Но, может быть... может быть, ему следовало настоять чуть больше. Видимо, это происшествие повлияло на него больше, чем на Шестую, хотя маленькая девочка тоже была потрясена. Моно тихо вдохнул и выдохнул, а затем, поколебавшись, посмотрел на Уильяма. Должно быть, он почувствовал, что мужчина проснулся. Тот терпеливо улыбнулся ему, не желая пугать. Моно сжал губы и оглядел комнату, прежде чем снова уставиться на него большими глазами. Уильям почувствовал, как у него сжалось сердце. Его карие глаза отражали свет из окна, который просачивался сквозь оконную завесу. Моно... он выглядел... каким-то потерянным. — Что у тебя на уме? — необъяснимо прошептал он вместо «привет» или «как спалось». Его слова нарушили наступающую тишину. В больнице никогда не было по-настоящему тихо, иногда можно было услышать писк машин или звонки из отдаленных динамиков, но палаты были прилично звукоизолированы, так что вопрос Уильяма был отчетливо слышен. Моно моргнул, на этот раз не выглядя таким напряжённым, когда его спросили о его мыслях, как часто случалось. — ...Ничего, — наконец ответил он после нескольких секунд размышлений. Его голос был тщательно пустым. Уильям хмыкнул. Он ожидал такого ответа, но он все равно был немного разочарован. Интересно, что он должен сделать, чтобы Моно доверял ему достаточно, чтобы сказать ему, что его беспокоит, чтобы Уильяму не приходилось бегать кругами или ходить на цыпочках от невысказанных эмоций, прячущихся под выражением лица Моно? Почему мальчик все еще недостаточно ему доверяет? Может, ему нужно делать что-то другое, что-то лучше, может, ему вообще чего-то не хватает, когда он взаимодействует с детьми, может, он что-то делал для Шестой, но игнорировал с Моно? ...И разве задавать себе вопросы — это не весь смысл отцовства? Это должно быть нормально, подумал мужчина. Но все равно это было утомительно. — Кошмар приснился? — попробовал он зайти с другого угла. Этот непрямой подход сработал получше — Моно кивнул, его голова снова опустилась. Уильям хотел бы видеть его лицо, но сейчас он видел только его макушку. — Хочешь рассказать, о чем он? Тишина. Уильям подождал, задаваясь вопросом, не заснул ли мальчик снова, но затем тот немного пошевелился, и его колено слегка впилось в бедро мужчины. — О пожаре, — пробормотал Моно. Его голос был похож на тонкую цепочку звуков. Уильям выдохнул, сочувствие пробежало по его телу. — Об этом? — ... — ...Об этом? — повторил мужчина вопрос, на этот раз более осторожно, чувствуя, как холодный камень оседает в его животе. Только не говорите ему, что Моно тоже однажды пережил пожар. Уже не в первый раз он себя спросил, через что прошли дети. Оно хоть когда-нибудь закончилось? — ...Нет. О-о другом, — запинаясь, произнес Моно, прижимаясь ближе к телу Уильяма. — Я просто... вспомнил, как... — Все в порядке. Ты не обязан говорить. — Потому что, как бы мужчина ни хотел разгадать прошлое детей, сейчас он учился отпускать это желание. Хотел ли он по-прежнему раскопать каждый травмирующий опыт, чтобы вылечить его, помочь и — иррационально — попытаться каким-то образом облегчить его? Да. Но, в конце концов, это было не его решение. Он должен позволить детям приходить к нему всякий раз, когда они чувствуют себя готовыми, независимо от того, насколько они от этого далеки. Его работа заключалась в том, чтобы обеспечить стабильность и комфорт, протянуть руку помощи и терпеливо выслушать, когда они хотят поговорить, и даже если скрытые ответы Моно мужчину задевали, Уильяму следует научиться ждать. Просто ждать. Моно какое-то время молчал. — ...Я устал, — признался он через секунду. Уильям улыбнулся. — Хочешь, расскажу тебе сказку? Колыбельные я петь не умею, но могу попытаться сочинить сказку или что-то в этом роде. Моно покачал головой. — Не надо. Просто… э-э. Уильям ждал. Часы тикали. Моно судорожно вздохнул. — Просто… будь рядом? — Уильям услышал, как мальчик сглотнул. — ...Пожалуйста? ...Ха. Как будто Уильям куда-то уйдёт. Эти два маленьких гремлина застряли с ним, нравится им это или нет. И его почти готовые документы об усыновлении это доказывали. В ближайшее время он не собирался уходить. — Нет, — сказал он, расчесывая пальцами волосы Моно. — Я всегда буду рядом, так что не беспокойся, хорошо, Моно? — ...Хорошо. — И я просто повторюсь, — добавил он. — Если ты о чем-то, о чем угодно, хочешь со мной поговорить, ты можешь. Хорошо? Я свободен в любое время. Моно на несколько секунд замолчал. Эта тишина почему-то казалась тяжелее предыдущих, но Уильям не осмелился ее нарушить. Он хотел дать Моно минуту, чтобы он по-настоящему обдумал его слова, по-настоящему понял, что он имел в виду именно то, что сказал. — Разве… ты не должен беспокоиться о себе? — прошептал Моно дрожащим голосом. — Ты… ранен. — …Я беспокоюсь о себе, — усмехнулся Уильям. — Поэтому я все еще здесь, в больнице. Мужчина почувствовал немой вопрос Моно и глубоко вздохнул. — Если бы… если бы я не беспокоился о себе, я бы вышел за эту дверь, как только проснулся, — признался он. — И… думаю, я бы так и поступил, до того, как встретил вас. — До того? — Угу. — Уильям не хотел признавать, что у него была жилка безрассудия, но несчастные случаи на работе случались с ним слишком часто, чтобы это могло быть совпадением — в основном по его собственной вине, к вечному раздражению всего его участка. Эта черта осталась у него ещё с детства. Сюрприз-сюрприз, если живёшь без родительского надзора, то, как правило, становишься немного небрежным. Но потом Уильям встретил двух крошечных енотов в своем мусоре, и все изменилось. — Я, конечно, отдыхаю ради себя, но и ради вас тоже. — Но мы же не пострадали, — нахмурился Моно. Уильям улыбнулся. — Нет, но вы волновались. И с моей стороны было бы глупо проигнорировать ваши опасения и отправиться домой, не излечившись полностью. Вздохнув, Уильям взглянул на свой выключенный телефон, в котором сообщений от его семьи наверняка не было, но было много сообщений от коллег и друзей из участка. — Забота о своем здоровье — это часто палка о двух концах. Ты заботишься о себе, потому что... ну, это же твоё тело и твоё благополучие, и это не весело, когда тебе больно, — но ты также заботишься о себе, потому что люди, которые тебя любят, хотят видеть тебя в целости и сохранности. Так ты можешь показать, что ты понимаешь и ценишь их чувства, поэтому ты делаешь все возможное, чтобы не слишком сильно их беспокоить. Мужчина рассеянно посмотрел на спящее лицо Шестой и убрал прядь волос с ее лица. Маленькая девочка сморщила нос от щекотливого ощущения, но больше не шевелилась. — Но это не значит, что ты не можешь спросить об их благополучии. — Он снова перевел взгляд на Моно. — Понимаешь? — …Думаю, да, — пробормотал Моно, затем открыл рот, и тут же снова его закрыл. Уильям позволил ему собраться с мыслями, снова устремив взгляд в потолок. Тик. Тик. Тик. Часы тикали, отсчитывая секунды, минуты. Уильям пытался синхронизировать свое дыхание с тиканьем стрелок, просто чтобы скоротать время. Потом Моно судорожно вздохнул. — ...Я думаю, мы готовы. Уильям моргнул. — Хм? — Я думаю… я думаю, мы готовы, — сглотнул Моно. — …Поговорить. Вдох. Выдох. Уильям снова успокоил дыхание, не желая показывать, как сильно его удивило это объявление. Неожиданно Моно продолжил. — Я не знаю, расскажем ли мы тебе всё, но... может быть... не знаю. Я просто думаю, что пришло время. — Пауза. — Думаю, Шестая тоже так считает. — ...Ты уверен? — Это было все, что Уильям мог спросить, все, что он мог сказать. Уильям был почти что готов поверить, что все это сон. Как повезло, он думал, что правда не выйдет наружу в лучшем случае еще несколько лет, и тут Моно внезапно захотел… «Нет, нет, сосредоточься, Аллен. Он хочет поговорить. Наконец-то он говорит, что они готовы». Но... — Вы не должны себя заставлять, — медленно и осторожно заявил он. — Я могу подождать, пока вы действительно не будете готовы. Я не хочу, чтобы вам было больно, когда вы говорите о чем-то неприятном, и при этом не хотите вспоминать. Моно игрался с краем своей рубашки. — Я знаю, — сказал он. — Но... я думаю, что мы... я имею в виду, я думаю, что все будет в порядке. Так. Хорошо. — …Хорошо. Если вы этого хотите, — выдохнул Уильям, притягивая своих детей чуть ближе. — Но если вам понадобится остановиться… Моно кивнул. Затем тишина мучительно затянулась на следующие несколько секунд, прежде чем маленький мальчик неловко пробормотал «спокойной ночи» и его дыхание выровнялось. Уильям закрыл глаза, но продолжил бодрствовать, больше не обладая той далёкой сонливостью, которую он так усердно пытался уловить. ...Он не смог уснуть, даже когда выглянуло солнце. . . . Однако, учитывая все обстоятельства, когда наступило утро, он чувствовал себя не менее энергичным, и это было здорово. Уильям попытался подавить предвкушение их предстоящего разговора среди остальных обязанностей, но это было трудно, особенно когда он увидел, что Моно подошёл к Шестой и заговорил с ней на низких тонах, почти не поддающимися расшифровке. Должно быть, они обсуждали свой будущий разговор. И вопрос, похоже, был решен довольно быстро, как только Шестая нахмурилась и ее глаза мельком взглянули в его сторону. Терпение. Уильям должен быть терпеливым. Стеф оказалась достаточно любезна принести сумку одежды, в которую он мог переодеться, и услужливо сообщила ему, что у него есть как минимум двадцать непрочитанных сообщений от чувака по имени Роберт Миллс и еще двенадцать от Джимми Ньюгена. Уильям поблагодарил ее и осторожно ответил каждому из них, пока переодевался, почти забыв, что теперь у него есть что-то вроде настоящих друзей вне работы. Блин, это звучало грустно. Однако после того, как он напечатал свои обнадеживающие ответы, его телефон внезапно заревел рингтоном, заставив Уильяма и детей подпрыгнуть. Неизвестный номер. И это был видеозвонок. Уильям робко ответил, уже подозревая, кто это. — Уильям! Вот ты где! — Голос Роберта прогрохотал через экран, показывая только верхнюю половину его лица. Уильям не смог сдержать смешок. — Да, вот и я. — Мы так давно тебя не видели, но ты всегда отвечал на наши сообщения или, по крайней мере, читал их — у них такой значок есть, значит «видел», а потом мы узнаём из новостей, что случился пожар, и там показали офицера в отключке, и я подумал: «Слышь, а он похож на Уилла…» Уильям включил громкую связь и вытянул руку так, чтобы было видно все его лицо. Пока Роберт разглагольствовал и бессознательно размахивал руками, камера тряслась и показала стену, затем размытый пол, затем снова лицо его друга, затем снова стену — и Уильям больше не мог смотреть без тошноты. — О, и детей тоже показали, кажися? Всего две секунды, но я все равно их узнал. Они в порядке? — Я, э… я расскажу тебе позже, — пообещал Уильям. — Но у нас все в порядке, так что вам не о чем беспокоиться. Мы благополучно выбрались. — Чувак, голос у тебя ни к черту. — Роберт, наконец, установил камеру в нужное положение, хотя теперь в кадр не попадала его макушка. Он сочувствующе морщился. — Я так полагаю, это из-за дыма? — Ага. — Знаешь, у моей жены есть для этого рецепт, я уверен. Она помешана на здоровой еде и, там, эфирных маслах, но кое-что из этих штук реально работает, так что могу выслать тебе ингредиенты... Если я найду рецепт первым, конечно, эта женщина никогда не кладёт вещи на свои места… Уильям кивнул, словно потерявшись в бесконечной веренице слов своего друга, как вдруг вмешался другой голос, более молодой и громкий. — Пап, это Аллены?! Обувающиеся Шестая и Моно оживились. Уильям подавил усмешку. На экране внезапно высунулась рука и вырвала телефон из руки Роберта. Прерванный протест мужчины остался позади, поскольку преступник, предположительно, убежал через дом, что услужливо передавали ноги в носках с Железным человеком. — Привет, Брэдли, — поздоровался Уильям с нежностью в голосе. — Как дела? У них не было достаточно времени, чтобы собраться вместе и устроить игровое свидание, как раньше, но все родители старались присоединиться хотя бы раз в два месяца. Если он не ошибался, последняя встреча, на которой они были, была в прошлом месяце. Но из-за того, что погода становилась все холоднее, а в участке появлялись первые признаки праздничной преступности, Уильяму попросту не хватало времени отвезти детей в парк или ресторан. Роберт и Джимми, а также пара других родителей предлагали подвезти его детей и присмотреть за ними, но Шестая и Моно явно были не в восторге от этой идеи, а Уильям не любил оставлять их одних на слишком долго — по крайней мере, пока. «Надо будет устроить что-нибудь на Рождество». В поле зрения появилось лицо Брэдли с лобовой повязкой с узором супергероев, и мальчик застенчиво отвел глаза. — …Здрасьте, — пробормотал он. — Нормально, спасибо. — Я рад. Хочешь поговорить с Шестой и Моно? — спросил мужчина, прекрасно зная, что именно по этой причине мальчуган украл телефон. Глаза Брэдли загорелись. — А можно? — Конечно, можно. Они здесь, видишь? — Затем Уильям повернул телефон так, чтобы его дети были видны. Шестая моргнула и сморщила нос, а Моно выглядел как олень в свете фар. Уильям усмехнулся и протянул телефон Шестой. Та осторожно взяла его, но быстро сообразила, как настроить экран так, чтобы Моно и она были видны. — Привет, Шестая, привет, Моно! — прощебетал Брэдли. — Привет, — сказал Моно. Шестая лишь фыркнула. — Эй, я слышал от родителей, что в какой-то там школе случился большу-у-ущий пожар, и вы там были! Вы в порядке? — мальчик попытался заглянуть Шестой за плечо. — Вы, кажется, в больнице? — У нас все хорошо, — выдавила Шестая. — Как будто маленького огонёчка хватит, чтобы ранить нас! Брэдли показал ей язык, и Шестая издала обиженный звук. — О, я слышал, ваш папа пострадал. Он сейчас в порядке? — Он в порядке, — сообщил Моно, бросив на Уильяма нервный взгляд. Тот ободряюще кивнул. В последнее время мальчик не так сильно боялся находиться рядом с экранами. — Он… сегодня мы идём домой. — О, хорошо! А у вас есть планы на Рождество? — безупречно сменил тему мальчик, по-видимому, покончив с пожарным фиаско. Моно и Шестая моргнули, застигнутые врасплох. — Что такое... Раж-де-сво? — спросила Шестая. Моно оживился. — Я помню! Это та штука с елкой и красной шапкой, и... подарками и... индейкой... — его голос ослаб ближе к концу, Моно явно не знал, как описать праздники. Уильям улыбнулся, но закончил обуваться и указал детям на дверь. — О, эм… нам надо идти, — извиняющимся тоном сказал Моно. Брэдли застонал. — Уже? Блин, ладно. Я позвоню позже, чтобы мы могли пойти куда-нибудь, хорошо? — И, чтоб ты знал, я приглашу близнецов, — добавила Шестая, скрестив руки на груди. С тех пор как Джоанна и Бетти должным образом извинились — за что именно, Уильям не знал, только то, что это было связано с их первой игрой в волейбол, — Шестая стала чаще брать их с собой на прогулки, и иногда даже активно просила их пригласить. Она... также использовала их вину за волейбольный матч, чтобы заставить девочек покупать ей сладости, но это тут не к месту. Брэдли скривился. — Что? Но девчонки же отстой! Шестая нахмурилась. — Я тоже девчонка, забыл? Старший мальчик закатил глаза. — Ты не в счет. — Что?! Почему нет?! — Ребята, — напомнил им Уильям с нежной досадой, прежде чем их перебранка успела превратиться в перепалку — такое случалось и раньше. Моно вздохнул, но забрал телефон из рук Шестой и нажал красную кнопку «завершить вызов», прежде чем быстро положить устройство обратно на кровать, как будто он не хотел прикасаться к нему дольше, чем нужно. Шестая фыркнула, но спрыгнула с кровати, подошла к Уильяму, схватила его за рукав и раздраженно встряхнула. — Теперь мы можем идти? Уильям улыбнулся. — После того, как я подпишу все бумаги? Да, можем. — Ну-у-у-у...