Еноты

Захлопнувшаяся за ними дверь была самым прекрасным звуком, который Уильям когда-либо слышал в своей жизни. Наконец-то они вернулись домой. Казалось, что оставшееся напряжение испарилось, смешалось со знакомым воздухом их дома, диваном, гостиной, несколькими растениями и разбросанными повсюду игрушками. Их кролик, Роджер, навострил уши, как только услышал, что хозяева вошли, отвернулся от корма, и радостно попрыгал к ним. Его маленький нос подергивался, пока он их обнюхивал. Он выглядел здоровеньким, несмотря на их длительное отсутствие, и мужчина мысленно поблагодарил Стеф за то, что та заботилась обо всем, пока он вставал на ноги. Уильям глубоко вдохнул, не обращая внимания на слабо пульсирующие легкие. Наконец-то больше ни больниц, ни нервов. Они дома. Шестая и Моно тут же сняли обувь, явно счастливые наконец-то вернуться. Затем оба присели, чтобы поприветствовать своего питомца, и сначала почти что навязчиво водили руками по мягкой шерсти кролика, но через несколько секунд расслабились. — Как хорошо вернуться, да, дети? — спросил Уильям, улыбаясь им. Шестая яростно закивала. — Мне больница надоела, — сказал Моно, снимая носки. — Я больше не хочу туда возвращаться. — Думаю, всё-таки придется, — усмехнулся мужчина, и дети тут же нахмурились. — Но не прямо сейчас, а чтобы ежегодные осмотры проводить. — Но сейчас-то мы можем остаться дома? — спросила Шестая. — И ты не пойдешь на работу? — Я… — Уильям замялся. — Вообще-то, раз уж ты упомянула, сейчас самое время попросить отпускные. В любом случае уже скоро праздники. А ещё Уильям чуть не погиб в пожаре, поэтому он думал, что Митч не станет сильно протестовать его решению. Что касается его самого, то он на какое-то время покончил с работой и заслужил этот чертов отдых. Кроме того, ему надо было думать о детях — Уильям хотел провести с ними Рождество, и чтобы его работа их не беспокоила и не мешала. При упоминании о праздниках эти двое словно еще больше оживились и уставились на него широко открытыми глазами. — Вечеринка с красной шапкой? — спросил Моно, жадно скручивая руки. — Вечеринка с едой? — поддакнула Шестая, ее глаза сияли. Уильям ласково закатил глаза. — Да, та самая. Я вам про неё мало рассказывал, так ведь? — Да, — признала Шестая, прежде чем скрестить руки на груди. — Но Моно говорит, что там какой-то странный толстый мужик приносит подарки через дымоход. Ага, как и ожидалось, маленький мальчик, должно быть, где-то видел рождественскую рекламу или, может быть, слышал, как другие дети болтают о празднике, и, как обычно, быстро сложил два и два. Вот только их лица подтвердили подозрения Уильяма: ни ему, ни ей эта мысль не слишком нравилась. — Но это же глупо, — продолжила Шестая, плюхнувшись на пол животом вниз и играя с ушами кролика. — Толстяк не может пролезть через дымоход. Люди, которые в это верят, — идиоты. — …Может, если дымоход большой. — Моно наклонил голову, глядя на них озадаченными глазами, словно пытаясь представить, как Санта-Клаус сползает по узкому проходу. Через несколько секунд он вздрогнул и отвернулся, выглядя встревоженным. Уильяму тут же стало интересно, что именно он себе представил. — Да и зачем ему дарить подарки детям, пока они спят? Он же их не знает. — И он не может просто постучаться? — согласилась Шестая. — Он ночью вламывается в дома людей, чтобы положить игрушки под ёлку, а потом уходит! Это странно. — Где он их вообще берет? Он же не может носить столько коробок одновременно. …Да, если выражаться так, то праздник вовсе не кажется волшебным. Чувак, который работает только один день в году, — это уже не реалистично. Мужчина ласково улыбнулся. Он и так не ожидал, что Моно и Шестая поверят в Санта-Клауса, поэтому объяснять им будет безнадёжно. Плюс летающие северные олени и остроухие эльфы? Он уже видел их скептические лица. …Кроме того, ему не нужна драма, которую, несомненно, вызовут «послушный список» и «непослушный список». Его дети хорошие, черт подери, и плевать на идеологию морозного деда. Уильям встал перед ними на колени и слегка погладил их по головкам. К его радости и облегчению, на этот раз они прислонились к его рукам, а не отскочили, как раньше. — Если честно, вы совершенно правы, — засмеялся он. — Санта — это всего лишь сказка, которую родители рассказывают своим детям. Подарки под елкой в ​​большинстве случаев от них. Шестая выглядела довольной тем, что оказалась права, а Моно почувствовал облегчение от того, что к ним в дымоход не заползёт незнакомец. — Но детям все равно нравится в него верить, поэтому, если кто-то из ваших друзей о нём заговорит, не будьте с ними слишком суровы, хорошо? Другими словами, пожалуйста, не разбивайте никому мечты раньше времени — на тебя смотрю, Шестая. — Но почему? Позволять им верить в ложь глупо, — нахмурившись, сказала девочка. — Возможно, но пусть с этим разбираются их родители. Большинство детей тоже перестают в него верить, когда становятся старше. Шестая хмыкнула, глядя на Моно. Тот пожал плечами. Девочка вздохнула. — …Хорошо, — уступила она. — Но если они будут меня бесить — ничего не обещаю! …Что ж, и на том спасибо. — Это все, о чем я прошу. Собственно, если подумать… — Не хотите помочь мне украсить дом? — улыбнулся Уильям. Моно и Шестая потрясенно переглянулись. — …Но зачем? — Моно наклонил голову. — Этого человека же не существует. — Да, но представьте, как будет весело выключить свет и повесить украшения на елку. Шестая прищурилась. Уильям подавил улыбку и сделал вид, что тяжело вздыхает, поднялся на ноги и нарочито медленно пошел на кухню. — Но, конечно, если вы не хотите… Тогда и рождественское печенье нам не нужно. И индейка тоже. И пирог… У него чуть не закружилась голова от того, как быстро маленькая девочка встала. — Подожди, я…! — пробормотала она, выглядя встревоженной, прежде чем заметить выражение его лица и понять, что ее переиграли. Ее щеки покраснели. — Ладно, хорошо! Украсим! — Может, э… — застенчиво начал Моно. — Может, наденем шапочки? Они милые… — Конечно, — улыбнулся Уильям. — У меня их нет, но мы можем пойти купить. Только давайте уже завтра, а то мы только вернулись, я не очень хочу выходить. И, если его план сработает, эти занятия еще больше расслабят детей, успокоят их и отвлекут их от… разговора, который у них наверняка состоится этим вечером. Уильям не хотел слишком надеяться, но он его очень ждал, и его сердце билось быстрее каждый раз, когда он об этом думал. Наконец-то будет больше ответов, чем вопросов. Верно? На данный момент, однако, начался монтаж украшения всего дома или, по крайней мере, гостиной. Это, возможно, неудивительно, но Уильям никогда раньше не украшал свой дом по-настоящему, и удосужился только один раз после того, как переехал в этот район, и больше никогда так не делал, считая это бесполезным и требующим слишком много усилий занятием. Ему казалось, что от этого его дом выглядит более пустым. Но не сейчас. Дети помогли ему достать с чердака елку вместе с пыльными огоньками и крошечными ангелочками, эльфами и пластмассовыми шариками. Они не стали прикреплять носки к стене, потому что никакой Санта в них подарков не положит, но зато повеселились, пока ставили дерево — «нет, Моно, это не настоящее дерево» — к стене и обвешивали его огоньками и украшениями. Через некоторое время Уильям понял, что ему стоит заснять этот процесс на будущее, поэтому он быстро достал телефон и сделал несколько хороших снимков, в том числе Шестую, запутавшуюся в огоньках и похожую на сварливую рождественскую елку, которая хмурится в пол, и перепуганного Моно, который из любопытства возился с фигуркой Санта-Клауса, а та вдруг громко и фальшиво запела. После всех этих злоключений у Уильяма от смеха разболелся живот, а лица Моно и Шестой светились ярче, чем в последние пару дней. Даже если никто из них не верил в Санта-Клауса, дом все равно вызывал ностальгию приглушенной рождественской музыкой, красочными украшениями и пустым пространством под елкой, которое с нетерпением ожидало, когда же его заполнят всевозможными подарками. Они настолько углубились в процесс, что не заметили, как часы пробили 18:00. — Так это правда? — спросила Шестая с широко открытыми глазами, наклоняясь к мужчине сбоку, чтобы рассмотреть фотографии. — Весь город покроет замороженный дождь? — Ага. Это называется снег. — Уильям нашел еще одну фотографию и наклонил ее в их сторону. — В нём очень весело играть, но он ещё очень холодный и иногда влажный, поэтому нам придется одеваться потеплее. — Он такой белый… — прошептал Моно. — И кажется пушистым… Мужчина посмотрел на очарованных перспективой впервые увидеть снег детей, и просто не мог не спросить: — Разве там, откуда вы пришли, не было снега? Надо отдать им должное, они не замерли, когда их спросили о прошлом. Это означало, что они подросли, и Уильям этим очень гордился, но думать об этом им явно не нравилось, и их настроение мгновенно ухудшилось. — …Нет, — пробормотал Моно. — Точнее, я не видел. — Там был только дождь, — сморщила нос Шестая. — И холод, всегда, все время, даже без дождя. Это было ужасно. — …Ясно, — неловко ответил Уильям, но атмосфера резко изменилась прямо здесь и сейчас. Двое детей посмотрели друг на друга через диван и провели что-то вроде молчаливого разговора глазами. Мужчина хранил молчание, в глубине души зная, о чем они спорят, и наполовину надеясь, что им не придется это делать. Какая-то часть его жалела, что он поднял тему, лучше бы они продолжили готовиться к Рождеству в мире и согласии, но… Но он знал, что откладывать больше нельзя. Да, им будет тяжело, но в конечном итоге разговор избавит их от этого бремени. Им это нужно, чтобы по-настоящему отпустить свое прошлое. — Эм… — Моно заерзал руками, потупив глаза. — Вообще-то мы… — Все в порядке. Я знаю, — успокоил их Уильям, прежде чем подняться с дивана. — Я пойду приготовлю горячий шоколад, а вы пока соберитесь с мыслями, хорошо? Дети немного напряжённо кивнули, но подвинулись поближе друг к другу и принялись перешептываться. Взрослый же ушел готовить напиток. Выдохнув через нос, Уильям уставился на медленно таящий шоколад и попытался собрать мысли вкучу. Он все еще не мог поверить, что это вот-вот произойдет, что у него действительно появился шанс узнать, что на самом деле произошло, как бы ужасно это ни было, и волнение, тревога и трепет закрутились внутри него, образуя узлы в желудке. Он уже не думал, что сможет выпить шоколад, но на всякий случай приготовил и себе чашку. Шоколад приготовился слишком быстро. Уильям отнес горячие чашки обратно к дивану, поставил их на кофейный столик и молча принялся ждать, когда дети начнут. … … … — …Ладно, я начну, — пробормотала Шестая, выглядя не слишком-то этим довольной. — Эм… итак, самое раннее, что я помню, это то, что мы были в месте, которое мы называли «Гнездом». Уильям кивнул, теперь он был весь во внимание. Ему даже захотелось принести блокнот для записей, но он же не допрашивал своих детей, поэтому воздержался. Всё должно быть естественно и комфортно, как обычный разговор. Однако «Гнездо»? Не «Утроба», как он ожидал? Хм, может быть, это разные части одной организации, а может быть, они вообще не связаны? Он склонялся к последнему. — Это был особняк на краю обрыва. — Девочка нахмурилась. — Я до сих пор не понимаю, как он там устоял. Он был очень высоким, а утес на соплях держался. — Наверное, Око постаралось, — прошептал Моно, и Шестая кивнула. Уильяму сразу же захотелось спросить, что значит это имя, произнесенное с такой странной аурой, почти что со страхом, но заставил себя промолчать. — Э-э, там были дети, — продолжила девочка, глядя куда-то вдаль. — И монстры. По-моему, кукольная девочка была главная, но я не приближалась, чтобы проверить. Пока… пока не сбежала. — …Кукольная девочка? — осторожно спросил Уильям. Шестая кивнула. — Она была монстром. Просто она носила платье и макияж, и любила кукол, поэтому мы её так называли. Значит, один из потенциальных главарей женщина. Принято к сведению. — Можно спросить, — начал Уильям, — что… они там делали? В-в «Гнезде»? Шестая посмотрела ему прямо в глаза. — Убивали детей, — заявила она без малейшей капли эмоций в голосе, и, хотя Уильям этого ожидал, его грудь все равно сжалась от возмущения. — Она превращала их в кукол. …Это стало для Уильяма сюрпризом. — Что? — Он моргнул. Шестая вздохнула и взглянула на Моно, который ответил ей сочувствующим взглядом. — Она превращала их в кукол, — повторила она с тошнотворным видом. — Она вскрывала их и набивала шерстью, а иногда покрывала пластиковых кукол их кожей, или… — Подожди, подожди, подожди… — Уильям замахал на нее руками, пытаясь проглотить подступившую к горлу желчь. Да что там только происходило?! Он-то думал, что это самые обыкновенные похитители людей, и хотя это тоже презренно и отвратительно, он не думал, что там происходит самая настоящая… резня. Это звучало нереально. Делать из детей кукол?! Вскрывать их?! Ему хотелось рвать. По-настоящему. Но, судя по всему, дальше будет только хуже. Сейчас терять самообладание нельзя. Поэтому Уильям прикусил язык и проглотил многочисленные проклятия, которые хотели выскользнуть наружу, и сделал глубокий вдох. — Извините, просто… дайте мне секунду, — пробормотал он. — Значит, ты сбежала оттуда? Шестая кивнула, глядя вниз и сжимая кулаки. — …Там была еще одна девочка. — Она ​​сильно прикусила нижнюю губу. — Я хотела… я хотела помочь ей. Я думала, что мы могли бы сбежать вместе, но… Уильям поник и провел рукой по плечу девочки. Ему показалось, что он услышал всхлип, но такой тихий, что он не был уверен, показалось ли ему. Иногда было легко забыть, что только эти дети смогли выбраться из этого ада, а многие другие были вот настолечко близко, но в конечном итоге потерпели неудачу, как вот девочка, о которой говорила Шестая. Моно нервно прикусил большой палец, он явно хотел утешить подругу, но не знал, как это сделать. — Э… она, она упала в море, прежде чем я смогла… — Шестая продолжила дрожащим голосом. — Но, э-э, наверное, это не так уж и плохо, потому что кукольная девочка упала вслед за ней. Я… Она посмотрела на свои штаны, ее темные глаза были полны боли. — …И после этого я ушла, — закончила она. — Я была такая дура. Я не должна была пытаться ей помочь. Я лишь ухудшила ситуацию, и из-за меня она… Взрослый сочувственно сжал губы. — Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, Шестая, — серьезно сказал Уильям. — Но я хочу, чтобы ты знала, что это не твоя вина. Та девочка погибла не по твоей вине, ясно? — Конечно же по моей! — фыркнула Шестая, глядя в сторону со слезами на глазах. — Они обе были прямо там, на краю обрыва! С чего я взяла, что всё обойдётся?! Хоть Уильям не знал точно, что пыталась сделать Шестая, он мог предположить. Край утеса, который «на соплях держался», возможная драка, вода внизу… нетрудно было представить, что произошло. — Шестая, это была не твоя вина, — повторил он с силой, медленно, чтобы она его поняла. — Ты сделала то, что считала правильным. Да, все пошло не так, как ты хотела, но ты же не знала, что они обе упадут. — Это было глупо, — настояла девочка, качая головой. — Это было так глупо… Не колеблясь, Уильям прижал ее к себе, почувствовал ее дрожащие плечи и тут же пожелал, чтобы он мог как-то унять ее боль. Моно взял девочку за руку, не говоря ни слова, но слегка сжал ее в безмолвной поддержке. Тем не менее Шестая отказалась плакать. С последним прерывистым вздохом она оттолкнула взрослого и упрямо вытерла лицо, явно желая покончить с этой частью своего прошлого. — Короче… — продолжила она. — После этого я нашла кусок дерева и поплыла к острову… точнее, я думала, что это остров. Там был большой лес, но мне нужно было идти дальше, поэтому я его пересекла, и тогда встретила тебя. Моно вздрогнул, находясь под пристальным взглядом Шестой. Похоже, настала его очередь продолжать. — Меня поймали из-за тебя, — сказала маленькая девочка, недовольно скрестив руки на груди. Моно издал звук удивления. — Ч-что?! — заикнулся он. Шестая повернулась к Уильяму, словно ребенок, стучащий родителям на брата или сестру. — Я бежала и увидела, как он сидит на дереве. На нем был бумажный пакет, и это было так странно, что я на него засмотрелась, и меня тут же поймали. — О-о… это… — Моно посмотрел вниз. — Извини. Н-но я же не виноват, что ты так легко отвлеклась! Шестая издала звук возмущения. — А вот если бы у тебя не было пакета на голове…! — Ладно вам, — вмешался Уильям, нежно посмеиваясь. Он был благодарен за эту секунду передышки, но если он позволит этому продолжаться, они никогда не дойдут до конца истории. — Никто не виноват, ясно? — Он повернулся к Шестой. — Значит, тебя схватили? Ты… ты поэтому испугалась, когда мы однажды пошли в поход? Вспомнив тот случай, Шестая откинулась на подушки и покраснела от смущения. Уильям вздохнул. По крайней мере, эта часть ему была более знакома. Благодаря Моно, он знал, что мужчина надолго запер Шестую в комнате, прежде чем пришёл Моно и помог ей выбраться. А ещё он ему сказал, что у этого сумасшедшего было ружьё, и он стрелял из него в его детей. Сволочь. — Монстр запер меня в своем доме. — Шестая фактически подтвердила данные. — Там было скучно и нечего делать, кроме как играть с музыкальной шкатулкой. Моно вздрогнул. Взгляд Уильяма рассеянно метнулся к нему. Это что ещё за реакция…? — Шестая, этот человек… этот «монстр», он… он тебе что-нибудь сделал? — спросил он, пристально наблюдая за девочкой. Шестая хмыкнула. — Нет. Он лишь иногда приходил проверить, не сбежала ли я, но в остальное время оставлял меня в покое. Уильям выдохнул. Слава Богу. Ни один из чудовищных сценариев, проносившихся в его голове, не сбылся. С Шестой ничего не случилось. Точнее, ничего хуже того, что она там оказалась. «Какое облегчение». Что же касается того, ради чего этот человек держал Шестую… этого Уильям совсем не хотел знать. У него создалось чувство, что он уже знал. В конце концов, все ответы детей до сих пор были связаны с пытками и убийствами. — Тогда вы и познакомились, верно? — спросил он. Дети кивнули, и Моно продолжил. — Эм… мне стало совестно, что Шестую схватили, поэтому я решил пойти посмотреть, могу ли я как-нибудь помочь, — объяснил он, ерзая руками. — Я помог ей сбежать, и мы ушли вместе. Уильям кивнул. Моно хмыкнул, глядя в потолок. — Потом… ну, мы отправились в город, — произнёс он медленно. Уильям моргнул. Город? Маленький мальчик сказал, что они пришли из города — на самом деле, это была одна из первых вещей, которые мужчина о них узнал, — но он все еще не знал, из какого именно. — Нам… приходилось много прятаться. — Мальчик подтянул колени к груди и обнял их. — А ещё все время шел дождь, так что дорога была скользкой. — Вам приходилось прятаться? — спросил Уильям. — Неужели вы ни к кому не могли обратиться за помощью? Если это был город, то там должна была быть хоть какая-то охрана, верно? Если только его дети не боялись приближаться к кому-либо. Если они сказали правду, то получалось, что они только что выбрались из ужасной ситуации. Ясное дело, они пока никому не доверяли. Но всё же… — Нет, — покачал головой Моно. — Повсюду были монстры. Нам приходилось прятаться, иначе они бы нас убили. Взрослый нахмурился. Возможно, это было из-за того, что они были напуганы, но… Моно описывал это так, будто… … …Нет, место, полное торговцев людьми, не может существовать, верно? Уж точно не целый город. Может, они тогда еще не сбежали, а просто находились в другой, более широкой части сети торговли людьми? Может быть, из-за незнания мира они называли его городом — но ведь теперь они знают, что это, верно? Так почему же они до сих пор её так называют? Да и насколько она большая? Организация такого размера не может ускользнуть от радара любого участка — по крайней мере, не должна. Уильяму не хотелось в этом признаваться, но многие преступления все равно оставались незамеченными, даже если они изо всех сил старались держать глаза и уши открытыми. Он подавил вздох. Насколько тут всё сложно? — Там я нашла свой плащ, — добавила Шестая, выводя его из задумчивости. — Я его надела, потому что было очень холодно, и… и потому что он напоминал мне тот, что был у той девочки. — Девочки в «Гнезде»? — мягко спросил Уильям. Девочка кивнула. — Я думаю… — Она сжала кулаки. — Я думаю, что он ей и принадлежал. Я… я не знаю, может, и нет, но он был так на него похож… плюс, там ни у кого не было хорошей одежды. Он очень выделялся. Верно, Шестая была одета в этот предмет одежды, когда они впервые встретились. Уильям провел рукой по бедрам, невольно вспоминая ту ночь. С тех пор он почистил его как мог, как и пальто Моно, но он и не думал… Он и не думал, что может держать в руках плащик мертвой девочки. И если он прямо сейчас почувствовал, как сжимается его грудь, то что чувствовала его маленькая девочка? Шестая носила его с тех пор, как сбежала, прекрасно зная о возможной кончине владельца плаща. Каковы были её мысли? Зачем она это сделала? Чтобы напоминать себе, что стоит на кону? Или что в смерти девочки виновата она? Ему хотелось еще раз напомнить ей, что это не так, но она могла разозлиться, если он снова поднимет тему, на которую она совершенно очевидно не хочет разговаривать, так что он промолчал. На данный момент. — Мы шли пару дней, — продолжил Моно, испытывая дискомфорт. — Мм… но потом… потом я… Шестая… В этих словах словно было какое-то заклинание. Атмосфера в комнате стала темнее, оба его ребенка напряглись. Уильям стиснул зубы. — …Вы в порядке? Вам нужно остановиться? — мягко спросил он. К черту его любопытство, если детям нужно остановиться здесь, то и пусть. Немалая его часть, испуганная и возмущенная, тоже хотела остановиться. Моно выглядел так, будто хотел принять его предложение, но Шестая покачала головой. Маленький мальчик удивленно посмотрел на нее. Она сглотнула. — …Мы должны поговорить об этом, Моно, — прошептала она. — Ты знаешь, я уже простила тебя, но… мы… мы должны поговорить об этом. — Я… Шестая, но мы… — Общение — это ключ, — процитировала Шестая неуклюже, но искренне, и Уильяму стало тепло. Он был рад, что она до сих пор помнит фразу, что он сказал тогда, и что она помогала ей разбираться в трудностях, которые они хотели игнорировать. Иногда столкнуться со своими страхами — лучший способ от них избавиться. Но этот метод работал не у всех, что было видно по неуклонно бледнеющему лицу Моно. Уильям положил руку ему на плечо. — Вам не нужно вдаваться в подробности, — заверил он его. — Просто… — Я сама расскажу, если хочешь, — предложила Шестая, и взрослый почувствовал гордость за то, как она себя вела. Она прошла долгий путь. Он был уверен, что прежняя она огрызнулась бы и отказалась бы даже словечком обмолвиться. Моно поколебался, но вскоре кивнул, потянулся к своей чашке с еще нетронутым горячим шоколадом и принялся потихоньку глотать, чтобы отвлечься. Шестая глубоко вздохнула, но, к удивлению Уильяма, теперь она пристально посмотрела на него. — Прежде чем начнём, нам нужно кое-что тебе сказать, — сказала она. — Да? — … Шестая взглянула на Моно, а затем снова на Уильяма, и взрослый с удивлением увидел искорку страха в ее темных глазах. — …Ты должен пообещать, что поверишь нам, хорошо? — сказала она с едва заметной дрожью в голосе. — И… и что ты не рассердишься, ладно? — Конечно, я вам поверю, — тут же успокоил ее Уильям, почему-то чувствуя, как по его спине пробегает холодок. — И ты знаешь, что я не рассержусь. — Нет, но это другое! — Шестая яростно схватила его за рубашку и дернула. — Пообещай, что поверишь нам! Уильям помолчал. Это… это как-то странно. Что могло вызвать такую ​​реакцию? Он не хотел говорить, что Шестая его умоляла, но она была к этому близка. Так некомфортно близка, что мужчина сразу же насторожился. Хотя, ему же только что сообщили о массовом убийстве детей. Хуже уже быть не… Нет, стоп, не заканчивай эту мысль. — …Хорошо. — Он сглотнул. — Обещаю. Шестая кивнула и взглянула на Моно, который сжал руки в кулаки и уставился на нее с безмолвным посланием в глазах. В отличие от других ситуаций, на этот раз Уильям не мог понять, о чем они думали, но… — У нас есть суперсилы. А Уильям был так поглощен своими мыслями, что чуть не пропустил выпаленные слова Шестой мимо ушей. . . . Что? — Что? Шестая была сродни натянутой тетиве и глубоко хмурилась, но повторила свои слова четче, чем в прошлый раз. — У нас есть суперсилы. Уильям моргнул. Потом ещё раз моргнул. Повернувшись, чтобы посмотреть на Моно, мужчина обнаружил, что тот отвернулся от них, но даже не пытался сказать, что это шутка. Потому что это она и есть, верно? Шутка. Чтоб разрядить атмосферу. — Я не шучу. …Или нет. Хорошо, тогда, может, это еще одна вещь, которую они видят по-другому? Они же называют преступников монстрами. Ладно, с этим Уильям справится. Но что могут означать «суперсилы»? Что они считают себя сверхчеловеками? Потому что они единственные, кто спасся? Потому что у них была более высокая переносимость боли? Уильям слышал про случай, когда малыш рассказывал о «волшебном сахаре» в доме родителей — нетрудно было догадаться, что имелось в виду. Может быть, здесь то же самое? Шестая, должно быть, что-то увидела в выражении его лица, потому что она скрестила руки на груди и её глаза потемнели. — Ты нам не веришь. — Конечно верю, Шестая, — поспешно сказал Уильям. Технически это не ложь. Он им верил, он верил, что они верят, что обладают суперсилами. Просто, может быть, они запутались? — Нет, не веришь! — Она встала, сжав руки в кулаки. — Ты же пообещал! Я знаю, что здесь такого нет, но мы не врём! Было больно видеть, что Шестая испытывала скорее предательство, чем гнев, но… да ладно, суперсилы? Это вообще не вариант. Уильям не хотел вести себя как злодей, и ему почему-то стало стыдно от того, что он не до конца это обдумал, но, но… «А телевизор как же? — прошептала крошечная, нерешительная часть его, и мужчина замер. — То, что ты тогда видел, разве не могло быть…?» Нет. Это просто невозможно. Зачем он вообще об этом подумал? — Я… я сделаю это, — внезапно заговорил Моно, выглядя на грани тошноты, но решительным. — Я докажу! Глаза Шестой округлились. — …Моно, ты… ты уверен? — Иначе он нам не поверит, — прошептал мальчик, тоже слез с дивана и встал перед столом. Вздрогнув, Уильям понял, что мальчик смотрит на его телефон, лежащий экраном вниз на поверхности. Шестая вдохнула. — Тогда… давай лучше я, — сказала она. Моно покачал головой. — Нет, твои силы его только напугают, — пробормотал он. — Мои… ими проще пользоваться. Шестая замолчала, беспокойно поглядела на телефон, а потом снова на друга. — …То, что ты использовал их тогда, не означает , что это просто, — выдавила она. — Вдруг тебя снова стошнит? Что? Стошнит? — Я… не думаю. Это же не телевизор, а телефон. Он… меньше, — ответил Моно. Взрослый нахмурился. — …Ребята, если вы не уверены… — начал он, даже не зная, что хочет сказать. Несмотря на его полное непонимание ситуации, он видел, как они относились к разговорам о… Боже, о «суперсилах» как к чему-то крайне некомфортному — даже как к табу. Он все еще не знал, что означает этот эвфемизм — даже если это суперсилы и есть. Но что еще это может быть? …От того, как они говорили о своих предполагаемых суперсилах, у него бегали мурашки по спине. «Телевизор, — снова настоял этот голосочек. — Они что-то сказали о телевизоре, и ты видел, как они прошли через него. А ещё Моно всегда боялся экранов. Разве это не логично?» Однако на этот раз Уильяму захотелось, чтобы его мозг просто заткнулся. Он хотел находиться в неведении, быть невежественным. Ему пока не хотелось расставлять точки над ё и делать выводы, но он ничего не мог с собой поделать. Все равно, суперсилы? Этого просто… Этого просто не может быть. Но Моно перевернул его телефон, а Шестая подошла ближе с обеспокоенным выражением лица, и Уильяму пришлось подавить желание сказать им, чтобы они остановились. Это же будет все равно, что признать, что он каким-то образом им поверил, верно? Но он не мог им не верить. Его дети о таком бы лгать не стали. «Как всё сложно», — подумал Уильям в смятении, уже не в первый раз, и насильственно прервал этот ход мыслей. Он просто… он просто подождет. Сначала всё нужно увидеть своими глазами. Моно медленно приложил палец к экрану телефона и, казалось, вздрогнул от его прохлады, прежде чем взять себя в руки. — Смотри, — сказал он, и Уильям так и сделал, даже наклонился вперед в предвкушении. Чего он вообще ожидал? Экран по-прежнему был черным, но вдруг засветился с негромким жужжанием. Глаза взрослого расширились. Моно сжал губы, пока они не побелели, но не остановился. — У меня… не очень хорошо получается, — признался он. — Я просто… я просто попереключаю каналы. И прямо на глазах у Уильяма — на его изумленных, потрясенных глазах — экран заглючил, и появился какой-то парень, рассказывающий о погоде. — По-моему, это новости, — пробормотал Моно. — Дальше женщина готовит еду. После этих слов экран переключился на кулинарное шоу, где женщина что-то помешивала в миске. Шестая сморщила нос. — Дальше животные… Канал природы. — Люди в машинах… Автомобильные гонки. — Я… я не знаю, что здесь говорят, но… Мыльная опера на незнакомом ему языке. И так продолжалось, и продолжалось, и продолжалось. Уильям был уверен, что он сидит с разинутым ртом, но он не мог его закрыть. Он этого — что бы это ни было — не видел. Потому что это ненормально. Он также не мог приписать это технологическим трюкам, потому что палец Моно ни разу не двинулся, и он всегда говорил, каким будет следующий канал, прежде чем поменять его, и ни разу не ошибся. Никаких дымовых завес или зеркал, никаких нажатий кнопок, ничего, только освещенное телефоном лицо Моно, почти болезненно белое, и меняющиеся каналы. Наконец маленький мальчик решил, что с него достаточно, и убрал палец. Экран снова стал черным и безмолвным. Тишина была оглушительной. Снаружи мир продолжал существовать, и рождественские огоньки все еще мерцали, заливая близлежащие предметы праздничным сиянием. Их кролик все еще спал в своей постельке, а двое детей все еще стояли перед ним, глядя на взрослого с немалой долей трепета. «Не сон». — Уильям? — неуверенно спросила Шестая. — Ты в порядке? Не в силах остановиться, с губ мужчины сорвался крошечный истерический смех. В порядке ли он? В порядке ли он? … … Уильям вздохнул и провел дрожащей рукой по лицу. Его сердце колотилось о рёбра, и ему вдруг стало холодно. Они… они действительно не лгали. О наличии… способностей. Он все еще не мог назвать их суперсилами, во всяком случае, в уме, это же все равно что супергерои, магия, и всякие фантазии, которые, как он знал, не существуют. Ему просто легче думать о них как о «способностях». Значит… — То, как вы взяли и… появились в школе, — прошептал мужчина. — Это не… мне это не привиделось, да? Вы вышли из телевизора… Дети кивнули, глядя вниз. — Но… но как? — спросил Уильям почти что в отчаянии. Моно обхватил себя руками в грустной попытке успокоиться. — …Я не знаю, — ответил он, и Уильяму снова захотелось рассмеяться. Как он мог не знать?! — Я просто могу. Я могу проходить через них и… и заставлять их делать кое-какие вещи… — А… Шестая тоже…? — Уильям боялся узнать ответ. Шестая отвела глаза. — Нет. Но я могу есть все, что угодно, и меня не стошнит, — сказала она. — И я имею в виду не только еду. Я могу съесть предмет, и после этого мне никогда не дурно. Прекрасно. — …Как? — повторил Уильям, меньше ожидая ответа и больше разговаривая сам с собой. — Ты… Стоп. Если у этих детей есть способности, то… Монстры. Он побледнел. — Шестая, Моно… вы ведь были с людьми? — Он стиснул зубы, безуспешно пытаясь перестать так сильно трястись. — Вы всегда называли их… вы говорили, что они «монстры», но я… — Это были не люди, — пробормотал Моно с мучительным видом. Шестая сглотнула. — Я знаю… я знаю, что это тяжело слышать, — мягко сказала она. Это было настолько далеко от её обычного характера, что Уильяму пришлось задаться вопросом, насколько паршиво он выглядит. Сейчас он определенно чувствовал себя ужасно. — В этом месте нет ни магии, ни монстров… теперь мы это знаем, поэтому знаем… мы знаем, что тебе нужно время. — Шестая заерзала на месте, неловко взяла чашку горячего шоколада Уильяма и сунула ее в его холодные руки. — Но тебе нужно было знать, чтобы понять следующую часть истории. Следующую часть, значит. Это ещё не всё? Что там еще?! Что еще, кроме технологических способностей и поедания чего угодно, не умирая, и самых настоящих поедающих детей монстров, как в сказках?! Уильям так сильно хотел это отрицать, но, столкнувшись с фактическим доказательством, его мозг ничего не смог сделать, кроме как сказать «ну и ладно, такова теперь моя жизнь», и одарить его оглушающей паникой по всему телу. Как люди в кино всегда так спокойны? Всякий раз, когда они погружаются в потусторонние события, они всегда так быстро оправляются от шока, несмотря на то, что их мировоззрение разрушается с каждой секундой… может, это потому, что у них и так хлопот полон рот? Потому что у них буквально нет времени сходить с ума, так что оставалось просто принять? Кто-нибудь, пожалуйста, скажите Уильяму, что он должен делать, дайте ему сценарий, потому что он не имел ни малейшего понятия. — Дыши, — скомандовала Шестая, и только тогда Уильям осознал, что не дышит. — Пей шоколад. Легче сказать, чем сделать, но, желая стереть ужасное выражение беспокойства и вины с лиц детей, Уильям изо всех сил постарался проглотить хотя бы половину чашки. Тёплый напиток немного растопил холод в груди. Тем временем Моно и Шестая снова взобрались на диван, сели с каждой стороны взрослого, и прижались к нему, согревая его расшатанные нервы. «Дыши, компартментализируй, ты сталкивался с вещами и похуже». Ну и что, что у них есть способности? Ну и что, что они пришли из сказочного места, или вообще из другого мира? Это пустяк. Он справится. Это пустяк. «Компартментализируй. Не паникуй. Он существует, ну и что? Моно ведь тоже не нравятся его способности. Они с ними родились? Монстры экспериментировали над детьми? Или же они просто безмозглые твари?» Что они еще сделали? «Нет, заткнись и успокойся. Всему свое время. Ну и что? Да, ну и что? Он существует, с этим ничего не поделаешь, прими это и двигайся дальше». Прими это и двигайся дальше. «Они по-прежнему твои дети». Эта мысль заставила его остановиться. «Верно… они по-прежнему твои дети. Они по-прежнему Моно и Шестая, и им наверняка очень страшно, они только что рассказали тебе свой секрет, да что там, все еще рассказывают, так что живо успокойся и помоги им пройти через это. Разве ты не этого хотел? Знать?» Что ж, теперь он знал. «Они по-прежнему твои дети. Неужели то, что у них есть потусторонние силы, изменит то, как ты их видишь? Изменит твои чувства?» Уильям крепче сжал чашку в руках. «Никогда. Никогда. Они по-прежнему мои, и я по-прежнему … Они мои дети». И этого ничто не изменит. . . . — Хаа… — вздохнул Уильям, напугав и Шестую, и Моно. — Извините, дети… Кажется, я немного переволновался. Двое детей посмотрели друг на друга, все еще колеблясь. Медленно, словно пробуя горячую воду, Шестая заговорила. — …Немного? Уильям невольно рассмеялся. — Ладно, много, — признался он, со стоном откинувшись на спинку дивана. — Блин… я так измотан. Увидев, что он изменился в лице, дети тоже расслабились и даже застенчиво улыбнулись. — Итак… суперсилы, значит? — спросил мужчина. Шестая уверенно кивнула. — Теперь ты нам веришь? Я тоже могу доказать свою, если хочешь. — И что же ты сделаешь, кирпич съешь? — протянул Моно, скрестив руки на груди. — Уильям будет волноваться, Шестая. — Но я же буду в порядке! Он мне не навредит! — запротестовала девочка. Уильям усмехнулся, все еще чувствуя лёгкое недоверие к своему положению и тому, как легко они обсуждали то, что маленькая девочка может поедать бетонные блоки. — Пожалуйста, Шестая, не делай этого, — сказал он. — Я тебе верю, но не думаю, что смогу спокойно смотреть, как ты ешь кирпич, да и вообще что-нибудь несъедобное. — …Ладно, — надулась Шестая. — Значит, мы можем продолжать? Моно слегка поник. — А… а обязательно? Уильям хмыкнул. — Думаю, что стоит. Если покончим с этим раз и навсегда, вам станет намного лучше. Шестая кивнула, соглашаясь с ним. — Итак, на чем мы остановились? — Подумав мгновение, маленькая девочка ссутулилась. — …Ой. — Да уж, — пробормотал Моно. — Когда тебя… забрали. Эти слова были отрезвляющими. Уильям хмыкнул. Тот самый инцидент, о котором они не любили говорить, да? — Шестую забрали? — спросил он. — Забрал… монстр? Боже, монстры реально существуют. Моно вздрогнул, а Шестая отвернулась. — …Наверное, — сказала девочка, странно взглянув на Моно. — Но я тоже виновата. Я плохо спряталась. — Шестая! — Моно тут же повернулся к ней лицом. — Ты не виновата! Виноват тут только…! — Может, сначала расскажете мне, что случилось? — аккуратно предложил Уильям. Дети помолчали, но кивнули. Шестая, как и ранее, взяла на себя роль рассказчика. — Мы стояли перед телевизором, — начала она. — Ты уже видел, что Моно может с ними делать, так? Ну, тогда я не знала, что он может не только это. Я лишь знала, что он иногда стоял перед ними и… таращился. Моно посмотрел вниз, чувствуя себя неловко. — Раньше телевизоры загорались всякий раз, когда он к ним подходил, но иногда он клал руку на экран, и изображения так странно глючили… Я до сих пор не знаю, зачем он так делал. Шестая явно намекала, что неплохо бы объясниться, судя по тому, как она уставилась на Моно. Маленький мальчик напрягся под ее взглядом, но ничего не сказал. Шестая разочарованно нахмурилась, но продолжила. — Но иногда он… он как бы… тонул в экране. — Тонул в экране? — спросил Уильям, моргая. Шестая кивнула. — Моно умеет путешествовать сквозь телевизоры, но я тогда этого не знала, — объяснила она, и взрослый сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь осознать новый факт. Ясно, мальчик может путешествовать сквозь телики… проходите мимо, здесь не на что смотреть. …Господи. Ну, по крайней мере, теперь Уильям знает, как они попали в школу. Это логично. Моно и Шестая были достаточно малы, чтобы поместиться в раму большинства моделей. — И… это было хорошо? — спросил он, нерешительно глядя на похоронные лица своих детей. По тону Шестой он догадался, что сила эта не радуги да цветочки, хотя Уильям мог представить пару способов, которыми она может оказаться полезна. — Я… тогда действительно не знала, — сказала Шестая, и Уильям сделал вид, что не заметил, как она уклонилась от вопроса. — Я только видела, что его рука медленно погружается в экран, и телевизор всегда начинал издавать этот дурацкий пронзительный звон… очень громкий. Поэтому я всегда его вытаскивала. Она закусила губу. — Но в тот раз… в тот раз этого было недостаточно. Уильям сглотнул, наблюдая, как Моно уменьшился еще больше. — Что случилось? — спросил он. Шестая вздохнула. — Из экрана кое-что вылезло. Моно вскочил с дивана, сгрёб чашки в охапку, пробормотал что-то о мытье посуды, и помчался на кухню. Уильям обеспокоенно нахмурился. Моно всегда избегал говорить об определенных вещах, но тут было что-то другое. Шестая вздохнула, глядя вслед удаляющемуся другу. Через несколько секунд послышался шорох табурета и бегущей воды. — …Что, чувствительная тема? — спросил Уильям. Шестая хмыкнула. — Мужчина, который вышел из телевизора, он… он схватил меня, — призналась она, и Уильям не упустил, как она перешла с «монстра» на «мужчину». — Я протянула руку Моно, потому что… ну, потому что просто хотела, чтобы он мне помог. Но… Маленькая девочка стиснула зубы. — Но он этого не сделал. Он просто отвернулся от меня и позволил ему меня забрать! …А. Так вот оно что. Уильям понимал, почему это вбило клин между двумя детьми. Шестая сказала, что уже простила Моно, но было ясно, что она по-прежнему чувствует себя преданной и рассерженной, судя по тому, как покраснели ее щеки. Уильям погладил ее по голове. — Ну… он, наверное, испугался, Шестая. Нехорошо, конечно, что он тебя проигнорировал, но… — Нет, я знаю, — сказала Шестая, глубоко вздохнув. — Я просто злюсь, когда вспоминаю об этом. Но… но тут виноват не только он. Уильям напрягся, когда Шестая посмотрела на него. Ее глаза были какие-то… — Именно тогда все и пошло не так. Взрослый слегка постучал по ноге, ожидая. Моно все еще не торопился возвращаться, вероятно, не желая слышать, что Шестая собиралась сказать. — Эм… этот мужчина, он был очень высоким и тощим, и он мог появляться и исчезать, когда захочется… он отнёс меня в свою башню. Это было… ужасно, — голос Шестой треснул. — То, что я видела раньше, меня не так пугало, это было нормально, но там… было ужасно, эта… башня была такой большой, и там было так много дверей, что я потерялась, как только мы добрались. Там было полно комнат, но я не успела разглядеть, что внутри. Да и у меня для этого слишком кружилась голова. Эта башня… знаю, звучит глупо, но она двигалась. Клянусь. Она как будто дышала, и я это ненавидела, но ничего не могла сделать. Уильям сглотнул, невольно погрузившись в историю. — Этот мужчина, он… он оставил меня в комнате. В углу валялось много игрушек, а на стене висели картины… и потом он ушел, а я не могла уйти. Дверь была заперта. Я пыталась сбежать, но в конце концов поняла, что не смогу, и просто… сдалась. — Шестой явно было стыдно в этом признаваться. — Я нашла музыкальную шкатулку и принялась с ней играть — я с точно такой же играла в доме охотника, наверное, мне было просто любопытно. Она мне очень понравилась, поэтому я очень долго играла музыку… И в конце концов она начала играть сама по себе. — После этого… я больше ничего не помню. Только то, что все сильно болело, и мне хотелось рвать, но я чувствовала, что мне нужно продолжать смотреть на музыкальную шкатулку. Музыка как-то уменьшала боль. Но руки, ноги и голова всё равно болели… их как будто выкручивало, и я поняла, что музыкальная шкатулка должна играть, иначе я умру… Уильям успокоил Шестую, когда ее рассказ начал становиться быстрее и истеричнее, взяв её за ручку, тем самым вытащив из — если честно, довольно пугающего — воспоминания. Значит, добавляем одиночное заключение в список страхов. Отлично. По крайней мере, у Шестой имелся хоть какой-то стимул… даже если он в итоге превратился в нездоровую зависимость. Если честно, в «дышащую» башню и существование самых настоящих монстров все еще было трудно поверить, и Уильям пока не до конца понимал, но с каждой историей всё становилось легче. Ему было стыдно осознавать, что он иногда относился к этому так, будто разгадывал выдуманную детективную историю, но ничего не поделаешь. Потом у него будет больше времени, чтобы все обдумать, а пока его мозг будет делать все возможное, чтобы не сойти с ума. Маленькая девочка выдохнула, успокоившись. Ее рука быстро сжала его. — Эм… по-моему, после этого пришел Моно, — медленно продолжила она. — Я не помню, что он сделал, но он разбил мою музыкальную шкатулку и… я была так зла… а когда я снова могла нормально думать и двигаться, башня уже рушилась. Она украдкой взглянула на кухню. Звуков оттуда больше не доносилось, но Моно по-прежнему не выходил. Шестая сглотнула. — Я бежала так быстро, как только могла, по длинной тропе, но она разрушилась. Я смогла перепрыгнуть на другую сторону, но… — Шестая судорожно вздохнула, её глаза подозрительно затуманились. — Но Моно не смог. Он повис у меня на руке. Уильям замер, когда понял, к чему все идет. «Шестая, неужели ты…» — Я была… так зла… и обижена… и… и я больше ничего не понимала… — Маленькая девочка сильно заморгала, по её щеке потекла круглая слеза. — Так что я дала ему упасть. Тем вечером они много раз молчали, но каждый раз было не легче, особенно после таких откровений. Уильям долго молчал, даже не зная, что сказать. Через несколько секунд вернулся Моно и молча устроился по другую сторону от взрослого. Уильям посмотрел на него, но выражение лица маленького мальчика скрывала челка. О, Моно… теперь мужчина понимал, почему он не хотел слушать эту часть. Ему бы тогда пришлось снова через все пройти. — …Прости меня, Моно, — прошептала Шестая, глядя на друга со слезами на глазах. — Мне очень жаль… Я не должна была… я не должна была дать тебе упасть. Я была дурой. Моно слегка приподнял голову, его карие глаза были полны боли. — …И ты меня прости, — выдохнул он дрожащим голосом. — Я не должен был игнорировать тебя, когда тебе нужна была помощь. Ты мне доверяла, а я… я был… плохим другом, Шестая. Мне очень жаль. Уильям вздохнул, глядя на двух детей с грустной улыбкой. — …Кажется, вы оба сожалеете о содеянном, — сказал он. — Знаете, что это значит? Дети посмотрели на него снизу вверх. В их глазах отражались рождественские огоньки, и Уильяма снова охватила сокрушительная волна нежности к этим двум детям. — Групповые обнимашки. Шестая закатила глаза, но улыбнулась, и никто не протестовал, когда мужчина мягко прижал их к своей груди. Послышались шмыганья носом, и Уильям будет бесконечно отрицать, что некоторые из них принадлежали ему, но в целом это была хорошая передышка. — Итак, — вздохнул он, отстраняясь. — Что было дальше? Шестая потерла нос, размышляя. — Эм… я выбралась через странный портал, — сказала она. — И оказалась на корабле. Мы называли его «Утроба». Ага, а вот и печально известная «Утроба». — Мне, как всегда, приходилось прятаться от монстров… Если подумать, это был какой-то ресторан, — нахмурилась девочка. — Там были толстые люди, они ели детское мясо и пили вино, но это не важно. О, Уильям готов поспорить, что важно. Детское мясо?! «Психи». …Ну, раз они монстры, то это, конечно же, для них характерно, но все же… — Я прошла через весь корабль и в конце концов нашла комнату Леди. — Шестая помолчала. — Я точно не знаю, но, кажется, она была там главная. Но она не давала мне уйти, поэтому мне пришлось… Она мельком взглянула на мужчину. — Мне пришлось её убить, — объяснила она. — Я с тех пор, как покинула башню, чувствовала себя странно, будто я все время голодна, и я не могла это остановить. Я… я очень хотела есть, причём что угодно, неважно что. — Погоди, так ты её съела? — Уильям не мог не спросить, ошеломленный застенчивым выражением лица Шестой. — …Повторюсь, я была голодна, — просто заявила она, как будто всё вот так просто. — Я не очень хорошо помню, что там происходило, и она все равно была больше меня, поэтому я не могла… но… но когда я снова очнулась, она была… ну, ты понял. И, по-моему, после этого я получила новую суперсилу… когда я выходила, я видела гостей, и я могла… м-м-м, забирать их души, кажется. Уильям медленно выдохнул, пытаясь обдумать слова Шестой, но тут кое-что привлекло его внимание. — Забирать души? — спросил он. — Типа, реально забирать? — Она их ест, — услужливо вставил Моно, стерпев сердитый взгляд подруги. Уильям крепко задумался. Забирать души, забирать души… о чём же это ему напоминало? … … …Стрелок. Его глаза расширились. Ледяное ощущение, загадочная смерть стрелка — ему самому показалось, что у него чуть душа не покинула тело. Неужели Шестая действительно…? Это было слишком идеальное совпадение. — То же самое она сделала с монстром в школе, — продолжил Моно, и теперь в качестве предупреждения получил резкий толчок в рёбра. — Ай! Но это же правда! Шестая взглянула на Уильяма, вероятно, заметив выражение его лица. — …Прости, — сказала она. — Я просто… очень рассердилась и не могла себя контролировать… так что я почти… ты ведь не злишься? — Конечно нет, — успокоил её Уильям. Забиратель душ, значит…? Стоп, а не поэтому ли он так долго валялся в нокауте? Он тоже чуть не лишился души?! …Лучше не упоминать эту деталь. Увидев, как Шестая вздрогнула, когда говорила об этом, Уильям предположил, что она уже знает. — Потом я оттуда выбралась и вернулась в город за Моно. — Шестая говорила быстро, как будто хотела покончить с этим. Уильям её понимал. — Я его нашла, мы прошли сквозь телевизор, и оказались здесь. Слово «конец» никто не произнёс, но в воздухе витало ощущение завершенности, от которого все трое облокотились на диван. Как же это утомительно. Уильям украдкой взглянул на часы, и не удивился, но все же застонал, когда увидел, что уже почти два часа ночи. Но было еще кое-что, о чем он не знал. — Моно? — спросил он. Мальчик поднял голову. — Если не секрет... чем ты занимался, пока был в башне? В смысле, до того, как пришла Шестая. Моно дернулся. — Я тоже сидел в комнате. Уильям подождал, не добавит ли он чего, но маленький мальчик молчал. — А... там были игрушки, как в комнате Шестой? — мягко подсказал он и попытался расшифровать внезапное замкнутое поведение Моно, но ничего очевидного из этого не вышло. Мальчик намеренно скрывал свои эмоции. — Нет, — монотонно ответил Моно. — Там... там ничего не было. Тишина. Что ж, нежелание поднимать эту тему прозвучало громко и ясно. Уильяма отказ Моно об этом поговорить — и наверняка о многих других вещах, — обеспокоил, но мальчик же, наверное, тоже устал. Они уже несколько часов обсуждали прошлые травмы и говорили на эмоционально истощающие темы, так что вполне справедливо, что он уже хочет помолчать. Ладно, они потом поговорят. Кстати о птичках, Уильям тоже очень, очень устал. — Ну что, дети, думаю, на сегодня все? — спросил он. Те кивнули. Мужчина вздохнул. — Спасибо. Я знаю, вам было нелегко говорить об этом, но я рад, что вы доверились мне со своей историей. Он взял их за руки. Руки были холодными. — И я надеюсь, вы знаете, что здесь вам ничто не может навредить. Вы больше не одни, так что не бойтесь приходить ко мне, если захотите поговорить, неважно о чём. Уверен, зная то, что я знаю сейчас, я пойму чуть больше — или, по крайней мере, попытаюсь. Оба ребёнка снова кивнули. В их глазах плескалась усталость. Да и взрослый был уверен, что выглядит он не лучше. Глубоко вздохнув, он встал и слегка взъерошив себе волосы. — Тогда я на боковую. — Эм! — Моно встрепенулся. — Это… это ведь ничего не меняет? Ты… ты не… ненавидишь нас? — Конечно нет, глупый! — рявкнула Шестая, но потом тоже посмотрела на взрослого. — Ведь так? — Нет, не ненавижу, — усмехнулся Уильям. — Мне просто нужно время, чтобы всё это обдумать... сами посудите, эта история была ошеломляющей, поэтому, если увидите, что я молчу, то просто потому, что думаю, хорошо? И нет, я вас не ненавижу, и никогда не буду. Вы ведь знаете, что я лю... вы ведь знаете, что вы мне очень дороги? Оба ребёнка покраснели и потупили взгляд. Уильям рассмеялся. — Ну что ж, тогда спокойной ночи. Ему как минимум ближайшие несколько дней предстоит о многом подумать. Но пока — спать. Уильям вздохнул. ...Да, сон — дело хорошее.