***
И вот, они снова стоят у дворцовых стен. Люди, как и вчера, всё шептались и смотрели на званных гостей. Солнце ярко светило, а ясное небо было обрамлено мягкими на вид облаками. Зайдя внутрь, они, на этот раз без соправождения дворецкого, ведь запомнили дорогу, уверенным шагом пошли в сторону кабинета русского. Каждый из этой троицы сейчас хотел быть где угодно, но не здесь, но также каждый понимал важность этой встречи и то, что она может решить многое. И поэтому в эти мгновения, идя по богато обставленному коридору, они думали над тем, что именно они будут говорить, как будут вести себя, чтобы не упасть в грязь лицом. Но если старшие думали об этом мимолётно, и не вдаваясь в подробности, то младший сильно нервничал и переживал. Ведь в отличии от своих родственников, он знал к чему могут привести эти напряжённые отношения и конфликты, и всей душой желал этого избежать. И сейчас, будет ли всё хорошо или плохо, умрут ли те, кто ему дорог, иль останутся в живых. Это зависит лишь от него и его действий. Три стука. Дверь в кабинет медленно открывается, а за ней стоит сам хозяин помещения, со своей извечной, слащавой, но в то же время издевательской улыбочкой, и приглашает их войти в помещение. — Рад, что вы пришли, уважаемые. Как я погляжу, дорогой друг, Ваш первенец тоже решил притий. Также, думаю мы можем начинать перегаворы. — указывая на мягкие кресла, что стояли в углу комнаты, и жестом прося их присесть, продолжил. — Казахстан, правильно? — Да. Вы бы хотели обсудить условия нашей сделки? — Пожалуй, да. Вы хотите чтобы в обмен на лечение Союза я оставил вас и ваши земли в покое, так? Вы согласны на торг? — Торг? Хмм… Нет. Прошу прощения, но я не согласен. И ещё, отстать от нас, это не то, что я прошу взамен. — в голубых и золотых глазах было удивление. — Это было условием. А то, что я хочу взамен я ещё не решил, но как только решу, вы будете извещены об этом в первую очередь. — Казахстан немного приподнял уголки губ, — " Чтож, если хочешь жить, не тужить, то надо уметь вертеться и быть наглым. Как говорится, наглость — второе счастье! Теперь главное чтобы согласился, а не послал. " А у царя чуть ли челюсть не отвисла от такой наглости. И он, как и другие в комнате, впал в раздумья. — " Этот казах совсем обнаглел! Он хоть знает с кем разговаривает?! Ему повезло, что я с его предыдущими требованиями согласился! Но… Аргх! Умный же мальчишка… Знает что я не смогу отказать, и пользуется этим… Выбора-то у меня особого и нет. " В отличие от империалиста, у кочевников всё проходило в более весёлом тоне, и в мыслях они хвалили своего младшего за смелость и ум. Всё же, они все уже поняли, что отказаться Империя не сможет, так что попытаться выжить из этой ситуаций всё, что только можно — это похвально. — Знаете, сударь, Ваши условия очень наглы, и я бы отказал Вам, если бы не тот факт, что Вы единственный, кто знает об этой болезни хоть что-нибудь, соответственно единственный, кто сможет помочь. Поэтому, я вынужден согласиться с Вашими условиями. — он хотел поторгавать, или сказать что-то другое, но не стал, ибо понимал, что это бесполезно, и так он лишь потратит своё время. — Отлично. Тогда, значит догаворились? Когда мне приступать? — Да, уважаемый, саму сделку кажется заключит Ваш батюшка, а Вы можете приступать сейчас же. Попросите прислугу провести вас в комнату Союза, он должен быть там. — Спасибо. А, и ещё, так как Ваш сын иногда ведёт себя крайне агрессивно, мой старший брат хочет быть рядом со мной, пока я буду проводить лечение союза. — Как знаете. Для меня важен лишь результат. — хотя глаза показывали обратное, ибо манархист искренне переживал за своё чадо, и не только результат его волнавал. — Хорошо. Тогда мы пойдём. — сказал Алаш, взяв брата за руку, и быстро пошагав вместе с ним в сторону выхода из помещения, как и вчера, оставляя царя с ханом наедине.***
Выйдя из кобинета они первым делом спросили проходившего мимо человека о местонахождении комнаты Союза. Она оказалась в конце левого крыла здания, на третьем этаже. Узнав это от, видимо, придворной дамы, они быстрым шагом направились туда. Дойдя до искаемой комнаты, они увидели открытую нараспашку красивую, дубовую дверь. Переглянувшись, они подошли ближе к ней, заглядывая внутрь. А там оказалась комната, выполненная в красных, жёлтых и белых тонах, а в середине огромейнейшего размера аппартаментов стояла не менее огромная кровать, на которой сидел, читая какую-то книгу сам хозяин помещения. — Эм. Союз, здравствуйте. Мы пришли лечить вас… или Вас? Неважно. Мы можем начинать? , — хоть Казахстан и был с самого начала уверенным в своих действиях, и спланировал их, и то, что он будет говорить, как проводить лечение, но всё равно волнение и страх взяли верх, и сейчас он очень нервничал. — Не можем. Лучше просто уйдите от сюда! , — достаточно агрессивно сказал русский, хмуря брови. Он не хотел проходить лечение, ведь не хотел доверять казахам, и находиться с ними, и не верил, что они смогут ему помочь, ведь уже довно смирился с тем, что его болезнь неизлечима, и поверить в обратное было для него сложно. — Ладно. Начнём с выявления причины по которой вы заболели. Первый сеанс начинается сейчас. — торжественно закончил Казахстан, подходя к стульям, что стояли рядом со столом, в углу комнаты, и придвигая его ближе к кровати, чтобы находиться прямо напротив Совета, и садясь туда Сам СССР был недоволен таким раскладом, но был вынужден с ним смириться. А Алашу же было всё равно, и он стоял смотря на брата и русского, следя чтобы с младшим казахом ничего не случилось. Особенно по вине русского. — Кхм. Начать следует с того, что лечение не пройдёт успешно, если Вы сами не будете желать и стремиться к этому. Я, хоть и буду Вас лечить, но от меня зависит не так уж и многое. — начал казах, а русский его внимательно слушал, ведь, хоть он и не верит, но попытаться всё же стоит. — Как Вы сами считаете, из-за чего он появился? У Вас были какие либо моральные или физические травмы? Или кто-то обижал, издевался или что-то вроде? На этот вопрос он получил два удивлённых взгляда, а-ля, «Чего?». Старшие непонимали, к чему этот вопрос. — Ты собираешся меня лечить, или расспрашивать о моей жизни? Это вообще не твоё дело! — Кажется, вам сначала нужны обяснения того, как именно будет проходить лечение, её сути и сути болезни. — тяжело вздохнул Каз, смотря на брата, с бывшим приёмным отцом. А они в свою очередь слабо кивнули, и стали ждать ответа. — Ну? Смотрите. Диссационное растроиство личности создоёт у человека или страны вторую личность, которая может иметь свои характер, манеру речи и другипе. — Это ты вчера говорил, басурман. Лучше переходи сразу к сути. Я в отличие от совета сразу бью. — говорил, очевидно, РСФСР. — К этому мы ещё дойдём. Если и вправду хотите всё понять, то начинать надо с начала. — ответил за брата Автаномия, что сидел с правой стороны от младшего казаха, и был готов в любую минуту кинуться на пациента, защищая родственника. — Угу. И так вот. При этом, личность пострадавшего. так скажем. «расщипляется». То есть, для того, чтобы существовали две личности, обоим нужны воспоминания и тело. А для того чтобы они могли быть отдельными личностями, воспоминания разделяются. И некоторые есть у одной из личностей, но их нет у второй. Но у второй личности есть воспоминания, которых нет у первой. И из-за этого человек или в нашем случае страна становится не полноценным, а личность всё расщипляется. И ещё вам может казаться что ваша ситуация безобидна, но это не так. — Как это? Объясни. И. когда я вылечусь, РСФСР исчезнет? , — чуть взвалнованным тоном сказал СССР. — А Вы этого хотите? , — подняв одну бровь спросил казах. — Не знаю. Он мне мешает, да и его наклонности… Но я к нему привык, и это мои единственный друг. — СССР и сам не знал, почему он это рассказал. Но у него было чувство, что он возможно впервые в жизни может выговориться, и его не будут за это ругать, говоря о том, что он наследник, и должен быть сильным, а не нюни распускать из-за каких-то незначительных проблем. И это чувство побуждало ещё одно, столь же новое, и столь же прекрасное ощущение. Свободу. — Ясно… Он не исчезнет, не волнуйтесь. Вылечить эту болезнь до конца невозможно. Всё что я сделаю — это попытаюсь помирить вас, что хоть и очень даже возможно, но уверенными в этом быть нельзя. И прекращу расщипление ваших личностей. Хоть и не совсем, но всё же, надо собрать вас в одну личность. Но для этого нужны ваша помощь, согласие и содействие. Я должен сначала узнать причину, по которой вы заболели, ведь эта болезнь — это результат марольного или физического насилия, а вторая личность это способ самозащиты. Так Вы согласны рассказать мне? — Да… Да я согласен. И РСФСР тоже. — подумав ответил русский уверенным тоном. — Отлично. Итак. Сначала, расскажите, какие у вас были проблемы? А потом мы просто немного поговорим и разойдёмся до завтрошнего дня, хорошо? , — на что ответом послужил кивок.***
— Итак. Обсудим условия договора. И ещё, я считаю логичным подписать мирный договор и пакт о ненаподений. — серьёзным тоном начал КХ, смотря на собеседника столь же серьёзными глазами. — Да, согласен с Вами, сударь. С вашей стороны лечение моего сына, с моей, не считая мирный договор, не известно, но эту вещь должен озвучить Ваш младший сын. Я всё правильно понял? , — царь уже смирился с наглостью казаха, и даже если бы не смирился, они уже договорились, а обещание теперь придётся сдержать, дабы не прослыть обманщиком, что позже может сказаться на его репутаций. — Да. Также, если Вы не против, то у нас могло бы быть взаимное сотредничество. — всё же, раз уж его сын считает правельным вести многовектарную политику, то он не станет препятствовать. К тому же, эта политика уже принесла первые плоды, ввиде прекрощения нападок РИ, который даже остался у них в долгу, чего они со своей старой политикой не могли достичь долгое время. — Сотрудничество? И что ещё, кроме услуги лекаря, Вы можете мне предложить? , — тон его голоса был саркостичен. Империя не думал, что эти варвары, хоть и они оказались намного умнее, чем он думал, могут быть достаточно полезны в виде союзников. — Как я знаю, у Вас некоторые проблемы касаемые голода на Ваших землях. Мы можем обеспечить доставку продуктов на Ваши земли, что хоть немного, но сократит число умерших от голода людей. Как вы на это смотрите? — А что с нашей стороны? — А что Вы можете предложить? , — и получив в ответ задумчивое молчание, Хан произнёс, — Можно оставить требования к Вам прежними. То есть, при случае войны Вы должны будете нам помочь в ней. Согласны? , — и протянул руку для рукопожатия, смотря на царя вопросительным взглядом. — " Хмм… Предложение вроде выгодно. Не вижу причин для отказа, но… У меня после появления младшего из этих киргизов чувство, будто здесь что-то не так. Хах, а раньше я, и не только, считал этот народ одним из самых глупых и наивных. Но думаю, что всё же соглашусь. " — думал русский над предложением. — Пожалуй, я соглашусь с Вашим предложением. Подождите ещё немного, и мои слуги напишут условия договора, и после его подписания можете уходить. Ваш сын наверное останется здесь? Так было бы удобнее, чем каждый день ходить туда-сюда, не думаете? И, кажется, Ваш старший сын, Алаш вроде? Кажется он не захочет оставлять брата одного, и тоже захочет остаться. Надеюсь, Вы не против. — говорит империалист, прекрасно понимая, что хан не сможет отказать, и не может остаться с сыновьями. Знал и то, что это его, несомненно, задевает, как отца, и просто не мог упустить возможности поиздеваться над не очень ему приятной страной. — Нет, не против. — тем же холодным и безразличным тоном сказал хан, хотя внутри был очень раздражён перспективе оставлять сыновей тут, в компаний русских. Но нечего поделать, придётся смириться с тем, что они тут останутся. Кочевник с монархистом, дождавшись написания грамоты, быстро подписали документ, после чего казах, с тяжёлым сердцем и каменным лицом покинул дворец, надеясь, что с его сыновьями всё будет хорошо, и ничего с ними не случится.***
Республика задавал разного рода вопросы, на которые СССР, пускай и не охотно, но отвечал. Хотя, думал он о них в последнюю очередь. Больше его мысли занимал вопрос, как РСФСР так легко согласился? Почему за эти пол часа не предпринял не единой попытки как-либо начать драку или хотя бы сдерзить. И русский, хоть и был этому несказанно рад, подозревал, что его вторая личность что-то замышляет. Ведь не мог ОН, просто согласиться с Советом, и отступить, не сопративляясь. Но нормально подумать об этом он не успел, так как голос казаха, что до этого был тихим и спокойным, прозвучал слишком громко для этой звенящей тишины комнаты, от чего русский чуть вздрогнул, переводя недоуменнный взгляд на парня. — Готово! Диагностика составлена, и могу сказать тебе, что, хоть твоя болезнь и слишком развилась, но лечению она всё ещё потдаётся. Уровень, насколько она развилась, где-то средний. Осталось узнать причины её появления, и всё, ты можешь быть свободен, до завтрашнего дня! , — Кази радовался тому, что скоро сможет отделаться от нужды копаться в чьих-то мозгах и пробовать на себе роль психиатора. Но, к сожалению, после разговоров с Советом его ждёт не долгожданный отдых и покой, а ещё одна беседа, на этот раз со старшим русским, о болезни его дорогого сыночка. — Отлично. Тогда быстро задай вопросы, и сваливай! , — тон его был весьма груб, а сам он раздражен, ибо ему не нравилось гнетущее чувство ожидания, и того, что скоро произойдёт что-то. Что-то не приятное и плохое… — Ладно ладно. — закатив глаза сказал казах чуть раздраженно вечной грубостью русского, к которой привыкнуть невозможно, даже если прожить с ним всю жизнь, и быстро продолжил, уже более мирным тоном, — Тебя когда-либо кто-то обижал? Бил? Ругал слишком сильно? Относились слишком строго? — Ну. отец всегда слишком строг и требователен. Так было и есть всегда, всю жизнь. Он ни разу не проявил даже банальной заботы, не то что любви. И я был лишен общения со сверстниками, и все с кем я мог хоть изредка общаться, это слуги и служанки, да дворяне с придворными дамами, от чего я начал выдумывать себе друзей, из-за своего, тогда ещё маленького, возраста. А потом я начал слышать как люди шепчутся обо мне, отец начал часто, и порой слишком жёстко наказывать. И тогда я в первый раз почувствовал РСФСР’а. После, в моей жизни начало всё только ухудшаться, ЕГО становилось всё больше, слухи стали всё отвратительнее, отец всё жестче. Однажды он повел меня в церковь, говорил, что там меня излечат, избавят от РСФСР. Но им всё не удавалось, и они стали пробовать всё новые и новые способы для лечения. Меня даже сжечь пытались! И это их «лечение» — это просто бесполезная ересь, которая не помогала, не помогает и не поможет никогда! Но разве меня бы послушали? Конечно нет! Хоть и лечат меня, но на меня всем всё равно! , — он снова начал злиться, снова вторая личность начала брать контроль в свои руки. И Автономия, что заметил это, раскрыл одно крыло, укрывая им брата, как щитом, и готовясь отражать атаку, и наносить удары сам. Но РСФСР’у нужно было не это. У него был план, как устранить столь мешающих ему лиц, и если он будет сейчас драться, то это будет лишним. Поэтому он просто отступил, и добавил в монолог хозяина тела пару слов от себя, — Но, они хоть и не понимают, как мне кажется, русского языка, на котором и разговаривает СССР, они понимают язык кулаков, на котором и разговариваю я. Так что, они не сделали и не смогли бы сделать нам хоть что-то лишнее. Это всё? Какие выводы сделали? Когда уйдете? — спокойно, как казалось казахам, закончил РСФСР. — Да, всё. Спасибо вам обоим за ответы. Мы скоро уйдем. А про выводы… Ну, из того что тебе необходимо знать, и того что я уже решил, могу сказать вам лишь то, что вы будете заниматься не только со мной, но и со своим отцом. И да, я знаю, что вам этого наверняка не хочется, но это обязательно. И вы будете это делать, пока не поймёте что он вас любит, а иначе не стал бы отдавать столько на ваше лечение, не стал бы учить вас, и уделять вам время. А строгость была лишь для того, чтобы вы были сильными. Но, конечно, не только вам надо брать из этого урок, и я попытаюсь сделать так, чтобы РИ понял, что был с вами слишком строг. Вы согласы? Возражений нет? , — на что он получил отрицательный кивок, — Отлично! Тогда не буду больше мешать и отнимать ваше время. Досвидания. Алаш, пошли! , — и они ушли оставляя русских в раздумьях представлять, как бы мог проходить их курс лечения? И что казах с их отцом могут сделать? Какие изменения смогут пройзойти?***
— Ну и? Что можете сказать о нём? , — спросил империалист. Ему было очень интересно узнать, что с его сыном, но показывать этого он не собирался. — Сначала хотел бы узнать, что Вы решили с отцом? , — Казахстан думал, что раз уж он начал вести себя так официально, уверенно и нагло, то надо идти до конца. Ведь, в этом времени ему с его старым характером не выжить, и не помочь семье. Алаш также решил вести себя так, как и вёл при первой встрече, то есть, молчаливо и уверенно. — Решили что вы, пока не закончите лечение, будете жить в моём замке, а ваш отец уже уехал. А теперь Ваша очередь отвечать на вопросы. — царю хоть и не нравилась наглость казахского мальчишки, но он уже с ней смирился, и даже не пытается упрекать или спорить с ним, ведь во-первых, это бесполезно. А во-вторых, ему будет полезнее наладить контакт с ним, раз уж их народы теперь союзничают. — Ну, болезнь пока не сильно развилась, но не очень от этого далека. А что насчет его лечения, то я буду каждый день к нему заходить и проводить некоторые лечебные процедуры. Но, лечить его должен не только я. — Кто-то ещё нужен? Кто? Могу выделить своих лучших лекарьей. — Нет. Нужно, чтобы с ним занимались, кроме меня, Вы. — Я? — Да. Предугадывая Ваш вопрос, это должны сделать именно Вы, ведь иначе лечение не будет успешным, так как, Вы напрямую связаны с болезнью, ибо Вы и есть её причина. То есть, одна из причин. Если хотите чтобы Ваш сын выздровел, то он должен понять, что Вы его любите. А также, Вы должны хоть немного смягчитья по-отношению к нему. После того, как это случится, и он поймет это, то лечение можно будет считать на половину пройденной. И после, надо будет заниматься мнением о нём в обществе. Как я буду проводить свою часть лечения Вас волновать не должно, скажу лишь то, что я знаю, что делать, и если Вы всё сделаете правильно, то весь процесс пройдет, как у Вас там грворится, без сучка и задоринки. Всё понятно, со всем согласны? , — но ответ был ясен, как сегодняшний день. Монархист сделает всё, ради блага своего потомка, даже если ради этого ему придётся изменить своё отношение к нему, из строгого в любящий. Придётся пойти против своих принципов. Республика прекрасно это знал, и не брезговал пользоваться данным знанием. — Да. Тогда, если мы всё обсудили, то попрошу Александра проводить вас до ваших комнат. При желаний можете прогуляться по замку, и осмотреть здесь всё. Также, у нас есть весьма обширная библиотека, на случай если захотите почитать. — сказал РИ, желая скорее выпроводить их, и не находиться более в столь противной для него компаний. — Хорошо. Если это всё, то разрешите откланятся, сударь. — наконец старший казах решил подать голос, произнеся фразу своим извечно холодным и спокойным голосом, каким он и должен быть у всех стран, особенно во время переговоров. Империя невольно сравнил его тон с тоном его брата, который старался сделать его таким же холодным, но, как бы тот не пытался, у него это никак не получалось. Ибо голос самого младшего из басурманов был слишком эмоционален, звонок, и даже тогда, когда он «уговаривал», а точнее говоря шантажировал, царя, когда говорил этим ледяным и словно мертвым тоном, даже тогда, в нём, при желаний, можно было прочесть целый спектр эмоций. — Да, конечно. Не смею вас больше задерживать. — в голосе было облегчение от того, что он наконец сможет остаться наедине с самим собой, и ещё раз обдумать всё это. Казахи ушли.***
Комната в которую заселились кочевники была просторной и хорошо обустроеной, но было в ней что-то знакомое, от чего РК начал вглядыватся в неё и в мебель что там была. Чуть подумав, он вспомнил, почему она так ему знакома. Эта комната… в которой он жил раньше, ещё до смерти брата. В голове всплыли картинки того, как он проводил здесь время, скучая и не находя занятия, кроме чтения разного рода книг, ведь не мог покинуть помещения по причине того, что его там попросту запирали, по причине и без. А брат в такие моменты всегда приходил, и играл с ним разнообразные игры, от настольных, которые существовали на тот момент, до игр вроде догонялок и пряток, благо размеры комнаты это позволяли. Или же проводили время за обучанием младшего, ведь любимый братец всегда был обеспокоен его оброзованием, и уровнем знаний, всегда хотел чтобы он был лучшим, чтобы в будущем смог подарить их народу свободу и счастливое будущее. И златокрылый и вправду старался это сделать. Старался быть независимым, сделать свой народ свободным, и это, на момент его поподания его сюда, более менее получилось. Что не скажешь о счастье… Взгляд, что лишь минуту назад был задумчивым, в миг обрел грустные нотки, что заметил его брат, что посмотрел на него вопросительным взглядом. Алаш уже догадался что в этом помещений есть что-то знакомое для Каза, и от этого, либо от этих воспоминаний младшему было грустно. — Бәрі жақсы ма? (Всё в порядке?) — Иә. (Да.) — улыбнулся Казахстан, делая взгляд ярче, и старательно отгоняя грусть в нём. Лгать о своём состояний всегда удавалось ему с поразительной лёгкостью, также, как и надевать свою неизменную маску счастья. Но он знал, что кого-кого, а семью ему ей не провести, но также знал, что они не будут докапываться до него с расспросами, ведь уважают его личное пространство. — Жақсы. (Хорошо.) — как и думал путешественник по времени, старший хоть и не поверил, но не стал вмешиваться, а лишь дал ему волю, посчитав что если надо будет, он сам всё расскажет. Хотя это вряд ли сможет произойти… И они оба это понимают. — Мен қазірдің өзінде ұйықтайтын болармын. Бүгінгі күн қызық өтті, психиатордың жұмысы соншалықты шаршататынын білмеппін. Сен де ұйықтайсын ба, әлде кейінірек пе? (Думаю, я уже лягу спать. День был тяжелый, не думал что работа психиатора столь выматывающяя. Ты тоже уже ляжешь, или позже?) — сонно зевая, и потирая глазки сказал Республика. — Жоқ. Кітапханаға барып, кітап оқитын шығармын. Әлі ұйқым келмеді. Ал сен жата бер, қайырлы түн. (Нет. Я, навреное, пойду в библиотеку, и посижу, почитаю. Я пока не очень хочу спать. А ты лежи, спокойной ночи.) — и вышел, оставляя младшего наедине с собой.***
В тишине замка не можно было услышать даже малейший шорох, настолько гробовой она была, но если зайти в одну из комнат, то можно было расслышать голоса, что принадлежали наследнику, а также его второй личности. Прислушавшись к ним, можно было понять что «они» ругаются. — Я не дам тебе контроль над телом! И вообще, зачем тебе оно? Что ты собираешься с ним делать?! , — это был полный возмущения крик, благо, благодаря толстым стенам, и закрытым, не менее толстым окнам, снаружи он казался даже тише шепота. Сделано так было потому, что Совет часто ругался с «паразитом в своей голове», и мешал этим другим обитателям замка. А сам, или лучше сказать сами, причины этого шума продолжили ссору, что была вызвана тем, что РСФСР захотел взять контроль над телом. — «Буду исполнять свой план! Быстро дай мне контроль!» — нервы у обоих были на грани. Впрочем, как и всегда, во время их «общения». — Нет я сказал! — «А я сказал да!» Ссора могла длиться часами, может, они бы так кричали до самого утра, и потом ходили бы с мешками под глазами, и более злые чем обычно. Но вдруг РСФСР притих. Наследник РИ обрадовался, что выиграл эту баталию, но нет тут-то было. Рука медленно поднялась, оказавшись под контролем агрессивной стороны русского, и приблизилась к свече, что находилась довольно близко, и служила единственным источником света в помещений. СССР, к счастью или не к счастью, понял что именно его собеседник собрался делать. — Ты не посмеешь!.. — воскликнул он, а в голосе было, кроме возмущения, неуверенность, и Союз слегка, еле слышно, подрагивал. — «Да ну? И кто мне помешает? Ты, трусливое создание? Не смеши меня! Ты ведь сам в этом виноват. Мог же просто отдать мне контроль на некоторое время, и всё бы было хорошо. И мы бы наконец взяли бразды правления в свои руки! Но нет. С тобой обязательно надо по плохому.» — сначала издевательски, потом раздраженно говорил русский, а в конце монолога рука уже была возле свечи, и могла потушить её в любую секунду, но ждал чего-то. А точнее ждал вопросов, ведь всё же, желание поделиться своим гениальным планом было велико. — Что? Что ты имеешь ввиду? Как это, принять бразды правления? На троне же отец! При живом правителем я не могу стать кем-то большим, чем наследником, особенно без согласия на это отца, а он его не давал и не даст. Особенно пока мы не вылечимся! , — он не понимал намерений «союзника», или просто не хотел понимать. — «Вот именно! Но мы же заслуживаем этого! И мы получим это!» — Как? Я же сказал, да и ты сам знаешь, что при живом правителе… — «Но если живого правителя не будет?» — Чт-… — до союза медленно начало доходить, что именно имел ввиду его вторая личность. — Ты собираешься?.. — «Да! Это будет прекрасно! Мы убьем короля, и тогда, власть будет у нас! Это ведь отличный план! Зачем он нам? Он причинял нам лишь боль. Он нам не нужен. Мы проберёмся к нему, и расстреляем его. И заодно того киргиз-кайсака. Может ещё и его брата, если будет, как тогда, под ногами путаться. Они это заслужили, ведь работают на нашего «отца». Или ты и вправду поверил в весь тот бред, про который они нам говорили? Они просто нагло нам врали в лицо! И за это они понесут наказание.» — воодушевленно говорил РСФСР, и можно было подумать, что он какой-то психованный маньяк убийца. Впрочем, его это не волнавало, а Совета пугало. — Нет. Я не хочу этого! Отец нас любит и любил, просто он такая империя, которая не показывает своих чувств. А эти басурманы и вправду хотят нам помочь, и знают своё дело! Я верю, что они хорошо проведут лечение, и всё будет хорошо! Или хотя бы лучше чем сейчас!.. Я верю… — он правда хотел верить в светлое будущее, и верил в это. — «Не будь столь наивным и доверчивым. Это погубит не только тебя, но и меня.» — рука быстрым, точным взмахом потушила свечю, погрузив комнату во мрак ночи. А хозяин этой самой комнаты начал чувствовать себя неуютно. Темнота… Русский с детства боялся её и маленьких, замкнутых пространств, так как его часто в качестве наказания запирали в тёмной и маленькой комнате, чтобы он задумался над своим поведением, и он часами, а иногда даже сутками, сидел во тьме комнаты, наедине со своими раздумьями. Этого ведь вполне достаточно для того, чтобы нанести вред ещё детской, неокрепшей психике. И вполне достаточно для того, чтобы он по сей день боялся темноты, и в данный момент нервничал, боялся, постепенно начиная отдаваться панике, тем самым давая власть над телом РСФСР’у, которому только этого и надо. А тот думал о том, как же легко на самом деле получить тело в свою власть, используя слабости Союза ради своих целей. К его счастью, у него самого таких слабостей нет, и тогда как Совок боится и уважает своего отца, он готов его убить. Когда первый старается ради народа, не смотря на то, что этот самый народ к нему относился плохо, второму на них всех наплевать, и ради своих целей тот готов устроить им хоть геноцид, хоть голод, хоть расстрел. СССР боится много чего, и дорожит многим, что является его слабостями, а у РСФСР нет того, чем или кем бы он не был готов пожертвовать при надобности, ведь по его мнению никто такого не стоит. Ведь они, люди и страны, сами только и ждут момента чтобы предать, бросить, и он начнёт ценить кого-то только если будет уверен в том, что это не для власти, не для того чтобы втереться в доверие, а настоящие, добрые помыслы, чего до этого никогда не было, и по мнению всех окружающих и не будет. Нет и страхов. И этими качествами они отличаются. А из-за таких существенных отличий они часто ссорятся, и никак не могут найти общий язык, имеют довольно сложные взаимоотношения. — Я же сказал, что посмею, и обязательно исполню свои план. — хмыкнул он, и с самым довольным видом направился к выходу, для свершения своих замыслов. И по коридору эхом раздался звук хлопка двери, а затем и стремительных шагов, что напровлялись в сторону одной из комнат, принадлежащей тому, кого он собрался убить первым. Но об этом никто не знал, и весь замок спал, не оставляя жертве шансов на спасение, и помочь ему могло лишь чудо.