Балаганъ

Боль и радость – как две сестры, как две стороны медали, как два воплощения любви. «Любовь – это самая опасная вещь на земле и на небе. Самая красивая, но самая опасная», - однажды сказал ей дядюшка, но кажется Анна только теперь сумела в полной мере осознать смысл этих слов. Сердце ее одновременно пело от радости, перебирая в памяти каждое сказанное сегодня Штольманом слово, и ныло от боли, что она не можем быть рядом с ним, посмотреть ему в глаза, прикоснуться к нему. Анна не помнила, сколько она простояла там в оцепенении, из раздумий ее вырвал дядин голос. — Давай-ка прогуляемся с тобой, Аннушка. – Петр Иванович под руку с Зарой прошли мимо нее по тенистой аллее, освещенной лишь ярко-горящими окнами усадьбы. – Мне надо с тобой кое о чем поговорить. — О чем же, дядюшка? – подыгрывала самозванка. — О том, как все вернуть назад, — Анна догнала их со спины. — Ан-нет, — Петр Иванович едва не подпрыгнул и схватился за сердце. – У тебя это входит в привычку. Кхм, где ты была? Я уже два раза выходил тебя искать. — Заглянула домой перекусить и переодеться. — Что здесь происходит? – Испуганно-растерянный взгляд – Зара держала образ. – Дядя, кто это? Петр Иванович, нервно сглотнув, забегал глазами между двумя девушками. Ох, на приеме подавали слишком много шампанского, и он уже ни в чем не был уверен. Теперь они обе были похожи на Анну. А лопающиеся в голове хмельные пузырьки никак не способствовали критическому мышлению. — Я видела чемодан. Куда-то собралась? – Анна перешла в наступление, но самозванка не торопилась сдаваться. — Дядя, я не понимаю, почему ты позволяешь своей знакомой разговаривать со мной в подобном тоне? Тем более копаться в моих вещах? — Ты убила Настасью? – прямо спросила Анна. — Что? — Убила, а теперь хочешь скрыться в чужом теле за чужой жизнью. — Что за бред, — в смятении хмыкнула Зара. – Вы в своем уме? Дядя? — А давай спросим у самой Настасьи, кто ее убил? – предложила Анна. — А давайте, — согласился Петр Иванович и шагнул ближе к гадалке, становясь подле нее плечом к плечу. — Что все это значит? — Госпожа… эм… Зара, — начал дядя, — верните, пожалуйста, моей племяннице ее тело. Какие бы у вас ни были на то причины, все разрешимо. Если вопрос в финансах… — Мне не нужны деньги, — сурово отрезала она, переставая играть роль. — А что тогда? Я уверен, мы сможем договориться. — Мне нужна новая внешность, — улыбнулась она холодно. — Что ж, в таком случае, полагаю, нам придется обратиться в полицию. — Вам не поверят, — легко парировала она дядюшкин блеф. — Штольман поверит, — вставила Анна. — Штольман? – Острый проницательный взгляд ее собственных голубых глаз сейчас буквально впился в ее лицо. Зара испытующе прищурилась, и в уголках ее губ мелькнула чуть заметная усмешка. – Так это он. Тот самый. Хорош, — она кивнула головой, будто одобряя выбор Анны. – Весьма хорош. Статный мужчина. А ты такая юная и неискушенная девица, — с каким-то едким сочувствуем улыбнулась она. – Ты ведь даже не осознаешь. Даже не догадываешься, какую имеешь над ним власть. Изумление Анны красноречиво читалось в широко открытых почти черных цыганских глазах. Весь ее растерянный вид забавлял самозванку, очередная одержанная победа льстила ее самолюбию. — И теперь эта власть в моих руках, — заявила она, забивая последний гвоздь в крышку гроба, в котором Анна похоронила свою надежду. Зара победоносно развернулась и зашагала в сторону террасы. — Не слушай ее, — поддержал Пётр Иванович племянницу. — Она права… День выдался чересчур богатым на эмоции и события, и теперь Анна чувствовала себя выжатой словно лимон. Опустошение было сродни безразличию, руки опускались – как же она устала. Хотелось забыть обо всех убийствах, о гадалке и даже о Штольмане, и просто выспаться. А утром обнаружить, что это лишь дурной сон, и все на своих местах. Анна направилась домой через сад. Но едва сделав шаг, она вздрогнула и остановилась, как вкопанная. — Что такое? — Марго… — Глаза Анны расширились от испуга. — Где? — Убита. Мне жаль, дядя. Петр Иванович тяжело сглотнул и покосился туда, где, по его мнению, находился дух. Он скорбно опустил взгляд, кивнул Анне в знак благодарности и неловко провел пальцами по губам. Любая смерть – это неприятное происшествие. Но ему было стыдно, что он не чувствовал ничего, кроме что разве досады и сожаления. И не хотел, чтобы племянница это видела. Он даже боялся сказать ей, что и лица-то Марго уже не помнит. Тут он вдруг сообразил: — Так ты все-таки видишь духов? Не смотря на… свой внешний вид? — Выходит, что да... Кто тебя убил? Дух Марго с кровавой раной на лбу посмотрел на нее отрешенно, а затем опустил взгляд себе под ноги. А в следующий миг он вскинул голову, впиваясь в медиума мертвой чернотой глазниц. Анну будто обдало ледяным касанием смерти, дыхание перехватило, сжимая грудь в тисках, и загробный голос зазвучал в мыслях. «Когда белый конь встанет на дыбы, а черный падет ниц, Фараон сгинет от рук Королевы под сенью крылатых мельниц» Слова, словно выжженные раскаленным пером, прочно засели в мозгу. Анна повторила их несколько раз, прежде чем поняла, что именно не дает ей покоя. Фараон? Штольман! Сердце сжалось в предчувствии беды, и одна единственная мысль – «она не может его потерять» – затмила собой все остальные. — Дядя, нужно срочно ехать. — Куда, Аннет? Ночь на дворе! — В цирк.