Балаганъ

Штольман, Коробейников и заранее высланные в цирк трое городовых устроили очередной обыск. Яков Платонович тщательнейшим образом осмотрел фургон Зары, ранее по оплошности оставленный без внимания. Впрочем, ничего интересного обнаружить не удалось: пара старых платьев, вышедших из моды, пара цыганских нарядов, дешевая бижутерия — сплошь побрякушки, ничего ценного — целый сундук гадальной атрибутики. В углу над небольшим столиком висели связки каких-то сушенных трав, а стены были украшены разноцветными то ли платками, то ли шторами. Пол покрывали пестрые ковровые дорожки. У кровати притаился крошечный комод, напоминающий больше тумбочку с рядом выдвижных ящиков — в одном из них Штольман обнаружил любопытную фотографию. На карточке была изображена немолодая цыганка, лет тридцати пяти, внешне очень похожая на Зару — мать или другая родственница, заключил следователь. Но любопытной была совершенно иная деталь: на женщине с фото был кулон, который, как ему показалось, он видел утром на Анне Викторовне. Сунув фотографию во внутренний карман, мужчина спустился на землю и с досады так скрипнул зубами, что даже желваки заходили. Медленным придирчивым взглядом он осмотрел все это не внушающее ему доверие сборище. Он выведет их на чистую воду, как бы они не пытались юлить. Ему не нравился и в некоторой степени раздражал этот сжимающийся вокруг Анны Викторовны преступный сговор. Сначала гадалка Зара, утверждающая, что она Миронова, теперь этот кулон — глупо было отрицать очевидное — кто-то втянул во все это Анну. Штольман уже не сомневался, что злоумышленник, пытаясь добраться до него, не побрезговал неблагопристойными приемами, воспользовавшись единственной слабостью следователя — его особым отношением к госпоже Мироновой. Выходит, все его тщательные попытки огородить ее от опасности в ущерб себе, своим и ее чувствам, потерпели полный крах. Мужчина с силой сжал кулаки, набалдашник трости больно врезался в левую ладонь. Боль отрезвляла. Необходимо думать холодной головой. Рассудив, что Коробейников все еще осматривает фургон Настасьи (Штольман его уже обыскивал вчера, но свежий взгляд не помешает), следователь направился в фургон Марго. Городовые, рассредоточившись по территории, наблюдали за обитателями. Жилище госпожи Лукьяновой оказалось таким же непритязательным, как и у Зары, ничего примечательного, и главное — никаких сокровищ, никаких богатств, которые хотели бы вернуть цыгане. Снаружи у фургона уже ждал Коробейников, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. — Ну, не топчитесь, говорите уже, что обнаружили? — Штольман силился усмирить свой нрав, укротить злость, от которой даже в висках ломило, но пока не преуспел. — Вот, — Антон Андреевич протянул на раскрытой ладони позолоченные карманные часы, — нашел в ящичке буфета. Но самое интересное внутри. — Он откинул крышку, и взору сыщиков предстала выгравированная надпись «Петру Миронову». — Любопытно, — хмыкнул Штольман. — Я абсолютно уверен, что их там не было, когда я проводил обыск в прошлый раз. — Выходит, подбросили, — с воодушевлением заметил помощник следователя. В отличие от своего начальника, он приходил в восторг от все более закрученных загадок по этому делу, глаза его горели с азартом. — Но зачем? — Господа полицейские, — к ним приближался Прохор Кузьмич, главный массовик-затейник всего этого балагана, с любопытством поглядывая на сверкающие в солнечных лучах часы на цепочке. — Антон Андреич, — Штольману было достаточно одного взгляда, и догадливый помощник тут же убрал улику в карман. — Вот, просили-с вам передать, — протянул он Штольману пожеванные туфли. Тот кивнул в знак благодарности и повертел находку в руках, осматривая. — Они вам знакомы? — Я бы так не сказал, — замялся Кузьмич. — Можете предположить, кому принадлежали? — Дамы наши говорят, что Маринке. — Госпоже Лукьяновой, стало быть, — уточнил Штольман, а затем, заметив фокусника с гимнасткой, бросающих в их сторону заинтересованные взгляды, остановил их: — Добрый день, господа. Присоединяйтесь. Вижу, вещица вам знакома? — Да, с чего же мне знать дамские туфельки, — пожал плечами Терентьев. — Я им под ноги не смотрю. — А куда же вы, позвольте полюбопытствовать, смотрите? Игнат Николаевич так пошленько усмехнулся и в какой-то панибратской манере взглянул на Штольмана, будто делясь общей шуткой. Лицо сыщика было непроницаемо сурово. И затем скорее даже почувствовав, прежде чем увидев, как его спутница неодобрительно скривила губы, Терентьев в миг посерьезнел и ответил: — В глаза. Разумеется, в глаза. — А вы, госпожа Рыжкова… — Нимфа! Прошу вас, — сдержанно поправила она. — Уважаемая Нимфа, узнаете ли вы эти туфли? — Впервые вижу. — Уверены, что не ваши? Размер, кажется, подходящий, — подначивал следователь. — Вы шутите? — взбеленилась она. — Размер, может, и подходящий, да ни за какие коврижки я это обувать не стала бы. Штольман опустил взгляд на ее лощеные полусапожки из коричневой кожи, застегнутые на длинный ряд аккуратных маленьких пуговок. Мягкость и эластичность кожи были видны невооруженным взглядом и не шли ни в какое сравнение с одеревеневшим от длительной носки материалом, так полюбившимся местному псу, со своей неприхотливой точки зрения рассуждающему, что чем жестче, тем приятнее чесать зубы. — Простите за нескромный вопрос, но… какова высота каблука на ваших сапожках? Мне кажется, вчера вы были выше. — Штольман блефовал. Он не обратил совершенно никакого внимания на ее рост накануне, как, впрочем, и понятия не имел – угадал ли он с размером обуви, но ему была интересна ее реакция. — Возможно. Вчера я была в других туфлях, на них каблук чуть выше. А вообще, — она любовно посмотрела на своего спутника, — это все Игнаша. Он такой высокий, что рядом с ним я всегда кажусь ниже, чем есть. — Разумеется, во всем виноват Игнаша, — с лукавой улыбкой согласился следователь, и эти двое озадаченно покосились на него. Но разговор был прерван внезапным окриком «Яков Платоныч!». Со стороны фургона гадалки к ним торопился Петр Иванович Миронов. – Этот-то откуда здесь взялся, — вздохнул Штольман и, всучив ботинки Коробейникову, пошел навстречу, чтобы замершие на месте циркачи не стали невольными слушателями их разговора. — Яков Платоныч, Ан… то есть Зара похищена. Вот, смотрите, — и он сунул следователю под нос записку. Тот наскоро пробежал глазами несколько строк, набросанных второпях карандашом, и вскинул голову на Петра Ивановича. — Где вы это взяли? — В ее фургоне. — Когда? — Да, вот только что. Штольман обернулся и выцепил взглядом городового, кто был ближе других. — Черных, — подозвал он его к себе. – Кто входил в этот фургон после меня? — Ды, никто, — замялся тот. — Хотя парнишка один поблизости отирался. — Какой парнишка? — Обычный такой. Высокий. Да, вот же он, — городовой ткнул пальцем в толпу зевак. Штольман успел заметить только стремительно удаляющийся черноволосый затылок. Черных подул в свисток и двое других служителей порядка присоединились к нему в погоне. Яков Платонович еще раз перечитал послание. Судя по всему, оно предназначалось для предполагаемого сообщника Зары. В нем говорилось, что ее забрали в качестве залога, и отпустят, если сообщник в течение суток вернет все украденное законному хозяину. В противном случае, из залога она превратится в расплату. — Яков Платоныч, нужно срочно действовать. Немедля организовать поиски по всему городу. — Не торопитесь, Петр Иванович. Сначала необходимо во всем разобраться, возможно нас хотят пустить по ложному следу. В этот момент послышались топот и возгласы ликования «Попался голубчик!», и показались городовые, ведя скрученного под локотки цыгана. Парнишка лет двадцати пяти молчал, не вырывался, лишь смотрел на следователя исподлобья: черные глаза сердито блестели, ноздри раздувались, губы сжаты. Штольман сразу смекнул, что разговора не выйдет, пока разгоряченная цыганская кровь не остынет, и приказал Коробейникову сопроводить задержанного в участок и в отдельную камеру посадить. — Допросить его надо, — Миронов вновь пытался навязать свою линию расследования. — Если он записку подкинул, он может знать, где сейчас… Зара. — Может, и знает. А может, ее никто и не похищал, — ответил Яков Платонович. — О чем вы? — Видели мы ее в городе. Не далее часа назад. Я полагаю, и Зара, и этот парнишка могут работать на барона. — Какого еще барона? — опешил Миронов. — Ну, что за фантазии! Яков Платоныч, все не так. Вы не понимаете. Петр Иванович был озабочен исчезновением племянницы. Однако ему было невдомек, в каком расположении духа пребывал начальник сыскного отделения. Благодаря своей усиленной внешней выправке и необычайной сдержанности, скрывавшей то внутреннее возмущение, в которое его привели резкий тон Миронова и намеки на его некомпетентность, как следователя, Штольман лишь холодно усмехнулся и, поведя головой в сторону, будто галстук вдруг сдавил ему шею, заговорил шутливо, тоном, в котором безошибочно чувствовалось раздражение. — Вот как? Стало быть, просветите меня, Петр Иваныч, что же мы такое не понимаем. Заодно объясните, по какой такой случайности вы оказываетесь замешаны в каждом преступлении, совершенном на территории цирка? Каким образом ваш брегет оказался в фургоне Настасьи Егоровой? — Что? Понятия не имею. Да, вчера утром я обнаружил пропажу часов, но решил, что потерял их у Марго. У Настасьи в фургоне я не был и не за чем было мне туда заходить. Да, и бог с ними, с часами. Сейчас не это главное. — Ну, не скажите — в поимке убийцы не бывает незначительных деталей. — И что же, по-вашему, я убил их? — Сомневаюсь я, что вы способны убить кого-то. — Штольман вдруг замолчал и проницательно посмотрел в глаза Миронову. Тот выдержал этот взгляд спокойно. – Однако, подозреваю, что по доброте своей душевной, можете покрывать убийцу. Совсем вас эта девица с ума свела, — усмехнулся следователь. — Посмотрите на себя, Петр Иваныч, ну, нельзя же так голову терять от любви. — У-у, куда вас понесло, — удрученно махнул рукой Миронов. — Тьфу ты! Да, как же вы очевидного не видите! Не убийца она! — Вам-то откуда знать? — Да, потому что Анна это! Штольман даже как-то отпрянул от собеседника, будто вдруг увидел вместо него самого дьявола, свел брови к переносице и молчал с откровенным недоумением на лице. — Не глазами нужно смотреть, Яков Платоныч, — с укоризной в голосе Миронов ткнул его указательным пальцем в грудь. — Не глазами! Штольман стоял не в силах пошевелиться. Казалось, вот-вот обрушатся небеса, разверзнется земля под ногами и бурный поток снесет все на своем пути, смоет весь привычный ему мир. Мужчина крепче сжал кулаки и стиснул зубы, словно его силы воли было достаточно, чтобы скрепить трещащие по швам здравомыслие, рациональность и логичность бытия. Тряхнув головой, он оглянулся – Миронов исчез. Быстрым шагом он направился к дороге, запрыгнул в пролетку и наказал, как можно скорее доставить его в управление. *** Зара задумчиво мерила шагами площадку перед полицейским участком, не решаясь войти. Еще только приближаясь к управлению, она заметила, как перед входом остановился полицейский экипаж. Оттуда в кандалах и в сопровождении городовых спустился Захар, цыган из цирка, не так давно нанятый Кузьмичом на место конюха. Она машинально остановилась и повернулась боком, от неожиданности позабыв, что он не узнал бы ее, даже если бы столкнулся лицом к лицу. И теперь топчась у крыльца, она раздумывала, под каким бы ненавязчивым предлогом расспросить Якова Платоновича о цыганах — о том, что ему известно, и кто уже задержан. В растерянности и нерешительности ее и застал подъехавший Штольман. — Анна Викторовна, — он смерил ее удивленным взглядом и улыбнувшись добавил: — Что вы здесь делаете? — Вы поверите, если я скажу, что проходила мимо, и решила зайти поздороваться? — Она робко улыбнулась и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он усмехнулся. — Может, и поверил бы, если бы мы не виделись с вами еще утром. — Яков Платоныч, скажите, а правда, что в городе объявились цыгане? — Удивлен, что вам это известно. — Слухи, знаете ли, быстро расползаются, — она непринужденно дернула плечом. — Мне ли не знать. — Я тут подумала. А что, если цыгане причастны к этим убийствам? — Это ваше предположение или кто-то подсказал? — Мое, но неужели вы сами думаете, что их появление в городе всего лишь случайность? — Мое мнение таково, что случайностей вовсе не бывает. К слову о вашем здесь появлении, — он улыбнулся и шагнул ближе, — могу я попросить вас об одном одолжении? — Каком? — Подыграйте мне на допросе. Этот цыганенок — кремень, слова из него не вытянешь. Могли бы вы провернуть тот же фокус, что и в деле Жени Григорьевой? — Фокус? От Штольмана не ускользнула ее нервная улыбка. — Вы тогда так ловко раскрутили ее брата на признание. — Да, будет вам, Яков Платоныч, — она картинно отмахнулась, — разве это помощь. Так мелочи. Я уверенна, то дело было раскрыто только благодаря вашему выдающемуся уму. Как и уверена, что этого парнишку вы расколете без труда. Простите, но мне уже пора бежать. — Не смею вас больше задерживать, — мужчина одарил ее ласковой улыбкой и, поймав руку, наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй. Он нарочно задержал губы дольше положенного, а выпрямляясь вдруг зацепился взглядом за ее кулон. — Какая необычная вещица! Не видел ее у вас прежде. Подарок от поклонника? — поинтересовался он с тонко завуалированной ревностью. — Вовсе нет, — она обольстительно улыбнулась ему, пробегая пальцами по украшению на груди. — Это семейная реликвия. Не особенно ценная, но мне дорога, как подарок от матери. — У Марии Тихоновны замечательный вкус, — согласился Штольман. — Анна Викторовна, я бы хотел навестить вас еще вечером, если вы позволите. — Как я могу быть против. Она быстро развернулась и неспеша зашагала в сторону аллеи, изящно и плавно, зная, что он наблюдает за ней. Но не пройдя и пяти шагов, кокетливо оглянулась через плечо, с молчаливой улыбкой убедилась, что он смотрит ей вслед, и опять продолжила свой грациозный променад. Штольман торопливо огляделся и подозвал к себе только вышедшего на крыльцо Евграшина. — Проследи за Мироновой. Незаметно. Остаешься на посту, пока не сменят. Если вздумает покинуть город, немедленно задержать и доставить ко мне. — Задержать? – опешил городовой, ушам не веря. — Все верно. — Понял, Вашескородие. Будет сделано.