Балаганъ

Из гостиницы Штольман направился прямиком в управление. Необходимо было допросить Нимфу, тем более что теперь имелся рычаг давления – покушение на полицейский чин. Однако в участке выяснилось, что «буйная преступница при задержании оказала сопротивление, отстреливаясь из револьвера, и дабы сокрушить упорную лиходейку, городовым пришлось в свою очередь тоже применить оружие. В результате чего побег госпожи Рыжковой окончился на столе доктора Милца», как изволил выразиться один из новеньких служащих, чьей фамилии Яков Платонович еще не успел запомнить. — Так что убили ее? — опешил следователь. — Никак нет. Ранена она. Доктор оперирует. — «Окончился на столе…» — Штольман пронзил подчиненного таким суровым взглядом, что тот невольно вжал голову в плечи, желая и вовсе провалиться сквозь землю. Яков Платонович схватил с вешалки котелок и вихрем промчался мимо растерянного городового, бросив на ходу, что сошлет его к Рябушинскому опусы строчить. В больнице фельдшер пояснил, что ранение Рыжковой несерьезное – в плечо – и доктор уже заканчивает. Через пару часов пациентка придет в себя и можно будет ее забирать. Штольман наказал городовым, дежурившим у операционной, везти задержанную в управление, как только очнется. Сам же следователь направился в ресторацию пообедать и отчитаться перед полицмейстером, который, как уже доложили, все утро пытался отловить начальника сыскного отдела. Так промотавшись по городу считай впустую, Яков Платонович вернулся в гостиницу пару часов спустя. В нерешительности замерев перед номером, он осторожно постучал. За дверью послышалось тихое «Войдите». И вновь игры разума на мгновение сбили мужчину с толку. По дороге сюда, раздумывая об Анне, он видел в мыслях ее привычный и давно знакомый образ, и вид цыганки его немного обескуражил. Штольман отвесил себе воображаемую оплеуху. С какой стати вообще его мысли стали вращаться вокруг барышни Мироновой, спящей в его номере. Не по делу все это. Тряхнув головой, мужчина вошел и прикрыл дверь. — Анна Викторовна, удалось отдохнуть? — Да, спасибо. — При виде его она отложила в сторону одну из его книг и несмело улыбнулась. Ему даже показалось, что в темных глазах мелькнул голубой отблеск, и губы изогнулись изящно и скромно, в точности как он помнил, хоть и не ожидал от этого лица. Или это все его воображение? Анна указала мужчине на диван рядом с собой и спросила: — Есть новости? — Да. Преступники задержаны и вскоре будут в управлении. — Кто? — Терентьев и его Нимфа. Нахмурившись, девушка отвела взгляд. На лице отразилась досадливая задумчивость – выражение, выдававшее ее внутреннее недовольство собой и копошащееся, назревающее разочарование в людях, приходящее на смену ее наивной доверчивости. Удивительно, как она до сих пор, повидав столько преступлений, умудрялась сохранять в себе чистосердечие и веру. — Терентьев… Если бы мы тогда не повздорили из-за него, я бы не убежала и не встретилась с… — резко оборвав себя на полуслове, она снова обернулась к Штольману. — А как же Зара? Что с ней? — К убийствам она не причастна. — Тогда зачем ей все это? — По нелепой случайности она сбежала из табора в ту же самую ночь, что грабители нагрянули к барону. Она забрала с собой кулон, подарок матери. И когда цыгане стали искать грабителей среди циркачей, она решила, что явились за ней. — Вы ей верите? — Нет оснований думать иначе. Грабежи начались задолго до ее появления в труппе. К тому же ни убранство ее фургона, ни личные вещи не выдают наличие каких-либо богатств. — Кстати, о богатствах. Я слышала кое-что из вашего с бароном разговора. Вы ищете украденные драгоценности? — Да. Вам что-то известно? — Нет, — Анна с сожалением покачала головой. — Хотя… Не знаю, поможет ли это. Марго разговаривала с убийцей. Она просила денег за молчание, иначе грозилась рассказать, как «они возвращались с пустыря посреди ночи». И что важно, этот некто дал ей золотые часы, украшенные какими-то камнями. — Эти? — Яков Платонович достал из кармана часы Косанского. — Да, похожи. Очень. — Интересно, — задумался следователь, этот факт, пусть и косвенно, связывал Терентьева с убийством Марго. — Вы наверняка слышали, что у меня не так много времени на поиски драгоценностей. А фокусник молчит, словно язык проглотил. Есть, конечно, надежда, что Нимфа заговорит, но… — Он заглянул ей в глаза, набрал воздуха в легкие, приготовившись говорить, и вдруг усмехнулся. — Мне право неловко об этом просить. — Он отвел взгляд, облизал губы, собираясь с мыслями, и вновь смущенно усмехнулся. — Надеюсь, я не выгляжу так же глупо, как себя чувствую. — Яков Платонович, вы меня интригуете, — настороженно отозвалась Анна. — Не могли бы вы… спросить у Настасьи или Марго… вдруг им что-то известно, — он указал глазами на потолок, — с высоты их полета. Вид у Анны стал какой-то растерянно-участливый, глаза задорно искрились, губы подрагивали, казалось, ей стоит больших усилий, чтобы не прыснуть со смеха. Наконец, она взяла себя в руки и, переведя дыхание, уточнила: — Вы в самом деле просите меня пообщаться с духами? — Да, если… вас не затруднит. Я не очень понимаю, как это происходит. Девушка все же не выдержала и рассмеялась. Удивительно, но вся неловкость Штольмана растворилась, и он тоже улыбнулся. — Поверить не могу, что услышала это от вас, — произнесла Анна по-прежнему с улыбкой в голосе. — Так случилось, что за последние пару дней я сменил свое мнение в некоторых вопросах. Она поймала его взгляд: внимательный, нежный, таящий нечто большее в своих глубинах, чем он мог сказать вслух. — Да, — кивнула Анна. — Я помогу вам. *** К тому времени, как Штольман с Анной приехали в полицейское управление, Коробейников уже успел снять показания с доставленной прямиком из больницы Нимфадоры Рыжковой. Она раскаивалась и плакала, причитала, что ее, бедную, бес попутал, что ничего против начальника отделения она не имеет, и лишь от большой любви к Игнаше схватилась за револьвер. — Да, полноте, госпожа Рыжкова, — прервал ее Штольман, забавляясь вспыхнувшим в ее глазах раздражением. — Не поверю я, что хладнокровная убийца, без зазрения совести расправившаяся с двумя женщинами, вдруг поглупеет от любви. — Что? Убийца? — она растерянно переводила взгляд с одного сыщика на другого. Вид у нее был как у загнанной кошки: напуганная, взъерошенная, даже ощетинившаяся, но готовая в любой момент выпустить когти и драться насмерть. Она вдруг взглянула на Анну, присевшую на стул около стола Штольмана. — Вы вот правильно сделали, что Зарку арестовали? Я, между прочим, с самого начала ее подозревала. — Госпожа Керимова – важный свидетель, — ответил следователь, поставив стул по центру комнаты. — Синельников, ведите сюда задержанного. Через несколько минут дверь распахнулась, и в сопровождении городового вошел фокусник в запыленном дорогом сюртуке, растрепанный, с измятым и небритым лицом и покрасневшими воспаленными глазами. Сразу и не разберешь: благородный господин перед тобой или попрошайка. — Что ж, господа, — начал Штольман, заложив руки за спину, — готовы поведать нам, как вы грабили и убивали? Терентьев и Рыжкова молча переглянулись. Мужчина понуро, а может и стыдливо уставился в пол. Нимфа же, напротив, с вызовом вздернула подбородок и, сомкнув губы в тонкую линию, впилась в следователя испепеляющим взглядом. — Воля ваша. У нас достаточно улик и свидетельских показаний для передачи дела в суд. Однако, добровольное признание могло бы смягчить ваш приговор. Я расскажу, как все было. Вы уж поправьте, если я что-то упущу. В сентябре прошлого года, когда вы были на гастролях в Ростове, вас и еще шпагоглотателя пригласили выступить на частном вечере в усадьбе помещика Сафонова, где вы и совершили первую кражу. Не важно, чья это была идея, но с того вечера вы решили, что это может стать неплохим подспорьем для вашего финансового благополучия. Однако, в двух следующих городах, все было тихо, — Яков Платонович поднял две телеграммы из стопки на столе и отложил их в сторону. Затем поднял третью карточку. — Видимо, не так часто встречаются любители частных цирковых представлений. И вы решили взять все в свои руки. В Павловске в Воронежской губернии вы вломились в дом заводчика Кузнецова. Но вот неудача – у него оказалась чересчур бдительная и расторопная прислуга. Злоумышленников они не рассмотрели, но вспугнули. И тогда, — он отложил и эту телеграмму в сторону и взял в руки оставшуюся стопку, — вам в голову пришел идеальный план. В декабре госпожа Рыжкова сменила свой цирковой номер с эквилибристки на гимнастку, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. По той же причине вы перестали давать частные представления. Но теперь в каждом новом городе вы выбирали дом побогаче, узнавали, когда отсутствуют хозяева, проникали в него через крышу, чтобы больше не нарваться на прислугу, да и комнаты господские всегда наверху, и забирали все, что плохо лежит. Так оно и продолжалось, пока однажды вы не заглянули в поместье цыганского барона. Табор был на празднике в соседнем городе, но дом не пустовал. В саду, когда вы уходили, вас заметил молодой парнишка Степка. Он той ночью бегал на тайное свидание. Вот он-то и рассказал о двух грабителях, переодетых в бородатых бездомных. И не забыл упомянуть, что один из них был темноволосой женщиной. У господина Косанского, чьи часы вы, кстати, украли, а потом отдали Марго за молчание, ушло некоторое время, чтобы отыскать вашу труппу. — Штольман намеренно опустил тот факт, что люди барона изначально выслеживали по соседним городам и губерниям Зару, и именно так вышли на циркачей. — Около двух недель назад цыгане, следящие за цирком, заметили Настасью Егорову и приняли ее за воровку в гриме. Полагаю, они в довольно грубой форме потребовали вернуть драгоценности, но вскоре поняли, что обознались. Однако у Настасьи после того знакового разговора остались синяки по всему телу и зарождающиеся неприятные подозрения. Штольман замолчал, опустил телеграммы на стол и, вновь заложив руки за спину, взглянул на задержанных. До сих пор ему вполне удачно и красочно удавалось сочинять историю, основанную по большому счету на добытых сведениях, и от части на его предположениях и умозаключениях. И он догадывался, что происходило дальше вплоть до сегодняшнего дня, но это были серьезные преступления – убийства двух женщин – и он желал получить целостную картину без каких-либо допущений. — И теперь мы подошли к самым печальным событиям этой и без того мрачной истории. Как так получилось, что из грабителей вы превратились в убийц? Чьей идеей было утопить несчастную в водопойном корыте? Рыжкова стиснула зубы, чуть ли не до скрежета, глаза сощурила и волком на следователя поглядывала. И тут в тишине зазвучал уставший, даже будто опустошенный, голос Терентьева. — Какая теперь разница, чья это была идея. Оно все как-то само собой вышло… — Молчи, дурак, — шикнула на него Нимфа. — А смысл? Ты же видишь, он и так все знает. Она взволнованно завертела головой, перехватывая взгляды сыщиков и своего любовника, и вдруг окончательно осознала, что петля на ее шее уже почти сомкнулась и бежать ей некуда, да и поздно – кошка попалась. Яков Платонович взглядом подал Коробейникову знак – вести протокол. Терентьев продолжил: — Той ночью к нам в лагерь забрел местный пижон – Миронов, светил часами золотыми, деньгами сыпал – Никитку в слободку за настойкой посылал. Ну, мы и решили, пока он здесь, домой к нему наведаться. А когда уж переоделись, на задворках на Настьку наткнулись. Какой черт ее туда понес? Догадалась она, что цыгане нас искали. Сказала, что нам следует все вернуть, или она Кузьмичу расскажет. Мол, мы всех под каторгу подводим. Они с Нимфой сначала языками сцепились, а потом за волосы стали таскать. Я вмешался, оттолкнул Настьку, она упала на корыто. Терентьев взглянул на Нимфу, та молчала, но не сводила с него глаз. — Я не знаю, что на меня нашло, но я увидел в этом решение проблемы. Я окунул ее голову в воду. — Нет, Игнаш, не надо, — у безжалостной и жестокой с виду хищницы по щекам потекли слезы. Она смотрела на сидящего рядом мужчину с такой любовью и благодарностью, на которые, казалось, было не способно ее черствое сердце. — Я стреляла в полицейского. — Что? — Мне уже не избежать наказания. Не надо брать мою вину на себя. — Нимфа… Она отвернулась от своего любовника и снова с вызовом глядя на следователя продолжила: — Я убила Егорову. Игнат пытался нас расцепить. Она боролась, поцарапала ему шею, сорвала у меня накладную бороду. Потом он помог мне оттащить ее на луг. — Марго видела, как вы возвращались оттуда, — вставил Штольман, в очередной раз показывая, что полиция уже в курсе всего. — Значит, она все-таки проболталась, — усмехнулась Нимфа. — А ведь требовала тысячу рублей за молчание. Игнат хотел откупиться. Говорил, заплатим и сбежим. Но я решила иначе – свидетелей нельзя оставлять в живых: или шантажировать будут, или сдадут. Я подменила ей туфли. — У Настасьи за корсетом был найден рубин, — напомнил Штольман. — Цыганский камень. Я хотела, чтобы и цыгане, и полиция думали, что она воровка, и перестали искать меня. — А брегет господина Миронова вы подкинули, чтобы перевести подозрение на него? — Да, — отозвался Терентьев. — После смерти Марго, когда там началась суета, я обыскал ее фургон. Искал свои часы, ну то есть эти, цыганские, а нашел две штуки. — Где драгоценности? — Яков Платонович задал единственный вопрос, на который до сих пор не знал ответа. — У нас их нет, — ответила Нимфа. — Продали, а деньги потратили. — Очень в этом сомневаюсь, — не поверил следователь. – Вы собирались бежать, а в предусмотрительности вам не откажешь. Терентьев тяжело вздохнул и потер лицо руками, будто заставляя себя замолчать, будто намеренно закрывая рот ладонями. Штольман чувствовал, что фокусник теперь слабое звено этой цепи. Он уж было хотел надавить на него, как вдруг Анна вскочила со своего места и, подбежав к задержанному, схватила его руку. — Что? – опешил тот и вырвал руку. — Что ты делаешь? — Госпожа Керимова? — позвал Штольман и осторожно покосился на несколько пар глаз, с любопытством уставившихся на нее. Ему казалось, что она себя выдает – ведь совершенно очевидно, что она ведет себя как Анна Викторовна. Подсознательно пытаясь прикрыть ее от посторонних, он, придерживая ее под локоток, отвел в сторонку и тихо спросил: — Что вы увидели? — У него грязь под ногтями. Земля. Марго мне кое-что показала. Я только сейчас поняла. Кажется, я знаю, где драгоценности. Они зарыли их под фургоном со змеиным орнаментом. Зеленые змеи вокруг красного столба. — Антон Андреич, — Яков Платонович повернулся к помощнику, — берите городовых и поезжайте в цирк. Ищите клад под фургоном со змеиным орнаментом. На этих словах Нимфа непонимающе глянула на Игната, затем снова на следователя и, наконец, обреченно опустила голову. А в следующий момент дверь распахнулась, и в кабинет влетел запыхавшийся взволнованный господин Миронов-младший. — Яков Платоныч! Я нашел! Нашел! — Тут его взгляд упал на цыганку, и он остановился как вкопанный. — Вы, я гляжу, тоже. Или это… — Петр Иванович, — Штольман, во избежание еще больших подозрений в адрес личности девушки, указал посетителю на дверь и сам поспешил выйти следом. — Потише! — Яков Платоныч, это она, Анна? — Да, я вызволил ее из рук цыган сегодня утром. — Выходит, напрасно я всю ночь объезжал окрестности и высматривал десятые дома… Постойте, — он вдруг отстранился и с подозрением уставился на Штольмана. — Так вы верите, что это Анна? — Верю, — усмехнулся мужчина. — На самом деле, удивительно, что я раньше этого не заметил: она говорит, ведет себя в точности как Анна Викторовна. Мне все время кажется, что окружающие вот-вот догадаются, но… — он тяжело вздохнул и задумчиво отвел взгляд. — Я что-то чувствовал, подозревал, но не думаю, что смог бы добраться до истины без вашей подсказки. Теперь все встало на свои места. — Не все, Яков Платонович, не все! — Да, над последней проблемой мы сейчас как раз и работаем. — Чем я могу помочь? — Присмотрите за Зарой. А я сниму городового с вашего дома. Нам сейчас нужны будут люди. И ждите от меня записки. Я извещу вас о дальнейших действиях. — Так точно, — отрапортовал Миронов, тронутый оказанным ему доверием, надел шляпу и вдруг вспомнил: — А как же Анна? — Я позабочусь о ней, не переживайте. — Вот теперь я точно покоен, — Петр Иванович облегченно вздохнул и направился к выходу. *** В комнате было темно. Лунный свет пробивался сквозь незашторенные окна, выхватывая из мрака очертания мебели и обстановки, но Анне казалось, она смогла бы пройти здесь и с закрытыми глазами и не споткнуться. Она провела в номере всего пару часов сегодня днем, однако успела все изучить, измерить шагами и лишь не притрагивалась к постели. Днем она не решилась даже присесть на нее. Умылась, освежилась, пообедала и почитала на диване его книги. Теперь же ей предстояло провести здесь ночь. Украденные драгоценности действительно были зарыты под фургоном. Городовые перекапывали там каждый метр до темноты. Находка была отправлена в управление, и по словам Якова Платоновича, им предстояла очередная бессонная ночь. Драгоценности необходимо было описать, сфотографировать и распределить по владельцам. Но в первую очередь, разумеется, старались определить собственность Косанского. Сняв платье и корсет, Анна нырнула под одеяло. Постаралась перевести дыхание, дабы унять беспокойно колотящееся в груди сердце, и вдруг замерла. Ее окутал запах Штольмана. Прикрыв глаза, она повернулась на бок и уткнулась носом в подушку. Внутри нее все затрепетало от подобной интимности. Воображение невольно рисовало его лежащим в этой кровати. Ей казалось, она чувствует его присутствие: он лежит напротив и смотрит прямо на нее, одеяло на ее плече – это его ладонь, нежно касающаяся ее кожи. У Анны перехватило дыхание от такой близости. Распахнув глаза, она легла на спину и, тяжело дыша, уставилась в темный потолок. Между ней и Штольманом что-то происходило, что-то новое. Он поверил ей, он «увидел» ее, в их отношениях что-то незримо, неуловимо изменилось. Она не знала, что, но чувствовала это в его взглядах, в его заботе. И все же он будто был еще дальше и отстраненнее, чем прежде. Анне хотелось думать, что лишь чужая внешность стоит преградой между ними, а потому она постаралась выкинуть все тревоги из головы, и вновь окунулась в обволакивающий ее запах любимого мужчины.