Свежий ветер дует с Черного озера

Гермиона ни за что бы не смогла назвать все происходящее рутиной или обыденностью, даже несмотря на то, что, как ей казалось, начала привыкать к своему нехитрому и весьма однообразному быту, приправленному немалым количеством нервного напряжения. Она, как и месяц, и два назад, с каким-то остервенением ждала появления лорда Волдеморта в своей спальне, в библиотеке и гостиной, каждую встречу мысленно отмечала и запоминала. Она и сама не знала, зачем это делает. После происшествия в подвале прошло около пары суток, но он как в воду канул. Грейнджер казалось, что он должен был бы прийти и поговорить с ней (о чем? зачем? она не знала и сама), но темный волшебник совершенно не оправдывал никаких ее ожиданий. Тем утром было холодно; судя по всему, на улице ударили заморозки, и по самому низу полузапотевшего окна четко прослеживался белый узор, оставленный инеем, — это она заметила уже потом, днем, когда ходила по комнате взад-вперед, готовясь к своей вечерней рискованной вылазке. А утром… Утром Гермиона открыла глаза и блаженно улыбнулась, ощутив на своем одеяле приятную тяжесть. В ногах — трогательный домашний зверек — дремала Нагайна, и девушка, обрадованная ее появлением, приласкала рептилию, погладив пальцами аккуратную треугольную голову. Змея не пошевелилась, зато Гермиона почувствовала, как все ее существо наполняет уже знакомое иррациональное чувство счастья, обещавшее прекрасный день и отменное настроение, несмотря на перманентно серое небо за окном и не покидавшие ни на секунду тяжелые мысли, от которых Грейнджер уже почти научилась отмахиваться как от фонового шума. Кроме того, под подушкой нетронутой лежала ее палочка — надежда на спасение. Гермиона успела позавтракать яичницей, оставленной на столике неведомым эльфом, расторопным и почти никогда ею не виденным, и, в предвкушении интересного времяпрепровождения за какой-нибудь книгой (Нагайна, милая Нагайна вернулась!), только собралась разбавить свой чай молоком, как дверь медленно отворилась, и девушка сглотнула, поставила чашку на столик и выпрямилась. Казалось, что все их встречи проходят по примерно одинаковому сценарию. Она просто не могла относиться к ним спокойно, каждый раз ожидая подвоха, нападения или еще чего похуже. Темный Лорд степенно вошел и, скользнув равнодушным взглядом по лицу своей пленницы, направился прямиком к окну, не говоря ни слова. «Как к себе домой», — сварливо подумала Грейнджер, тут же отругав себя за абсурдные мысли, и принялась настороженно следить за ним взглядом. Он — уже знакомое, почти привычное наблюдение — излучал невидимую силу и практически осязаемую угрозу и вызывал бесконечное… восхищение. Гермиона на мгновение задержала дыхание. Темный Лорд был безупречен, абсолютно и бесспорно. Его мантия, как и всегда, была черной и чистой, на ней не было ни единой пылинки или случайно торчащей нитки; его полузмеиное лицо было чертовски страшным, но при этом… идеальным, с кожей мраморно-серого оттенка без намека на какое-либо несовершенство. Он был совершенно нереальным, от него невозможно было отвести взгляд. Поняв, что беззастенчиво пялится (Мерлин, спасибо, что он к ней спиной!), Гермиона резко отвернулась и на мгновение крепко зажмурилась. Еще не хватало думать о чудовище в таком ключе! Какое-то время волшебник безмолвной статуей стоял, по обыкновению глядя вдаль на серый пейзаж и предаваясь неведомым размышлениям. Сложно было понять, действительно ли он был так глубоко погружен в свои мысли, либо только делал вид, что не замечает Гермиону, но она, в свою очередь, сидела как на иголках. Молниеносно пронесшееся в голове воспоминание о последнем разе, когда она… контактировала с Темным Лордом, заставило ведьму занервничать. Спокойствия, счастья от того, что Нагайна вернулась, как ни бывало. Наверное, в этом не было бы ничего необычного — она всегда была крайне напряжена в присутствии лорда Волдеморта (а теперь — особенно), но в этот раз у ее естественного страха, помимо прочих, была еще одна, весьма материальная, причина и лежала она в нескольких метрах от окна — под гермиониной подушкой. Интересно, знает ли он? Вспомнил о палочке или нет? Если бы знал, то наверняка уже что-то сделал бы. Но он чертовски непредсказуем, как и всегда… Чего он ждет? О чем думает? Лорд резко развернулся и, взглянув на Гермиону прямо, вдруг презрительно скривился. — Прекрати это немедленно. — Что? — тихо и немного хрипло произнесла она, не сумев скрыть недоумения. — Чем вызвана твоя нервозность сейчас? Я чувствую ее даже спиной. Это раздражает. Такое признание заставило девушку выдохнуть. Значит, пока ничего не знает о палочке! Но обольщаться было рано: вспомнить он мог в любой момент. Лишь бы только ему в голову не пришло проверить ее воспоминания. Лорд Волдеморт действительно казался задумчивым. Гермиона опустила голову и старалась не поднимать глаз, чтобы ненароком не выдать собственных переживаний; вместо этого она потянулась к невыпитому чаю, ощущая, что пальцы предательски дрожат; подняв чашку, она тут же поспешила поставить ее назад, поскольку осознала, что не справляется с тремором. Черт! Было бы слишком глупо выкрасть палочку, не попавшись, и потом выдать себя таким дурацким образом! Как оказалось, все ее неловкие манипуляции не укрылись от внимания Темного Лорда. Плавно, с поистине кошачьей грацией, он подошел к Гермионе (будто подплыл по воздуху, что, впрочем, вполне могло оказаться правдой) и испытующе взглянул на пленницу сверху вниз. Гермионе пришлось призвать все свои силы, чтобы встретить его взгляд и не отпрянуть назад. Она уже практически начала мысленно молиться о том, чтобы Лорд не применил к ней легилименции и ограничился только своим искусным мастерством психологического влияния, с которым, как ей казалось, она с горем пополам уже научилась справляться. Внезапно Темный Лорд вдруг вскинул руку, намереваясь излюбленным жестом схватить ее за подбородок и заставить посмотреть прямо ему в глаза, но… почему-то так и не прикоснулся, рука его замерла в каких-то дюймах от ее кожи. Мгновение это длилось целую вечность, и Гермиона, наконец, выдохнула, только когда он отвернулся от нее и вновь приблизился к окну. Так и не дотронулся! Его жуткое лицо, как ей показалось, выражало нечто странное, близкое к досаде, но в эту секунду было совершенно не до анализа чужой мимики. Он едва снова не коснулся ее! Гермиона вовсе не была готова вновь погрузиться в пучину собственных ощущений, которые она сама давно уже окрестила предательскими и низменными, и в то же время… в то же время она на секунду почувствовала укол разочарования, в природе которого не желала разбираться вовсе. — Я вернулся этим утром, — негромко произнес Лорд, вновь обратясь вниманием куда-то за пределы гостевой спальни Малфой-мэнора. — Откуда? — спросила Гермиона неожиданно для себя и едва не зажала себе рот ладонью. Темный волшебник хмыкнул. Но ответил. — Улаживал некоторые проблемы, возникшие с великанами на севере страны. Она машинально кивнула. «Ясно». Как будто это было нормальным — просто обсуждать с Темным Лордом его дела. Просто вести диалог. Примечательным был и другой факт, который она не могла не отметить для себя: он вернулся едва ли больше пары часов назад и тут же поспешил к ней. Возможно, в этом крылись сугубо прагматичные причины; может быть, ему, как и всегда, что-то от нее понадобилось. Но, несмотря на это, было в этом что-то… лестное. Вдруг почувствовав, как спина покрывается мурашками, Гермиона, чтобы отвлечься, предприняла третью за это утро попытку дотянуться до чашки, и на сей раз она увенчалась успехом. Лорд, тем временем, решил, по всей видимости, перейти к делу и озвучить причину своего очередного внезапного визита. Снисходительно взглянув на окончательно стушевавшуюся Грейнджер, он твердо произнес: — Я считаю нужным возобновить занятия с тобой. Дуэль показала твою полнейшую, — на секунду замолчав, будто подбирая нужное слово, маг, в конце концов, расплылся в неприятной ухмылке, — беспомощность. Укол нисколько не задел Гермиону. Новость ее скорее обрадовала: волшебница действительно, несмотря ни на что, ждала возобновления уроков с лордом Волдемортом уже давно; она всегда была рада учиться новому, тем более, что Темный Лорд оказался таким великолепным учителем. И — вот главная причина — ей безмерно хотелось отвлечься от… от тех странных отношений, что выстроились между ними после ее побега. И от него самого, как ни парадоксально, а точнее, от этого ее нового взгляда на Темного Лорда как на свое личное наваждение; от того открытия, что совершила она сама для себя после случившегося в подвале. Гермиона Грейнджер мечтала снова чувствовать себя просто случайно оказавшейся на его пути участницей сопротивления, подругой его заклятого врага, чтобы все было как раньше, когда она только оказалась в его плену. Как тогда, когда она просто была его очередной «безвинной жертвой», готовой на эту самую жертвенность ради правды, ради спасения других, готовой терпеть любые пытки во имя справедливости; была неискушенной, не знавшей еще его чертовых прикосновений, не знавшей того, что значит быть полностью «его», принадле… Гермиона мелко потрясла головой, отгоняя дурацкие мысли, не успевшие даже оформиться окончательно, понимая, что в ее сознании они вот-вот станут едва ли не скабрезными. Заправив упавшие на лицо локоны за уши, она быстро спросила: — Когда? — Начнем через два дня, как раз, когда я вернусь. Да, меня снова не будет, ты останешься на попечении Беллы, — Темный Лорд нехорошо усмехнулся, и Гермиона внутренне содрогнулась: ей искренне хотелось бы знать степень серьезности его слов. Несмотря на свои весьма частые отлучки, он никогда раньше не заявлял ничего подобного, и она надеялась, что эта реплика была ввернута им исключительно для того, чтобы ей досадить. Волшебник, наконец, отошел от окна, полностью переключая внимание на замершую в ожидании продолжения его речи девушку. Побелевшими от напряжения пальцами она сжимала чашку с нетронутым и уже совершенно остывшим чаем. — Не переживай, — наклонив голову, бросил Лорд с прежней ухмылкой. Дневной свет выхватывал его светлую кожу из практически зимнего полумрака, и теперь она казалась почти совсем белой. Черная мантия резко контрастировала с этой белизной, и Гермиона почему-то задержалась взглядом на этом контрасте, глядя теперь куда-то на его шею. — Я вернусь скорее, чем ты думаешь, Грейнджер. И тебе лучше начать готовиться к моему возвращению. Хотя бы в теории. Готовиться? — Первое, что тебе нужно будет освоить безупречно — это невербальная магия. В следующей дуэли я не хочу слышать от тебя ни единого слова, — твердо сказал Волдеморт. Он прошелся к двери и, обернувшись, смерил Грейнджер презрительным взглядом. — Это жизненно важно для любого, кто хочет выжить в бою. Разумеется, неизменно абсурдной казалась сама мысль о том, что он хочет защитить ее жизнь. Стоило бы уже к этому привыкнуть, но привыкнуть означало для Гермионы только одно — смириться, а она поклялась себе этого не делать. Кроме того, Гермиона и так вполне сносно владела невербальной магией, просто не считала честным использовать ее, когда речь шла о дуэли — действе, которое изначально подразумевало справедливый бой. Однако, хорошо подумав, Гермиона быстро пришла к выводу, что ее суждение было весьма спорным, особенно, когда речь шла о Темном Лорде и его приспешниках. Она решила промолчать, а он, напротив, продолжил: — Помимо этого тебе стоит расширить арсенал боевых проклятий. Никакого больше Экспеллиармуса я от тебя не потерплю. — Но… — Никаких «но», — безапелляционно и неожиданно зло отрезал Лорд. Она взглянула на него с испугом и плохо скрываемым удивлением. Наложенное на Экспеллиармус вето тоже шло вразрез с представлениями Гермионы Грейнджер о честном сражении, однако, похоже было, что у Лорда против этого простого заклинания были какие-то свои личные предубеждения, а вступать с ним в заведомо проигрышный спор совершенно не хотелось. — Тебе все ясно? Гермиона кивнула, не в силах оторвать глаз от бледного лица. Его приступ ярости прошел так же моментально, как и возник. — Хорошо. Волдеморт снова выглядел абсолютно нейтрально-спокойным, даже немного усталым. Еще несколько секунд он смотрел на нее, затем, выпрямившись во весь свой внушительный рост, развернулся, намереваясь уйти. Неожиданно предательской дрожью вдоль позвоночника пришло ужасное осознание: Гермиона поймала себя на том, что не хочет, чтобы он уходил; слишком уж давно его не было (о да, целых два дня). Чертовски странное чувство охватило ее, чувство, близкое к ненависти к себе за это предательство. Но Гермиона Грейнджер вдруг поняла, что ничего не может с этим поделать. Лорд Волдеморт, как всегда проницательный, развернулся у самых дверей. — Хочешь что-то сказать? Гермиона ненавидела себя и за эту чертову оторопь, что так не вовремя овладевала ею в его присутствии. Долю секунды она смотрела в алые глаза, а потом вдруг задала вопрос, действительно давно ее волновавший. — Почему они… пленники, почему они там, в подвале? — сбивчиво пролепетала она, но Лорд, судя по вспыхнувшей в глазах ярости, вновь был чем-то странно раздосадован. Сознание услужливо предложило догадку: не чем-то, а глупостью ее вопросов. Гермиона мысленно выругалась. Она хотела спросить совсем не это, а точнее, сформулировать свой вопрос совершенно иначе! — Я правда должен это объяснять? Волдеморт снова был раздражен, и Гермиона, уже жалея о том, что открыла рот, поспешила исправиться, но почувствовала себя еще глупее: — Я имею в виду, что… они зачем-то нужны вам? Точнее, не так… Я… Возможно ли что-то сделать, чтобы их отпустили? Тишина, воцарившаяся в комнате, была густой и плотной; Гермиона, холодея, слушала гулкий стук своего сердца и ждала… нет, не ответа, а хоть какой-нибудь реакции. Зачем она спросила такую глупость? Слишком наивно было думать, что она смогла бы вот так просто просить за них… его! Он ведь наверняка все совершенно неправильно понял. Нужно было просто дать ему уйти! Лорд Волдеморт, однако, неожиданно снисходительно улыбнулся краешком губ. — Возможно ли что-то сделать… кому? Уж не тебе ли? Интересная мысль, но нет. Ты бесполезна, грязнокровка. Даже не можешь защититься в случае опасности. Тебе совершенно нечего мне предложить. Сказав это, он, по обыкновению, исчез, не дожидаясь каких-либо комментариев. Гермиона закрыла глаза, стараясь успокоиться. Времени больше не было. Если тренировки действительно начнутся, то он точно вспомнит о палочке. Ей нужно будет передать палочку Джинни и остальным до того момента, как он вернется. Она решила действовать этим же вечером.

***

Гермиона проигнорировала ужин. Нагайна уползла куда-то по своим делам, но волшебница была этому только рада. Дождавшись, пока плотные сумерки опустятся на особняк и близлежащую территорию, она аккуратно вытащила палочку из наволочки, мимолетом наслаждаясь направляемым от нее прямо в пальцы и ладонь привычным приятным импульсом тепла. Девушка спрятала ее за пояс джинсов, прикрыв сверху футболкой и свитером, а потом, наспех обувшись, выскользнула за дверь с твердым намерением добраться до темниц, но на полпути к лестнице остановилась и, на секунду задумавшись, вернулась в комнату. Брать палочку с собой сразу показалось ей вдруг большой ошибкой. Как и в прошлый раз, Грейнджер готова была идти на свой страх и риск (вот он — плод длительного бездействия!), не имея ни малейшего понятия о том, каким образом в данный момент темницы охраняются. И если за свою жизнь (какова ирония) она была относительно спокойна, то потерять палочку в заведомо неравном бою и лишить нескольких человек возможности сбежать было бы непростительной оплошностью. Снова спрятав древко под подушку, Гермиона решила отправиться на разведку. Все случилось слишком быстро и неожиданно. Счастливая от переполнявшей ее надежды на то, что хотя бы у них, у ни в чем неповинных людей, томящихся в темницах, есть теперь шанс на спасение из этого проклятого места, окрыленная, практически летящая, Гермиона наощупь спустилась по темной каменной лестнице, которая была ей уже знакома, и на самом нижнем пролете, буквально за несколько шагов до поворота… удар. Такой силы, что искры посыпались из глаз. Она взмахнула руками, потеряв равновесие, но все же не упала; однако, так и не смогла понять, что произошло, и, полностью дезориентированная, тщетно пыталась прийти в себя; затылок теперь ныл от резкого соприкосновения со стеной. Гермиона не успела даже вскрикнуть, как на ее рот отнюдь не нежно опустилась чья-то ладонь, кажется, затянутая в перчатку; глаза никак не могли привыкнуть к темноте, а паника уже охватила все ее существо. Она попыталась хотя бы замычать, забилась в руках неизвестного, но почувствовала кончик палочки, упирающийся в щеку, и затихла, и только сердце заходилось в попытке вырваться из грудной клетки. Не он. Не Лорд. Это ясно, сразу же стало понятно, и осознание этого придало ей немного сил, но страх никак не хотел выпускать ее из своих цепких объятий. Кто бы это ни был… он явно действовал против Волдеморта, иначе кто бы решился на такое дерзкое нападение…? Не раз и не два за эти тягучие секунды у Гермионы мелькала паническая мысль о палочке: о, как кстати она была бы сейчас, но, в то же время, она не могла не испытать облегчения от собственной прозорливости: с большой вероятностью «неизвестный» ее бы отобрал. Бесконечно долго, как ей показалось, таинственный нападавший ничего не говорил. Но когда его едва слышный шепот раздался возле ее уха, она готова была чуть ли не заорать от изумления и возмущения. Почему снова?.. — Люмос, — произнес знакомый голос, и Гермиона смогла, наконец, разглядеть его лицо, которое до этого момента никогда не видела так близко. Обычное, черт возьми, ничем не примечательное лицо. — Какого черта, Нотт?! — выдохнула она одновременно с возмущением и облегчением. В конце концов, бывший однокурсник, пусть и был Пожирателем, но, если Драко говорил правду, принял Метку совсем недавно. Ну и — глупый аргумент — он хотя бы был с ней одного возраста. И роста. — Я знаю, куда ты идешь. И зачем, — произнес темноволосый юноша, практически скалясь ей в лицо. Очень хотелось оттолкнуть его и убежать обратно — вверх по лестнице, к спасительной комнате, куда, должно быть, уже вернулась Нагайна, но Гермиона по какой-то причине на это не решалась, чувствуя необходимость прежде разобраться во всем, потому что, о, Мерлин, что-то здесь было не так, явно не так. Почему именно он поджидал их с Драко в Хогвартсе… Или это просто совпадение? — Я не… — Ты не… что? — мерзко передразнил Теодор и, наконец, отшагнул от нее. Только в этот момент Гермиона поняла, насколько сильно ей не хватало личного пространства все те несколько минут, что он держал ее. Тут у нее и появилась возможность рассмотреть его получше, но вердикт остался неизменным. Абсолютно. Ничего. Примечательного. Худощавый, среднего роста… И только! Она даже описать бы его не смогла, если бы нужно было. А Нотт, кажется, все ждал от нее какой-нибудь реплики, но Гермиона понятия не имела, что ему сказать, злясь на себя и на весь мир вокруг. Как же чертовски надоело чувствовать себя настолько уязвимой! Как же она хотела просто снова быть свободной! — Если тронешь меня, у тебя будут большие проблемы, — нашлась Грейнджер спустя пару секунд яростной борьбы с собой, попытавшись пойти в наступление и использовать против однокурсника те же методы, что когда-то испытывала на Малфое. Теодор презрительно скривился и зацокал языком. — Спасибо за напоминание, я слышу об этом на каждом нашем собрании. Однако, как же забавно осознавать, в ком именно ты, грязнокровка, нашла защиту. Настала очередь Гермионы скорчить недовольное лицо. — Поверь, это не мой выбор. Он сам… — Избавь меня от объяснений, — перебил Нотт без тени прежней улыбки. — Ты, как я погляжу, сейчас собираешься совершить большую ошибку, а я, исключительно по доброте душевной, хочу это предотвратить. О чем он? Что ему известно? — Ты ничего обо мне не знаешь, — вздернув подбородок, сказала Гермиона. Она блефовала, разумеется. Гриффиндорка понятия не имела, что известно Теодору о ее планах, личности и… нынешней роли в войне и, кроме того, даже не представляла, какая роль отведена ему самому. И что он, собственно, здесь делает? Просто сегодня его очередь дежурить у решеток? — Это не имеет значения, Грейнджер, знаю я о тебе что-то или нет, — отчеканил Нотт. — Не хочу даже предполагать, зачем ты здесь, хотя, буду с тобой честен, этот вопрос до сих пор интересует всех и каждого, кто слышал о тебе и твоем нахождении в особняке. Вот, к примеру, Малфой влез не в свое дело, какого-то черта совсем поплыл, подставился из-за тебя, да и теперь творит какую-то неведомую дичь, — он сморщил нос, всем видом выражая несогласие с «позицией» бывшего одногруппника. — Уж не знаю, что ты ему там наговорила, но со мной твои штучки не прокатят. Ты просто не должна спускаться в подвал, вот и все. И это не ради тебя, — неожиданно жестко добавил Теодор. И тут в сознании Гермионы что-то щелкнуло: ее, можно сказать, осенило. Уж больно странно себя вел этот новоиспеченный «Пожиратель», слишком много лишнего он говорил. А лишнего ли? — А… ради кого? — Не твое дело, грязнокровка, — грубо осадил Теодор, но в его взгляде Гермиона смогла прочесть ожесточение и что-то до боли похожее на удовлетворение. Рад, что она догадалась? Очень странно! — Ты все равно ничего не сможешь сделать. Только не ты. — Почему не я? — Ну а что ты хотела? — осклабился Нотт. — Спуститься к ним поговорить? Каким-то образом открыть решетки, надеясь, что они заперты магловским способом? Или…? — Передать свою палочку, — выпалила Гермиона на одном дыхании. Пан или пропал, решила она; это был тот случай, когда стоило пойти ва-банк, чтобы проверить его реакцию. В конце концов, гриффиндорка надеялась, что ни один Пожиратель Смерти в своем уме не стал бы лезть за доказательствами в ее воспоминания без прямого приказа, а Гермиона Грейнджер теперь владела окклюменцией настолько хорошо, что отбила бы любую атаку. — Палочку? — вытаращился Теодор. — Палочку, Грейнджер?! Откуда она у тебя? — Этого я тебе не скажу, — тихо, но твердо сказала она, угрожающе глядя исподлобья. — Забудь, я и не хочу знать, — покачал головой Нотт. — Палочка… Палочка многое меняет. Но если хочешь кому-то из них помочь, подожди хотя бы месяц. Подожди до Рождества. Мерлинова борода! Неужели он и правда…? — Я не знаю, переживу ли я следующий день, а ты предлагаешь мне ждать еще месяц? — Гермиона лукавила, конечно, насчет ежедневного страха за свою жизнь. Но то, что она понятия не имела, что ждет ее каждый последующий день, было истинной правдой. И тут вдруг Теодор перешел на напряженный шепот, так разительно отличающийся от всей его надменной манеры речи, шокировав Гермиону до глубины души. — Грейнджер, если ты что-то вытворишь и это что-то пойдет не так, велика вероятность, что все планы вашего гребаного Ордена по спасению ваших же гребаных союзников пойдут коту под хвост. Ты передашь им палочку, и что? Что они будут с ней делать? Отсюда не сбежать, если не знать, как. Тут, я бы сказал, экстремально усилены охранные меры и не в последнюю очередь из-за тебя; из Азкабана сбежать было бы попроще. А я, как идиот-Малфой, подставляться не планирую. — Но зачем ты это делаешь? — не выдержала Гермиона, все еще не в силах поверить в то, что Теодор Нотт на самом деле вовсе не то, чем кажется! — Тебя не касается. — Так или иначе… У меня нет того времени, о котором ты говоришь. У меня едва ли есть сутки. Темный Лорд как раз… вернется. И как только вернется, сразу поймет, что палочка у меня. Несколько секунд Нотт напряженно думал о чем-то и наконец произнес: — Хорошо, Грейнджер, я понял. Иди к себе, я найду тебя завтра. Поразительная осведомленность о планах повелителя, к слову сказать. Гермиона подавила в себе желание показать ему средний палец. То, как Теодор говорил с ней, было до крайности неприятно, и не то чтобы она ожидала чего-то иного, однако, кто бы что ни думал, привыкать к этому (и к этому тоже!) гриффиндорка не собиралась. Коротко кивнув бывшему однокурснику, она повернулась к лестнице, и уже на первой ступени ее догнал его едкий шепот. — Хочешь бесплатный совет, Грейнджер? Что бы ни произошло, лично тебе я не рекомендую снова пытаться бежать. Драко, конечно, жаль, он из-за тебя там с ума сходит. Но Лорд озвереет, и, помяни мое слово, будет слишком много жертв. Побег Орденских пленников он еще переживет, невелика потеря, а твое исчезновение — вряд ли. — Так может, если он не переживет мое исчезновение, то исчезнуть — это то, что мне стоило бы сделать в первую очередь, м, как думаешь? — парировала она. Теодор закатил глаза. Весь путь до спальни Гермиона преодолела бегом, а войдя, еще долго не могла отдышаться. Ночь обещала быть длинной.