***
О грандиозных планах Теодора Нотта Гермиона узнала меньше суток назад: он, как и обещал, отыскал ее сам. В библиотеке накануне оказалось неожиданно прибрано, и, к счастью Грейнджер, которая успела распереживаться, что после во всех смыслах неудачной дуэли прекрасное собрание древних и современных магических сочинений канет в небытие, вид помещения в целом ни капли не отличался от того, к которому она успела привыкнуть за время своего пребывания в особняке. Надо сказать, вид этот даже несколько улучшился, поскольку расторопные эльфы замечательно прибрались и избавились от накопившейся за время отсутствия хозяев пыли. Гермиона прошлась к окну, обняв себя руками и ежась от холода, от которого не спасал даже любимый кашемировый свитер, но на душе, несмотря на чудовищный раздрай после столкновения (нападения!) в подвале, было поразительно тепло, и все благодаря одной-единственной мысли, крохотному факту, который она едва не упустила прошлым вечером. Ведь она узнала нечто очень важное, нечто, что, к ее собственному удивлению, произвело эффект, подобный тому, как заклятие Патронуса заполняет надеждой каждую клеточку отчаявшегося тела и сознания, когда кажется, что никакой надежды нет и быть не может. Драко Малфой жив. Жив и, кажется, свободен, судя по той паре фраз, которым Грейнджер сначала почему-то не придала должного значения. Жив! Это было главным, и, Мерлин, одно только знание этого придавало ей таких моральных сил, что волей-неволей она задавалась вопросом, когда это хорек-Малфой успел занять такое место в ее душе. Гермиона невольно улыбнулась, вспомнив свое с ним недолгое сосуществование; то, каким растрепанным и забавным он выглядел по утрам; то, каким суровым и надменным пытался казаться в ее глазах, хотя на самом деле был просто неприспособленным к жизни и лишениям подростком… Теодор Нотт нашел Гермиону за изучением одного из дальних стеллажей: кто-то (эльф?) случайно перепутал номера томов в одном из многотомников по сложносоставным зельям; она планировала приступить к их перестановке вручную и уже выложила на пол несколько тяжелых фолиантов. Монотонная работа всегда успокаивала, а Гермиона, в ожидании вестей от бывшего однокурсника и в надежде, что тот не обманет ее, с вечера не находила себе места. Судьба орденских пленников, как ей наивно казалось, целиком и полностью теперь зависела от того решения, что примет Нотт. Грейнджер и сама не знала, почему поверила ему. Что-то было такое в его словах и взгляде, да и вообще в том, как он себя с ней повел; что-то, что немедленно реабилитировало его в ее глазах. А ведь она сразу же весьма категорично записала его в предатели после той памятной встречи на Черном озере. Драко тогда так стремился к нему, так уговаривал Гермиону поступиться своей интуицией и последовать за ним к Теодору Нотту… Отбросила с лица волосы и провела рукой по ряду синих корешков, на которых золотом были вытеснены римские цифры. Так и хотелось тогда, еще будучи невидимой, скорчить гримасу и сказать Малфою что-нибудь вроде «Я же говорила», да обстановка была слишком напряженной. Получается, она была неправа? Но если Нотт и правда с самого начала на их (на ее) стороне, так почему тогда у озера он вызвал Темного Лорда и не дал им спокойно скрыться?.. Одни вопросы без ответов. Он разительно отличался от Малфоя, этот Нотт, даром что еще в Хогвартсе считался его товарищем, если не близким другом. По крайней мере на пятом-шестом курсе Гермиона часто видела его с Малфоем, Крэббом и Гойлом. Еще, кажется, рядом все время мелькали Паркинсон и Забини… Драко был статным, надменным и выделяющимся (мерзким раздражающим хорьком), а Нотт — абсолютно серым и неприметным. Никаким. Никаким он и остался. Единственную реплику в свой адрес она напрямую услышала от него тогда, у озера, и это за все те семь лет, что они формально были знакомы. Гермиона поняла, что вообще мало знает о Теодоре, а если говорить точнее, то не знает ровным счетом ничего. В голову приходило разве что упоминание Гарри о том, что отец Теодора, Нотт-старший, присутствовал при возрождении Темного Лорда в нынешнем обличье и вообще был одним из самых верных его слуг. Кажется, он даже участвовал в сражении за пророчество в Отделе Тайн… В общем, так себе информация; ноль очков в пользу сына. — Все готово, Грейнджер, — обратился к ней юноша от самых дверей, размашисто шагая навстречу. — Я все устроил. Завтра. Не думал, что все получится так быстро, но твое появление оказалось как нельзя кстати. Я был уверен, что придется ждать до Рождества, — улыбнулся он почти дружелюбно, останавливаясь в полуметре от стеллажа. Он был одет в черную мантию Пожирателя, но маски у него не было. Говорил громко и свободно, из чего Гермиона сделала логичный вывод: поблизости нет никого опасного. Разве что Нагайна, но она в ту минуту мирно отдыхала в постели самой Гермионы. — Завтра? Но завтра возвращается… — В том-то и дело, — спокойно перебил Теодор, скрестив руки на груди. — Это снимает с меня (да и с многих других) все подозрения. И оставляет только одного виноватого. Ну… ладно, хорошо, двух. — Кого? — спросила Гермиона быстро и настороженно. Не то чтобы ее волновала судьба кого-нибудь из Пожирателей, но… но ей важно было выяснить всю подноготную готовящейся «авантюры» (сложно было назвать иным словом этот самоубийственный план). — Это совершенно ненужная для тебя информация, но я, так и быть, скажу. Беллу и тебя. Твоя же палочка; сомневаюсь, что этот факт удастся скрыть, — усмехнулся Теодор и развел руками. — Хотя тут уж как повезет. Если он впадет в ярость, не разобравшись, в чем дело… Сердце пропустило удар. Нет, ничего нового. Гермиона знала, что ей эта выходка с рук не сойдет, но сказанное вот так, напрямую, это здорово покоробило, если не сказать больше. Логично, она и так знала, какова ее роль во всем этом отчаянном плане, и была к ней абсолютно и решительно готова, но почему вдруг Беллатриса оказалась с ней в одном ряду? — Весьма… эгоистично, — скрестив руки на груди, произнесла Гермиона с нескрываемым скепсисом в голосе. Несмотря на чисто слизеринский подход к вопросу, в целом она была парадоксально согласна с аргументами Теодора Нотта. В конце концов… Она готова была рисковать. Ей физически необходим был этот риск, иначе можно было окончательно погрязнуть в этой жуткой живой какофонии чувств и эмоций, что ни днем, ни ночью не давали ей покоя. Темный Лорд все равно не убьет ее. Наверное. — Ну извини. Ты же сама, вроде, собиралась помочь. Или так, или никак. Совершенно верно. Или так, или никак. Гермиона не стала упоминать, что под «эгоизмом» она подразумевала вовсе не беспокойство о себе, а всего лишь свое отношение к тому, как новоиспеченный Пожиратель собирается легко и непринужденно подставить своих же. Вместо этого девушка, взглянув в серьезное лицо слизеринца, тихо попросила: — Посвяти меня в план. — Разумеется. Но еще раз подчеркиваю: действовать придется только так, как я тебе скажу, и никак иначе. Слушай и запоминай. Темный Лорд вернется завтра утром. В одиннадцать будет собрание, и в это самое время ты спустишься и передашь палочку. У темниц никого не будет. Не раньше, поняла? Раньше можешь попасться. — Почему не сегодня? — Потому что сейчас я уйду, и в доме останешься ты и Беллатриса Лестрейндж, которая иногда очень любит спуститься в подвал и поиграть с пленниками, если ты понимаешь, о чем я. — Гермиону передернуло: она не понаслышке знала об «играх» мадам Лестрейндж. — А, ну еще где-то здесь, кажется, эта огромная змея… В общем, тебе лучше не попадаться, Грейнджер. Завтра в одиннадцать! — Но у меня нет часов! — выпалила девушка, и Теодор тут же одним своим взглядом дал ей понять, что она сморозила глупость. — М-м, — протянул он издевательски. — Прощаю, Грейнджер, в конце концов, я могу допустить, что ввиду особенностей твоего положения тебе просто не положено знать время. Часы есть в коридоре, ведущем в главную столовую, между портретами кого-то из белобрысых предков Малфоя; но там, скажем так, тебе лучше ходить аккуратно. — Нотт покачал головой, а Гермиона, кивнув и полностью игнорируя его высокомерный тон, вновь обратилась во внимание. Еще не хватало упустить что-то важное, поддавшись эмоциям. В том коридоре она действительно ни разу не была. — Слушай дальше. Скажешь, что ровно в двенадцать придет конвой, а в четыре часа — смена караула. Запомни, в четыре часа! В этот момент пленники смогут с помощью твоей палочки открыть дверь и должны будут проследовать в главную гостиную. Объяснишь им, как пройти, хотя заблудиться будет нереально, там всего один коридор. Камин в течение часа будет подключен к сети, я все устрою. Летучий порох на каминной полке. С четырех до пяти, запомнила? Ровно в четыре часа им нужно будет открыть решетки. Простой Алохоморы будет достаточно. — Я все поняла, — быстро кивнула Гермиона. — Но, позволь спросить, каким образом все это дискредитирует Беллатрису? Нотт цокнул языком. — О, очень просто. Теперь Белла хозяйка особняка. Поэтому ее дело следить за каминами и защитой периметра. В тот раз, когда ты чуть не сбежала, припоминаешь? Еще до того, как Малфой помог тебе, ты чуть до ограды не добралась. Люциус тогда едва не поседел, потому что знал, что бывает за такие проколы. — Я поняла. Тогда… — Нет, постой, — снова перебил юноша и — Гермиона не смогла не заметить — взглянул на нее странно, пристально. — Я еще не закончил. Самое главное… Слушай, э-э, Грейнджер. Это касается самого Темного Лорда. Я, повторюсь, понятия не имею, на кой черт он тебя тут держит и почему столько позволяет, да и не хочу ничего об этом знать. Но тебе лучше отвлечь его внимание завтра вечером. Не знаю, слышал, он чему-то учит тебя… Спроси его, что ли, о чем-нибудь или расскажи сама, — Нотт криво усмехнулся. — Если ты, конечно, готова на такие жертвы. Гермиона вздернула подбородок, игнорируя участившееся сердцебиение. — Я готова на все ради моих друзей. Нотт хмыкнул. — Сильно сомневаюсь, Грейнджер. Нужен весь вечер, отвлечь его на весь вечер. Чтобы он как можно дольше не вспоминал о… ни о чем. Чтобы все заключенные успели уйти и замести следы. Девушка молча кивнула, чувствуя, как знакомый холодок проходит по спине.***
Отвлечь внимание. На себя. Просто отвлечь внимание, как будто ей впервой! Да так, чтобы наверняка, на несколько часов. Чтобы пропажу не успели обнаружить быстро. Вдруг он исчезнет куда-нибудь сразу после собрания? С чего чертов Нотт взял, что он останется в особняке? Нужно будет сразу после ждать его у дверей…? Нет. Он останется. Он точно останется. Он точно что-то заподозрит, сразу же. Он уже здесь, ведь так?… А где Нагайна? Неужели Гермиона так глубоко погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как Нагайна уползла? Время прошло слишком быстро. Сверяться с часами пришлось дважды. Отвлечь внимание, отвлечь. О чем она будет говорить? Одиннадцать часов с четвертью: в подвал. Ни звука во всем доме, только ветер, едва слышно завывающий на лестницах. Чуть не споткнулась на нижней ступени. Тишина, оглушающая, давящая… Палочка крепко зажата в ладони.***
Да, Драко Малфой, определенно, считал себя весьма и весьма разборчивым буквально во всем, что его окружало, и ни за что не стал бы подвергать сомнению эту свою, несомненно, фамильную черту. Но в эту самую минуту он, разморенный теплом огня и, возможно, самую малость, виски, сидел прямо на пыльном ковре у камина в странной хибаре под названием «Нора» (ковер он, конечно же, попытался предварительно почистить еще прошлым вечером, но быстро плюнул на это дело, решив довольствоваться тем, что есть). Теплую мантию юноша оставил на спинке одного из стульев, а рукава дорогой рубашки из «Твилфитт и Таттинг» неаккуратно закатал до локтя, совершенно не заботясь о том, как выглядит в ту минуту. Бутылка незабвенного огденского, которую прошлым вечером они с Уизли вдвоем опустошили наполовину, понемногу пустела (Драко даже не потрудился озаботиться посудой, периодически отхлебывая прямо из горлышка); рядом с ней можно было заметить пустую консервную банку из-под белой фасоли, открытую весьма неумело, явно заклинанием «топора», а чуть поодаль, ближе к решетке, валялись два черных, но уже остывших уголька, которые при ближайшем рассмотрении оказывались дочерна сожженными и совершенно непригодными в пищу картофелинами. Драко смотрел в огонь бездумно. Хотя было еще совсем рано (золотые часы на запястье показывали около половины пятого вечера), за окном совсем стемнело, холодный дождь барабанил по стеклам, и Малфой был искренне рад своему уютному убежищу и надеялся, что никому из Уизли не придет в голову в такое ненастье нагрянуть в свой старый заброшенный дом. Драко очень устал и чувствовал себя неважно, если не сказать совершенно разбитым. Прошлой ночью ему удалось поспать от силы пару часов: привычная трансфигурационная формула, что прекрасно сработала в Дувре, никак не желала поддаваться ему здесь, чтобы снабдить каким-никаким спальным местом, и Драко никак не мог понять, в чем крылась причина его неудачи — то ли в магической ауре этого места, то ли в количестве выпитого и путающихся мыслях. Как бы то ни было, матрас никак не желал получаться из старого ковра, и Малфой, положив руку под голову, прилег прямо на полу у медленно остывающего камина. Разжигать его ночью снова он не решился. Уже через несколько часов комната остыла, и Драко проснулся от пробирающего его прямо до костей холода. Согревающее заклинание через некоторое время помогло ему, но уснуть он уже не смог: все тело ныло ото сна на твердом полу. Мерлин! Драко сел, уткнувшись носом в колени; он злился и страдал; ему казалось, что он никогда не чувствовал себя таким несчастным. Как, как он мог докатиться до такой жизни?! Вскоре за окнами забрезжил рассвет, и Малфой, раздраженный до крайности, поплелся искать уборную, а потом — что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее завтрак. Обшарив в поисках съестного несколько кухонных ящиков, Драко зачем-то решил проверить, что интересного есть на остальных этажах, но, стоило ему подняться на один пролет вверх, как где-то под потолком, кажется, на чердаке, что-то жутко завыло, а затем послышались неравномерные удары: как будто кто-то неизвестный стучал чем-то металлическим по трубам. Малфой на какое-то мгновенье оцепенел от страха, но, быстро придя в себя, ринулся обратно на первый этаж, на всякий случай запечатав проход наверх парочкой защитных. Что бы это ни было, Драко не горел желанием сталкиваться с этим лицом к лицу. Спустя некоторое время тщательных и весьма эмоциональных поисков, юноше все же удалось найти несколько запыленных консервных банок, чье содержимое на поверку оказалось вполне съедобными, пусть и не совсем вкусными бобами (выбирать, к сожалению, не приходилось), и пару лежалых проросших картофелин, которые Драко, ввиду полнейшего отсутствия какого-либо опыта в приготовлении пищи, благополучно сжег в камине. Погода на улице стояла настолько отвратительная, что Малфой так и провел весь день во вновь натопленной гостиной «Норы» в попытках сделать свое пребывание в доме Уизли хоть чуточку комфортнее, пока за окном не начало темнеть. Он пытался навести порядок, расчистил поверхности от пыли, с четвертой попытки ему даже удалось правильно применить заклинание, необходимое для мытья полов, по крайней мере, на видных местах. Затем вновь попытался трансфигурировать ковер в матрас, потом — стул в матрас, но результат его так и не удовлетворил; максимум, что ему удалось — это жесткая подстилка, набитая соломой. Плюнув на это бесполезное дело, раздосадованный Драко принялся открывать консервы. Поесть ему удалось только спустя четверть часа. Совершенно выбившийся из сил, за початым накануне виски Драко полез не раздумывая. Удивительно, как умиротворяет пламя. Замедляет, заземляет, позволяет сосредоточиться на внутреннем. На важном. Мысли Драко текли медленно, цепляясь одна за другую, но — еще один глоток; рука с бутылкой опускается рядом с телом почти безвольно — но он снова и снова чувствовал, что все делает правильно. Что поступил правильно, когда решил остаться в Великобритании. Интересно, выдержит он еще двое суток в таком режиме? В этом доме? На двух, а точнее, уже на одной банке фасоли? Возможно, стоило бы выйти наружу в поисках какого-нибудь магазина (лучше магловского), но… Но Драко слишком боялся попасться. Он понятия не имел, ищут ли его. Так или иначе, рассудил он, лучше решать проблемы по мере их поступления: как только еда кончится совсем, он придумает, что делать. И вот ведь несправедливость! Малфой всегда учился хорошо, магия давалась ему легко (почти так же легко, как Грейнджер… мысли о которой юноша весь день гнал от себя подальше, дабы не впадать в тоску и панику). Но он, оказалось, упустил самое важное — то, что, как думал Малфой, никогда в жизни ему не пригодится: бытовая магия! Кто бы мог подумать, что эти заклинания, которые впору было применять какой-нибудь хозяюшке вроде мамаши Уизли, окажутся настолько незаменимыми! А Гермиона-то наверняка знала их все. Грейнджер. Знала. Всё… Драко не успел задуматься о ней. Пламя вдруг характерно заискрило, и Малфой, несмотря на определенную притупленность реакции, сразу все понял; будто шестое чувство подсказало ему, что именно сейчас произойдет и что следует делать. Неловко вскочив на ноги, он едва ли не перекаткой перебрался за комод, что был отставлен от стены как раз на расстояние, способное вместить человека примерно его комплекции, плюхнулся на колени на пыльный пол, чихнул и затаил дыхание. Он скрылся как раз вовремя. Треск пламени, возглас, еще один, и еще. И еще. Малфой не видел из своего укрытия ничего, кроме небольшой части кухни, но по звуку казалось, что в комнате в одночасье оказалось человек десять, не меньше. Кто-то неожиданно закашлялся, и Малфой подумал, что это, должно быть, пепел попал кому-то в рот. Женский голос вдруг что-то тихо сказал (Драко не расслышал, что именно), и женщина вдруг заплакала. Огденский определенно шел Драко на пользу; чувство страха, которое непременно захлестнуло бы его с головой, в этот раз притупилось вместе со всеми остальными ощущениями, и Малфой, стоя на коленях за старым комодом, молил провидение только о том, чтобы его ноги не затекли раньше времени, а пыль больше не попадала в нос и глаза. Он понятия не имел, кто все эти люди и откуда они явились, но ясно было, что визит этот нанесен не по его душу. Любопытство снедало его, и он весь обратился в слух. — Не стоит, Ханна. Все уже прошло, уже все! — Всхлипывания продолжались, кто-то прошелся по комнате. Драко не шевелился и старался не дышать. Голос был ему знаком, и, Мерлин, неужели… …те самые пленники из мэнора?… Если это правда, то… то Темный Лорд будет в такой ярости, что рядом с ним лучше было бы не показываться никому. Через какой камин они смогли сбежать?! Все камины были отрезаны от общей сети. Кроме, кажется, одного, да и он находится… — Я не могу поверить, что мы смогли, — с трудом проговорила та, что никак не могла успокоиться. — Это было так страшно! И она там… осталась. Сердце забилось с такой силой, что Малфой на секунду подумал, что этот стук слышен во всей гостиной. Не надо было объяснять, о ком речь. Он, черт, догадывался, кто такая эта самая она. Твою мать… — Да, да, я знаю. Мы подумаем, как ей помочь. Сейчас надо добраться до своих. Мы все еще не в безопасности, Ханна. — Мисс Уизли, здесь кто-то есть? — этот голос принадлежал какому-то старику. — Выглядит так, по крайней мере. Или ушел буквально перед нашим появлением. — Понятия не имею. Дом давно скрыт, никого постороннего не должно быть, — с сомнением произнесла Джинни Уизли. — Может, Рон? Рон, это ты? — чуть громче позвала она. — Джордж? Мам? Нет. Всем тихо! Шорох, движение. Колени у Драко окончательно затекли, и он перенес вес на руки. Долго в такой неудобной позе он не просидит, это ясно. Быстрее бы они уже убирались отсюда, совсем не хотелось показываться им на глаза. — Гоменум Ревелио! Гоменум Ре… Ревелио! Черт! Не работает… — Джин, это палочка Гермионы, потому у тебя и не получается, — а это, кажется… Лонгботтом? Кто-то прошелся по комнате, и Драко задержал дыхание. Комод явно не привлек ничьего внимания. — Вроде никого. — Давайте поторопимся. — Да, здесь нельзя оставаться. Запечатаем камин и трансгрессируем все вместе, — предложил кто-то. — Подождите, — Джинни Уизли, очевидно, считала себя главной в этом во всех отношениях жалком отряде. Сколько Драко ее помнил, она всегда была боевой девчонкой. — Нужно действовать согласно плану. Места лучше мы все равно не найдем, отправимся отсюда, камин все еще подключен к сети. И зажжен к тому же… Ладно, если бы на нас захотели напасть, то уже напали бы. У нас все равно всего одна палочка на восьмерых. Возьмите кто-нибудь порох, он спрятан за вазой. Терри, ты первый. Мистер Дож, вы можете двигаться? — Да, милочка, ты лучше о своих ранах побеспокойся, — проскрежетал старик. Дож, Дож… Кто это, собственно, такой? Стоило, видимо, быть внимательнее на Пожирательских собраниях. — Дин поможет вам, а потом переместится сам. Да, Терри… вы с Ханной были очень храбрыми там, в этом аду, — Драко показалось, что Уизли тоже сейчас заплачет. — Да и вы все. Без вас бы… Невилл, о…останься, пожалуйста, подожди меня, я поднимусь наверх за своими вещами. — Малфой услышал ее удаляющиеся по направлению к лестнице шаги и, одновременно с этим, кто-то, кажется, ступил в камин и произнес название места, которое Малфой не смог разобрать. — Вот черт… — Что-то не так, Джин? — Здесь точно кто-то был, и это не Рон. Проход наверх запечатан. Черт с ними, с вещами. В таком виде, конечно, возвращаться… мама в обморок упадет. Надеюсь, с ними там все в порядке, — она всхлипнула. — Да… до встречи! Я… Я все передам нашим. — Годрикова Впадина! — послышалось слева, и Драко моментально представил, как неизвестный человек исчезает во вспыхнувшем пламени. На самом деле Драко смутно понимал, что происходит. Кто-то из освободившихся пленников уже отправился в убежища, по домам, а кто-то точно остался, но, кроме легкого покашливания девчонки Уизли (уж не заболела ли в сырых подвалах его дома?..) и чьих-то шаркающих шагов, он не слышал ничего. Вылезти хотелось страшно, но он не решался на это; присутствующие не были его врагами, но и друзей среди них определенно не было. Его как Пожирателя могли и Авадой приложить, чего доброго, а к дуэли он в ту минуту совершенно не был готов. Безумно хотелось расспросить о том, что произошло в мэноре, но Драко сильно сомневался, что на его вопросы будут отвечать, и понадеялся узнать обо всем от Рона, встреча с которым должна была вскоре состояться. Ведь так? Он ведь не нарушит слово и встретится с Малфоем в Хогсмиде?… — Невилл, ты видел ее взгляд? — неожиданно хрипло произнесла Джинни, и Драко едва не подскочил, услышав ее голос так близко. Она, по всей видимости, стояла прямо возле старого комода. — Чей? — Гермионин. Почему она отказалась идти с нами? Вот! Вот она, нужная информация! Мигом забыв о физическом дискомфорте, Малфой вновь обратился в слух. — Н-нет. Не знаю. Вроде, она сказала, что не может. Что так будет для нас безопаснее. — Это я и сама слышала, но что это значит, ты понял? Почему безопаснее? На несколько секунд воцарилась тишина, и Драко испугался, что просто не разобрал, упустил самое важное. — Честно говоря, я не думал об этом, Джинни. Не до того было, — ответил Лонгботтом. — Но странно, что она так свободно смогла пройти туда, вниз, к нам. Хоть и торопилась, и говорила полушепотом, и оглядывалась постоянно… Паника. Паника, да. Все равно странно. И отдала свою собственную палочку… Откуда у нее палочка? (Действительно, подумал Драко, откуда?!) Но, не могу понять, если она тоже пленница, то почему не была заперта в темницах с нами? Как ты думаешь, она…? — Даже не произноси этого вслух, — перебила Джинни. — Она не предала бы. Вспомни, когда Сам-Знаешь-Кто привел ее вниз. Помнишь? (Малфой снова затаил дыхание). Вот, я не могу забыть, как он смотрел на нее. Кроме того, ты видел, как она выглядит? Ты видел ее глаза, Невилл? А то, как она двигается? Что-то странное в ней, не могу понять, что-то во взгляде, странное и знакомое, но не ее, понимаешь? Не знаю, как объяснить. Не знаю. Но то, что она жива и здорова… Рон с ума сойдет от счастья. Да и мама тоже. Мать твою, Уизли… Драко почувствовал невесть откуда взявшуюся дрожь в пальцах. «Ты видел ее глаза, Невилл?», — мысленно передразнил он. Знали бы вы… Лучше бы никогда и не узнали. Никогда. — Ну что… Думаю, пора, — изрек Лонгботтом спустя несколько мгновений. — Вместе? Ответа Малфой не услышал, но через какое-то время Уизли громко и четко произнесла что-то вроде «Коттедж Ракушка», и в комнате снова воцарилась тишина, на этот раз такая прозрачная и невесомая, нарушаемая только легким шорохом пламени, что Малфой понял: он снова остался один. Он выдохнул с облегчением. С трудом поднимаясь с колен, охнул от боли: правая нога затекла, и на нее невозможно было наступить; Малфой оперся о пыльный комод, поморщившись от неприятного ощущения. В комнате действительно никого не было, но он не успел сделать и шагу по направлению к своему насиженному месту у огня. Камин снова заискрил, предупреждая о новых «гостях», и Драко, грубо выругавшись, снова нырнул за комод и опустился на грязный пол. Послышались чьи-то осторожные шаги. На этот раз посетитель был один, но теперь Малфой напрягся, почувствовав вдруг какую-то невидимую угрозу.***
…Гермиона замерла у двери в гостиную. Ту самую, где так полюбила проводить время с Нагайной. Ту, куда каждый вечер после ее возвращения приходил Темный Лорд и, безмолвный, садился в кресло возле камина — тогда в его жутком взгляде еще не было этой странной досады, которую Гермиона в последнее время так часто в нем встречала. Этого раздражения, которое он никак не мог при ней скрыть. Не мог или, может, просто не хотел. Откуда оно взялось? Это она была его причиной?.. Думать об этом не хотелось. Вот и ее черед прийти к нему. Она гипнотически проследовала за Нагайной, которая, по какой-то причине отстав от хозяина, спешила исправить оплошность. И теперь Гермиона на мгновение остановилась перед дверью, чтобы собраться с мыслями и сделать последний шаг. Выдох. Подняла руку, чтобы постучать, но… не успела. Из приоткрытой двери послышалось тихое шипение Нагайны. А потом голос, неизменно пригвождающий к месту, всегда заставляющий холодеть. — Входи. Не стой под дверью, грязнокровка.