Dionysus

Он не исполин, а только пестрая птица, запертая в клетке собственного существования. Франц Кафка Денис, имя твое сочится из микроскопических разрывов в моем сердце, Денис. Денис, океанский бриз на теплом тропическом песке, Денис. Денис, солнце на дне граненого стакана, наполненного напитком клюквенного цвета, Денис! Дионис, плазма и протоплазма изнанки солнечного света, Дионис! Анатомия любви. Язык любви, заблудившийся на затылке между атлантом и эпистрофеем. Соединенные на переносице брови, губы, искаженные от удовольствия, крик удовольствия изо рта в рот. *** В стороне от путан стоял смазливый светловолосый парень в тигровой шубе, вертелся по сторонам, курил, и также выглядел вызывающе. Страж порядка с близкого расстояния смерил его неопределенным взглядом: карие глаза пересеклись с почти черными, и увязли друг в друге. Какая сила на космической скорости повлекла воплощение порядка к воплощению упадка, никто не знал. Сергей сделал три медленных акульих круга, рассматривая свою случайную добычу, и наконец замер, схватив незнакомца за руку пониже локтя. — Что у вас тут за античный македонец? — заговорил он привычно в нос. — Вас, гражданки, чтоб я больше здесь не видел. А этого вертлявого преступного элемента забираю с собой из воспитательных соображений. Иначе придет какой-нибудь злой мент вместо меня, и закроет его по статье. Парень вроде неплохой и несильно испорченный, по глазам вижу. Страшно представить, насколько он будет востребованным на зоне со своей красивой рожей. Пусть живет нормальной жизнью и приносит пользу обществу. Откланиваюсь, бывайте. Мент развернулся в скрипучих туфлях, и походкой солдафона направился к носатой милицейской машине, увлекая за собой Дениса, грубовато удерживая его сначала за длинную шею, потом за локоть. Его форменные штаны от головокружительного омежьего запаха незнакомца всё сильней распирало cпереди, но верх кителя спасительно прикрывал их. Он с трудом держал себя в руках, чтоб не воткнуться носом в его молочно-мраморные ключицы. — Отстань, легавый, я психованный. — Не брыкайся, маленький поганец. — Но я выбрал это сам! — Я не позволю тебе сломать свою жизнь. Со стороны выглядело так, словно они знали друг друга целую вечность и ругались либо как старые друзья, либо родственники, на самом же деле виделись впервые. Милиционер волочил его за собой, как упирающегося телка на бойню, удерживая за обе руки. — Верни меня обратно на панель, оборотень в погонах! Нахуй твое благородство и тебя вместе с ним. Проваливай. — почти визжал Денис, дергаясь из стороны в сторону в напрасной попытке вырваться из приставучих милицейских рук с аккуратно подстриженными ноготками. Жилин в этот момент испытывал сладкое чувство дежавю: ему хотелось побыстрее скрутить красивого белобрысого смутьяна в бараний рог, и как следует оттрахать, чтобы у него не было сил переставлять ноги. — Ни за что на свете не отпущу. И не вздумай от меня убегать, не то применю множество неожиданных запрещенных приемов. Полковник усадил его рядом с собой, захлопнул за ним дверь и бросил ему на колени неиспользованные наручники. Денис откинул шубу на заднее сиденье, чуть прогнул спину назад, выпятив кадык, и остался в черной полупрозрачной рубашке с мелкими пуговицами, расстегнутой сверху. Наручники свалились с его ног, он не сразу принялся их поднимать. Машина зарычала, тронулась с места и покатилась по проспекту. — Привычка нагибаться раком? — не удержался, съязвил Жилин. — Вот именно. — взволнованно обернулся в его сторону сам Бог Виночерпий, закусывая губу и часто хлопая пушистыми ресницами. — Я испорченный, плохой. И я законченный содомит. Ты весь вылизанный, отглаженный, чистый, зачем тебе пачкаться о всякое непотребство? — Я тебя не осуждаю. — Зачем ты меня увез оттуда, где мне самое место? — Такой прекрасный цветок не должен раскрывать свои лепестки где попало. Там тебя растопчут, не оценят, не поймут. Левой рукой милиционер рулит, свободной правой неожиданно берет его руку в свою, интимно перебирает Денисовы пальцы. — Успокойся, ты в безопасности, не ершись. — Мальчик-проститут в машине у мента, эталонная безопасность. А трахать меня ты тоже будешь? — Не понимаю тебя. — Каждый для себя выбирает то, что ему по душе. Стояние там — единственный для меня легальный способ ежедневно получать член в мой похабный содомитский зад. Да, я испорченный, грязный, плохой. Но ты, мент, не расскажешь это никому, по глазам вижу. — Да ты медиум. Назови свое имя, а то едем с тобой уже полчаса, разговариваем по душам, а я всё не знаю, как к тебе обращаться. — Я Денис. А вы, мамочка? — Я Сергей Олегович Жилин, человек вроде бы неглупый и неплохой. Сколько тебе лет, пистолет? — Тридцать годков стукнуло в октябре. — Не может этого быть. А я думал, всего двадцать. — Вампирская кровь, такие как я не стареют. — отшутился Денис, вдруг почувствовав себя свободно и раскрепощенно. Красивый мент засматривался на него, обводил ногтем его ногти, делал ему комплименты и явно пытался за ним ухаживать. — Прелестные у тебя зубки, чудо в шубе. — Я тебе не конь, чтоб ты зубы мои разглядывал. — Улыбайся, тебе очень идет. Они едут по неизвестному Денису маршруту, весенний ветер треплет его мягкие пшеничные волосы, влетая в открытое окно. Он хлопает пушистыми ресницами. Он быстро закуривает, чтобы унять дрожь в длинных пальцах и заглушить в себе серебристый захлестывающий восторг. Ему хотелось смеяться и танцевать одновременно, а причин он и сам не знал. На светофоре страж порядка притянул его руку поближе к себе — и зачем-то рассматривал его ногти. — Когтей, вроде, нет, а ведешь себя как дикая лесная кошка. — Зачем ты возишься со мной? Я же вижу, что не по долгу службы. И смотришь на меня, кусок грязи, непростительно тепло. Если не сказать — жарко... Ответа не последовало. Милиционер продолжал удерживать его руку в своей, даже когда они снова остановились на светофоре. — В тюрьму меня везти не хочешь, обратно везти на панель не хочешь, так зачем же ты ко мне привязался, легавый? И для чего у тебя такой аккуратный маникюр на ухоженных, выхолощенных руках, чтоб быстрее научить меня правильному образу жизни? — Много вопросов задаешь, маленький умный поганец со злым змеиным языком. Сейчас мы об этом поразмышляем вместе. Я дам тебе множество подсказок. Вечерние сумерки мягкими тенями легли под деревьями, покрытыми сочной весенней листвой. Они свернули на проселочную дорогу, милицейский автомобиль перемахнул невысокий бугор, и зарулил в кусты. — Только не кричи, умоляю. Мент сначала жадно припадает с поцелуями к его губам, потом сдирает с него штаны, аккуратно вставляет ему, сплюнув на член, и оттрахивает прямо в святая святых старообрядного милицейского автопрома, поставив Дениса раком и прижав его голову к сиденью. Через несколько минут спускает в него, потом переворачивает его на себя, подстилает ему под задницу полотенце и доводит его до разрядки губами и языком. С наслаждением снова вгрызается в его губы. Дергает и треплет его мягкие пшеничные волосы. — Денис, Денис, Денис, Денис. Мой белокурый дьяволёнок. Исчадие Ада с лицом ангела. — Зачем был этот многозначительный перфоманс в кустах? — Закрой свой ядовитый ротик, змеюка маленькая. Я видел, что ты хочешь трахаться, у тебя сперма буквально лилась из ушей. Я трахнул тебя, чтобы у тебя лучше соображала голова, потому что все твои недавние мысли были только о членах. Я тут кое-что задумал. Помоги мне, не оставь своего друга в беде. — А у тебя, мент, судя по всему, уже есть опыт содомской любви. — определил Денис, подныривая под его руку и подставляя разгоряченные губы под новые поцелуи. — Ты не только привлекательный, но и умный. — Слышь, служивый, а у тебя парень есть? Если есть, то я ему завидую. — Есть, очень хороший. Не меньше тебя красивый. И сейчас я впервые ему изменил. Жилин отворачивается от Дениса в сторону, трет пальцами виски и одичалым немигающим взглядом смотрит в окно. Сигарета вывалилась из его беспокойных рук, он не сразу принялся ее поднимать. — Денис-Дионис, мой грязный упадочный бог, застрели меня из моего табельного. Смотришь своими невыносимыми темными глазами — и казнишь меня на этом же месте... Будь со мной с крестом и на кресте, в труде и отдыхе, в горе и радости. Без тебя я не выживу, а без него и дышать не смогу. — Такого великолепного секса у меня не было никогда, не смотря на то, что ты меня, считай, изнасиловал. — обводя пальцами звездочки на погонах, хохотнул белокурый ангел с чертами античного македонца, запрыгнул к нему на колени и нетерпеливо притянул его к себе для новых поцелуев. В этот момент он выглядел сильнее, многоопытнее и сознательнее на фоне раскисшего Жилина. — Не дрейфь, милиция, мы что-нибудь придумаем. Насколько широки границы твоего восприятия и кругозора? — Наказание мое, откуда ты взялся? Как лавина, ни увернуться, ни спастись... Полковник Жилин уткнулся лицом в молодую, горячую, мерно поднимающуюся и опускающуюся грудь с частыми волосками у ключиц. Запустил руки под расстегнутую рубашку, царапнул ногтем сосок. Его бледное щенячье тело, ему показалось, пахло соломой и молоком. Денис прижал его голову к груди, заполошно дышал ему в затылок, перебирал пальцами его мягкие темные волосы. Потом соединил его губы со своими губами, и в таком положении почти замер. — Дионис, Дионис, спаси меня как-нибудь. Я боюсь его апокалиптических черных глаз, прожигающих в моих ребрах дыры... Власти его надо мной боюсь. Ревности его боюсь. Он может убить одним лишь только взглядом... Он бессильно повис на плечах у Дениса, как на огромном распятии. — Дурак ты, мент. Зачем ты ему изменял, если так сильно любишь? Тебе не помешало бы научиться держать свой бешеный член в штанах с такими возможными проблемами. Жилин ненадолго поднял на него мельтешащий взгляд. Развел руками. Покачал головой. — Ты — наш человек. Из сотен, тысяч, даже миллионов. Ты сам это поймешь и почувствуешь, если познакомишься с ним. Считай меня сумасшедшим, это отчасти истинно, но ты — наш. — Понимаю, ты ощущаешь себя на всех уровнях предателем, и эта ноша столь горька и тяжела, что тебе трудно запереть эту правду в себе. Всё равно ведь расскажешь, по глазам вижу. Не грусти, легавый. Давай я попробую понравиться ему, и тогда он тоже захочет изменить тебе со мной. Сергей поднял на него покрасневшие глаза. — Звучит дико, но я хочу, чтоб именно так и было. После этих слов Жилин откинул фуражку, и уронил голову ему на колени, словно вымаливая прощение, его бил истерический смех. Он зачем-то ловил зубами воздух. Затем он успокоился, и беспомощно обвил руками его талию. — Помоги мне, Дионис, помоги, помоги, помоги. И больше никогда не покидай. Я хочу, чтоб вы были у меня оба. Он взял Дениса за уши, чтоб сильно не вертел головой. Лизнул левую скулу. Укусил нижнюю губу. — Я хоть немного нравлюсь тебе? — Ты очень сильно нравишься мне. В колонках заиграла композиция Жака Бреля «Ne Me Quitte Pas». Милицейский "бобик" плавно рванул с места, и покатился по проселочной дороге в направлении города.