Выстрелы грянут без предупреждения

      «Новости дня: Совет Безопасности ООН одобрил резолюцию, предусматривающую отправку миротворческих сил ООН в Югославию».       Радио «Би-Би-Си» как всегда «радовало» своими новостями о происходящих событиях. Совсем скоро Леви отправится выполнять свой заказ.       «Нужно будет сделать ему удостоверение миротворца для пропуска в порт», — гонял в своей голове Эрвин, думая об этом негоднике.       Он внимательно слушал хрипловатый машинный звук радиосигнала, расположившись на заднем сидении рабочего мерседеса. Места спереди занимали двое: штатный сотрудник – один из подчинённых, коего все знали, как практического психолога центра здоровья, а рядом сидел незаменимый датский друг – Захариус. Подопечных у Смита было больше сотни и каждого он знал в лицо, каждому платил «свою» зарплату. Лишних людей здесь не было. Теневой «общак», замаскированный под премию, получали абсолютно все работники. Так было принято ещё самим стариком Хенриксом, а не выполнять традиции – предательство многолетнего дела.       Колонна из пяти серебристых мерседесов двигалась по мокрому асфальту вечернего Лондона. Погода снова не выделялась ничем особенным. Проезжающие мимо наверняка думали, что едет самый настоящий кортеж с какой-нибудь важной шишкой из верхушки. Предположения окружающих строились верно, если не принимать во внимание тот факт, что Эрвин был «верхушкой» другого мира. Начало четвёртого десятка лет добавляло лишь пару процентов к его солидности. Всё же он был слишком мал, чтобы быть во главе всего мира, который недоступен человеческому глазу. Для своих лет он считался непревзойдённым гением. Уже после двадцати его уникальный разум подавал надежды, вскоре ставшие материальными.       Чёрные костюмы делали их подобием американских агентов, только вот чести у них было с лихвой, под стать итальянскому клану. Но ни жаркие южане, ни европейские мигранты с материка не имели столь холодный разум «полудатского» Смита.       Майк многозначительно вздохнул, устало слушая новости. Его рука мигом перелистывала радиостанции, пока друг не сказал: «Оставь эту». Заиграли отечественные The Moody Blues, вещая сегодняшнему вечеру Лондона «Другую сторону жизни». Захариус перечить не стал, поскольку Эрвин тихо отбивал ладонями по своим коленям частый ритм весёлой песни.       — Хочешь, чтобы я выстрелил прям здесь? — пошутил Майк насчёт поданного сигнала.       — О, нет, — Смит издал смешок и прекратил постукивать в такт ритму. Ранее в офисе они обусловились, что двукратное постукивание по части тела будет означать дачу разрешения на «казнь».       Спустя время колёса механизмов довезли их до северной части Ист-Энда. Два последних мерседеса свернули на ближайшем светофоре. Они поехали к договорённому пункту назначения, дабы занять свои позиции согласно плану. Никто не должен покинуть или проникать на объект. Остальные машины продолжали двигаться прямо.       Каждый из них был абсолютно спокоен. Никакой паники, тревоги и незнания. Эрвин вместе с Майком были в слегка приподнятом настроении, ощущая, как воодушевление проходит по венам. Пару раз они подпевали словам известной песни, чем заставили водителя расплыться в улыбке. Нечасто доводилось застать босса в хорошем расположения духа, а его друга и подавно. Словно они, вооружённые до зубов, сейчас едут за город на пикник, а не проводить профилактическую беседу.       — Густав, будь добр, поверни здесь направо, — доброжелательно попросил Эрвин, полный энтузиазма. Его пальцы нажали на пластиковую кнопку, включавшую лампу для освещения салона.       Автомобиль повернул за угол обсыпающегося кирпичного дома. В узком проулке источником света служил только тёплый свет галогенных фар. Кортеж распался по деталям, как пазл, выжидающий своего времени вновь собраться в картинку.       Из-за угла показалась тёмная фигура, в лицо которой бил яркий ближний свет. Это был Фарлан. Он сразу обогнул машину, чтобы сесть с верной стороны. Его куртка слышно скрипнула об ободок двери, привлекая к себе внимание.       — Доброго вечера, сэр. Как Вы? — осторожно спросил Фарлан. Его взгляд сразу же упал на двух здоровенных мужчин спереди. Ранее его встреча со Смитом происходила без присутствия посторонних.       — Здравствуй. Всё отлично, а у тебя? — он протянул ладонь без перчатки для рукопожатия.       — Лучше всех, — скромно улыбнулся Чёрч. — Как и говорил, они сегодня в пабе «Грейхуд». Отмечают возвращение Бадди из тюрьмы, поэтому посторонних людей не будет, — его глаза метались от Эрвина к Майку, который немного повернул голову, чтобы лучше расслышать.       Захариус повернулся обратно. Его крепкие руки в секунду сняли затвор с рядового «глока», кои в этот день у каждого имелись на руках. Шумный щелчок заставил Фарлана вздрогнуть и попятиться к двери.       — Майк, не пугай его, — Смит сунул руку во внутренний карман пальто.       — Я проверял, — в полголоса ответил тот. — Погода хреновая. Вдруг заклинит от влажности, — на самом деле такой пистолет не мог заклинить даже в плохую погоду, и Майк прекрасно знал об этом. Его задачей было заставить визитёра наложить в штаны.       — Вот, держи, — Эрвин протянул несколько свернутых пополам пятидесятифунтовых купюр, сумма которых составляла около половины тысячи, если не больше, — за информацию.       — Спасибо, — боязливо ответил Чёрч. Он совсем не ожидал получить такой аванс за небольшую работу.       — Молодец, парень, ты сделал правильный выбор, — добавил к словам друга Майк.              — Я рад, что Леви теперь работает на Вас, мистер Смит, — Фарлан отпил из прохладного бокала хорошего тёмного пива. Когда ещё представится возможность пропустить пинту вкусного пойла? Хотя, честно говоря, он так и предполагал, что для разговора Эрвин снова пригласит его в цивильное место центра.       Их первое знакомство произошло в Ист-Эндовском ресторане, который располагался ближе к живой части города, нежели к отвратным серым улицам. Конечно же, это знакомство Смит устроил сам, да и не так уж сложно было вычислить ближайшие контакты Аккермана, тем более он уже был наслышан о его старом друге. Фарлан поведал ему о гнусном несчастье, в коем они жили столько лет.       — Они так и держат его за долг? — Смит потягивал ароматный эфиопский чай, мельком подмечая одобрительный кивок на свой вопрос. — Он выполняет какую-нибудь работу?       — Нет, он больше не марает руки, — как нельзя точно подметил Чёрч.       — Поэтому он носит перчатки? Чтобы «не мараться»?       — Наверное. Раньше он таким не был, — в голубых глазах Фарлана плескалась сдерживаемая грусть.       — Можешь сказать, как давно он носит их? — Эрвин сочувственно вздохнул.       — Довольно давно. Возможно, несколько лет… — Чёрч задумался. — Когда мы встретились снова, они уже были. Он делал вид, как будто так и положено.       — Хорошо. В любом случае, спасибо, что поделился. Могу я задать ещё один вопрос?       — Конечно, мистер Смит, что угодно.       — Ты можешь предположить, каким образом пропала его мать или куда делся Кенни? — Эрвин не был до конца честен, поэтому говорил более вкрадчиво, будто бы побуждая задуматься над вопросом и тут же дать ему ответ.       — Я ничего не знаю об этом. Леви не рассказывал мне, — Фарлан пожал плечами.       — Хорошо, — Смит кивнул. Такого ответа он и ожидал. — А ты можешь показать мне и моему другу «массажные салоны» на севере?       — А вы... — хотел уже пошутить Чёрч про то, что начальник Леви решил принести своё тело в жертву дешёвым девкам. — Нет проблем.       — Хорошо, Фарлан. Слушай меня внимательно, — Эрвин поднял руку и отодвинул рукав пальто, дабы посмотреть время на часах. — Сейчас ровно восемь. Через несколько минут сядешь в точно такую же машину за сквером. Поедешь на северный дорожный пост к шоссе и передашь им это, — он достал из рабочего портфеля запаянный конверт с приличной суммой внутри. — Скажи, что это подарок от мистера Смита на ближайший час. Пусть закроют дорогу на ремонтные работы. Ты всё понял?       — Да, сэр, — Фарлан не глядя сунул конверт во внутренний карман.       — Если сдашь нас или убежишь, то через час будешь кормить рыб на дне Темзы, уяснил? — добавил Майк. — Мы найдём тебя, будь уверен.       — Нет, я бы ни за что…       — Иди, Фарлан, у тебя есть дела, — своеобразно попрощался Смит, указав взглядом на дверь.       Чёрч выскочил из автомобиля, тотчас отправляясь на выполнение поручения. Дождь превратился в противную морось, когда они подъехали к пабу в двухэтажном здании на окраине. Напротив него находился сквер, а рядом располагались маленькие торговые лавки, которые уже были закрыты в вечернее время.       Майк осмотрелся вокруг. Не было ничего примечательного, однако что-то заставило его почувствовать себя паршиво. В груди натянуто заныло, и он подумал о Нанабе. Наверняка она сейчас попивает мартини с сигаретой в руке и думает о том, как бы попасть на новый показ. Её гложило мёртвое сердце в груди и уходящее время. А что Майк? Он никого не убивал раньше. Да, видел, как умирают и как убивают другие. Изувечивал до полусмерти или до инвалидной коляски, но никогда не убивал, нет. Старый друг заверил его, что убивать они будут только в самом крайнем случае, если их собеседники не пойдут на условия. Что-то подсказывало ему, что сегодня именно тот «крайний случай».       Зашипел механический звук рации. Густав принял информацию от своих коллег о занятой позиции на местах. Его лицо не выражало никакого волнения, что напрямую демонстрировало профессиональную этику.       Эрвин снова посмотрел на часы, которые говорили «уже можно». Все трое вышли наружу, машинально приводя в порядок пальто после сидячего положения. Захариус поправил ствол пистолета за ремнём брюк, чтобы ничего не мешало, а затем отбросил из головы все дурные мысли вместе с неудобством. Они пересекли дорогу, направляясь к пабу. Прежде, чем они подошли к двери, из-за углов вышло ещё двое «штатных сотрудников».       — Не выходите вперёд, босс, — холодно отрезал Густав, устроившись по левое плечо от Эрвина.       — Да, босс, не рыпайтесь, — пошутил Майк, на что получил добрую улыбку. Раньше по части охраны важных персон он был лучшим из лучших.       — Заходим, — скомандовал Смит, после чего Густав повторил это по рации.       Двери распахнулись. Громкие звуки музыки, битья стекла, мужского голоса и женского смеха будто бы ударили по ушам. В нос врезался стойкий запах дешёвого виски и пива вперемешку с сигаретной вонью. В этом старом прокуренном пабе не было чего-то из ряда вон выходящего. Не так много столиков теснились друг с другом, а на их столешницах мелькали игральные карты, мутные стаканы и импровизированные пепельницы. Из музыкального автомата, какие ещё бывали тридцать лет назад, звучал приевшийся голос Бринсли Шварца.       Пятеро знающих себе цену мужчин, облачённых в тёмные пальто, заполнили пространство за тамбуром. Все находящиеся внутри обернулись в непонимании. На пару секунд все голоса затихли. Через чёрный ход к «гостям из центра» присоединилось ещё шестеро, пока остальные находились снаружи.       — Эй, придурки, у вас какие-то проблемы? Это закрытая вечеринка, так что уёбывайте нахуй отсюда, — с левой стороны засвистел пьяный голос Хью, на коленях которого расположилась такая же захмелевшая девка. Напряжение всех отдыхавших возросло в сотню раз, если не в тысячу. Полные энтузиазма пьяные молодые мальчишки уже навострили свои самодельные заточки, всеми фибрами души пребывая в ожидании, когда же спустят поводок.       Эрвин махнул рукой подчинённым с противоположной стороны помещения. Один из них быстро двинулся вперёд, громким щелчком стягивая затвор и предохранитель с пистолета. Он остановился едва ли в ярде от Хью, нацеливаясь прямо в затылок.       — Стой-стой, мужик, полегче, — поднял руки ладонями вперёд напуганный Верман, что находился за соседним столиком. — Давай обойдёмся без пушек. Я вижу, вы ребята серьёзные. Иди погуляй, детка, — сказал он рядом сидящей девушке. — Давайте девчонки, вечер окончен, выме…       — Я отдал приказ. Если кто-то выйдет наружу – тут же пристрелят, — Смит шагнул вперёд, уверенным тоном обращая на себя всё внимание.       — Какого хера? Вы кто, блять, такие? — прыснул Хью, находясь под дулом пистолета у затылка.       — Да завали ты уже! — шикнул их главарь – Китс Верман. — И все остальные тоже засуньте языки себе в задницу! — добавил он куда громче простого шипения. Его трусливая, продажная душонка уж точно не хотела иметь лишних проблем. В прошлый раз от других ребят из центра они лишились пары надёжных парней и лажали на каждом шагу, да так, что их пасла вся окружная полиция даже в сортире.       — Значит, с Вами я могу поговорить, — вслед за Эрвином двинулись Майк и Густав. Он взял один из целых стульев, чтобы присесть ближе к своему собеседнику.       — Налейте гостю выпить, — махнул ладонью Китс.       — Спасибо, не стоит, — прервал Эрвин, поправляя полы пальто. — У меня есть к Вам предложение, — неторопливый тон взаправду вселял ощущение некого доверия, если не брать во внимание направленный на Хью пистолет. Он заметил, как глаза Вермана мечутся от его лица к стволу, — Опусти пистолет. Мы же не бандиты, — как-то легко он пожал плечами. Рука помощника тотчас опустилась вниз, однако предохранитель остался в снятом положении. С взвизгом девушка спрыгнула с колен Хью и отбежала к барной стойке.       — А чем я могу быть Вам полезен? — Верман почти было расслабился, да вот только ноги тряслись.       — Предлагаю сотрудничать. Я знаю, что север Ист-Энда ваш. И он может мне понадобится, — искусно лгал Эрвин. — Предлагаю двадцать процентов от выручки.       Глаза Вермана округлились от удивления, а брови поползли вверх. Его хмельной мозг попытался прикинуть проценты в наличные, а сотрудничество в последующую власть. Он принял более раскованное положение, «развесив уши» о повышении собственной выгоды. Да, тогда бы он мог выкупить целый бордель, а за ним весь север Ист-Энда. И потом оттяпать себе пол города! Тогда все начнут называть его «Дон Верман», будто бы он глава итальянской мафии. А что? Этим обнаглевшим итальяшкам тоже пора задать хорошую трёпку и показать, кто здесь главный!       — Как мне называть Вас, коллега? — так спросил Китс, что Эрвин чуть было не рассмеялся от такого заявления.       — Для вас я мистер Смит, — представился он, однако не стал официально закреплять их знакомство рукопожатием.       — Так что у Вас за предложение? — пытался поддерживать своё подобие светских ответов Верман.       — Нужно перевозить ценный товар. И кое-какой товар мне хотелось получать прямо от вас. Платить буду щедро, — скрестил руки в замок Эрвин, про себя думая: «Как там поживает Дот?», — За чистую работу буду добавлять проценты. Будет сложно, но вы ведь ребята смышлёные, справитесь, — играючи подначивая своей располагающей полуулыбкой, он дёрнул одной бровью.       — Что за работа? — вставил своё слово Хью. Наконец и он заглотил наживку. Из-под рукава его дублёнки сверкнул браслет, который вмиг привлёк внимание Смита. Больно уж дорогой для такого, как он.       — Время от времени мне нужны хорошие девушки. Вы же знаете, где таких достать? — как только Эрвин произнёс это, то и Хью, и Китс зашлись странной ухмылкой.       — Знаем. Чё, дорогие шлюхи из центра не так хорошо сосут, как дешёвые? — посмеялся Хью, оглядываясь на остальных гостей.       — Меня не интересует секс с ними, — более серьёзно прервал его веселье Смит. — Они будут выступать в качестве прикрытия. Что-то вроде торговых посредников, — он прожестикулировал одной ладонью для привлечения внимания.       Руки в чёрных кожаных перчатках поскрипывали подобно треску поленьев в его тёплом, пустынном доме. Что же он будет делать после этой беседы? Сидеть и попивать чай, глядя на застывшие во времени лица? Или ему стоит позвать друга к себе? Какого же? Разве друг согласится прийти в его дом снова?       — Хочешь сказать, наше дело только шлюх развозить? — рука Хью уцепилась за край стола, что позволило Эрвину вдоволь рассмотреть «дорогой браслет». Это были те самые часы, кои он своими руками одевал на запястье Леви.       Ещё слишком рано. Подожди немного.       — Прошу прощения, я бы хотел убрать посторонний шум и чужие уши. Такой разговор не терпит лишних людей, верно? — кивнул Смит, заставляя Вермана согласиться. — Вы ведь уже согласились на сделку.       — Ты же сказал, что всех убьёшь, — непонимающе бросил Хью.       — Всех? О, нет, — слукавил он вопреки своему предыдущему заявлению, чтобы втереться в опрометчивое доверие. Но разве он врёт? Нет, он просто не говорит всё сразу. — Я не буду их трогать. Я же предприниматель, а не убийца, — до них донёсся лёгкий смешок. — Выведите девушек в первую очередь и отправьте их домой, — обратился Эрвин к своим людям. — Эти разговоры не для женского ума, верно?       «Я же предприниматель, а не убийца».       Верман недоверчиво смотрел на своего нового компаньона. Недавно заставил их встать на дыбы и не шевелиться, а теперь просит всех выйти.       — Двадцать процентов, — повторил Смит, завидев подозрительный взгляд.       Это окончательно растопило жадную сущность Вермана. В этих двадцати процентах он уже видел своё блестящее будущее с подконтрольным Лондоном.       — Парни пусть останутся, — попросил он.       — Как угодно, — согласился Эрвин.       Музыка стихла, а все имеющиеся девицы покинули заведение сию же секунду, чуть ли не в панике выбегая наружу. Не осталось никого, кроме «своих». Парни Вермана заворожённо слушали каждое слово в попытке сопоставить их друг с другом. Дешёвое пойло в подобных пабах всё никак не кончалось, что было слабым звеном для заядлых пьяниц. Как раз такими и управлял «непревзойдённый Верман».       Смит подождал несколько секунд, осмотревшись по сторонам. Его подчинённые сейчас выглядели лучше, чем швейцары перед королевским дворцом.       — Кто-нибудь уже делал вам такое предложение? — он оглянулся на двух сидящих.       — Было несколько типов, — начал Верман.       — А какая тебе разница? — в секунду перебил Хью.       — Я предлагаю десять процентов прямо сейчас, если назовёте имена, — моментально заключил Эрвин. Его глаза донельзя поражали своей уверенностью.       Хью разразился громким приступом смеха, однако ненадолго. Он тут же утих, когда дуло пистолета оказалось возле его головы. На этот раз оно ощутимо вжалось в затылок, заставляя его заглохнуть, как неисправный карбюратор. Верман, в свою очередь, вскочил с места и сразу же оказался на мушке у Густава. Это заставило его застыть на месте и исказить рот в натянутой улыбке.       — Девять процентов, — спокойно произнёс Смит.       — Вы чё, парни, прикалываетесь? — смех Хью стал нервным.       — Få ham til at holde kæft, — обратился Эрвин к Майку. — Han går mig på nerverne.       Несколько шагов, и Захариус оказался рядом с расшумевшимся раздражителем. Он имел против Хью все преимущества по силе, росту, весу и трезвости. Одна из крепких ладоней в перчатке ухватилась пальцами за заднюю сторону шеи, а другая заломала чужую руку за спину. Послышался глухой стук – Майк впечатал наглое лицо в поверхность стола настолько быстро, что у мозга не хватило сил сообразить о произошедшем, пока ноздри не залились густой кровью. Хью протяжно замычал от резкой боли. Его счастье – зубы остались целы.       Майк заставил его голову подняться на несколько дюймов, а потом снова приземлил её к столешнице. На лице расплылись пятна крови из открытых ссадин на лбу и переносице.       — Сукин сын… — закашлялся Хью.       — Сукин сын, если ты ещё раз запихнёшь в неё свой ёбаный член, то я отрежу его и пошлю твоим родственникам на Рождество! — брызгал слюной от злости очередной спонсор в измученное лицо Майка, которого его помощники застали через два квартала от дома Нанабы.       Да, Захариус работал на него и охранял его зад практически круглые сутки. А кто теперь защитит его самого, когда по обе стороны такие же «вышибалы», как и он? Так называемые «коллеги» скрутили ему руки после того, как изрядно прошлись пинками по животу и спине. Тупая, ноющая боль пустила корни во все части тела, а острая колола иссаженное кулаками лицо.       — Сколько денег я влил в её имя!? — практически визжал мужчина. — Сколько я спонсировал эту дрянь!? Сделал ей имя! Я его сделал! Я, блять, сделал из неё «Нанабу»! — кичился он с пеной у рта перед лицом Майка.       «Да нихера ты не сделал», — подумал Майк, однако вслух говорить не стал.       — А она прыгает в кровать к моему телохранителю! Подумать только! Эта сука даже не сосала мне, а потом приходит и говорит, что, видите ли, она любит датского выблядка! — его лысая голова противно поблёскивала от пота в свете ближайших уличных фонарей. — Крыса приютилась прямо за моей спиной, — его пухлый кулак врезал по челюсти Захариуса. Удар не был сильным, зато заставил раны ещё сильнее саднить.       — Что тебе нужно от меня? — прохрипел Майк, сплёвывая вязкую кровавую слюну.       — Сваливай нахер, иначе я тебя закопаю, а твоя шлюшка сгниёт от кокаина, — раздалось очередное шипение сквозь зубы.       Такое воспоминание внезапно озарило его память. Когда-то он сам был на месте Хью. Сколько лет прошло с тех пор? Очевидно, много по календарному исчислению и безумно мало по душевному.       — Восемь, — Смит будто бы издевался над ними своим обратным отсчётом.       — Ты ублюдок! — прокашлялся Хью. — Чего вы стоите, придурки, возьмите его! — как только он обратился к своим пьяным «собратьям», так сразу получил коленом под дых от Майка.       — Стоять всем на месте, дебилы! — в страхе выпалил Китс, слыша щелчки предохранителей и затворов от людей Смита.       — Семь, — продолжал Эрвин.       — Да скажу я, скажу! — обозлился Верман. — Что ты хочешь услышать?       — Имя, время и поручения, — холодно, чётко и громко продиктовал Эрвин.       — Да пошёл ты нахуй, — просипел Хью, вытаскивая левой рукой складной нож. Сил разложить его, а уж тем более поранить кого-то, у него не было. Ему не пришлось слишком напрягаться, поскольку попытка изначально терпела провал.       — С тобой я поговорю позже, — равнодушно посмотрел Смит.       Рука Майка переместились за долю секунды, оказываясь одним локтём на чужой шее. Получилось только хуже для Хью, тяжёлая масса давила сверху, отчего кадык впивался в ребро стола. Ладонь Захариуса перехватила чужое запястье, а пальцы сжали его настолько сильно, что под ними больно хрустнули кости. Всё под кожей горело с такой силой, словно внутри сломанных костей разливают жидкий азот. Хью издал странный звук – ни то слабый визг, ни то рычащий вопль.       — Блять! — воскликнул Китс на сверлящий мозг голос. — Не знаю... Какая-то баба из центра. Просила, чтобы шлюхи брали с собой что-то, но это был не порошок и не таблетки! — панически быстро говорил он. — Я не знаю! Я нихера не знаю!       — Шесть, — продолжил Эрвин, поднявшись со стула.       — Да что тебе ещё нужно? Я всё сказал, — Верман ещё никогда так не боялся простых чисел. К его удивлению, Смит подошёл именно к Хью, хотя не вёл с ним беседы.       — Не всё, — с некой раздражительностью произнёс Эрвин. Он обошёл столик на котором Хью распяли за грехи, подобно Христу.       Сколько ещё ты будешь оттягивать неизбежное? Люди умирают и должны умирать. Признай это уже наконец! Или ты так и будешь всю жизнь трусом? Здесь нет маминой юбки и больше не будет.       «Я же предприниматель, я не убийца», — всё никак не унималось в голове.       «Иногда деньги стоят крови, Эрвин, мы ведь предприниматели. Деньги могут решить много проблем, но если нет человека – нет и проблемы, — сказал Хенрикс. — Ты смышлёный малый, должен понимать».       Девиз что надо. Нужно ли убирать весь мусор ради собственной выгоды? Союз куда лучше убийства, если в нём нет червей. Эти черви объедают плоть снаружи, а потом добираются и прогрызают ядро. Самодовольство этих ребят и было тем самым трупным гнильём, в коем образуются черви.       «Что ты чувствуешь, когда убиваешь человека? Совсем ничего? Они не снятся тебе?»       — Пять, — Эрвин вернулся в мир живых, изучая глазами заломанные руки Хью.       — Какая-то высокая шлюха с центра. Я не помню её имени! — вдруг продолжил Верман.       — Четыре, — бесстрастный голос Смита приклеился грядущим ужасом. — Тебе понравились часы, Хью? — наигранно вежливо спросил он.       Вместе с громким кашлем к Хью пришёл новый приступ боли в переносице. Дышать удавалось с трудом, голова гудела и рука больно ныла. К присутствующим в помещении добавились все остальные с улицы. Отныне пуль хватит на каждого «щенка».       — Убей меня уже, — просипел он.       — Дай мне минуту, — любезно отозвался Эрвин.       Он закинул руку вверх, что оказалось мучительным действием для Хью. Теперь он точно уверен, что не ошибся насчёт часов. Майк с дружеским воодушевлением помог ему: одна ладонь легла на чужое плечо, затем обхватив его под подмышкой; пальцы надавили на мышцы, прощупывая кость. Захариус создал такое давление, при котором Эрвин нажал на его руку, как на рычаг в старом лифте. Плечо вывернулось в стол с противным скрежетом. Вывихнулся сустав или сломалось предплечье – было неясно, да и не так уж важно. Хью хотел завизжать, однако голос у него сел до предела. Вместо этого из глаз брызнули слёзы. Два громадных мужика почти разломали его подобно марионеточной кукле.       — Блять! — что есть силы закричал Хью.       Эрвин стянул часы с чужого запястья, пока оно не успело распухнуть от перелома. Кожаный ремешок с блестящим циферблатом в секунду исчез за складками его пальто. Густые брови исказило неким подобием злобы. Нет, это была вовсе не злость, а настоящая ярость под заправкой из отречения от собственного милосердия. Его рука под общий аккомпанемент болезненных стонов хлопнула по плечу Майка два раза. Сигнал.       — Snavs ikke dine hænder, — Смит отошёл от столика в сторону Вермана, — lad ham gøre det selv, — он ожидал окончания действия, вместе с тем громко хлопая ладонями. Сначала один раз, словно он чему-то удивился.       Хью было тяжело изречь какие-либо ругательства, но их никто и не ждал. Майк отпустил одну руку, чтобы достать пистолет из-под ремня. А после неожиданно для самого Хью вложил его в целую руку, другой он уже пошевелить навряд ли сможет. Захариус изогнул её и уместил на столе рядом с окровавленным лицом Хью. Всё ещё крепко держа того за шею, Майк пропихнул дуло ствола между едва разжимающимися челюстями. Хью начал хныкать от ужаса, жмуря глаза. Уж лучше бы ему быстро и неожиданно пустили пулю в затылок.       Эрвин хлопнул второй раз. Сигнал для всех.       Майк снял предохранитель с «Глока» и надавил своим пальцем на палец Хью. Спусковой крючок не сразу поддался нажатию. Пистолет выстрелил с громким ударом. Ударом мозговой слизи и крови о барную стойку. Пуля пробила Хью затылок. Его тело мгновенно расслабилось, когда Захариус отстранился. Пистолет так и остался сжатым в руке, а тело прогнулось в позвоночнике между столиком и стулом. Для него всё закончилось, а для остальных всё только началось.       Верман отпрянул назад, за что сразу же схлопотал пулю в голень от Густава. Его сразу же подкосило, и он обрушился на пол с мучительным кряхтением. Все его парни сорвались с цепи в безуспешных попытках накинуться на людей Смита. Раздалось куча выстрелов, похожих на взрыв праздничных хлопушек. За ними последовали вопли, куча мата и грохот мебели. Некоторых потребовалось уложить навечно спать с помощью рукоятки пистолета, которая искусно проламывала череп или хотя бы оглушала.       Китс отполз к углу, наблюдая бойню со стороны. Его ребята были молокососами по сравнению с этими «предпринимателями из Центра». Он с трудом встал на четвереньки. В его голову закралась мысль, что было бы неплохо разбить стулом окно и выползти наружу. Треклятая пуля в ноге неприятно свербила, пропуская кровь. Времени зажимать ногу не было. Ему нужно поскорее выбраться наружу и позвать на помощь. К неприятностям добавилось что-то тяжёлое между лопаток – это был Майк. Он надавил подошвой на хребет Вермана, отчего позвонки хрустнули. Это не перелом, и Китсу очень повезло, потому что Майк действовал не в полную силу. Потасовка балансировала между перестрелкой и резнёй.       Мальчишеские, совсем юные голоса вскоре навсегда умолкли. Некоторые ещё бились в предсмертной агонии. И все «люди в чёрном» понимали, что так было нужно. Не стоит селить пулю в мозжечке каждого парня, дабы те умирали не так долго. Всё должно походить на местную драку. Просто кто-то взбрендил, завёл всех до такого состояния, что уже не отличишь виноватого от зачинщика.       Эрвин с абсолютной безэмоциональностью наблюдал за трагедией в трёх актах. Будто бы он был режиссёром самой ужасной пьесы, какую только видело человечество.       «Вот и всё», — мысленное заключение помогло ему осознать точку невозврата.       Это было не в его голове. Столики не были шапками гор, брызги крови вовсе не походили на чистый дождь, а пороховой запах не обдувал чистым ветром. Неужели он наконец достиг того пика, в котором уже не стыдно быть молодым?       Смит повернулся к кашляющему Верману. Теперь можно вручить ему почётный знак «единственный выживший». Эрвин подошёл ближе, но не стал опускаться, чтобы быть на уровне (с ним) его лица.       — Ну куда же Вы собрались? — вопрос прозвучал с хладной презрительностью.       — Ты же и меня пришьёшь? — некая неуверенность с надеждой скользила в голосе Китса.       — Нет, я этого не сделаю, — Эрвин возвышался над ним, как и все остальные. Он оказался загнанной овцой в лесу хищников.       — Чего ты ещё хочешь? — руки Вермана сжимали ногу, однако всё равно было видно, как они трясутся от страха.       — Дорога скоро будет открыта. Нужно будет вызвать скорую, а за ней приедет полиция, — Смит отодвинул рукав, считывая время на часах. — Как первый очевидец, Вы, мистер Верман, должны будете сказать, что здесь произошла драка, в результате которой Вы пострадали, но смогли выжить. Ещё вопросы?       Тело Хью с грохотом повалилось на пол, опрокинув за собой столик и ближайшие стулья. Все, кроме Эрвина, рефлекторно обернулись на шум. Он более не представлял из себя никакой ценности, прям как при жизни.        — Даю неделю на то, чтобы разузнать имена «бывших торговых партнёров». Невыполнение грозит летальным исходом. Я надеюсь, что всё предельно точно и понятно, — Смит достал блестящие часы из кармана.        — Каким хреном я узнаю имя? — отчаянно глянул Китс.       — А это уже не мои проблемы, — Эрвин пожал плечами, а затем показал ему часы, которые контрастировали на фоне чёрных перчаток. — А три процента, что я недосчитал, заплачу в качестве вознаграждения, — уголки его губ поползли вверх, выказывая издевательски благосклонную полуулыбку. — Три процента от долга Леви Аккермана. Думаю, что вы давно знакомы.       Глаза Вермана округлились от удивления. Он и представить себе не мог, насколько дорого ему обойдутся поучения Леви. Получается, Смит затеял всю эту ерунду с процентами забавы ради? Поиграть с ними в русскую рулетку с заряженным барабаном?       Эрвин развернулся и последовал к выходу. Все живые, помимо Китса, последовали за ним. Осталась поистине мёртвая тишина. Неожиданно брякнул музыкальный автомат. Создалось ощущение, что за ним ещё наблюдают. Выбора нет – придётся действовать сквозь страх.       — Чёрт бы тебя побрал, ёбаный Аккерман! — ругнулся Верман от бессилия.

***

      Яркий свет ламп на полигоне перестал неприятно слепить – привык. Фиксация стойки. Взгляд в прицел. Сокрытые плотной тканью пальцы сильнее стиснули рукоять. Взвод курка. Неощутимая отдача. Очередная пуля стремглав разрезала воздух, попадая ровно в центр первой десятки. Точно так же, как горечь попадала прямиком в душу. Точно так же, как с губ пять дней назад слетала ложь.       Леви отточил каждое своё действие до чистого совершенства. Это дарило ощущение полного контроля над ситуацией и остужало закипающую от противоречий кровь. А самое главное, было отличным способом отключиться от внешнего мира. Вот цель, а вот винтовка – запредельно простая комбинация. Мир вне её смазывался чернильными помарками, позволяя забыться. Не хотелось вспоминать и входить в переговоры с разумом или сердцем. Не хотелось думать, что собственная никчёмность в который раз привела к тому, что есть сейчас.       Ты опять всё испортил. Идиот.       Ещё один взвод курка. Свинец попал точно в яблочко и разбуравил без того поверженный центр мишени в немалую дыру. Он сделал несколько выстрелов следом, охваченный каким-то помешательством, что все остатки мыслей после этого испарятся. Плотная бумага с разметкой окончательно превратилась в рваньё.       — Полегче, Шакал, это тебе не Шарль де Голль! — насмешливо вскрикнул стоящий поодаль Жан. Сегодня он пялился на весь процесс стрельбы от начала и до конца. Это где-то на подкорке неистово раздражало объект его пристального внимания. — Мишень-то смени!        Веселье улетучилось, едва он понял, что ни единого слова будто бы и не услышали – Леви остановился только чтобы перезарядить винтовку. Выстрелы продолжили разить остатки изрешеченной бумаги.        Высшая степень игнорирования. Стоило бы возмутиться, но, немного погодя, Жану стало как-то не по себе. Конечно, довелось пропустить несколько тренировок на полигоне сначала из-за собственного отсутствия, а после из-за отсутствия Аккермана, но такой одержимости уже достигнутым результатом Кирштейн припомнить не мог.       — Эй, да хорош уже! — он поспешил не без осторожности подойти сбоку. — Куда так лупишь?       — Тренируюсь, — Леви наконец пришёл в себя, с коротким цыком отнимая взгляд от прицела и опуская винтовку. Вид у него стал ещё смурнее, чем до этого. — Не видно?       Заприметив разлившуюся по чужому лицу угрюмость, Жан не смог удержаться от ехидства:       — Ну-ка, скуксись ещё, — он оценивающе глянул на Леви, который и вправду поджал губы и сощурил глаза сильнее прежнего, но отнюдь не ради просьбы, а от непонимания. — Ещё чуть-чуть, — раздражённая гримаса напротив, как ему показалось, теперь достигла нужного «формата». — Во-во, оставь!       — Чё тебе надо?       — Да так, — изнутри уже вовсю распирал гогот. Голос стал на тональность выше, — Просто убеждаюсь – чем больше ты морду бычишь, тем сильнее охота шарахнуть кирпичом потяжелее, чтоб распрямилась!       По пространству разнёсся раскатистый смех. Беззаботность Жана лучилась в улыбке, плескалась в жестах, отражалась в мимике и сквозила в прежних второсортных шуточках. После того вечера, навсегда запечатлённого мягкостью губ и глубиной глаз Армина за спиной будто вновь прорезались крылья – проклюнувшиеся пёрышки на сей раз не тянули к земле наркотическим дурманом или крепостью градуса. Всё наконец стало так, как хотелось. Поэтому хоть немного побесить Окурка мог себе позволить.       Вопреки ожиданиям, побесить не получилось. Ни одной искорки гнева не пробежало. Жан затих, несколько удивлённо глядя на какое-то, наоборот, даже грустное лицо Аккермана.       — Отвяжись, — одновременно с вымученным бурчанием винтовка отправилась на прежнее место на столе. Запал к стрельбе совершенно пропал.       — Чего стряслось? — теперь настало время посерьёзнеть, а после нахмуриться и самому Кирштейну. — В жизни не куплюсь, если скажешь «ничего».       — Не твоё дело, — так же беззлобно оповестил Леви, потупив глаза в пол. Поворот на сто восемьдесят, и вот он уже готовится покинуть полигон под аккомпанемент звякающего под подошвой железа.       Но не тут-то было.       — Кстати, Эрвин просил передать тебе кое-что… — начал было Жан.       Воздух загустел и осел в горле, точно у ворожившего лекаря отняли живительный эликсир. Эрвин просил передать? Что именно? Он хочет поговорить? Распорядился о возвращении в центр?       — Что он сказал? — с зародившейся надеждой перебил Леви, резко обернувшись да сглатывая ком напряжения. И всё-таки, так глупо надеяться хотя бы на блеклую видимость прежнего общения после того, как сам пожелал увеличить дистанцию.       — Эм, — промелькнуло секундное удивление. Но такую резкую смену эмоции предпочтительнее показалось оставить без едкого комментария. — Сказал тебе пока не возвращать машину на стоянку. И чтобы завтра ты не тратил время на путь в офис, — Жан опёрся о стену, состряпав деловое лицо. — Короче, утром сразу едь сюда тренироваться дальше.       — А… Ясно, — теперь облик Леви приобрёл почти траурный вид. Это не скрылось от цепкого взгляда Жана, порождая у того ещё больше молчаливого недоумения с пригоршней всполошённости. — Ладно… Пойду. До завтра.       «Они поцапались, что ли?» — изумился Жан. Любопытство закипело в каждой частице натуры. Не говоря уже о страстном желании разузнать историю появления увечий на лице Аккермана, увидев которые впервые удалось только присвистнуть: «Лихо тебя разукрасили!».        Любовь к сплетням так или иначе заставляла задумываться о вариантах. Как говорила Ханджи, с такой-то фантазией не иначе как дворцовые интриги плести.       «Окурок под ноги смотреть не умеет, споткнулся? Он же ростом с декоративный забор, чё за бред? Сто процентов и песчинки на асфальте разглядит со своей-то «высоты». Или он втихаря толкал дурь каким-нибудь громилам, а потом решил их кинуть, вот и получил по роже? Хм, не исключено. А может это Эрвин не выдержал его очередных понтов, вот и..? Да ну, охуеть, не может быть!».       Тем не менее, просьба Смита помнилась предельно точно. Пусть и было невдомёк, почему сегодняшним утром начальник после неплохой словесной взбучки за отсутствие и глупость вдруг настойчиво попросил внимательно отнестись к пребыванию своего горе-протеже на полигоне – не выпускать Леви из виду по крайней мере до девяти вечера. Кирштейн взглянул на часы. Стрелки перевалили за намеченную отметку вот уже на пятнадцать минут. Значит, вроде как пусть валит на все четыре стороны. Только вот что-то тут не так. Сердце чуяло.       — Стой, — окликнул он, когда Леви уже добрёл до лестницы и преодолел пару ступеней. Тот зыркнул в ответ и вопросительно кивнул. — Не хочешь ещё пострелять?       — Откажусь.       — Всё точно путём? — вырвался последний вопрос. Контрольный, так сказать.       — Лучше не придумаешь.       — Ну смотри. Если вдруг что, то это… Короче, знаешь где меня найти.       — Ха? — искренне удивился Аккерман. — Так ты теперь в благодетели заделался?       — Пошёл нахер, Окурок, — Жан делано закатил глаза.       — Эй, — разнеслось для привлечения внимания. Со стороны Леви раздалось снисходительное фырканье себе под нос. Мрачность на мгновение улетучилась, когда, прямо перед тем, как развернуться и продолжить свой путь, он обронил навострившему уши Кирштейну: — Спасибо.       Довольный собой, но крепко погрязший в догадках Жан остался позади, а полумрак лестничного пролёта за пару мгновений сменился более тусклым светом склада и шумом от его бессменных работников. Перед глазами замельтешило. Конни тихо ругался себе под нос, ворочаясь с коробками, а Саша о чём-то горячо спорила по телефону:       — У нас чёткое распоряжение по времени! — с недовольно поджатыми губами возмущалась она. — Никаких переносов. Да, даже на полдня! Мне-то какое дело кто там из вас занят, отправьте посредника! — ответ на другом конце провода заставил поубавить наплыв раздражения. — Замечательно. До скорого!       Трубка с грохотом клацнула о корпус телефона. Блаус, вконец раздосадованная, метнулась к столу и закинула в рот пару кислых мармеладок из пачки.        — Чего там, булочка? — Конни отвлёкся от своего дела, когда одним ловким движением отправил коробку в грузовой контейнер.       — Этому дураку, видите ли, надо свою задницу тащить «по делам»! — принялась жаловаться она, попутно смакуя мармеладную тягучесть.       — Опять Гергер?       — Ну а кто ж ещё! «Перенёсём-перенесём»! А Эрвину я что скажу? Мол, «ой, прости, но мы не получили товар во время, потому что кому-то приспичило»? У него и так завал, хотя бы нам надо не лажать.       — Да не бери в голову, — приободрил Спрингер, потому что лучше всех знал как поднять ей настроение. — Этот мужик походу собирался искать громадную цистерну геля для волос, — Саша начала хихикать, угадав продолжение фразы. — Он же на свою укладочку дро… Кхм. Леви? Ты на сегодня уже всё?        — Вам-то что? — вышло резковато. Будто снова вернулся тот невыносимый, ядовитый на речи незнакомец. Слова норовили развернуться наточенным остриём и царапнуть воздух. — Уже ухожу.       Он последовал через коридор так, точно бы ступала траурная панихида. Необходимость скрыться ото всех множилась, крепла, ползла ввысь, как ствол многолетнего дерева. Но вмиг осёкся. Остановился. Так нельзя. Мелкотня, совершенно таковой не являющейся, чем-то запала Леви в душу – искрящий жизнью, шебутной и моментами неловкий дуэт. В памяти оставались свежими их перебойные рассказы о юности (оказалось, что Кирштейн был таким говнюком с самой их первой встречи, Ханджи обожала объедаться вместе с ними попкорном, а Моблит, как квочка-наседка, вечно говорил одеваться теплее), забавных ситуациях на работе или подростковых шалостях дома. В доме Эрвина. Можно было слушать об этом часами хотя бы потому, что там фигурировал он. Особенно в последнее противно-скрежещущее под ребром время, когда ребята хоть немного разбавляли своим щебетанием беспросветность долгих вечеров на складе.        — Извините, — виновато обронил он, оглядев их полные замешательства лица. — Я не со зла.       — Да всё путём, чувак, — Конни расплылся в добродушной улыбке. Продолжающая уплетать вкусность Саша согласно кивнула. — Ты только сильно себе нервами мозг не парь, а то вредно.       — Куда вреднее жрать всякую гадость, — снисходительно отозвался Леви, указывая на пустые упаковки от сладких снеков на столе и на Блаус, старательно тянувшую желейную ленту зубами. — Ей-Богу, купите нормальной еды.       — Зануда, — наигранно буркнул ему Конни.       — Зато у меня не сгниют зубы к тридцадке, — Аккерман успешно отразил «атаку». На одну крохотную частичку стало легче. Даже захотелось дёрнуть уголками губ – изобразить подобие усмешки. — Ладно, бывайте, малышня. Увидимся завтра.       — Пока, Леви! — пробухтела Саша с набитым ртом.        Спрингер вместо ответа отсалютовал двумя пальцами от виска негласное: «Бывай!».       Вместе с их утихающими за спиной голосами пожаловала пустота. Она, точно бы огромная воронка дёгтя, облюбовала спутавшиеся мысли, осела в горле, затянула своей липкостью руки за спиной.       Стеклянный сосуд души вновь был иссушен до дна. А может даже треснул под натиском пробирающего холода. Этот холод доходил до костей, словно отделяя скальп от мяса и заполняя малейшие зазоры пороховой копотью. Что там попытки согреться с помощью автомобильной печки в тёмном салоне Мерседеса, если внутри всё покрылось нетающей ледяной коркой стороннего безразличия? Надо же, ещё совсем недавно казалось: вот-вот настанет весна и растопит ненавистно-тяжёлые облака воспоминаний, разведёт ручейки проблем в стороны, прогонит серость дней, привнесёт свежесть в неясные чувства. А теперь что? Теперь зима была не вокруг: не на скользких дорогах, не на покрытых дождевым оттиском окнах зданий или автомобилей. Она крылась под кожей, в мышцах, артериях да бестолковом сердце, которое какого-то чёрта тоскливо ноет вместо того, чтобы работать себе спокойно кровяным насосом.       «А чего ты ожидал? — благо, мозг не отключился, продолжая поддевать остатки самообладания. — Всё правильно. И у его терпения есть предел».       Самоубеждение помогало. Вроде бы. Если не учитывать того, что именно оно всё и усложняло.       Машина ехала ровно, от самого юга колёса рассекали тонкую плёнку слякоти по асфальту. И вот центральная часть Лондона оказалась позади. А глаза Леви меж тем невольно выискивали маленькое деревце на придорожном пустыре аккурат возле негласной границы, разделяющей светские кутежи и трущобы Ист-Энда. Самочувствие после вновь обретённого одиночества ухудшалось, казалось, не день ото дня, а час от часу: вернулись навязчивые действия, тревога, бессмысленные обряды. И отныне, как он сам себе придумал, если обглоданная коряга не попадётся в поле зрения, то непременно случится авария и он разобьётся, так и не доехав до конечного пункта. Или, например, на голову осыпется другое потрясение. Что в мыслях, что на деле звучало бредово, но верилось в это совершенно искренне.       На пустыре вместо слабого тельца иссохшего саженца красовалась вырытая яма. Его вырвали с корнем. По телу побежали мурашки от вдруг явившей себя смеси смятения и необъяснимого страха.       «Что-то не так, что-то не так, что-то не так», — затрезвонило в ушах. Леви вдавил педаль газа в пол.       Дом на окраине севера – снести бы по-хорошему, а то выглядит ой как удручающе. Мимолётный запах сырости. Обветшалая дверь в их квартирку не была заперта. Лишь скрипнула несмазанными петлями, приветствуя одного из временных постояльцев.        — Фарлан? — по худо обставленному жилью пробежал негромкий зов. Ответа не последовало. Только в трубах шумела вода, а этажом выше пыхтело старое радио. Да уж, шумоизоляция здесь ни к чёрту.        Он прошёл вглубь комнаты. Стремительно нарастала паника, резкая, всепоглощающая. Что-то должно случиться. Затравленный взгляд заметался пойманной в ловушку мухой из угла в угол в надежде обнаружить друга. Никого.        — Эй! Фарлан!        — Ты чего орёшь? — недоумевающе брякнуло из-за спины. Голос заставил наскоро повернуться, чтобы встретиться с таращащим свои здоровенные голубые глазища Фарланом в проёме из ещё недавно закрытой ванной. — Здесь я.       — А хер ли не отвечаешь тогда? — принялся негодовать Аккерман.       — Надо было комментировать как именно я сходил отлить? Всё прошло успешно, ты зря переживаешь, — как ни странно, настроение Чёрча так и искрило беззаботностью.        Возникал вопрос: с каких это пор после тринадцатичасовой смены по разгрузке торговых судов за гроши (которые непременно пойдут в общую сумму на уплату долга), он пребывал в таком хорошем расположении духа? Да и вообще, как давно доводилось видеть его таким? За эти годы Фарлан стал суровее, ещё серьёзнее, непроницаемее. Весь прежний огонёк потух – слишком много ушатов дерьма вылила жизнь. Да и нынче дела не лучше. По идее, чудес не случается, и сейчас он должен выглядеть крайне вымотанным, общаться через силу или молчать вовсе. Но нет! Стоял с невнятной, по-дурацки ликующей улыбкой.        — Ну и чего ты лыбишься? В порту сегодня карнавал устроили, что ли? — нервы давали о себе знать. У Леви не получалось угомониться. Ну не могло же ему померещиться, что-то точно не так!         — Тебя опять штормит? — язвительный вопрос мастерски проигнорировали. При наблюдении за всклокоченным другом улыбка у Фарлана одномоментно пропала. На дне глаз залегло волнение. За последнее время он наблюдал подобное с пугающе растущей частотой. — Может, бахнешь чего-нибудь для успокоения?       — Я успокоюсь, когда рассчитаемся с этими гнидами, — попытки унять накатывающее напряжение в руках, казалось, провоцировало ещё большее трепыхание. Аккерман с тяжестью выдохнул до глухого свиста и расположился у раковины – привычка истязать руки, избавляя от невидимой черноты, тоже вернулась. — Осталось немного. Скоро деньги будут у меня, и мы со всем разберёмся.       Вентиль противно заскрипел, едва его крутанули. Вода с напором принялась окроплять поржавевшую кухонную мойку. Наверняка холодная. Ну разумеется, элементарное наличие горячей теперь вновь стало роскошью. Они в очередной раз сели на мель. Вот вам и сказочки про наёмников-долларовых миллиардеров. А тут – какое жалкое зрелище – столько времени довелось потратить прислужником для чокнутых Северных, а потом вернуться в отправную точку, закрыться от Эрвина, потерять всё ныне достигнутое, оставаясь прозябать в воняющей сыростью комнате и дожидаясь судьбоносной возможности всадить пулю в хорватского предателя.        — Так ты до сих пор не в курсе? — прежде, чем Леви успел избавиться от перчаток, сквозь шум воды донёсся бодрый (до странности бодрый) вопрос. — Он же сказал, что сам потолкует с тобой.       — В курсе чего? — тот сразу же передумал посвящаться водным процедурам, недоверчиво обернувшись на друга с теряющимся в догадках взглядом. — Кто «он»? Ты что несёшь вообще?       К ещё большему удивлению, лик Фарлана воссиял ярче ночных огней Вест-Энда. Проступившая безбрежность умиротворения и неизвестно откуда взятого воодушевления позволили мимолётно рассмотреть в нём того самого просвистывающего слова мальчишку без зуба, встрёпанного и счастливого. Вот только Аккерману не грезилось радоваться: произнесённое посеяло зерно очередной стремительно прорастающей тревоги. Если это то, о чём он подумал…       — Мы наконец-то свободны, — победно улыбнулся Чёрч. — Теперь эти уроды больше ничего от нас не получат. Мистер Смит и его люди разберутся с этим дерьмом, я уверен!       «Ветер переменился» настолько стремительно, что Фарлан умудрился только шумно хватануть воздух ртом. Его воротник кофты враз смяли больше рефлекторно, нежели осознанно. Да с такой силой, что задняя часть горловины сдавила шею. Пробежала мелкая рябь – руку Аккермана обуяло дрожью.        — Какого хера ты творишь, Леви?! — такое поведение неслабо огорошило. И, к тому же, принялось раззадоривать сокрытую злость.       — Ты говорил с ним, да?.. Ты растрепал ему! Зачем ты это сделал? — потребовал ответа окончательно потерявший контроль Леви. Тревога загрохотала с новой силой, разбередила внутренности, сменив и без того пожирающую тень беспокойства. Ответа не следовало – друг только оторопело раскрыл рот, но ни слова не вылетело. Пришлось тряхнуть, чтобы тот очнулся. — Зачем ты впутал в это Эрвина?!       «Возмущение» мнилось слишком безобидным словом, чтобы описать чувства Фарлана. После стольких лет скитаний, столкновения реальности с принципами, ссоры с единственным близким человеком, угрызениями совести за свой уход, смирением, одиночеством и последующим воссоединением под дулом пистолета, подкреплённым обязательством выплаты баснословной суммы? А теперь он получает такую реакцию на любезное способствование окончанию ужасно долго тянущейся чёрной полосы для них обоих? Обвинения друга походили на глупый розыгрыш. Вот только никто из них хохотать явно не собирался.        — Совсем ополоумел уже? Блять, да ты серьёзно?! — взбрыкнул Фарлан, молниеносно отобразив стойку почти с зеркальной точностью. Теперь его пальцы тоже впились в пальто Леви, загребли своим проворством плотную ткань. — По-твоему, надо было просрать наш единственный шанс выпутаться и не сдохнуть?! Твой босс предложил сделку. Нужно быть полным долбоёбом, чтобы не согласиться на такие простые условия!       — У меня за спиной! — разъярённо добавил Леви, натянув многострадальную кофту до предела. Нынче они походили на столкнувшихся рогами быков. Разве что рогов не имелось да пар из ноздрей не шёл. — Ты согласился, но нихуя не обсудил со мной!       — Боже, да сколько можно! — вспыливший Фарлан мотнул его в ответ. Раньше, в детстве, ему часто доводилось сглаживать углы в спорах с Леви. Вот только они уже не дети, а ситуация гораздо серьёзнее. Поэтому нужда уступать отпала. — Сбавь обороты, ёбаная истеричка! Много ты со мной обсуждал, когда влез к ним в банду? Много вспоминал, чему тебя учил и как воспитывал дядя? Много слушал, когда я постоянно просил тебя не опускаться до их уровня?! Нет, ты наплевал на него и на меня, потому что, видите ли, «знал, как лучше»!       От понимания точно бы перещёлкнуло. Спорить с этими утверждениями – то же самое, что спорить с истиной. Всё верно. Все словесные тумаки по делу.       — Я не горжусь тем, что делал, — прошептал одними губами тотчас сникнувший Аккерман. — И ты прав. Но уже поздно об этом болтать.       — «Поздно»? У нас и «рано»-то никогда не было. Мы ни разу нормально не пообщались с тех пор, как встретились снова. И к тебе было никак не подступиться, — руки Фарлана отцепились от пальто, вместо этого приземлившись на плечи. Показалось, что такой жест окончательно убедит в абсолютной искренности. — Я думал, если мы погасим долг… Я просто хочу, чтобы мой друг, тот Леви, которого я знаю, наконец-то вернулся.       — Да как ты не поймёшь, «того» меня уже давно нет! — защемившая тоска взметнулась всплесками мутной дождевой воды. Губы исказило невесёлой усмешкой. — Он подох вместе с первым застреленным человеком, ясно?       — Это неправда, — хлестнуло возражение, резкое и пронзительное. Словно Чёрч воистину знал лучше. — Мы виделись не так часто с того момента, как ты нашёл работу у мистера Смита, но… Было ощущение, что ты приходишь в норму. Мне сначала не верилось. Всё гадал, неужели вечера с ним могли так повлиять? А потом стал замечать…       — Эрвин, — «кодовое слово» осенило, застыло мантрой в разуме, но сорвалось с языка лишь коротким словом. Нет, не просто словом. Его именем – квинтэссенцией уюта и возвышенности. Леви наконец-то отцепился от ворота, выискивающе окинув друга неспокойным взглядом. — Где он?       — Был на встрече с Северными, — пыл утихомирился. До Фарлана, видимо, дошла вся степень переживаний друга – кажется, это затронуло того больше, чем можно было представить. Он часто видел в глазах Леви усталость, шок, откровенное бешенство, но достаточно редко такой страх, какой наблюдал сейчас. — А щас не знаю. Он всего лишь попросил меня дать на лапу дорожникам, чтобы закрыли шоссе, и свалить домой.       — И всё?       — Да, — заверил Фарлан. Вероятно, предшествующая сегодняшнему дню «мини-экскурсия» для мистера Смита по борделям севера никоим образом не относилась к делу, да и их «спаситель» предупредил не распространяться.       — Как давно? — Леви наскоро поправил верхнюю одежду. Тело уже готово было ринуться к нужной локации. Осталось понять к какой именно.        — В восемь часов.       — Место?       — «Грейхуд».        Аккерман быстро изловил взором циферблат допотопного будильника, как сачком бабочку. Четверть одиннадцатого. Оставалось успокаивать воспалённый ум сомнительным: «Ты не опоздаешь. Всё будет хорошо». Будет ли?       Подошва туфлей стремглав шаркнула по дощатому полу. Их владелец навострился вылететь прочь из квартиры. Безусловно, спешка – худший советчик любых дел. Вот только удержать себя на месте не представлялось возможным. Привычка не доверять никому, кроме себя, вытатуировалась как жизненная установка чересчур давно. Поэтому свыкнуться с тем, что и своей «покосившейся крыши» доверять не стоит, было бы особенно тяжко. Привычнее убедиться. Увидеть воочию.        — Куда тебя опять чёрт дёрнул? Только не говори, что ломанёшься туда, — Чёрч обречённо пялился в спину метнувшегося к двери друга. — Леви!       — Мне нужно идти, — бросил тот через плечо, находясь уже одной ногой в коридоре. — Всё остальное позже.       Покорёженная лестница показалась мигом, порожистым испытанием перед автомобильным салоном. Хлопнув дверцей, Леви крутанул ключ в замке зажигания.        Затарахтевший двигатель. Педаль газа. Только вперёд. И побыстрее.        Так ты раскусил меня ещё тогда, Эрвин?        Уродливые фасады потасканных временем зданий сначала выросли по обе стороны от боковых стёкол, а спустя мгновения стали столь же спешно редеть.        Понял, что я не был честен, но всё равно не отказался от идеи помочь?        Дорога уже не была закрыта – здоровенной деревянной стойки с облезлой вывеской «ремонтные работы» не наблюдалось.        Сопровождая вечерний холод, дождевые капли сменили живо тающие от соприкосновения с асфальтом снежные хлопья. Дворники проясняли видимость, но совершенно не проясняли загруженную голову. Уже близко. Леви твёрдо знал – будь сейчас встреча в разгаре, он готов пойти на Северных хоть в одиночку с обычным пистолетом наперевес, если это сможет полностью обезопасить Эрвина.        Не без усилий получилось всмотреться в приближающийся силуэт нужного паба. К ужасу обнаружилось, что территорию обнесли сигнальной лентой. Разводы на лобовом стекле, как огромное кривое зеркало, отразили свет мигалок полицейских машин и нескольких габаритных карет скорой помощи.       Неужели…       С торможением аккурат у вырвиглазно-жёлтой полосы он оставил автомобиль позади. Преодолел «ограждение» резким натягиванием ленты, чтобы, сиюминутно застопорившись, понаблюдать, как в одну из уже практически до краёв заполненных «скорых» грузят очередной чёрный мешок.        Опоздал?       Одолевший страх сподвигнул сорваться с места, пробраться в этот чёртов паб, лишь бы убедиться, что вся картина перед ним – обманка или глупая шутка.       — Эй, парень! — частый стук в висках разбавил грубоватый голос. — Ты что здесь забыл? Ограждения не видишь?       Леви немигающе уставился на невесть откуда выросшего полицейского, который настойчиво тормозил его за плечо. Раньше его клешни сразу же оказались бы вывернуты в обратную сторону, но нынче подобное волновало в последнюю очередь.       — Что здесь произошло? — прошелестел задушенный голос Леви.        — Местные устроили пьянку. Да так кутили, что она превратилась в перестрелку и поножовщину, — ехидный тон коренастого, сурового мужчины в форме дал понять, что его это нисколько не трогало. — Теперь из-за них сидеть над бумагами до квадратной задницы.        — Мне нужно туда, — перепуганный Аккерман уже не видел ничего вокруг, поскольку без оглядки устремился поближе к распахнутым дверям.        —  Стоять, — полицейский перегородил путь. — Тебе туда нельзя. Иди домой.       — Я должен проверить…       — Если там есть кто-то из твоих близких, то тебя вызовут на опознание, — отрапортовали в ответ. — Серьёзно, не создавай лишних проблем.       — Отошёл бы ты, — резво обозлившись, рыкнул Леви. Одному Всевышнему было известно, на какие отчаянные меры он был готов сейчас.       — А ну вали давай, — вспыхнувший полицейский толкнул его в грудь. — Ни то загребу, как подозреваемого.        Мысль, что такой расклад никому не сделает лучше, хлестнула Леви по затылку. Действительно, привлекать лишнее внимание ни к своей скромной персоне, ни к организации Смита не стоило.       — Можете тогда проверить человека по описанию? — предложил он, с трудом игнорируя, что ноги отказывались гнуться.       — Я уже сказал. Дождись приглашения на опознание, — упрямо раздалось в ответ. — Мне некогда выискивать в двадцати трёх мешках кого-то конкретного.       «Двадцать три?..»       Там мог быть кто угодно. Кто угодно.        «Главное, чтобы не ты».       По спине пробежал липкий холод. Аккерман находился на грани от того, чтобы не шарахнуть твердолобого легавого о ближайший столб. Возможно так бы и случилось, если бы не застали последние крохи трезвого мышления:       «Так ты ничего не добьёшься, — и то верно. Какой же абсурд, что настолько простые выводы часто оказываются далеко не очевидны. — Сначала проверь офис».       Точно. Проверить офис.       Полицейский скептично прищурился, когда настырный нарушитель оторопело ринулся в обратную сторону, юркнул в салон машины и умчался прочь.        Колёса издавали визг на виражах. Сейчас Леви не различал ничего – не было задачи важнее, чем доехать настолько скоро, насколько возможно. Всю скверность состояния могли описать два слова – страх и тревога. Страх непродолжителен, резок, интенсивен. Тревога другая. Она охватывает постепенно, нарастает, как кора дерева. Так однажды рассказывал Эрвин.        Эрвин.        Путь «украсили» сигналящие вслед водители, которых Леви сумел обогнать, пятна света уличных фонарей и рябящие вывески. Сент-Джеймс раскинулся перед глазами за рекордно короткий срок. А затем и здание «Центра здоровья».       В лицо хлестал мокрый снег, пока он, очертя голову, нёсся от авто до крыльца офиса. Но сейчас это не имело значения.       Ничего, кроме него, не имело значения.       Всё вокруг словно покрылось непроглядной дымкой, как берег Темзы обычно покрывается с утра густым туманом. Пальцы каменели от напряжения, когда двери здания поддались, впуская в себя отголоски прохлады и спешащего человека заодно.       Леви не помнил, как прошёл мимо ресепшена, за которым в рабочие часы стояла раздражающая секретарша. Сейчас стало жаль, что её не было на месте – не у кого спросить, видела ли она босса. Не помнил, каким образом на лестнице столкнулся с засидевшимся допоздна парнем-документоведом, отчего все бумаги, которые он нёс, устроили листопад на ступенях.       Уже заученный поворот дверной ручки кабинета, звук которой ассоциировался в голове с предвкушением встреч, когда Аккерман заходил с отчётом о работе, а Смит невзначай предлагал по чашке чая, сопровождаемой беседой и его улыбкой. С теми секундными моментами, когда всё остальное отступало далеко назад. С единственной искрой надежды в жалком существовании, без которой смысл будущего терялся. С самим Эрвином, который последнюю неделю после того разговора совершенно охладел в общении и вёл себя, как незнакомец, а сейчас…       «Просто будь у себя. Просто пусть с тобой всё будет в порядке!»       Щелчок. Дверь глухо ударяется о стену.       Эрвин стоял у подоконника, глядя на развернувшуюся непогоду за покрытым каплями стеклом. Стол украшала бутылка дорогого бренди из личных закромов, открытая вероятнее всего впервые за долгое время, и полупустой стакан. Даже со спины Смит выглядел совсем не так, как обычно: рукава рубашки засучены до локтей, а от всегда прямой осанки мало что осталось. Будто слишком утомился держаться в установленных рамках и позволил себе отойти от привычного облика. Ну или попросту – поднакидаться, отмечая «успех прошедших переговоров».       Услышав громкий хлопок, он повернулся, окидывая вошедшего охмелевшим, расслабленным взглядом. Приглушённый свет разливался по лицу, подсвечивая выступы скул и нордическую горбинку на носу. Мягкое свечение было таким же тёплым, как полуулыбка, незвано заигравшая на губах Эрвина.       — А, Леви, это ты. Как всё прошло на полигоне?       Арктические льды в глазах Леви озарило полярным сиянием, пока тело стояло, как вкопанное. Разум на миг пришёл в негодность. Только отчётливое биение своего сердца, такое сильное, словно он пробежал марафон, разразилось в ушах. Было ощущение, что на ногах подрезали сухожилия и он беспомощной тушей вот-вот рухнет на пол.       «Ты здесь… Слава всем богам, ты цел! А ведь всё могло обернуться…»       Точно. Могло бы. Могло бы, ведь он был на территории Северных! Сам пошёл к ним, несмотря на все рассказы, все предупреждения Леви о бесчинствах, постоянно царящих в кварталах Ист-Энда! Могло бы, ведь если бы этим ублюдкам чего взбрело в голову…       Непроглядная, яростная тьма вмиг вырвалась из зрачков. Леви, не говоря ни слова, подлетел к Эрвину, бездумно и до невозможности быстро взмахивая рукой в воздухе. Хотелось прибить и прижать его к себе одновременно. От стольких противоречий под черепом вертелось перекати-поле и гулял сквозняк. Пока не стала распирать только злость, злость и ещё раз злость. На себя, на Смита, на все обстоятельства, которые чуть не выбили у Леви душу из тела. Чему он там учил? Спокойствию? Самоконтролю? О каком самоконтроле идёт речь?!       Одна мысль о том, что Аккерман потеряет его насовсем, помутнила рассудок.       Может, хоть пощёчина пробудит в Смите здравомыслие? Раз уж он так любит непрошено вторгаться в чужие дела, подвергая свою жизнь опасности!..       Эрвин перехватил чужую руку прежде, чем ладонь достигла его лица. Промелькнувшее удивление переменилось на суровость, заставившую грозно посмотреть вниз:       — Это что сейчас было?       Леви не отступил так сразу, хоть и истинность его намерений была донельзя спорной – хотел бы взаправду влепить затрещину, непременно бы сделал это. Но в Смита всё равно следом полетела левая рука, зажатая в кулак, потому как правая ещё была в условных тисках.       Эрвин тут же перехватил и её, пуще прежнего сжав запястья. Глаза стали тёмными, как разбушевавшееся море.       — Не кажется ли тебе, — отчеканил он, — что ты слишком много себе позволяешь?..       — Ты грёбаный идиот! — разгорячённо выпалил Леви наперекор его словам, пытаясь вырвать свои руки из рук Эрвина. Тот не отпускал, хоть и удерживать их было весьма сложно. Очевидно, дожидался, пока Аккерман успокоится. — Ты попёрся к ним… Из-за моего долга!       — В том числе. Я всё уладил, — внутреннее раздражение увеличилось. — В чём твоя проблема?       — Да разве я тебя просил? Нет, блять! Я старался изо всех сил, чтобы ты не вмешивался!..       — Настолько, что решил испариться на неделю? Настолько, что не удосужился хотя бы предупредить! — внезапно Эрвин вспылил. Понимание, что обвинениями он ничего не добьётся пришло довольно быстро, поэтому тон сменился на привычно-сдержанный. — Довольно. Это было моим решением.       — С чего это ты подумал, что можешь решать за меня?! Да к хренам собачьим твои решения! Ты просто придурок, Эрвин!       — Думай, что и кому говоришь, — предостерёг Смит. Терпение ныне сохраняло лишь поразительное самообладание и разогревшие кровь пару стаканов бренди. — Господи, да повзрослей же наконец! Моё терпение не безгранично. Твоё место здесь из-за всех подобных выходок и так держится на честном слове, неужели не ясно?..       — Это тебе, походу, не ясно! — перебил тот. — Они – конченные отморозки, больные на всю голову! А ты додумался трепаться с ними на их же территории?!       — Клянусь, Леви, если ты продолжишь в том же духе, — Эрвин гнул свою линию дальше, невзирая на все сторонние восклицания, — если не проявишь хоть каплю профессионализма, то я не посмотрю на своё отношение к тебе, и…       — Твоё… — растерянный Аккерман замер. — Отношение ко мне?       Повисло напряжённое молчание. Один мысленно разорялся, что сказал то, чего не следовало (разве не следовало?), второй – искал способы нормально выразить причины своей взбешённости.             — Работа с ними отняла у меня всё, — вдруг хрипловато зашептал Леви. Охваченный горечью от почти утраченной человечности, а вдобавок, похоже, ещё и способности трезво мыслить, он кивнул на себя. — Превратила в это.       — Не говори так, — наблюдение не могло не вызвать сочувствие, не могло не скрежетать в груди. «Пациенту» стало гораздо хуже. Видимо, таки придётся подключать препараты.       — И я заслужил всё, что со мной происходило. Заслужил сам разгребать последствия неправильного выбора. Но если… — фраза вдруг оборвалась. Взгляд Леви растерянно пробежал по полу, словно предполагая что могло бы произойти. Перед глазами возник другой исход – труп в полиэтилене. Шёпот зазвучал сдавленнее. — Если бы из-за меня с тобой что-то случилось, я…       Всё ещё держащий руки Эрвин заметил, как у Леви под кожей бешено отбивает ритм пульс. И неосознанно плотнее сомкнул пальцы, желая ощутить это ещё явственнее.       — Ну и что за глупости? — звучало мало того, что весьма спокойно, учитывая ситуацию, так ещё и убедительно. — Что они могли против сил синдиката? Это просто сброд кретинов, неспособных ни на что настолько стоящее, чтобы их опасаться.       — Глупости? Не болтай о том, о чём не знаешь! Раньше я таким же «охуенно важным», как ты..! — недосказанные, вновь громогласные предложения стали сыпаться, как листки с отрывного календаря. Воспоминания закровоточили. — Своими руками..! Пуля в башку, и никто не цацкался! Считаешь, с тех пор мне замены не нашлось? Хрена с два!       — Послушай меня, — поперёк сказанному, начал Эрвин. — Мы ведь уже учились контролю, прорабатывали подобные мысли, помнишь? Со мной всё в порядке. К тому же, теперь они – точно не проблема. Их нет. И тебе больше ничего не грозит.       — Но..!       — Никаких «но». Ты знал, что я мог тебе помочь. Знал, но соврал мне, — он бросил строгий взгляд на Аккермана, который к тому моменту тоже задрал голову вверх с немым вопросом на лице: «Может, перестанешь мне запястья пережимать?».       И увидел взвинченного, раздражительного и совершенно беспокойного Леви. Человека, чей характер с внешним видом можно было приводить в качестве примера антитезы на уроках английской литературы. Человека, полного несовместимых черт и внутренних истлевающих угольков, которые в верных условиях могут превратиться в разожжённый костёр. Человека, которого доводилось лицезреть не единожды, но сейчас – будто в первый раз. Человека, такого далёкого и одновременно близкого сейчас.       — Да, ты хотел как лучше, но это было опасно для тебя, Леви. Гораздо опаснее, чем для кого-то ещё, — Эрвин упрямо продолжал. — Думаешь, мне было спокойнее, когда я не знал где ты и что с тобой? Думаешь, мне было наплевать? Это не так. Ты понимаешь?       Пальцы сжали Аккерманские запястья ещё сильнее. Хотелось, чтобы его услышали. Чтобы действительно поняли.       — Эй, хватит! Немедленно отпусти, — голос Леви пронизало грубостью. Скованность, сначала от пут перчаток, преследующая повсеместно, а теперь и от плена в кандалах стальной хватки, снизошла ощущением тотальной несвободы сейчас. И, естественно, появилась острая необходимость поскорее от этого избавиться. — Что ты вообще возом…       Ему не дали договорить. От неожиданности Леви распахнул глаза, когда Эрвин, обдавая его лицо терпким запахом алкоголя, одним стремительным движением накрыл искусанные при нервном наваждении губы своими, мягкими и тёплыми.       Совершенно незапланированно. Наверное, первоначально дело было в желании заставить Леви, наконец, замолчать. Но Эрвину потребовались доли секунды, чтобы осмелиться признаться себе – нет. Вовсе не только в этом. Он пытался выместить накопившуюся злость за постоянные недомолвки, объяснить суть своих поступков. Выпустить все распирающие душу чувства наружу, заявить о них если не всему свету, то хотя бы человеку напротив. Смешавшиеся в коктейль эмоции одержали над ним верх и вылились таким образом.       Аккерман, не отвечая, протестующе замычал и упёрся ладонями в его грудь. Смит более настаивать не стал – отстранился на десяток дюймов, приподнимая прежде прикрытые веки с помутнённым взглядом. Совсем не от алкоголя. От того, что наконец-то случилось секунду назад. От того, что вспыхнуло странным желанием – ужасно непрофессиональным, но сокрушительным по своей силе.       Перед ним предстал невероятный вид: кожа на щеках Леви раскраснелась сильнее, чем вокруг почти зажившей царапины, а в застланных сейчас пеленой тусклых радужках плясали блики от настенных бра.       Сердце Леви изнывающе заклокотало. Кровь в венах, казалось, зациркулировала с невероятной скоростью, врезаясь в мельчайшие капилляры и заставляя непроизвольно замлеть. Нет, это ведь нереально… Не мог же Эрвин впрямь взять и сделать это!       Он даже не сумел пошевелиться от нахлынувшего трепета, только потрясённо выдавая невпопад:       — Что ты?.. Какого… Я… От тебя бухлом несёт за милю, — в груди будто расположился отбойный молоток, глухими ударами миксуя страх с приливом нежности. И представления не было, что такое возможно. Но дальше-то что делать?       — Тебе неприятно? — обронил Эрвин, продлевая невероятный миг, когда ему, очевидно, из-за волнения несут какую-то околёсицу. Ошибки быть не могло. Каждый бы солгал, сказав, что между ними ничего не происходило уже прилично долго. Нечто, не поддающееся логике и сидящее во внутреннем заточении, но бесконтрольно рвущееся наружу, только крепло день ото дня. А потому раз за разом сдерживаться было всё труднее, пока не стало совсем уж невозможным.       Блестящие сталью натёртого оружия глаза, которые уже не первый раз, вопреки своей холодности, заставляли сердце Эрвина пылать в запредельной истоме, – чистое совершенство, не иначе. Как и весь Леви со своими бесконечными выходками, грубоватой простотой, по-нездоровому бледным лицом, невысоким ростом и растрёпанной от порывов ветра чёлкой.       Возможно, это и неправильно. Возможно, невыносимая дистанция, воплотившаяся в разверзнувшуюся пропасть между ними – наилучший вариант. Но желание хотя бы секундной вольности пересилило, полностью овладевая сознанием. И Эрвин окончательно и бесповоротно сдался этому внезапному порыву, что так бескомпромиссно требовал воплощения в жизнь. Взгляд его стал томным, абсолютно очарованным, таким щемяще нежным, что у любого уловившего его окончательно снесло бы крышу.       Кажется, только его слова смогли спустить Леви с небес на землю, позволили понять происходящее. Ощущения, которые ни с чем не сравнить: время растянулось патокой, а всё вокруг обратилось в неясные полосы. Всё, кроме него. Может, потому что тон Смита был просто невероятно пленящим? Или всё-таки из-за того, что жар его дыхания ещё обжигал лицо?       Хватка стала куда слабее, однако Аккерман больше не спешил из неё выбираться. Пришлось действительно задуматься. Что значило «неприятно»? Подразумевалось отторжение? Брезгливость? Да разве он мог так думать в отношении Эрвина…       Нет уж, было не просто приятно. Это выше всяких приятностей. Хотелось затеряться в ощущениях. Хотелось продолжать.       Бесцветный взгляд на краткий миг обрёл ясность, после чего незамедлительно вспыхнул непривычно яркими красками, как праздничный фейерверк.       — Эрвин… — тихо позвал Леви, теперь уже сам неловко подавшись вперёд. Он не ведал, что они делают, какие будут последствия, да и стоит ли игра свеч, но противиться больше не мог. Вот она, его свобода – вольность ответить на происходящее. Вероятно, Смит, как только действие алкоголя развеется, и не вспомнит об этом. Хотя не было никакой уверенности, так ли сильно тот пьян.       Но всё потом. Сейчас это не важно. Только не сейчас.       Эрвин наскоро склонился над ним. Их губы встретились вновь.       Вмиг окатило странное чувство, когда тело стало пропитывать жаром. Леви больше не упирался руками ему в грудь, а только судорожно тянул на себя ткань светлой рубашки. Из-за внушительной разницы в росте тянулся вверх и цеплялся за плечи, словно боялся, что это лишь дурной сон или глупая сказка. Сомнения о реальности момента отмелись сами собой, когда он почувствовал широкую ладонь на пояснице, уверенно притягивающую вплотную.       Эрвин целовал требовательно и настойчиво. Так, как если бы измученному жаждой человеку дали испить прохладной родниковой воды. Основательные, последовательные ласки распухших от пары лёгких прикусываний губ стали лишь первым этапом. Совсем скоро язык прошёлся по линии тонкого изгиба рта и проворно юркнул внутрь, стоило Леви податливо их приоткрыть с неопределённым, но довольным звуком.              Смит чувствовал, как ему отвечали поначалу: пылко, не особо умело, до неловко стукнувшихся друг о друга челюстей, по ходу обучаясь и подстраиваясь под изменяющийся темп. Это лишний раз давало понять, что он – первый и единственный, кого Леви подпустил к себе настолько близко. А сам творил что-то невероятное, вовлекая язык партнёра в рьяное боевое противостояние. Вспыхнувшая страсть всецело поглотила мысли. Так жадно и вожделенно до сего времени, казалось, никого не доводилось (да и не хотелось) целовать.       Они сделали лишь мимолётную паузу, когда весь запас кислорода перетёк в мозг. Эрвин не стал тратить секунды попусту: двинулся прикосновениями по этому прекрасному лицу, старательно зацеловывал уголки подрагивающих губ, подбородок и щёку с ссадиной, будто пытался окончательно залечить её здесь и сейчас.       А затем искрившее безумство возобновилось. Пальцы одной руки вплелись в тёмные волосы, вырывая из груди обладателя прерывистый стон, пока Эрвин беззастенчиво наслаждался такой реакцией на свои действия.       Леви же чувствовал, как медленно тает. Как его одурманило, но отнюдь не от осевшего привкуса крепкого спиртного. Сам факт того, что сейчас его рот ласкает горячий язык, скользящий по нёбу и принадлежащий Эрвину, заставлял сердце то пропускать удар, то громыхать с удвоенной силой. Само понимание, что те самые губы сладостно терзают собственные, то самое тяжёлое дыхание он чувствует на своей коже и те самые пальцы перебирают пряди на его причёске, размывали любое благоразумие.       Но, едва удалось насильно вырвать себя из блаженного забытья, ум озарило далеко не самой положительной мыслью. Мыслью того самого сорта, которые были неподвластны самоконтролю. Предвестники саморазрушения. Знамения надвигающихся проблем.       Да, Эрвин, бесспорно, – воплощение идеала. Сдержан, интересен в общении, решителен, хорош собой. Настолько хорош, что грезилось наблюдать за ним каждую секунду и кутаться в его объятиях вечно. Хорош до дрожи и замирания духа. Он – тот оплот, тот островок, который подарит безмятежье в шторм, та почва под ногами, в которой Аккерман отчаянно нуждался слишком долго. И, к тому же, сделал для Леви невероятно много, даже больше дозволенного.       Но что сам Леви может сделать для него в ответ? Он – Ист-Эндовский оборванец с кипой призраков прошлого, до сих пор привносивший в жизнь Эрвина лишь проблемы. Сегодня тот подставил под удар себя и своих людей, чтобы помочь ему! Насколько высоки были риски? Сколько лишнего греха Эрвин взял на душу с поразительным, шокирующим смирением? Неужели под воздействием их диалогов понятия о ценности чужих жизней изменились? Но расправа с двадцатью тремя людьми, пусть даже редкостными ублюдками, – определённо пересечённая черта.       Нельзя запятнать и его, нельзя позволить скатиться в пропасть. Он не такой. Он лучше тебя.       Максимум, что было из доступного, так это беспрекословно исполнять приказы. Играть свою роль. В остальном же… Не было права просить, чтобы Эрвин всегда был рядом. Потому что каждый, кто был с Леви рядом, неизбежно огребал от жизни, точно по велению злого рока, безвозвратно менялся, уходил или встречал смерть. Может, Аккерманские размышления были всего лишь враньём себе? Эгоистичным предположением, что он может решать за всех? Возможно. Хотя, вероятнее, просто не хотелось настолько сильно привязываться к кому-то снова.       Но идею в конечном итоге постигло забвение. Привязался, и ещё как: до приятного покалывания кончиков пальцев, до большого удовольствия от нахождения вблизи, неистового желания стянуть все преграды к теплу чужой кожи со своих запястий и тянущего чувства в животе.       Тем не менее, его вдруг явившееся убеждение непреклонно талдычило:       Эрвин достоин большего, но точно не этого.       Леви зажмурился, словно ослеплённый нестерпимой болью, остервенело укусил Смита за нижнюю губу и резко отпрянул, пока тот замешкался. Ничего не сказал. Только лихорадочно попятился назад, отрицательно замотав головой. Нет, нет, и нет. Нужно уйти, срочно уйти, пока сердце не разорвалось от подкатившей горечи. Как вообще можно было такое допустить?!       «Ты заслуживаешь лучшего. От меня одни беды. Лучше бы для тебя это было не больше, чем пьяным развлечением. Пускай. Так будет проще».       — Леви! — Эрвин не успел сказать ровным счётом ничего перед тем, как Аккерман удалился, можно даже сказать сбежал, без объяснений, лязгнув дверной задвижкой. — Подожди…       В свои права сызнова вступила мучительная тишина, которая облепила стены кабинета, как волдыри, усеивающие тело при ветряной оспе. В стекло стучались порывы февральского ветра, оповещая о скором конце зимы. Не так он себе представлял финал сегодняшнего дня. Ничто из этого нельзя назвать триумфом или близко похожим на него. Сколько ещё раз он будет взлетать на вершину собственного принятия, а после падать в пропасть самого начала?       Отведённое на вседозволенность время утекло, как песок просочился сквозь пальцы. А вместе с ним и хрупкое чувство обретённого счастья превратилось в мелкое крошево.       Часы так и остались лежать в ящике стола. Тоска безутешно похлопала Эрвина по плечу, когда он сел на своё привычное место в кожаном кресле, понуро склонив голову и на ощупь находя стакан. В оглушительном безмолвии раздалось лишь обессиленное:       — Проклятье.