POV Леви.
Посреди леса, на Гринвич-стрит, где возведен двухэтажный частный дом, жила семья Тайберов. Это место виднелось из далека, контрастируя с темным лесом пестрым садом и вьющимся по стенам пурпурным виноградом. Отец, Микаса и я – мы ступили на порог дома на восходе солнца, готовые и настроенные на встречу. Особенно подготовленным я считал самого себя, поскольку моя память еще не скоро сотрет вчерашний разговор с отцом о важности этой встречи.
В это утро воздух был свежим и прохладным, поэтому мы оделись потеплее: в длиннополые темные пальто. Когда зазвенел колокольчик, мы вошли в дом. Мышцы все еще болели от холода, но напротив входа очень кстати потрескивал камин. Из гостиной на первом этаже доносился едва уловимый запах сладостей. Очевидно, стол уже накрыли. Мысль от того, что нам не придется ждать, как в лагере, несомненно радовала. Как и то, что сегодня я впервые познакомлюсь с хорошими сторонами Тайбера.
Всего в их семье было пять человек, но у входа нас встретили только Вилли с его матерью. Женщина с властным лицом, ухоженными, откинутыми назад с высокого лба волосами, серыми глазами и тонкими губами с приподнятыми кончиками, протянула передо мной свою костлявую руку. Мне ничего не оставалось, кроме как наклонится и мягко коснуться ее губами. После этого, правда, возникло желание пойти прополоскать рот, но нельзя было подавать виду. С горем пополам натянув на лицо улыбку, я пожал руку Вилли Тайберу и отошел в сторону, чтобы закончить приветствия.
Спустя несколько минут, повесив пальто на ветвистые рога оленя, я принялся оглядывать помещение. И где труп, подумал я, когда остановился у зеркала на стене прихожей. Огромное зеркало в резной раме, по высоте превосходящее взрослого человека, словно отражало ритуальных агентов. Все мужчины были одеты в черные строгие костюмы с начищенными туфлями. Отец позволил себе темно-синий галстук, мистер Тайбер бабочку, а мне пришлось тщательно маскировать шею топорщащимся жабо, чтобы никто не заметил недавних синяков и тонких красных рубцов. Когда мы были в пальто, выглядели не так уныло...
В просторной гостиной, где вокруг длинного овального стола, накрытого белой с светло-зелеными узорами скатертью, выстроилась вся семья Тайбер. У каждого на лице проступала улыбка: у высокой женщины в темно-синем платье, у мужчины с длинными светлыми волосами, а также у двух парней и девушки примерно одного роста, которые одеты полностью в белое, как и моя сестра. Все они носили длинную, как халат, одежду, чем напоминали врачей перед операцией.
– Прошу, присаживайтесь, – приветливым жестом пригласил за стол Вилли.
Отец, Микаса и я сели через одного. Напротив за столом мне досталась компания Вилли, а по сторонам сидели его мать и младшая сестра. Когда я посмотрел на девчонку, она тут же опустила испуганные глаза, будто только что увидела призрака. Но я лишь отвел взгляд и уже спустя секунду забыл о ней.
К Тайберам мы пришли с глупой целью поддержки отношений. Разумеется, ведь мой отец – Основатель, дарующий жизни Волкам, а Тайберы – бывшие правители Марли, нуждающиеся в моем отце. Очевидно, у них и без пафосных чайных церемоний одинаковые взгляды на жизнь и хорошие дружеские отношения. Мы же здесь скорее ради меня и Микасы. Для чего? Чтобы в будущем иметь близкие связи с Тайберами. И в частности с мальчишкой Эрни, которого недавно выбрали в качестве нового Основателя.
Прямо сейчас Кор стучит в теле моего отца. Ни для кого не секрет, что если удалить его в живом человеке, человек этот умрет спустя несколько часов. Так что Эрни пока что будет только готовится к новой жизни и привыкать к Волкам, чтобы после смерти предыдущего Основателя передать Кор новому – то есть от моего отца к Эрни. И мы здесь только для того, чтобы помогать мальчишке готовится к жизни (говоря иными словами и тем самым портя вам всю интригу, в каком-то смысле мы возвратимся в прошлое, обращаясь к ребенку, как к принцу).
Лара Тайбер любезно налила всем чай. Сервиз их выглядел богато: белоснежные фарфоровые блюдца с цветочным орнаментом, в том же стиле молочник, чайник и чашки, из которых пока стынет чай вьются тонкие струйки дымка. Ни один человек в этой комнате не сдержался от того, чтобы поглубже вобрать в себя восхитительный аромат чая, а после расслаблено выдохнуть.
– Господин Аккерман, не желаете молока? – спросила женщина бархатным голосом.
Что-то меня в ней настораживало. То ли ее внешность, напоминающая принцессу в пышном платье, то ли змеиный взгляд черных глаз. Если присмотреться, женщина эта редко моргала, и складывалось впечатление, будто она во всю за чем-то следит, терпеливо ожидая момента, как притаившийся в высокой траве хищник.
Мисс Тайбер использовала наполненный до краев молочник после слов моего отца:
– Конечно, благодарю, – ответил он, придвинув чашку ближе к ней. Послышался звук льющегося молока.
Затем женщина медленно взглянула на меня. Мне казалось, словно она целую вечность поворачивала голову, задирая свой острый подбородок.
– Мальчик? – спросила она с взглядом, подернутым блеском от ламп. Белки ее глаз пугали, светясь, как два фонаря в темноте, но без сияющего ореола света вокруг.
– Да, спасибо, – произнес я. – Очень любезно с вашей стороны.
На самом деле плевать я хотел на эти любезности, но ради отца попытался состроить улыбку, чтобы не нагонять похоронную атмосферу за столом.
Перед приходом на Гринвич-стрит отец сказал мне: «что бы Тайберы не предложили, даже, если это какая-то мелочь, даже, если они дают тебе выбор, отвечай на все положительно. Люди в этой семье очень категоричны и всегда спрашивают только для приличия. На самом деле при отказе им в душе у них зарождается неприязнь. И второй раз они уже не согласятся на встречу». «А ты ведь должен им понравится», – добавил отец.
Но мисс Тайбер, судя по всему, чуяла все не хуже собаки.
– Можешь не притворяться, что тебе нравится, – сказала она намеком после того, как подлила в мою чашку молока. – Твой отец запретил тебе противоречить нам, не так ли?
– Простите, я не по... – должен признать, я был сбит с толку.
– Не стоит, – произнесла женщина твердым голосом, перебив. – Молоко. Ты не любишь его, по тебе это хорошо видно, – фыркнула она, и ее светлая кожа пошла морщинами, напоминающими морскую рябь. В голосе ее мелькнула тень насмешки: – Так кривишься, смотря на то, как твой насыщенный янтарный чай от смешивания блекнет, – последовал вздох. – Никаких манер.
Вот и приплыли. А сейчас вы можете наблюдать за тем, как пожилая дама... Кхм, простите, старая карга пытается опозорить меня перед отцом, выдумав байку о первой вещи, что пришла ей в голову, лишь бы после встречи отец наказал меня за то, что на людях выразил лишние эмоции. А я ведь должен им понравится... Но женщина, судя по всему, решила все еще до моего прихода. И ничего удивительного в этом нет. С какой стороны не посмотри, а к элдийцам все и всегда относились неуважительно. Что смешно, так это то, что моя сестра, родившаяся от той же матери, что и я, народом считается марлийкой, поскольку ее Волчья сущность намного ярче моей. Люди говорят, что, в отличии от меня, у Микасы почти ничего нет от мамы. Так что не удивительно, как к кому относятся.
Несмотря ни на что кое в чем она все же была права: я не люблю молоко и предпочитаю чистый горький вкус черного чая, без постороннего привкуса и запаха.
Закончив хамить и разливать молоко по чашкам, женщина присела и чинно сложила руки на коленях.
Хотя нет, постойте, я ошибся. Она не закончила, – ее сухие, но намазанные бледно-розовой помадой губы снова шевельнулись.
– Господин Аккерман, вам, наверное, безумно тяжело воспитывать глупого мальчишку. Я не верю, что такой высокопоставленный господин, как вы, могли не рассказать ему о манерах.
У меня дернулся палец. Я напустил на себя равнодушный вид, но в душе было неприятно. Даже, если эти слова произнесла совсем незнакомая мне женщина. Мне это уже порядком надоело. Я хотел подняться и уйти. Мы пришли сюда ради дел, а не дурью маяться. Так что пришлось взять ситуацию в свои руки.
– Вы абсолютно правы, мисс Тайбер, – сказал я без задней мысли. Я хотел только, чтобы все скорее закончилось. – Простите мне мое невежество.
Мисс Тайбер только фыркнула в ответ. От уверенности я приподнял голову. Больше никто по этому поводу не вставил слова. Несколько секунд гостиную заполняла тишина.
– Госпожа Тайбер, прошу Вас, не оскорбляйте моего сына в моем присутствии, – чересчур вежливо попросил отец. – Дайте ему время и шанс, и он обязательно докажет, что является таким же марлийцем, как и все мы, – сказал он, и в моем сердце шевельнулось что-то теплое и приятное. Отец всегда обращался ко мне по имени, до этого момента он никогда не называл меня своим сыном. По крайней мере, я этого ни разу не слышал.
Отец сразу понял, что мисс Тайбер изначально была настроена против меня и, похоже, это он же и настоял на том, чтобы я вообще присутствовал на этой встрече – чтобы у меня был шанс доказать их семье, что я такой же, как они. А эта женщина решила придумать способ, как бы я опозорился еще в самом начале и таким дурацким способом потерял бы уверенность и надежду в себя.
– Предлагаю перейти к делу, – продолжил отец, сделав первый глоток чая, а затем со звяком поставив чашку на блюдце.
Мисс Тайбер согласно кивнула, взглянув на своего сына Вилли, который сложил руки домиком и о чем-то задумался, внимательно рассматривая всех за столом.
– Итак, – произнес он сосредоточенно. – Мы пригласили вас для того, чтобы вы помогали Волкам сохранять будущего Основателя. Малыш еще с раннего детства должен чувствовать с нами связь. А когда ему вживят Кор, он уже должен уметь себя защищать. Так же, как вы, господин Аккерман. Также он обязательно должен обучится истории. Вы должны сделать все, чтобы мальчик вырос тем, кто станет за Марлию. Он должен бороться за нее, сохраняя самого себя и, если вдруг что, суметь найти выход на случай, если он сам погибнет. Ведь, судя по нашим расчетам, именно когда мальчик достигнет совершеннолетия, армия уже будет готова. Но, боюсь, к тому времени вы, господин Аккерман, уже не сможете... – Мистер Тайбер запнулся, не зная, как помягче закончить предложение. А у меня в это время пересохло во рту. Хорошо, что он не закончил. – Кхм, простите.
– Нет, все в порядке, – решительно произнес отец. – Я не смогу жить. Я это понимаю. Я ведь сам начал эту цепочку, вам точно не за что извиняться. – Я смотрел ему прямо в глаза. Один раз отвлекся, чтобы пересечься взглядом с сестрой. Микаса выглядела спокойной, но губы ее слегка дрожали, так что она плотно сомкнула их в тонкую, как соломинка, линию. – Я только хотел, чтобы мои дети не забывали обо мне. Быть может, этот Кор как-то повлияет на нового Основателя и он чем-то будет напоминать им меня, – закончил он, так и не посмотрев в глаза ни мне, ни Микасе.
Судя по тому, что отец снова отхлебнул чай, он не хотел навевать тоску. Его действие повторили практически все, кто сидел за столом.
Мне хотелось опустить взгляд, но Вилли Тайбер выразил поддержку:
– Вы – первый полноценный Основатель, господин Аккерман. И пускай мы еще не знаем ответов на многие вопросы, основные нам известны благодаря вам. Вы должны гордиться собой за это, – сказал он.
По неподдельной улыбке Тайбера можно было понять, что он искренне рад компании отца. Иногда мне казалось, словно они действительно близкие друзья.
Внезапно откуда-то сбоку послышался кашель, обративший на себя всеобщее внимание.
– Простите, но мы отвлеклись от темы, – заметила мисс Тайбер с приподнятыми бровями.
Все переглянулись. Кто-то кашлянул в кулак. Только сейчас я вспомнил, что за столом сидят такие же дети, как я, и обратил на них внимание. Кажется, им было все равно на то, что происходит вокруг них. От скуки мини-Тайберы изображали под столом разные фигуры пальцами, чтобы хоть как-то развлечь себя. Но когда взрослые вдруг замолчали, мальки решили, что тишина стоит по их вине, и одновременно, как сурикаты, подняли головы.
Но Мисс Тайбер не видела ничего дальше своего носа. Она была слишком увлечена тем, что смотрела на меня свысока.
– Давайте распределим обязанности, – продолжила мисс Тайбер, обращаясь ко всем присутствующим.
Послышался шорох бумаги.
– У меня есть готовый список. – Вилли Тайбер достал из кармана сверток и опустил глаза на первые строчки. – Итак, вы приходите сюда трижды в неделю – по вторникам, четвергам и субботам. Микаса Аккерман. На вас изучение истории, помощь с готовкой, а также некоторые гигиенические процедуры. – Мужчина опустил глаза и прочел ниже: – Ривай Аккерман. В ваши обязанности входят физические тренировки, игры, мытье, а также уборка. – Он поднял глаза и от себя добавил: – Бытовые обязанности мы распределили поровну, чтобы Эрни проводил с вами обоими одинаковое количество времени.
В голове у меня начала складываться картинка своих обязанностей. Физические тренировки, скорее всего, будут занимать достаточно много времени. Игры и мытье, наверное, нужно проводить только по утрам или вечерам. А насчет уборки же я совершенно не удивился. Как-никак Вилли работает в лагере свободы и хорошо знает, что там я слыву за педанта, любящего наводить чистоту и порядок.
– Что же касается помощи, – продолжил мистер Тайбер. – то в нашем доме есть несколько прислуг, которых вы в случае чего сможете попросить о помощи. Буквально в любое время, ведь они здесь живут. Еще чаю? – предложил он.
– Да, пожалуйста, – ответил я.
Мне подлили еще чая и водовороты чаинок с новой силой закружились в моей чашке.
Я все время смотрел на Вилли Тайбера с круглыми глазами. Смотрел на него и не мог поверить в то, как он живет, с кем он живет. Словно предо мной сейчас стоит совершенно другой человек, не тот жестокий убийца из лагеря, готовый расправиться с любым, кто ослушается его. Не тот человек, у которого грязь на лице и запекшаяся кровь на рукавах. Совсем нет. Человек, стоящий передо мной прилично и чисто одет, живет в уютном и безопасном месте в то время, когда все солдаты его же лагеря выживают, страдая от всего: от нещадящего распорядка дня, от строгого отношения к ним, от голода и еще многого чего.
– Когда им следует приступать? – спросил отец.
– Сразу же после встречи, – улыбнулась мисс Тайбер. – Но имейте ввиду, что если случится хоть какое-то происшествие, ты, Ривай, можешь забыть о любых связях с Эрни.
После этих слов биение в груди слегка участилось. Я кивнул, смотря женщине прямо в глаза. Очевидно, она была настроена против меня. Но мне было плевать. Главное, не оплошать с мальчишкой.
Можно сказать, на этой ноте встреча и закончилась. Как только все разошлись, Микаса ушла на кухню, а я направился в сад, еще не представляя, что меня ждет.
Тайберы хотели, чтобы Эрни контактировал только с проверенными людьми, – они должны быть убеждены в том, что мальчику не грозит никакая опасность. Но поскольку главное слово стояло за Вилли Тайбером, а не его матерью, меня приняли на работу в качестве няньки и друга одновременно.
Сегодня была хорошая погода для прогулки. Солнце играло бликами на утренней росе. Если прислушаться к тишине, можно услышать таинственный шум листьев, жуков или птиц. Я сидел на каменной скамейке в саду. Напротив сидел ребенок. На меня уставились два глаза, зеленых, как окружающая нас природа.
– И что мне с этим делать? – спросил я себя, внимательно изучая ребенка. Он улыбался мне и почему-то сосал свой палец, словно принимая его за сладкий леденец.
– Ну хорошо, – вздохнул я, решив, что для начала стоит представиться. – Итак. Я Ривай.
Ребенок улыбнулся. Он растопырил пальцы и поставил обе ладони перед собой, продолжая смотреть на меня многозначительным взглядом.
– Леви, – сказал он.
Это еще что за черт? Леви – упрощенная версия моего имени. Так обращаются к человеку, если не уважают его или считают кем-то близким. С Изабель все было понятно, но тут попробуй догадайся, что мальчишка имеет ввиду и откуда столько знает.
– Не Леви, а Ривай. – повторил я громче. – Ясно?
Он кивнул. Его щеки были красными от солнца.
– Леви.
– Нет, это непра…
Я уже устал. Но он снова моргнул, смотря мне в глаза и произнес:
– Леви.
За что мне это?
– Ну как скажешь, – пришлось смириться. – А твое имя известно каждому марлийцу, так что можешь не перетруждать себя, мальчик.
– Эрни.
– Да, только что сказал, что знаю. – Двумя пальцами я потер между бровей. Спустя мгновение после тишины: – Хочешь играть? – спросил я. Он, кажется, кивнул. Вообще, мы для этого здесь и собрались. – Хорошо.
Я не знал много игр, но одной интересной научить мог.
Вытащив из внутреннего кармана нож, я передал его Эрни. И прежде, чем у вас возникнет вопрос, откуда у меня взялся нож, я отвечу, что всегда ношу его с собой, даже сегодня, когда оружие приносить было запрещено.
– Держи крепко, – сказал я, не подозревая, что всего через секунду мне захочется ему врезать. – Нет, это нельзя есть. – Вот же мелкий живоглот.
Сразу после того, как Эрни попытался заменить палец ножом, я отобрал у него холодное оружие и присел на корточки, рисуя на земле большой круг. Мальчик внимательно наблюдал за моими движениями. Когда он по-гусиному вытянул шею, стараясь лучше рассмотреть рисунок, мне показалось, еще чуть-чуть и он свалится вперед. Тогда я повернулся к нему лицом и ровной линией разделил круг на две половины. На выдохе я поднялся и оценил результат своих стараний.
Предисловия были ни к чему:
– Правила таковы: есть круг, разделенный надвое. – Мальчик догадливо указал на землю. – Да, это он, гений. Это твоя территория и моя, – продолжил я. – Чтобы получить себе часть моей территории тебе нужно воткнуть нож в землю бросанием его за лезвие. Кто воткнет его максимальное количество раз подряд, тот и побеждает, рисуя новую линию на чужой территории и забирая ее себе. Игра длится до тех пор, пока противник не сможет устоять на своей территории, – объяснил я, опустив взгляд на мальчика. Он выглядел растерянным. Большие глаза бегали то по рисунку, то по мне. – Не волнуйся, – сказал я. – Прежде, чем мы начнем, потренируйся бросать нож.
Я снова отдал ему оружие, показав, как правильно держать. Желторотик снова собирался взять его в рот, но я грубо приказал ему:
– Нет, – это был почти что крик. – Это – нож – нельзя брать в рот, что неясного? Хватит строить из себя дурачка.
После этого, господи-ну-почему-я-согласился-на-это, у него на глазах выступили слезы. Эрни вот-вот собирался заплакать, а я терпеть не мог слезы, поэтому процедил:
– Хватит. Прекрати это.
Но это не помогло. Только наоборот усугубило ситуацию. Он по-настоящему заревел. Тоже мне будущий Основатель.
Громкий, невыносимый и жутко раздражающий детский плач пришлось терпеть несколько минут. Я понятия не имел, как остановить его. Ведь громкий приказ – единственный способ остановить плач, который мне был известен. Каждый раз, когда в детстве из моих глаз лились слезы, на меня кричали. Я помню, как в первые разы после этого возникало желание плакать еще сильнее и громче, но со временем я привык и подобных эмоций больше не испытывал. Скорее всего, потому что плач, – проявление слабости – ассоциировался с страхом, когда на меня кричат. Тренировать Эрни подобным образом не очень хотелось, поскольку я хорошо помнил, что это негативно сказывается на уровне стресса. Лучше, наверное, попробовать что-то другое.
Я продолжал смотреть на скуксившегося мальчика, который прятал лицо в ладонях и поджимал к себе колени. Он больше не хотел смотреть на меня и, кажется, даже боялся столкнуться взглядом. Оно и не удивительно. Эрни начал воспринимать меня за тот самый негативный источник шума, вызывающий страх, что не очень хорошо.
Я понимал, что не могу вечно молча сидеть и ничего не делать. Моя рука потянулась к его вздрогнувшему плечу. Под спутанными каштановыми волосами обнаружилось влажное от слез лицо, даже слегка сопливое над губой. Он все еще был напуган. Но моей главной целью было с ним подружиться, так что… Я подумал о том, чего раньше не хватало лично мне. Я неловко похлопал его по плечу и извинился. Его реакция оказалась немного непредвиденной: он обхватил мое тело руками. Точнее, попытался, но руки были коротковаты. Трудно было что-то на это ответить. Пришлось немного подождать, пока его слезы впитаются в мою одежду, и только после мальчишка отстранился. Что ж, по крайней мере, это уже кончилось. Хотя за столь короткое время я успел убедиться, что не гожусь в няньки от слова «совсем».
Эрни снова приготовился к броску. Я стоял рядом, подстраховывал. Земля выглядела влажной и мягкой, в любую секунду в ней могла образоваться дырка, из которой выполз бы червяк. Несмотря на то, что повсюду росла трава, круг начерчен на маленьком участке голой земли. Все камни для безопасности были убраны. В руках у мальчика дрожал нож, он сжал его покрепче.
– Не стоит сжимать его с силой, с какой ты прихлопываешь комаров, – произнес я. – Аккуратнее. Представь, что держись птенца, – советчик из меня был выше всяческих похвал. Этот вывод я сделал лишь потому, что сразу увидел результат: мальчик послушал меня, чуть расслабив ладонь. Ну чем не успех?
Затем я показал, как бросать нож. Он выставил левую ногу вперед, поднял руку и, ни секунды не мешкая, запустил нож. Острие, дрожа, с тупым звуком вонзилось в землю. Руки мальчика весело зааплодировали, губы и глаза заулыбались. Нет, Эрни, конечно, молодец, с первого раза бросил, но хвалить за это пока рано. Он ведь все-таки только новичок, на которого подействовал закон удачи – не больше, не меньше.
После первой удачной попытки мальчик вдруг набрался уверенности для второй. К сожалению, я не успел уследить за техникой и бросок вышел неправильным. Нож вышел за круг, отскочил от камня и с бешеной скоростью полетел в его голову. Меньше, чем за секунду я получил избыток адреналина. Я вдруг перестал дышать, за меня все сделали рефлексы. Такое ощущение, словно я испытал маленькую смерть. В мозгу щелкнуло, все звуки и краски перестали существовать. Пульсация, шум крови, вдох и выдох – все это ощущалось как после пробежки – только когда вспоминаешь об этом, чтобы контролировать. Конечности окоченели, словно были изготовлены изо льда. Затем оттаяли, неожиданно, как и все началось. Я снова видел перед собой мир. Тот самый сад, где мы играли. У меня в руке чувствовалась тяжесть, я медленно повернул голову, чтобы убедиться в том, что все в порядке. Там был нож, его острие направлено вниз. Повезло, что обошлось без травм. Даже дышать как-то легче стало.
Ощущая себя виноватым, Эрни отшатнулся назад. Его голова и плечи поникли.
– Я же говорил тебе выставить ногу, – я снова повысил голос, хотя не хотел. Глубокий вдох помог успокоится. – Ты слишком спешишь. Пока что с тебя хватит.
Я сразу же спрятал нож подальше от ребенка, под одежду. Но Эрни как будто было все равно. Он стоял, сложив руки на груди. До меня далеко не сразу дошло, что он придерживал руку. Его блестящие глаза выражали боль, но он хорошо держался.
Чтобы понять, в чем дело, я опустился на корточки и подождал, пока мальчик добровольно не позволит осмотреть руку, – это не заняло много времени. Та ладонь, которой он придерживал локоть, была испачкана красным. На самом локте кровоточил порез. Не сказал бы, что он серьезный. Максимум белый шрамик останется. Мальчишка попытался дотянуться к ране губами, чтобы облизать, но у него не получилось ни с первой, ни со второй попыток. Что оставалось сделать мне, так это вздохнуть и пойти за аптечкой.
– Посиди пока здесь. Я скоро вернусь, – сказал я ему перед уходом.
Эрни остался сидеть на каменной скамейке. Компанию ему составили бабочки и стрекозы. Иногда на ветки над головой садились маленькие пернатые птички.
Пока я ходил за аптечкой, встретил Микасу. Угадайте, с кем я возвращался? Точно, вместе с сестрой, которая случайным образом узнала о случившемся. Вместо того, чтобы спокойно отреагировать, она бросилась помогать, решив, что я не в состоянии обработать какой-то там порез. Я не понимал ее реакцию. Это всего лишь царапина, капля крови. Лагерь из нас столько этой крови выкачивает, что ранка Эрни с теми литрами никак не сравниться.
– Как тебе вообще пришло в голову дать ребенку нож? – возмущалась Микаса. Она говорила с таким выражением лица, словно объясняла очевидную вещь. – Или ты думал, что дети рождаются мастерами ножевого боя?
Я нахмурился. Микаса присела, с шорохом нащупывая в аптечке спирт.
Мы сидели в тени под кронами деревьев. Дул слабый ветер, несущий запах цветов. Беря себя за ноги, Эрни покачивался на спине в такт ветру. И за все время, пока он развлекался с его локтя упала всего одна капля крови.
– Чтобы держать нож не нужно быть мастером, – ответил я. – Достаточно иметь мозг. Он у него есть, я уверен.
Но мои слова весили для нее столько же, сколько воздух на весах.
– Но он ребенок, Ривай, ребенок! – говорила Микаса. Она аккуратно приподняла кровоточащий локоть мальчика, чтобы осмотреть. После встретилась со мной осуждающим взглядом. – Неудивительно, что он поранился. – На секунду она застыла, будто сделалась из мрамора. – И откуда у тебя вообще нож, позволь поинтересоваться.
– От отца, – быстро ответил я.
– Это не смешно. Совсем не смешно, – продолжала она. – Ты за него ответственный. Если с ним что-то еще случится, вину повесят на тебя. Ты должен научится ладить с ним. И, что еще важнее, безопасно играть.
Стоило Микасе смочить вату спиртом, как мальчишка начал брыкаться и закрывать двумя пальцами нос. Даже с метрового расстояния чувствовался резкий запах алкоголя.
– Сейчас может немного жечь, но это нормально, – предупредила Микаса мальчика.
Вата едва коснулась раны, как Эрни вздрогнул, будто внезапно обжегся кипятком.
– Ай! – закричал он, пытаясь не смотреть на рану. Вместо этого он почему-то решил смотреть на меня. Лицо его при этом выглядело максимально страдальческим.
– Все хорошо, все в порядке, – говорила Микаса, осторожно протирая рану спиртом. – Потерпи еще немного. Ты молодец, хорошо справляешься.
Смотрел я на сию картину с, наверное, большущими совиными глазами. Я не знал, что Микаса способна заботиться о ком-то. Особенно о ребенке. Наконец, она произнесла:
– Готово.
Мальчик улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он, ощупав забинтованный локоть. Судя по его реакции, повязка ему пришлась по душе и совсем не вызывала никакого дискомфорта.
Неожиданно Микаса взяла мальчика на руки и протянула его мне.
– Возьми его, – сказала она.
У меня округлились глаза.
– Для чего?
– Ты знаешь ответ.
То, что я должен ладить с ним не значит, что я теперь его нянька.
Без лишних слов Микаса передала мне мальчишку. Я чувствовал себя странно, пытаясь сохранять хладнокровие. Поначалу Эрни вел себя послушно и спокойно, но когда ему это наскучило, он стал забираться мне на шею, хватаясь за волосы, беря их в рот и проводя еще какие-то манипуляции.
– Хватит. Нет. Это нельзя трогать. Мои волосы – не еда. Черт, – выругался я, затем буквально содрал мальчика с себя, держа на расстоянии вытянутых рук. Его ноги болтались в воздухе, а ладони накрыли мои. – Ты что, не понимаешь, что волосы не усваиваются организмом?
– Стоило бы тебе понимать, что нет, он не понимает, – вставила Микаса.
Но в данный момент я был слишком занят, чтобы слушать сестру.
– Сначала нож, теперь волосы. – Мой взгляд был строгим, его – растерянным. – Тебе что, жить надоело? Вроде же только недавно родился. – Когда мальчик опустил голову, я вздохнул. – Дети глупые.
– Ты сам еще ребенок, Ривай, – спокойно сказала Микаса. – Не за чем так злиться на него.
Я уже было подумал, что Эрни раскаялся, и согнул руки, как он снова полез мне на голову. Тогда я опустил его на пол.
– Повторяю еще раз. Последний раз. Не бери. Ничего. В рот. Не то отведаешь моего кулака, – я говорил абсолютно серьезно.
Кажется, мои слова на него подействовали. Мальчик продолжал пялиться на меня снизу вверх, не говоря ни слова. Со временем мне стало не по себе. Он действительно молчал, заставляя смотреть в глаза и задумываться о всяком.
Как я уже упоминал выше, мне было странно и немного дискомфортно на него смотреть, особенно вот так. Я изо всех сил старался не думать о нем, как о мальчике, который живет ради смерти моего отца. Подобных мыслей удавалось избегать с трудом. Но сейчас, когда я подумал об этом, я также вспомнил слова отца, который довольно часто рассказывал о том, ради чего вообще существуют лагеря свободы и для чего нам эти армии. Своими глазами я никогда не видел Марли, но отец, как и Тайбер, утверждают, что видели состояние, в котором находится остров прямо сейчас. И выглядит остров примерно так: выжившие марлийцы стали рабами Элдии, чтобы отстроить дома для элдийцев, которым теперь принадлежит остров, поэтому в наши дни там кипит полноценная жизнь.
Посадив мальчика на скамейку, я со всей серьезностью спросил:
– Микаса, ты никогда не хотела побывать на Марли? – Я поднял на нее взгляд, затем встал на ноги.
Она недолго молчала прежде, чем ответить.
– Почему ты спрашиваешь? – спросила она удивленно.
В этот момент тишину нарушали поющие птицы и насекомые. Ветер шевелил листья вдалеке, которые я разглядывал, будучи погруженным в мысли.
– Отец твердит, что там остались живые люди, территория, за которую можно бороться, но элдийцы говорят обратное, – сказал я.
Микаса не отличалась эмоциональностью, ее лицо осталось таким же непроницаемым.
– Тебя мучает неведение того, что на самом деле происходит на Марли? – спросила она.
– Да.
– В тебе действительно есть что-то от них, – вздохнула она. – Но ты всегда можешь проверить, тебе ничего не мешает. Ты – сын элдийки. Тебе не запрещено на территорию, которая пока что принадлежит элдийцам. Но если же ты решишь испытать судьбу и проникнуть туда в виде Волка, большая вероятность, что тебя словят, а нас начнут искать, узнав о существовании марлийцев на их территории.
Я недолго думал.
– Я пойду, – твердо произнес я.
– Тебе решать. – Я знал, что Микасе можно доверять. Даже, если ей что-то не нравится, она меня не подставит. – Но если тебе интересно мое мнение, я считаю, что тебе стоит послушать отца. Он любит тебя куда больше, чем может показаться на первый взгляд. У тебя нет причин ему не доверять. Ну, разве что если ты не веришь слухам из лагеря.
Я ничего не ответил. Я действительно не верил слухам из лагеря, только от части. Возможно, на Марли действительно много руин, города обращены в руины, но, как говорил отец, все можно отстроить, присвоив себе.
***
Всю ночь меня не покидали мысли о разговоре с Микасой. Даже, если я решил отправиться на Марли, я не мог так просто исполнить желание. Меня терзали сомнения. Не хотелось скрывать что-то от семьи. Каждое утро я добывал пищу для стаи, иногда после этого следовала тренировка с отцом в форме Волка. Сегодня как раз был один из тех редких дней. Солнце поднималось, пробиваясь сквозь серые тучи, тени укорачивались.
Я мчался что есть силы от огромного черного Волка, перепрыгивая через коряги и упавшие стволы. У меня не было четкой цели, я бежал по наитию, не зная, куда прибегу в итоге. Пот градом катился по телу, впитываясь в шерсть. В момент уверенности я остановился в неглубокой воде и взглянул в лицо опасности. У Волка были огромные клыки и маленькие сверкающие глаза. Я сощурился, чувствуя влажную землю под лапами и прислушиваясь к мельчайшим звукам, темпу шагов. Еще не время. Еще совсем немного и… Поднимая разбегом брызги, я ловко перепрыгнул через Волка, крепко прижимая лапы к груди. Вроде, секунда в воздухе, от которой ничего не зависит, но нет. На этот раз, после долгих лет тренировок, я допустил единственный прокол: зацепил ухо Волка задней лапой. Затем рванул прочь, вздымая столбы пыли, чтобы ослабить бдительность соперника и скрыться в темноте. Все, что ему оставалось – смотреть мне в спину и хвост. А мне утешаться победой.
Но как только пыль осела на землю, я вернулся и увидел черного отряхивающегося Волка. Он сказал:
– Отлично, Ривай. Уже лучше. На этот раз ты использовал окружающую среду. Но прыжки требуют больше практики, – заметил отец. – Пойдем. Нужно вернуться к пещере. Я превращусь обратно и дам тебе задание.
Забавный факт: каждый раз, чтобы превратиться в Волка, мы должны снимать одежду. Иначе она порвется. Можно, конечно, одеть на размер больше, но смысл? Человеческая одежда будет сковывать движения, а если пошить для Волка – во-первых, выглядеть будет странно, во-вторых, в человеческом обличье также неудобно носить одежду, предназначенную для других форм и параметров. Так что каждый раз перед любым из превращений приходилось обнажаться догола, оставляя одежду в пещере или другом удобном месте, надеясь, что никто ее не заберет и ты успеешь одеться до того, как кто-то станет созерцать твою голую задницу.
Мы вернулись обратно к пещере. Теперь отец был в человеческом обличии. По его приказу я вырыл небольшую яму под согнутой березой. Он положил туда сухих веток и дров, и поджег все спичкой, чтобы разгорелся огонь. Теперь главное уследить за тем, чтобы рубиновые искорки вспархивали в пределах выкопанной ямы, иначе они смогут пожрать больше, чем Тайберы.
Отец стоял, деловито подбоченившись и смиряя меня взглядом. Я внимательно слушал его.
– Твое задание – прыгнуть, зацепиться зубами и лапами за ствол дерева, раскачаться и перепрыгнуть огонь. После трех подходов по двадцать повторений делаешь следующее: прыгаешь на саму ветку и с ее помощью одолеваешь огонь. Если не получается запрыгнуть с первого раза, помогаешь себе лапами и зубами. Вопросы?
– Нет, – смело ответил я.
Я любил тренироваться вместе с отцом. Он часто рассказывал истории из жизни, придумывал хоть и опасные, но оригинальные упражнения. Если сравнивать тренировки в лагере и здесь, то тут мне не грозил голод и жестокие наказания, угрозы смертью, чтобы выжать из себя весь максимум. Конечно, я понимал, для чего все это. Если воины будут жить обычной человеческой жизнью, в бою легко погибнут, будучи не закаленными. Так что даже сейчас я не мог дать волю слабостям и сомнениям.
Каждый раз во время тренировок мне было тяжело. В такие моменты я вспоминал то, что часто говорил мне отец:
– У каждого есть свои слабости и недостатки, и это нормально. Но если ты хочешь быть лидером, научись различать два вида слабостей – о которых можно рассказывать и нет. Если ты будешь признаваться только в малозначительных изъянах, в тебе увидят близкого и смелого человека, но если люди узнают о том, что воспримут за профессиональную некомпетентность, то есть то, что тебе сильно мешает быть на месте вожака, они перестанут с уверенностью следовать за тобой.
На тренировках эти слова имели для меня особое значение. Ведь по сути тренировки – это та же жизнь, только без участников. Если я сейчас сдамся, выставлю себя за того, кто неспособен бороться с трудностями. А это для меня и есть то, что отец назвал профессиональной некомпетентностью. Именно по этой причине я всегда тренировался так, чтобы добиться результата.
Сегодняшняя тренировка практически ничем не отличалась от предыдущих. Практически ничем… Единственная проблема заключалась в вопросе, который я хотел задать. После разговора с Микасой у меня появилась уверенность поговорить об этом с отцом. И когда я наконец выполнил тренировку, присев возле отца, чтобы попить воды, я сжал руку в кулак и выдернул несколько травинок.
– Пап, – сказал я тихим голосом. – Я хочу отправится на Марли.
Если бы я не сказал это сейчас, он бы ушел, и следующая возможность представилась бы не скоро.
Несколько секунд, пока отец молчал, ощущались напряженными. Он равнодушно смотрел вдаль, даже не повернул голову. Я до конца хотел верить, что он поддержит мою идею.
– Это исключено, – ответил он, нахмурившись. – Ты увидишь Марли только тогда, когда придешь сражаться за нее.
Этого стоило ожидать.
Я опустил голову, глаза смотрели на колени. Этот разговор не должен закончиться, едва успев начаться.
– Я должен знать, за что буду бороться.
– За наш дом, – отец сказал это так быстро, словно давно предвидел наш разговор. На его лице читалась расслабленность, но некоторые морщины говорили о желании поскорее закончить разговор. Он слегка повысил голос: – Сейчас отправляться туда слишком опасно. Элдийцы строят там новые дома, используя марлийцев в качестве рабочей силы. Если тебя поймают, ты станешь их рабом, как и остальные марлийцы. – Он помолчал, построжав лицом. – Я запрещаю тебе рисковать собой и идти туда. Это ясно?
Когда он окинул меня взглядом, внутри что-то неприятно сжалось. Я понимал, что он просто беспокоиться, но…
– Да, отец… – еще тише ответил я.
– В таком случае собирайся, пора идти.
Я послушал его и с нежеланием отправился в лагерь.
***
В лагере сегодня было тихо и холодно. Но зато в шатре тепло. Я сидел на коленях, складывая необходимые документы в сумку. На мне уже было надето пальто. Нож как всегда со мной. Нос ледяной, губы синие, почти лиловые. Шарф на шее скрывал ошейник. Надо сказать, ошейник был тяжелым и холодным, даже при всем своем желании по-человечески укутаться шарфом и согреть шею не получится.
Сегодня я должен был выглядеть больным. Сразу же по приходе в лагерь я сообщил о болезненном состоянии. С врачом пришлось договариваться несколько нечестным путем. Но, по крайней мере, у меня есть целый день для поездки. Даже самому себе я не мог точно объяснить, почему так жажду отправится на Марли. Возможно, потому что я устал каждый день слышать расходящиеся мнения. В лагере я слышал одно, в семье другое. Но лично я больше склонялся к варианту, что меня мучали мысли о том, что увидеть остров так легко – он находился совсем близко, – но при этом я до сих пор не знал, каков он.
Сейчас время завтрака, так что на улице было пусто – моросил мелкий дождик, стояла гробовая тишина. Я вышел из шатра, спрятав лицо в меховой капюшон. От свежего ветра щеки и нос зарделись румянцем. Прищурив глаза, я направился к выходу из лагеря, ощущая тяжесть где-то в области груди. Пришлось смотреть в оба, чтобы никого по дороге не встретить. Территория лагеря все-таки не маленькая, но имелись и свои плюсы: нет кустов, из которых кто-то внезапно выпрыгнет и напугает до остановки сердца.
Поскольку дождь снизил видимость, стало гораздо удобнее сосредоточится на звуках. Если на миг остановится и закрыть глаза, не останется выбора, слушать звуки или нет, ведь уши – единственный орган чувств, который спасет в данной ситуации.
За спиной внезапно послышался шорох. Он стих, как только я остановился, чтобы расслышать получше. Тишина. Прошла почти минута, поэтому я двинулся дальше, в более медленном темпе. Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп, – чавкали по воде чьи-то сапоги. Мне не хотелось оборачиваться, я снова остановился, едва дыша. Хлюп-хлюп. Медленными, неуверенными шагами человек подходил все ближе. Хлюп-хлюп. Движение позади ощущалось словно через дыхание, хотя на самом деле это ветер облизывал шею и лицо. Пальцы рук и ног постепенно коченели от холода и страха, что прямо здесь, посреди болотного поля, под глухим бетонным забором, который расположился всего в миле от железной таблички с улицей «Мортен роуд», все кончится. Но я обернулся, широко раскрыв глаза.
Как только я увидел темную фигуру, стоящую в нескольких футах от меня, мышцы лица и челюсти расслабились. На место тревоги пришло чувство безопасности, тело охватила необъяснимая легкость. Даже дождь, до этого казавшийся ливнем, теперь мягко постукивал о землю. Ростом мальчишка был чуть выше меня, но я мог похвастаться статусом, а значит, и уверенностью в придачу. Я с трудом мог разглядеть его лицо и телосложение под толстыми слоями одежд, однако стоило ему выдать слово, и я сразу же узнал в нем Фарлана.
– Леви, ты... – сказал он, тут же поправив себя. – Простите, господин Аккерман, с вами все в порядке?
У меня сложилось впечатление, будто он за мной всю дорогу следил. Хотя его голос слегка дрожал. Похоже, действительно беспокоился. С чего бы это?
– Со мной все в порядке, – хладнокровно ответил я, представив, что смотрю на него сверху вниз.
– Куда вы собираетесь?
Фарлану хорошо известно, что любопытство ни к чему хорошему не приведет. А подобные вопросы и вовсе не позволительны. Но сейчас не время для гордости и справедливости.
– На Марли, – честно признался я.
– Но это опасно.
Должен признать, надо обладать определенной храбростью, чтобы спорить со мной. Потому что все знали, что если мне что-то не понравится, могу воспользоваться статусом, чтобы виновника наказали. Такого еще ни разу не случалось, но все в лагере считали иначе. Слухи и все такое.
– Я знаю, – я не мог говорить с ним мягче, даже при желании. – Ты что-то хотел?
Мгновение Фарлан молча стоял в раздумьях, только мех на его капюшоне шевелился от порывов ветра, сам он казался неуверенной фарфоровой статуэткой – толкнешь и разобьется. Но тут он высоко поднял голову.
– Да, – твердо произнес он. – Я пойду с вами.
Мне показалось, словно Фарлан готов был горы свернуть, чтобы пойти, даже, если ему откажут. Я как раз собирался этим заняться, но не успел даже вздохнуть, как откуда-то сбоку снова раздались шаги. На этот раз быстрые, легкие, словно человек шел вприпрыжку, изображая балерину. Мы повернулись на источник звука.
– Мы.
Девчонка, которая произнесла это слово, радостно улыбалась. Наверное, от того, что освоила искусство подкрадываться, как жужжащая муха, возникающая из ниоткуда. Изабель в этот миг хотелось прихлопнуть точно так же, как назойливое насекомое. Мое сердце успело проделать ту же операцию, что и глаза лягушки во время проглатывания пищи – упасть вниз.
– Изабель? – Фарлан при виде подруги заговорил смелее. – Что ты здесь делаешь?
– Какая разница? – По ее громкому, почти кричащему, голосу нетрудно было догадаться о ее желании поскорее приступить к делу. – Братишка Леви собирается на Марли в одиночку. Он может погибнуть, – сказала она. – Так что мы пойдем все вместе. – Она топнула ногой, показывая, что от плана не отступит.
Похоже, эти двое серьезно были настроены. Интересно только, как они узнали, что я здесь.
С Фарланом она могла спорить сколько угодно, решение в любом случае зависело от меня.
– Вы остаетесь, – хладнокровно приказал я.
Фарлан только нахмурился, а Изабель, будто совсем не ожидавшая такого ответа, негодовала.
– Что? Это еще почему? – возмущалась Изабель, дыша во все легкие. Еще чуть-чуть и от холодного воздуха у нее начнется кашель.
Фарлан приобнял ее за плечи, и она тут же замолкла. Как я и говорил, так громко кричать было плохой идеей. И не только потому, что нас может кто-то услышать. Изабель поднесла ладони ко рту и начала глубоко дышать в них, чтобы согреться.
– Это не обсуждается, – сказал я.
Затем развернулся, не желая продолжать разговор.
– Какой же ты скучный, братик, – продолжила Изабель разочарованно. Она сделала шаг вперед, случайно ступив в неглубокую лужу. – Тебя заставляют так грубо к нам относится или ты сам так хочешь?
Фарлан обратился к ней спокойным голосом:
– Это стандартное обращение к младшим.
Изабель повернулась к другу с таким лицом, словно ее только что оскорбили.
– Это мы-то здесь младшие? – спросила она с сарказмом. – Не смеши меня. – Только после этих слов Изабель повернула голову в сторону, где должен был стоять я, но меня там не оказалось. – Эй, а где братишка?
За то время, пока они обсуждали свои личные вопросы, я успел преодолеть больше двадцати ярдов, так что за серой пеленой дождя моя удаляющая фигура выглядела размыто. Меня не особо волновало то, что они меня не найдут. Им же лучше. Если же догонят… Придется терпеть. И как раз в следующую секунду передо мной возникла Изабель, поставившая руки на бока.
– Слушай, Леви, вообще-то невежливо так просто уходить во время разговора, – иногда она говорила прежде, чем подумать.
Фарлан был того же мнения:
– Господин Аккерман, простите, – сказал он. – Изабель хочет сказать, что этим утром мы узнали о вашей болезни. – После этих слов я слегка напрягся. – Все в порядке, мы никому не расскажем. Но вы помогли нам и теперь мы хотим помочь вам. Это долгий путь и… – Фарлан замолчал, будто над чем-то задумался. Его лицо было сосредоточенным, уголки губ едва заметно приподняты. Он продолжил говорить таким искренним голосом, что мне стало как-то неловко: – Я считаю, вы очень храбрый. Если бы меня назначили лидером вместо вас, я бы, думаю, не смог так долго продержаться. Вы отличный человек, господин Аккерман. Но, я думаю, вам очень одиноко, поэтому мы хотели попытаться поддержать вас.
Честно говоря, я не знал, что ему ответить. Все это время я высоко держал голову, чтобы не смотреть снизу вверх, но теперь почувствовал уверенность, чтобы немного расслабится. Но даже слова Фарлана не убедили меня до конца, чтобы я согласился. Они могут тормозить меня или сами пострадают. Мне не хотелось отвечать за них в этой поездке. Но тут я вспомнил еще кое о чем.
– Если кто-то узнает об этом, вас могут убить, – сказал я.
Реакция Фарлана и Изабель была непредвиденной: они встретились облегченным взглядом, затем перевели его на меня.
– Мы об этом уже позаботились, – признался Фарлан.
– Способу, кстати, научились у тебя, – с улыбкой добавила Изабель.
Неужели они действительно следят за мной? Иначе откуда им знать, что я давал доктору деньги? Но это был тот момент, когда меня сломали. И пускай я по прежнему считал, что это не лучшая идея, сказал:
– Хорошо. Только не отставайте.
Стоит ли говорить, что их лица сразу приобрели оттенок благодарности и удовлетворения?
Мы сразу же отправились в путь, не теряя ни секунды.
Дорога была долгой и пролегала через несколько городов Элдии. Мы ехали на поезде. Вагон покачивало, колеса мерно стучали, расслабляя. Я спокойно смотрел в окно, за которым быстро сменялись улицы. До этого я никогда раньше не ездил на поезде, это был мой первый раз. Поначалу было тревожно, но после нескольких остановок привыкаешь. Единственное, чем мы могли перекусить в дороге – это засохший хлеб и вода. Всяко лучше, чем ничего. Я без труда смог бы занять себя мыслями или сном в пути, но Изабель это не устроило бы, она не дала нам скучать, поэтому на ходу выдумывала игры. Когда мы играли в них, я подумал о том, что Микаса была права: надо было найти безопасные игры для Эрни. Но в следующий раз я воспользуюсь идеями Изабель, потому что время пролетело действительно незаметно.
Мы вышли на конечной станции, можно сказать, единственные, если не считать старушку. Это место напоминало кладбище своей пустотой и сидящими на заборах воронами. Здесь было всего несколько магазинов и одноэтажных домов. А также много сухой травы и холмов.
Мне казалось странным то, что это место столь пустынно. Неужели мы уже прибыли? Но ведь мы еще даже не видели мост. Только так можно было добраться на остров.
– Взгляните, – заметила Изабель. – Нам туда.
Ее палец устремился к указателю, на котором большими черными буквами было написано «Марли». Это успокоило. Хотя, судя по заржавевшему от времени указателю, его давно собирались снести и выбросить. Или сжечь. Теперь-то это часть Элдии… Только подозрительно заброшенная, даже в этом месте, где когда-то стояла граница.
Мы прошли меньше мили, когда вышли на берег моря. Побережье выстлано мелким серо-желтым песком, а в мутной воде, через толщу которой нельзя разглядеть дно, колыхались зеленые водоросли. Изабель разочарованно застонала.
– Надо найти лодку, – сказала она и, не теряя зря времени, принялась заглядывать в заброшенные дома, возле скал и в воде, если вдруг там окажется затонувшее судно. И она оказалась права настолько, насколько остра на глаз.
После того, как мы общими усилиями вытащили маленькую синюю лодку из воды, которая к тому же практически полностью ушла под воду и песок, мы присели отдышаться. Пока что трудно было представить, как это корыто с дырками может плыть, но очень скоро Изабель принялась чистить его от водорослей и грязи, а мы с Фарланом отправились собирать запчасти и инструменты.
Все могло быть намного хуже. В конечном итоге лодка была закончена, хотя выглядела не особо надежно и доверия ни кому из нас не внушала, но поскольку выбора не оставалось, мы сели и начали грести.
Марли можно было увидеть из далека. Для того, чтобы попасть туда не надо долго ехать или плыть. Мы справились довольно быстро, по очереди передавая весла друг другу. Но, если говорить точнее, у меня их буквально отдирали, чтобы не переутомился.
Мы сидели в тишине, иногда переглядываясь.
– Вам не кажется странным то, что на Марли так тяжело добраться? – спросил вдруг Фарлан, разглядывая серое небо над головой, чтобы оценить, не пойдет ли снова дождь. Скорее всего, он озвучил мысли каждого из нас. Но мне не хотелось отвечать.
– Я никогда не посещала это место, но, думаю, пока там все отстраивают, люди не хотят селиться на острове, – размышляла Изабель. Я тем временем смотрел за борт на то, как движутся волны. – Наверное, Марли нужно больше времени, чтобы снова стать полноценным домом. Хотя, скорее всего, там уже не будут цвести поля, элдийцы наверняка строят там большой город. Или, возможно, они начали с лабораторий. Надо же где-то проводить эксперименты и никому не мешать. Хм. А Марли отлично подходит для этого. Там ведь столько всего неизведанного осталось! Тот же Кор – это только начало. Я думаю, исследователи первыми решили устроиться там. Что скажешь, Леви?
Я смотрел на линию горизонта, не спеша давать ответ.
– Посмотрим, – бесцветно сказал я.
Я не знал, радовался ли, что взял их с собой. До это никаких происшествий не случалось, но дальше могло быть хуже. Сейчас я слышал голос не только Изабель, но и голос моря, острова, птиц. Ветер словно шептал что-то на ухо, а я даже не замечал его холод. Все, о чем я мог думать сейчас – мое желание вот-вот исполниться, и от этого мое тело дрожало, а во рту, как и в бутылке, было сухо.
Нос лодки наконец мягко коснулся берега. Мы привязали ее к валуну и начали подниматься по скалистой тропе. Волны ударялись о скалы, окатывая нас пенными брызгами. Мы были мокрыми по колено и пахли солью. Осталось всего ничего. На лице уже расцветала улыбка, а глаза настроились бегать в разные стороны. Хотя одной рукой я все-таки придерживал сумку, где лежали поддельные документы и оружие на всякий случай. Мало ли, что нас ждет.
Во время последних шагов у меня скользили ноги, хотя камни здесь были сухими. У меня была поднята голова. Во мне зарождалась надежда, губы вот-вот растянулись в улыбке, но… Когда я увидел правду, у меня вдруг сперло дыхание, словно я проглотил тонну здешней пустоты. В это трудно было поверить, но когда я закрывал глаза, видел то же, что и с открытыми глазами. Я не мог пошевелить головой, осмотрел все глазами: верх, низ, лево, право – ничего. Ни дерева, ни кустика, ни одного зеленого ростка, который мог бы подарить надежду на жизнь. Только черный пепел, который стелился под ногами и до самого горизонта, словно песок в пустыне. Это была мертвая территория. Мой рот был приоткрытым, а горло сдавило так сильно, что мне стало больно, и я издал что-то вроде тяжелого вздоха. Я не мог пошевелиться, ощущая внешее давление. Все до последней мышцы онемели. Я не заметил, как начал опускаться вниз, на колени, медленно и плавно касаясь того, что невозможно было назвать землей. Я ожидал увидеть здесь трупы, их скелеты, но никак не пустоту. Это значило только, что…
Я успел забыть о том, что не один здесь.
– Леви… – прошептала Изабель дрожащим голосом. – Мне жаль. Но... Может, может только здесь погибшие земли? Дальше же… – Она отошла чуть дальше, растерянно пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то. Но даже, когда ничего не нашла, ее глаза не потухли, как все вокруг. – Сейчас, подожди, давай вернемся на тот берег и возьмем росток, хорошо? Здесь ничего нет, потому что никто и не пытался ничего…
Изабель остановилась из-за меня, удивившись. Я поднялся на ноги после того, как все обдумал, и пристально смотрел ей в глаза, наверное, с таким взглядом, словно хотел ее убить.
– Все это было ради мести, – громко говорил я, не сдерживая себя. Изабель и Фарлан внимали каждому моему слову. – Отец и Тайберы сохранили Кор, чтобы Волки продолжали существовать. Они родили таких, как я, пленили ни в чем невиновных элдийцев, как вы. И заставили сражаться за то, чего на самом деле нет. Иначе мы бы не согласились. Нет. Я бы не согласился. Все эти годы он лгал. Вот почему отец не хотел, чтобы я увидел Марли… – На миг я остановился, чтобы отдышаться. Легкие пронизывала острая боль. Тише я выдохнул, чувствуя, что больше не могу говорить: – Я существую для того, чтобы убивать. Вы…
Я не смог закончить мысль. Они не виноваты. Мне хотелось извиниться.
Спустя мгновение я осознал, что не сдержался: побежал на Изабель в виде Волка, поднимая стену черной пыли. Со стороны это выглядело жутко, но я ничего не мог сделать, даже если не хотел ее пугать. Она была растерянной, хотела убежать прочь, двигаясь хаотично, с широко распахнутыми глазами, но времени не хватило. Я почувствовал, как на мне порвалась одежда, как пальто осталось валяться позади. Волчья шкура защищала меня от холода. Я набросился на Изабель и со всей ненавистью вцепился в ошейник на ее шее, пытаясь сломать.
– Леви, что ты..? – протянула она напугано, а затем вдруг все поняла и вздохнула. В ее широко распахнутых зеленых глазах все еще читался страх, но в голосе слышалось сочувствие: – Не получится. Ошейник слишком прочный, ты же знаешь.
Только спустя какое-то время после ее слов я отстранился, смотря вниз с поджатыми губами и поникшим видом. На плечах вдруг ощутилась тяжесть. Изабель и Фарлан обняли меня, не раздумывая. У меня невольно расширились зрачки.
– Ты не виноват, Леви, – сказал Фарлан.
Я считал полным бредом, когда тебя сжимают, чтобы успокоить и поддержать, но сейчас на удивление это работало. Я по-прежнему чувствовал злость и пустоту внутри, но к ним прибавилось также что-то другое, приятное. Наверное, это и была та самая поддержка. Она ощущалась так, словно я не один, а часть чего-то вроде семьи, где я нужен. В момент, когда я думал об этом, я начал превращаться обратно в человека, медленно, понемногу приходя в себя. Это был единственный раз в моей жизни, когда я действительно хотел чьей-то смерти. Противное чувство. Если бы не Изабель и Фарлан… Мои руки и ноги остались бы Волчьими.
Наконец, я выдохнул, желая сказать что-то вроде слов благодарности, но вместо этого молча кивнул, смотря обоим в глаза с едва заметным облегчением. Хотя внутри я все еще ощущал бурю эмоций: вину, радость, а еще чувство, будто меня предали.
Мы еще долго так стояли, прижимаясь друг к другу, пока я не подумал:
– Изабель, Фарлан, – сказал я совсем не тем тоном, которым обычно. Мне хотелось верить, что к ним я могу обращаться мягче. – Если раньше мы тренировались ради Марли, то теперь мы будем делать это ради всех людей. Мы должны освободить их из лагерей и уничтожить Кор, чтобы ни один ребенок больше не родился Волком. Если отец собирается уничтожить элдийцев или, быть может, сделать из них тех же рабов для Волков, все до одного в этом мире будут страдать, – говорил я, смотря им в глаза.
– Значит, мы должны украсть Кор? Но как? – спросила Изабель.
Я знал, что ответ их не порадует, но другого выхода я не видел.
– Через несколько лет мальчишке вживят его в организм, – начал я, заметив изменения во взгляде друзей напротив. Кажется, они догадывались, что я скажу. – Когда это произойдет, мы будем готовы украсть его, потому что я работаю на Тайберов и иногда сижу с ним. Они доверяют мне.
Я не озвучил главную мысль, за меня это сделал Фарлан, опустив взгляд.
– Значит, мы должны будем убить ребенка? – спросил он, заранее зная ответ.
Я чувствовал биение сердца в груди и запястьях. На выдохе я сказал:
– Придется.
Мы все знали, что есть несколько способов уничтожить Кор, но мы не могли ни убить отца, ни украсть Кор во время вживления. Слишком мало шансов на успех. Но если жертва одного ребенка спасет других, оно того стоит.
Спустя несколько минут молчания я заметил:
– Мы должны возвращаться.
Было уже довольно поздно, я даже начал волноваться, не опоздаем ли мы домой. Ведь каждый день я возвращался в одно и то же время. Так что все молча и без лишних вопросов возвратились в лодку.
***
Как я уже говорил, я не зря боялся опоздать. Лес уже был залит светом полной луны. Возле пещеры, когда мы только прибыли уставшие настолько, что едва держались на ногах, стоял отец.
– Где вы были? – спросил он сурово.
– Задержались в городе, – ответил я, смотря на тот, как дрожит Фарлан.
Решение отца было предсказуемым. Я ничуть не удивился.
– Вы оба будете наказаны, – сказал он, больше ни о чем не спрашивая. – Через двадцать минут между вами состоится дуэль. Проигравший понесет еще одно наказание.
Отец часто проводил дуэли в качестве наказания. Он знал, что моей жизни ничего не угрожает, потому что лично тренировал меня и знал, насколько я силен, но избавится от лишнего голодного рта он был всегда не против. Но, что было самым неприятным, я часто смотрел на такие дуэли, даже участвовал в них. И на всех противников мне было плевать, я только знал, что должен победить. И всегда побеждал, ни разу не будучи наказанным во второй раз. На этот же раз мне не хотелось сражаться. Я знал, что победитель только прославит себя и ничего больше, а проигравший… Как повезет.
End POV Леви.
