just won't do right

      На следующее утро Баки проснулся слишком рано.       Он берёт одеяла, которые расстелил на полу возле дивана, аккуратно складывает их, кладёт подушку обратно на кровать и принимает душ.       Какое-то время он просто стоит, прислонившись лбом к холодному кафелю, и думает. Неудивительно, что, когда он закрывает глаза, появляется только одно лицо. Сэм. Всегда Сэм.       Баки думает о нём в этой запачканной маслом белой футболке, обтягивающей его бицепсы. Баки позволяет себе на секунду представить, каково было бы, если бы всё это принадлежало ему, если бы он мог дотронуться, каково было бы, если бы Сэм обнял его этими руками. Он глупо представляет, как Сэм каждый день возвращается к нему домой и каждую ночь ложится рядом с ним. Сэм выбирает его.       А потом он вспоминает Хоакина, его безупречное лицо и исходящую из него божественную доброту, и представляет его в объятиях Сэма, его в постели Сэма, его, получающим улыбки Сэма.       Он замахивается, но останавливает себя от того, чтобы сделать вмятину размером с кулак в плитке Сары, и вместо этого делает глубокий вдох через нос.       Высушившись, он одевается, наливает себе кофе и идёт смотреть, как восходит солнце за окном коттеджа. Немного погодя он решает прогуляться до главного дома, где Сара предложила ему встретиться за завтраком. Он пришёл рано, поэтому сидит за старым столом на веранде и ждёт.       Редвинг всё ещё лежит там, и из его бока торчит пружина, которую, похоже, достаточно легко починить. Он берёт отвертку, подкручивает пружину обратно внутрь, выравнивает её по наклону мини-ракеты и закручивает.       Сэм, огибая участок на утренней пробежке, решает пробежать мимо как раз в тот момент, когда Баки держит Редвинга, чтобы осмотреть его внутренности.       ― Ой, чёрт, ― он кладёт Редвинга и поднимает руки вверх. ― Прости.       Сэм, весь потный и прямо-таки грешный, поднимается по ступенькам на крыльцо. Запыхавшись, он говорит:       ― Ничего. Всё нормально. Что случилось? ― он кивает на Редвинг и садится рядом с Баки.       Это даже не так близко, они были ближе, но у Баки перехватывает дыхание. Сэм одет в шорты, его ноги голые и гораздо более мускулистые, чем помнит Баки, он в синей безрукавке, его руки блестят, и Баки, блять, не в состоянии здраво мыслить.       ― Э-э-э... Пружина ослабла. Одна из ракетных винтов.       Сэм удивленно кивает.       ― Хорошо. Спасибо, ― он, молча, переворачивает Редвинга, поднимает его. ― Здесь его задела пуля.       В нижней части Редвинга царапина, и к удивлению Баки, Сэм передаёт его Баки.       ― Теперь, когда я включаю режим Погони, он поворачивает влево.       Баки пристально смотрит на Сэма, потом на Редвинг в его руках, прекрасно зная, что этот человек ненавидит другие руки, кроме своих, возящихся с его птицей-роботом. Баки моргает.       ― Утяжели правый бок.       Сэм улыбается, внезапно и ярко.       ― Чёрт, это может сработать!       И Баки снова прикован к взгляду Сэма, к его тёплому сиянию, к длинным вьющимся ресницам, к этим скулам, к этой улыбке.       ― Святая Мария, Матерь Божия, помоги мне, ― беспомощно думает он.       Он также думает, что если бы он не был таким трусом и имел мужество сказать это, то сейчас был бы подходящий момент.       Солнце выглядывает из-за горизонта, всё вокруг золотое и новое, они смотрят друг на друга без всякой причины, кроме как для того, чтобы насытиться. Но, как и много раз до этого, наступает реальность.       Просто обычно реальностью была работа, или куча неуверенности Баки, или его полное отсутствие смелости, которые портили момент.       На этот раз, в это прекрасное утро, момент испортил единственный и неповторимый старший лейтенант «Милая Мордашка».       ― Встал ни свет ни заря, да? ― говорит он, поднимаясь по ступенькам с широкой ухмылкой и аккуратно уложенными на грёбаный пробор волосами, в выцветших джинсах и тонкой футболке. Боже. Блять.       ― Эй, ты же знаешь, что ВВС не развлекаются, ― приветствует его Сэм, вставая, и Баки думает: «Ради всего святого, не оставляй меня здесь с Ясноглазкой». Но Сэм не знает жалости и не умеет читать мысли. ― Приму душ и принесу кофе.       ― Принято, Сокол-1! ― говорит Торрес, глядя, как Сэм уходит. И, чёрт возьми, Баки это понимает. Он знает, каково это смотреть, мечтать, тупо надеясь, что он заметит. Быть в таком полном благоговении перед Сэмом Уилсоном и не иметь возможности сказать ему.       ― Эй, ты хорошо спал? ― спрашивает Торрес, и Баки понимает, что он, должно быть, уставился в одну точку.       ― Отлично, ― бормочет он, всё ещё держа Редвинг в руках. Торрес замечает, и с его лицом происходит странная вещь, как будто он впервые что-то понимает ― зарождающуюся ясность. Как бы то ни было, он ничего не говорит, просто садится с глупой понимающей улыбкой на лице.       ― У тебя плохое кровообращение?       Баки кладёт Редвинга на место.       ― Что?       Торрес показывает на его руку в перчатке. Остальное прикрывает его длинный рукав.       ― Прочтите об этом статью. Компрессионные перчатки помогают. Однажды я так долго просидел в самолете, что потом несколько часов не чувствовал ног, ― он смеётся. ― Теперь я ношу компрессионные легинсы.       Губы Баки растягиваются в улыбке, точно так же, как он практиковался с доктором Рейнор. Он медленно кивает. Торрес, очевидно, воспринимает это как приглашение поболтать о сумасшедших миссиях, которые они с Сэмом выполняют. Он бешено жестикулирует, подражая тому, как Сэм летает, высоко кружит и низко пикирует, издавая свистящие звуки.       ― Он вытащил чувака прямо из вертолета! Правда, чувак, ты бы видел! Это было…       ― … секретно, ― говорит Сэм, наконец возвращаясь с подносом кофе, ― Только не говори этому парню. Он украдёт все мои приёмы.       Торрес смеется, заставляя Сэма тоже смеяться, а когда они оба отворачиваются, Баки по-детски передразнивает их. Ему сейчас всё равно. У доктора Рейнор будет повод повеселиться, если он решит ей рассказать.       ― Настоящий 106-летний ребёнок, мы должны позвонить в журнал People, ― он уже услышит её слова.       Позже к ним присоединяется Сара, ресторан присылает богатый английский завтрак, которого хватит на целую армию. К счастью, пока они едят, Торрес не может флиртовать и болтать, но он фотографирует свою еду, что является самой странной чёртовой вещью, которую Баки когда-либо видел.       В какой-то момент Сэм наклоняется к одной из его фотографий, обнимает Торреса за шею и улыбается. И вдруг вкуснейший кофе во рту становится отвратительным. Именно это он и представлял себе раньше ― Торрес в объятиях Сэма.       Он смотрит на свою тарелку и чувствует, как вилка начинает гнуться в его руке.       ― Итак, ― многозначительно произносит Сара рядом, ― Баки, ты работаешь в Бруклине?       Он моргает, выдыхает, на этот раз выдавив искреннюю улыбку.       ― Нет, живу на военную пенсию.       ― О, Сэм не говорил, что ты тоже военный. Где ты служил?       Сэм прочищает горло, проглатывает еду.       ― Этот парень был повсюду! Чёрт возьми, вы только посмотрите! Мой кофе кончился!       Баки благодарен. У него не было готового ответа на этот вопрос. И доктор Рейнор удивляется, почему он не склонен к общению.       ― О, позволь мне, ― говорит Торрес, наливая Сэму ещё одну чашку. Баки закатывает глаза. Сара видит; Баки всё равно. Хотя она кажется удивлённой. Парень передает чашку Сэму, а затем подходит и забирает пустую чашку Сары. Если он, блять, сейчас же не сядет...       ― Достаточно, дорогой, спасибо, ― говорит Сара.       А потом он подходит к Баки, но прежде чем дотронуться до чашки, Сэм шипит от боли.       ― Чёрт возьми, парень. Тебе раньше никто не говорил о молоке? ― Сэм машет рукой на обожжённый язык.       И это очередь Баки.       ― Я налью!       Он вскакивает, хватает молоко, влезает между Торресом и Сэмом и наливает холодное молоко в чашку Сэма.       Сара почему-то улыбается, как будто ей тоже надоел пай-мальчик, и смотрит на Сэма, приподняв брови.       Сэм смотрит на неё, недоуменно оглядывается:       ― Что?       ― Ты тупица, ― она качает головой, но больше ничего не говорит.       ― Что?!       Торрес вмешивается:       ― Итак, я видел в местной газете, что сегодня будет праздник у реки. Как насчёт сходить?       ― Да, чёрт возьми, ― говорит Сэм, слегка возбужденно, заставляя Сару и Торрес смеяться. И Баки тоже, но он озабочен мыслью о Сэме, мокром и без рубашки.       Это может закончиться только катастрофой.

***

      Дело в том, что Баки и раньше видел Сэма без одежды. Он видел всё это, когда они жили вместе, и это было чертовски захватывающее зрелище. Но это... Сэм, без рубашки, сияющий в отблеске солнечных лучей, это что-то другое.       Сохранить самообладание и хотя бы время от времени отрывать взгляд ― настоящая борьба. Пару раз он чудом остаётся не пойманным.       Они на берегу реки, на другой стороне шумит народ, какие-то парни устроили барбекю и поставили бочку с напитками, а из ресторана Сары доносится музыка.       Торрес уже в воде, промокший и с радостью демонстрирующий своё молодое тело. Баки ни хрена не ревнует. Не ревнует. Он был чёртовым Зимним Солдатом, у него тоже есть мускулы, пресс и всё такое. Но у этого парня действительно получилось заставить Баки ревновать.       Баки ненавистна мысль, что Сэм смотрит прямо сейчас. Не хочет поворачиваться и видеть.       Торрес забирается на доску для прыжков в воду, самый высокий ярус, и машет им. Он прижимает ладони ко рту и кричит:       ― Эй, Баки! Помнишь историю о том, как Сэм выпрыгнул из вертолёта? Зацени!       Он отрывается от доски, выпрямляется, а затем выполняет довольно впечатляющее двойное сальто, прежде чем свернуться в плотный клубок, резко упасть и, наконец, без всплеска нырнуть в воду.       ― Господи, ― бормочет Баки, и Сэм смеется рядом с ним, наблюдая за происходящим с берега реки.       ― Чёрт, ― говорит Сэм, когда Торрес выходит из воды, ― А он в форме.       Баки поворачивается к Сэму, пожимает плечами:       ― Ты в хорошей форме.       ― Я уже стар и больше так не выгляжу.       ― Чушь,― говорит Баки так быстро, что ему становится неловко. ― Я имею в виду. Знаешь. Как бы то ни было. Ты хорошо выглядишь.       Он чувствует, как Сэм ухмыляется.       ― Эй, Торрес! Возьми свой телефон. Баки сказал что-то милое!       ― О, Господи. Прекрати, ладно? Я хороший, ― он чуть поворачивается, чтобы увидеть лицо Сэма. Ничего не может поделать с тем, что он улыбается или что его щеки стали невероятно красными.       Затем перед ними плюхается мокрый, загорелый, невероятно подтянутый Торрес. Он встряхивает волосы, откидывает их назад и улыбается, весь такой большой и до глупости красивый.       И когда, блять, Баки начал так думать? Нет.       ― Бак, ты должен попробовать прыгнуть с трамплина, ― говорит Торрес, глядя на Баки, который всё ещё полностью одет. ― У меня есть лишняя пара плавок, если ты...       ― Нет, спасибо, я не... — он отодвигается и опускает левый рукав, чтобы не было видно запястья, ― хочу прыгать с трамплина.       ― Ты не любишь плавать? Вода хорошая, клянусь.       ― Послушай, парень…       Сэм касается руки Баки.       ― Бак, ― мягко говорит он, ― Он классный. Здесь все классные. Ты можешь… знаешь, ты можешь снять.       Торрес выглядит немного смущённым, переводя взгляд с Сэма на Баки. Баки стискивает зубы, выдыхает и смотрит на свою левую руку в перчатке. Никто, кроме Сэма, не знает.       Сэм ― единственный человек, который видел Баки со всеми этими ужасными шрамами и металлом.       Баки полон решимости продолжать в том же духе, но…       ― Бак, давай.       Но, когда Сэм просит... Это проблема, с которой ему придётся разобраться, но он знает, что никогда не сможет отказать Сэму Уилсону в чём-либо.       Он медленно стягивает кожаную перчатку. Она падает на землю, когда он сгибает пальцы. Они плавно движутся, и Торрес резко втягивает воздух.       ― Боже мой. Ты...       ― Ага.       Сэм тычет Баки в руку, ухмыляясь:       ― Очень изящно, правда?       ― О боже, ― снова говорит Торрес, моргая, когда Баки снимает кофту. ― Ну конечно! Баки. Баки Барнс, как же я не догадался?       ― Зато ты красивый, ― ворчит Баки.       Сэм смеется.       ― В учебниках истории не сказано, какой он дерзкий, да?       Торрес вышел из строя.       ― Боже мой?       Ладно, лейтенант «Милая Мордашка», давай дышим, ― Сэм хлопает его по плечу и встаёт.       На этот раз они все направляются к воде. Они поднимаются на самый верх и по очереди ныряют с доски. Сэм идёт первым, тройное сальто и бомбочка. Торрес делает ещё одно сальто, погружаясь с небольшим всплеском.       Сэм безумно радуется. Когда Торрес подплывает, Сэм даёт ему пять, притягивает ближе за шею и по-дружески встряхивает. Они плывут вместе, глядя на Баки, готового прыгнуть.       Он ухмыляется, делает несколько шагов назад и думает:       ― Ну, посмотрим, мистер «Влюблённые Глазки».       Он бежит, взмывает в воздух, разворачивается и совершает пять идеальных вращений в воздухе, прежде чем с плеском нырнуть прямо в воду.       Находясь под водой, он слышит аплодисменты и ликование зрителей. Чувствуя себя удовлетворенным, он всплывает обратно. И да, это того стоило. Сэм смотрит на него, открыв рот в благоговейной улыбке.       Пока они ждут, когда приготовят обед, они играют в футбол. Баки не играл очень давно, но он помнит, как смотрел его, вроде как помнит правила. Не то чтобы это имело значение, когда он может делать то, что умеет.       Сэм играет грубо, но позволяет Торресу выиграть. Снова и снова. Баки знает, что Сэм может быть жестче, и знает, что он может надрать им обоим задницы, но он позволяет парню ускользнуть каждый раз. И как будто этого недостаточно, его руки повсюду на Торресе, скользят по его оголённому животу, когда захват ослабевает, касается его бёдер, когда он поднимает его вверх, чтобы поймать, и, когда снова опускает его.       Мягкие улыбки, все эти прикосновения, оба в пространстве друг друга. Баки сходит с ума.       Они снова начинают удар, Сэм бежит с мячом, а Торрес прыгает перед Баки, кричит «пас!» и поднимает руки для мяча. Сэм улыбается, ослепительно и красиво, блестя от пота, и всё.       Баки разворачивается и уходит. Он больше не может этого выносить. Не может быть здесь, не может смотреть на Сэма, не может продолжать чувствовать себя таким беспомощным, глупым и одиноким. Он не может.       ― Бак? ― Сэм кричит ему вслед. ― Баки? Подожди!       Он продолжает идти, хватает свою рубашку и надевает её, подавляя разочарование и бешеный ритм в своём колотящемся сердце.       ― Баки! ― снова кричит Сэм, догоняя его и хватая за локоть, чтобы развернуть. ― Мужик, стой!       Он вырывает руку из хватки Сэма, смотрит ему прямо в глаза — эти прекрасные большие карие глаза — внутри всё кипит, в горле всё будто сжалось.       ― Что!       Сэм отшатывается назад.       ― В чём, чёрт возьми, твоя проблема?       ― Я так чертовски... Я влюблен в тебя! Это моя проблема!       Всё вокруг становится нечётким и тихим. Баки просто видит, как Сэм удивленно моргает, сердитая морщинка между его глазами исчезает, а челюсть захлопывается. Было бы забавно, если бы Баки просто не разрушил всё.       ― Блять, ― шепчет он себе и опускает голову. Он зажмуривается. Это не то. Это не то, что он хотел сказать, совсем не то, как он себе это представлял. Сэм всё ещё молча смотрит на него, и Баки никогда в жизни так сильно не хотел, чтобы его засосало в одну из оранжевых временных дыр доктора Стрэнджа.       ― Вау… ― Торрес за спиной Сэма тоже ошеломлён.       Сэм поворачивается, чтобы взглянуть на него, затем снова смотрит на Баки.       ― Бак…       Но Баки останавливает его. Он знает, что его ждёт. Ему не нужно это слышать.       ― Послушай, мне очень жаль, ― он смотрит в последний раз, запоминает, а потом уходит.