Звездопад сожалений

Цукишима был нелюдимым, язвительным и холодным ангелом. Те, кому посчастливилось не разговаривать с ним, искренне считали, что именно таким должен быть истинный посол небес, разве что лёгкой полуулыбки не хватает. Кей считал иначе. Даже подготовил длинную речь, посылающую всех особо «умных» в прекрасное далёко. К сожалению, были и те, кому он не мог грубить, язвить и плеваться ядом. И Сугавара-сан был одним из них. Когда этот серый комочек пепельно-белых крыльев закружился вокруг него вихрем со словами: «Нужна твоя помощь!», Цукишима не смог отделаться сверхурочными посиделками в паре с сотней-другой сырых документов, ждущих своей очереди. И сейчас он здесь. Тадаши скачет вокруг него на пару с Сугаварой, радостно хлопая в ладоши. Кей разбирался во всём понемногу, но всего лишь одна удачно организованная им свадьба (чисто в семейном кругу!) сделала из него почему-то самого профессионального организатора свадеб. Как он влип! Вступив в тронную залу, сверкающую всеми пастельными оттенками, перемешанными с золотом и вырвиглазными красными всполохами, он не смог сдержать обречённого стона. Это же просто кошмар! Когда ему сказали, кто будет женихом и, видимо, невестой, а потом показали это, Цукишима всерьёз решил, что они все спятили. А генерал Куроо-сан издевательски похрюкивал за его плечом последние сутки, что абсолютно точно не улучшало ситуацию. В его обязанности входила помощь в организации банкета, небольшие поправки в интерьере и улучшение наряда невесты. О господи, чем он заслужил последнюю часть?! Увидев полупрозрачное ажурное платье с открытыми плечами, золотыми цепочками и хрустальными туфельками на небольшом каблуке, он искренне начал переживать за свою безопасность. Если Его Дьявольское Высочество узнает, что он приложил к этому руку, этих же рук у него уже никогда не будет. (Хорошо, что он никогда не узнает). Шимидзу Киёко-сан здорово помогла ему. Он пометил в голове, что нужно будет её очень хорошо отблагодарить. Только с её помощью мешанина красок и материалов тронной залы приобрела вменяемый вид. Наконец-то его глаза перестали слезиться от буйства пошлых фантазий ангельских дизайнеров (хотя, это же Тендо-сан, что ещё от него ожидать?). Фестиваль красок сменился тремя устойчивыми цветами: белым, красным и золотым. Лишь в отдельных элементах Цукишима поместил тёмные оттенки, но обо всём по порядку. Император неторопливо осматривал обновлённые убранства: светло-голубые и розовые занавески заменены белыми прозрачными, букеты, коих было огромное множество развешено по всему замку, заменены на ансамбли из красно-фиолетовых роз, потемневших со временем, каждый подоконник же украшен полевыми цветами в низких белых вазах. Столы, до этого неуклюже сваленные в центре, теперь кругом опоясывали громадный красный ковёр, прижимаясь к стенам. Белые стены, золотые подсвечники и люстры, букеты красных роз, покачивающихся на ветру под потолком. Но самое главное — это Троны. Оба достаточно скруглённые, но в то же время разительно отличающиеся друг от друга. Трон Небесного Императора был узким и высоким, сделанным из белого дерева. Подушка и спинка из красного бархата, расшитые золотом, никаких острых переходов, сколов или пиков. Всё круглое, прямое и высокое. Отражение благородства и принципов их повелителя. Никаких лишних украшений, лишь на рунами высечено пожелания долгого и светлого правления. Другой же Трон был совершенно другим. Низкий и широкий, с объёмными тёмными подлокотниками, с круглой мягкой спинкой тёмно-фиолетовых и чёрно-синих тонов. Сделанный так, чтобы рога Его Высочества ничего не беспокоило, но чтобы держать прямую осанку не составляло ни малейшего труда. И чтобы было достаточно проблематично встать без чужой помощи. С виду простое, но замысловатое устройство кресла заставляло некрасиво проваливаться вглубь. И потому делалось совершенно невозможным встать, не опозорив себя, если тебя не поддерживал кто-то со стороны. Одним этим Его Небесное Величество показывал и своему народу, и его супругу, что демон больше не представляет опасности. Цукишима не хотел бы на это смотреть. Мурашки атаковали его тело при одной только мысли о том, как сильно будет контрастировать белое свадебное платье с любимыми тёмными тонами Владыки. Куроо-сан, к его удивлению, не смеялся. Никто из демонов не злорадствовал. По крайней мере из тех, кто лично знал Владыку. Они ждали и боялись, что от гнева Его Супружеского Высочества стены их нового дома сотрясутся вновь. Небесный Император довольно кивал. *** Вашиджо Танджи был человеком преклонного возраста со всеми свойственными его закатной поре повадками. Но даже без всего этого он вёл себя излишне дерзко, прогуливаясь в Небесном Замке, как у себя дома. Смотрел ястребом и в душе ядовито улыбался, когда все, даже самые высшие чины трёх рас, услужливо склоняли перед ним голову в уважительном поклоне. Конечно, ведь без него не было бы этого вашего белого солнца. Кто из ныне живущих посмеет не склонить голову перед единственным учителем и наставником действующего Небесного Императора? Все эти сосунки, трясущиеся в страхе позади него, или те, кто, завидев его, вежливо встаёт в поклоне, видят в нём не меньшее божество, чем их обожаемый Император. Но здесь Вашиджо не для того чтобы исполнить роль отца на свадьбе его лучшего ученика. Он здесь, чтобы сделать сильнейшие из существующих усмиряющие противодемонические руны. Вашиджо Танджи — лучший магический ювелир Империи Белого Солнца. Вакатоши сообщил ему о своём намерении ещё до того, как захватил демоническую Бастилию. Уже тогда старик начал готовить свой особый подарок: переплетённые в бесконечных узлах цепочки, в перекрестьях которых припаяны сильнейшие сдерживающие руны. Тончайшее украшение, которое будущей невестке уже никогда не снять без согласия целого круга лиц, будет опоясывать его тело, высасывая всякую магию подчистую. Если они всё-таки переборщат с «отсосом», то всегда можно одну из рун заменить на более слабую или вовсе изъять. А сделать это сможет только он. Лично. Поэтому все перед ним едва ли не на коленях ползают; знают, одна его ошибка — и они все трупы. Один из слуг бережно несёт тяжёлый деревянный сундук. Даже будучи плотно упакованными, лежащие на бархате цепочки звонко бренчат. Эх, молодёжь, руки всё дрожат. В его время такая дрожь каралась более чем строго. Завтра ночью его ювелирная работа станет второй кожей тирана. И он ох как этого ждёт. *** Тендо никогда не прекращает свистеть. Этот звук расслабляет, не так ли? Вверх по лестнице улизнули две служанки, обмывавшие — ахах! — невестку, а сам Сатори азартно дёрнул бровью. — Тендо, не вздумай. — Чего не вздумай, Вакатоши-кун? Я же ничего ещё не сделал! — ангел невинно поднял руки на уровне лица. Император смерил его невпечатлённым взглядом, моргнул, не сводя стальных глаз. Тендо никогда не умел против них бороться. — Да понял я, понял! Не трону я вашего Тоору. Ушиджима кивнул. Сегодня он пришёл в полной боевой готовности: мастер защиты Дайчи, ударная сила демонов Бокуто и Куроо, иллюзионист Тендо, лучший лекарь империи Сугавара. Каждый из них приложит все усилия, чтобы заковать Ойкаву Тоору в цепи. Охранники отворили железную толстую дверь, впуская компанию в темницу. Ойкава лежал на полу спиной кверху, распятый и нагой, придавленный заклятьями Танаки и Нои, злой и шипящий на всякий звук, на который не мог даже головы повернуть. — Чудесный вид, Ваше Супружеское Высочество. Нам точно можно видеть вас в таком положении? — Тендо не сдержался, как и всегда. Ойкава яростно зашипел, суть двинув головой. Звонко клацнули клыки, когда Танака прижал затылок Владыки к земле. — Тендо! — заголосили сразу несколько особенно смущённых особ. — Тендо молчит! — предупредил советник рык его повелителя. — Ойкава, — начал Вакатоши. — Сейчас мы наденем на тебя сдерживающую броню. Лучше не сопротивляйся. Ойкава только рыкнул, истощённый пыткой жёстких мочалок, пожирающего холода и бесконечно омерзительных заклятий, увеличивающих давление. Он из-за этого давления не мог даже челюсть от пола оторвать! Оставалось только бессильно рычать раненным зверем и выжидать, когда им всё-таки придётся ослабить эти мерзотные заклинания, чтобы сделать то, чего он им не позволит. Ушиджима кивнул двум подчинённым. Не новички, но и не опытные вояки, эти двое верным хвостом следовали за Савамурой, переняли многие его техники, усовершенствовав их на двоих. Танака и Нишиноя находились в этой камере чуть больше двух часов и выглядели так, будто это их самих держат под пытками. Чем сильнее сопротивление, тем больше сил приходится вкладывать в заклинание. — Хорошая работа, парни! — мокрые от пота и постоянного напряжения, ангелы довольно кивнули. Что может быть лучше похвалы учителя? Все заняли свои места. Сугавара бережно опустил деревянный ящик на сырые камни. Полетели искры. Под резной крышкой скрывалось оно — устройство, великолепное в своём исполнении, от которого зависели их жизни. Тендо вытянул за тонкие золотые цепочки платье, по форме напоминающее торс. Как только эта конструкция закрепится на теле Владыки, руны проснутся и придут в действие, сужаясь и сдавливая тело везде, где смогут дотянуться. Разноцветные камни вопьются в кожу и станут непрерывно откачивать магию. Но чтобы это произошло, в это «платье» нужно вдеть тело. А вот тут вот начинаются реальные проблемы. Ноя и Танака по команде Дайчи ослабили заклинания достаточно, чтобы ангел смог подвесить демона цепями под потолок. Но когда всё проходило гладко с Ойкавой Тоору? Владыка встрепенулся, моментально поднимаясь на руки. Но вздёрнутая макушка упёрлась в сотню магических мечей, местами уже проткнувших белоснежную кожу. — Хо-о? — Ойкава размял челюсть. — Тендо-кун, ты, что ли? — Конечно, Тоору-кун, — красноволосый ангел зловеще улыбнулся, отзеркалив приветствие. — Для тебя всё самое лучшее. — Кто бы сомневался. Ойкаву это достало. Мало того, что его связали неравноправной рабской печатью, которая неистово жгла сердце последние несколько часов, так ещё и эти нелюди собираются надеть на него какую-то чертовщину! Челюсть разжалась в угрожающем рыке, позвонки на спине волнами заходили, кожа на копчике пошла трещинами, вырывая на свободу его. Толстый драконий хвост забил плетью по полу. Никто особо не разбирался в породах демонов, да и они сами в курсе не были. Какая разница какого ты вида, если это даёт тебе преимущество в бою? А вот остальным нужно действовать быстро. Либо ты — либо тебя. Над ним разверзлось ослепительно белое сияние, раскрывая магический круг. Демонята, которых он самолично взял под крыло и обустроил им царскую жизнь, воткнули в него свои когти, придавливая к ледяным камням. Перед лицом на колени опустился ангел с доброжелательным лицом. Тоору не успел моргнуть. Ох, зря, очень зря он не держал глаза закрытыми. Сугавара взял его лицо в свои руки и, не моргая, прошептал всего пару строк. Щёки обожгло зловредным заклинанием, Ойкава заорал, выпячивая глаза и запрокидывая голову. Вспышка защитного заклинания — и всё затихло. Коуши бережно уложил голову демона на бок, неторопливо встал и отряхнулся. Похлопав в ладоши, он своим приторным голоском улыбнулся: — Давненько я не практиковался! Все застыли. Один Дайчи самодовольно просиял, уперев руки в боки, мол, мой парень всё могёт! А сам немного сузил волшебный сияющий круг под потолком. Работа в команде — это вещь! — Суга-сан! — в один голос заорали ученики, снова воспылав страстью к тренировкам. — Танака, Нишиноя, вы можете отдохнуть. Ойкава не сможет двигаться ещё пять минут, поэтому времени у нас в обрез. И правда, после таинственных махинаций Владыка ничком лежал, даже моргнуть, казалось, не мог. Сугавара сказал, что это сильнейшее парализующее заклятье, которое он видел. Поблагодарил Акааши и рассыпался в комплиментах обширной библиотеке, когда закрывал поверженному демону глаза, чтоб не травмировать их. Действовали слаженно и быстро, в несколько пар рук защёлкивая цепочки вокруг шеи, рук, предплечий, грудной клетки, талии, бёдер. В малейшем касании чувствовалось напряжение мышц, блокируемое магией Сугавары. В обманчиво расслабленной позе виделась готовность убивать, как только действие оков закончится. Вместе с последним закрытым замком заискрились руны. Они сеткой обвивали демоническое тело. Полетели искры, слышалось шипение натянутой кожи и скрежет зубов, даже сквозь парализующее заклинание вцепившихся друг в друга от боли. Хрупкие золотые цепочки змеями завились, плотнее облегая изгибы, прижимаясь к переломам и не сошедшим ещё синякам. Действие магии Сугавары закончилось, и Ойкава завозился, изламываясь в болезненных спазмах. Хвост скрылся в торчащих позвонках, а клыки запрятались обратно. Тоору стонал и вился, удерживаемый за руки, чтоб не сорвать процесс неосторожным касанием. Руны в золотых окантовках маленькими тварями до крови впивались в тело и наливались светом, становясь тем ярче, чем больше сил забирали. Ушиджима стоял перед ним и не моргал, впитывая каждый миг чужих страданий. Ойкава зарычал на него: — Я… не позволю! У- — и отрубился, истощённый разовой потерей всех остатков так бережно сберегаемых им магических частиц. Все наконец-то выдохнули. Кто-то утёр пот, кто-то устало пожал плечами. Бокуто встряхнул руками, прогундев себе под нос что-то очень похожее на: «Вот это силища!». Куроо пятой точкой уселся на мокрые камни, пока Савамура снимал огроменные печати. Коуши распрямлял скрученный торс Владыки, ослабляя нагрузку демона на его же спину. — Теперь он не опаснее человека. И хоть для них, существ сверхъестественных, это должно было звучат успокаивающе, они все знали как минимум одного человека, который даже без оружия был ровней целой армии. *** Вашиджо ходил вокруг кровати «пациента» уже который круг. На небе полная луна напитывала сквозь прозрачные оконные стёкла ещё не окрепшие руны большей силой, а сам ювелир обдумывал, где ещё добавить злосчастных цепочек и рун, чтоб лежащий перед ним на шелковом белье демон оставался таким как можно дольше. Оказывается, у него есть хвост. Почти для всех в этом замке сей факт ничего не значил, но для него, таинственного серого кардинала, это было решающим фактором. Демоны, не знающие о своих собратьях ничего, и ангелы, слишком однотипные по своему строению, никак не могли оценить сокровище, попавшее к ним руки. Только в руках опытного мастера алмаз принимает форму, которую по праву можно назвать драгоценной. Позади него стоял его помощник и императорский астролог, благодаря которому сие творение удалось на славу. Без правильной подпитки руны могут возыметь обратный от должного эффект. Без этого талантливого парнишки Владыка Демонов не предстал бы перед ними в таком беззащитном состоянии, а наоборот, сейчас они сами уподобились бы ему. Акааши смотрел на бывшего повелителя равнодушно, хотя Бокуто за его плечом так напряжённо думал, что его мысли можно было чуть ли не буквально резать десертным ножичком. Хотя нет, всё-таки тесаком. Нужно было подготовить ещё пару десятков рун. Каждая из них должна быть идеальной формы, без трещин, зазубрин, потёртостей или сколов. Эту часть он мог со спокойной душой доверить Вашиджо-сенсею, чей опыт сослужил им хорошую службу. Его же задача состояла в том, чтобы верно высчитать фазу Луны, в свете которой одна конкретная руна обретёт свою полую мощь. И нет, не всем рунам подходит полнолуние или новолуние. Будь всё так просто, Акааши не стал бы этим заниматься. Акааши был проницательным, Акааши был умным. Но самое главное — Акааши был запасливым. В чёрной как смоль небольшой шкатулке хранилось ещё шесть маленьких камешков, блёклых и одноцветных, но заточенных под разные нужды, сейчас они крепились к тонким цепочкам морщинистыми руками мастера. Через несколько часов, когда кропотливая работа будет окончена, они позовут Дайчи-сана и Императора, закрепят новые кольца персональной тюрьмы на демоне. Акааши был запасливым, а Вашиджо — параноиком. Потому сейчас, в лучах восходящего солнца, они под его чутким руководством пропускали тончайшие золотые оковы между бёдер Владыки, скрепляя их с теми, что обвивали талию, окольцовывая тем самым область хвоста. И ещё, конечно же, им предстоит такая же операция через несколько часов, когда бедным слугам придётся впихнуть Ойкаву в платье. В свадебное! Мать его! Платье! Любой, служивший в этом замке дольше одной секунды при бывшем правителе, знал, насколько губительным может быть совершенно невинное действие, за которым можно хотя бы гипотетически узреть оскорбление Его Демоническому Высочеству. Шрамы меж чёрных крыльев до сих пор ныли по утрам. Укладывая бессознательного демона в его новые покои, Акааши устало поправлял очки. Наконец-то этот день настал. «Да возрадуются звёзды!» — гласила надпись на левой прямой чёрной дужке его очков, украшенная в начале и конце маленькими бриллиантами. Время трубить колокола. *** Весь замок стоял на ушах. Конечно же, иначе и быть не могло. Ойкава верещал как резанный, а ты ему и слова вставить не можешь, ведь теперь он, бывший пленный, у которого синяки просвечивают через любую одежду, стал (почти официально) супругом Небесного Императора. Единственное, что отвлекало разгневанного Владыку («Истеричку!» — думал Кей), были ссоры с крутившимся тут и там Куроо-саном. Назойливый демон с самого утра ходил за ним гиперактивным хвостиком, Кей не смог даже позавтракать как следует! Хотя, думает он, чёрт с ним, с этим завтраком. Просто побыстрее разобраться бы с одеванием невесты. Четыре часа и тридцать четыре минуты назад. Надоедливая муха кружила над ним вот уже минут семь, но он успевал проваливаться в сон за мгновенье до того, как открыть глаза. Но муха эта была подозрительно больших размеров, что аж загораживала не прикрытое занавесками солнце. Стоп. С каких пор в его замке нет занавесок? В его-то комнате! Глаза распахиваются, обнажая гневный взор Владыки. Вот только никто не содрогается. Наоборот, слышится удовлетворённый выдох. Перед глазами плывёт, муха обретает вполне человеческие черты, окрашивая чёрную макушку в пепельный цвет. — Ну слава богу ты проснулся! — подозрительно знакомый голос слышится очень отчётливо. Первое, что замечает Ойкава, проснувшись, это Сугавару. Но сразу за этим, будто стремясь перегнать предыдущий сигнал, приходит изнеможение и усталость. Тоору никогда не чувствовал себя настолько вымотанным. И пока его непослушное тело поднимают в несколько рук, перед глазами проносятся смазанные воспоминания. Зрачки расширяются, а клыки непроизвольно стремятся наружу. Коуши едва успевает убрать свой нос от чужого лица, когда перед ним клацают вполне себе обычные зубы. Но рычит-то Ойкава по-настоящему. — Воу, воу, ты полегче, Владыка, — сверху иронично хмыкают, — у тебя сегодня большой день. О-о-очень долгий день. Бокуто, вот же засранец! — По... Почему. я не м-могу… — челюсть тоже не слушается. Будто это было сюрпризом, боже! — Потому, Ойкава… Можно я буду звать тебя Тоору-кун? — не дождавшись кивка, Сугавара продолжил. — Потому что руны на твоём теле высасывают из тебя всю магию. Но! — он щёлкнул — Владыку! Вы не поняли — Владыку Демонов! — по носу, прерывая очередной рык. — Адаптироваться придётся быстро, ведь сегодня ты выходишь замуж! Спустя мгновенье тишины слышится задушенный, похожий на пропитого алкаша, смех. Ойкава зарычал на его обладателя, а Коуши непонимающе поднял брови, невинно наклонив голову: — Я сказал что-то не так?.. — шокировано выдохнув, он спохватился: — Женишься, конечно женишься, Тоору-кун, не переживай! Куроо не выдержал и заржал в голос. Бокуто поддержал, но не так смело. Ойкава свёл брови, искажая красивое (по чьим это интересно меркам?) лицо в гримасе бешенства. Но тут же его голова обессиленно упала, выгибаясь в чужих руках. Появилась одышка, а от напряжённого желания пошевелить хоть чем-нибудь на лбу проступил пот. С тупым лицом пялясь в потолок, Ойкава признал, что попал в ад. С этого момента его одевали, мыли, поили и кормили, как безвольную плюшевую игрушку. Вертели и рассматривали, приводя в божеский вид. А занимался этим непосредственно Цукишима Кей. Шимидзу-семпай иногда заглядывала, конечно, но пока дело не дошло финального выхода и фаты, её больше интересовали убранства тронной залы. Самый большой стресс и Ойкава, и Цукишима испытали одновременно. Когда Владыка увидел свадебное платье. Не костюм, в котором — конечно же! — будет Ушивака, а чёртовоматьегогрёбаное п-л-а-т-ь-е. С туфельками, рюшами, вырезами в неположенных местах, прозрачной тканью и прочими мерзостями, которые он никогда не допустил бы в своём доме! Цукишима потратил почти сорок минут только на то, чтобы собрать разбежавшуюся прислугу снова в этой комнате, а Ойкаву заставить переключить внимание на что-то другое. Куроо-сан отлично с этим справлялся, и Цукишима отдаёт ему должное. Хоть в чём-то он хорош. Остроты сыпались вместе с бусинами разорванной бижутерии, которую наотрез отказывался надевать Владыка. И хотя держался он бойко (ходить правда не мог, но все этому только рады), вскоре его силы иссякли. Когда он начал оседать на пол, Бокуто, подошедший только что, и Куроо подхватили его, усадили на заранее подготовленный стул без спинки. Шёлк прильнул к горячему телу. Теряя магию, организм, подобно случаю с кровопотерей, вырабатывает больше магических частиц, больше впитывает, тратит больше ресурсов, в том числе физических. Температура тела поднимается, дыхание учащается, и всё тело работает на то, чтобы поднять уровень магии до минимального приемлемого. Но эти треклятые руны забирают всё без остатка. Круг закольцовывается, а все только и рады. Бокуто и Куроо зябко пожимают плечами. Никому, кроме них, в этой комнате не понять, что влечёт за собой такое состояние. Смерть. Организм, перенапрягаясь, перестаёт следить за физической оболочкой, ведь «магическая кожа» ближе лежит к душе, потому выходит на первый план. Если не дать магии подняться до минимальной жизнеспособной отметки, тело начнёт таять на глазах. Сначала аномально маленький вес, разрушение тканей, увеличение хрупкости костей, когда малейший удар равняется перелому, а любое касание оставляет синяк, не сходящий неделями. И гниение. Мозг и органы, зависимые от крови, которая больше не вырабатывается, гниют, уничтожают сами себя. И процесс этот может занять годы. Годы бесконечных болей, бессонницы, ожидания смерти, которая всё никак не может забрать тебя. Бокуто и Куроо видели все ужасы этой мучительной пытки и даже сами были в этом состоянии, правда всего несколько часов, и то на поле боя. Но потом им дали восстановиться. Их спасли. Ойкаву же с разбега бросили в бездну самоуничтожения. Смотря на ангелов, которые недовольно шикали и ехидно улыбались, Куроо сокрушённо качал головой. Эти сосунки даже не представляют, какую нагрузку пытается осилить это тощее тело. Тецуро переглянулся с другом, и, когда тот кивнул, принялся с утроенным усердием шпиговать Владыку шуточками-прибауточками. Пускай ещё немного отдохнёт. К концу экзекуции осталось два финальных штриха: вдеть Ойкаву в каблуки и фату. И пока ноги демона держали вчетвером, позволяя другим надеть хрустальные туфельки, в костюмерную с высоким зеркалом зашёл Вашиджо. В его морщинистых старых руках облаком лежала белоснежная фата. Тоору поставили на ноги и тут же обратно усадили, «приклеив» к неудобной обуви. Ювелир обошёл демона по кругу, придирчиво оглядывая. Полупрозрачная ткань была уплотнена там, где синяки и кровавые гематомы не удалось скрыть, оголённые плечи и изящный пояс подчёркивали худобу и гибкость каждого движения. Длинные воздушные рукава с расшитыми драгоценными камнями манжетами мягко заковывали «невесту» в «наручи роскоши», «парящий рукав» был добавлен поверх правого рукава, там же, где красовался золотой «рогатый» наплечник. Двухслойная юбка успешно закрывала бинты на сломанной ноге, которую впопыхах залечили. Золотые цепочки, водопадом падающие поверх платья меж двумя тёмными брошками, перетягивали внимание от подозрительно блестящих рун под платьем. Слегка подкрашенные губы и ресницы, мастерски скрытые синяки и кровоподтёки. Хрупкие каблучки, звенящие в унисон со всеми цепочками на его невероятно соблазнительном теле. И фата в его руках. Вашиджо знал: не о чем переживать. Для других от выглядит как придирчивый старик, желающий своему ученику всего самого наилучшего. Демон, заглянув в его глаза, полыхнул ненавистью и отвращением. О, он вскоре приручит эту строптивую пташку, сделает из неё настоящий алмаз, достойный его — лучшего на всей земле ювелира. Ойкава прекратил играть, когда вошёл старик. Сел прямо, взгляд его стал стальным, а сам он замер, сквозь зеркало следя за человеком с фатой. Расшитая будто птичками воздушная ткань легла на его рога. Под хриплый старческий голос прислуга обвивала вокруг них очередные цепочки, под тканью прятавшие руны. Челюсть у Ойкавы всё-таки дёрнулась, когда одна неуклюжая девчонка мазнула волшебным камешком прямо по кончику пульсирующего в горячке органа. Старки перед ним улыбнулся складками морщинистого лица. Ойкава прищурился. — Теперь приготовления закончены, — хлопнул в ладоши Цукишима, нервно поправляя очки. Вашиджо со странным блеском в глазах медленно опустил фату на прекрасное лицо. Ойкава провожал его взгляд до самого конца. Как ни странно, под прозрачной тканью почти ничего не видно. И ощущается она как-то тяжело. Её полы достали до пола — так ему казалось. На самом деле она двумя метрами тащилась позади него. В двери постучались. Зашёл Савамура, его голос Ойкава знал хорошо, и кто-то ещё. Молчаливый гость шёл грузно, будто тащил на себе непомерный груз ответственного решения. Слуги, трепеща, разбежались в стороны, словно отхлынувшая волна тараканов, а ангел и молчаливый незнакомец взяли его под обе руки. Все остальные покинули комнату. Незнакомец впихнул ему букетик в руки. Куроо пошутил, что будет первым, кто поймает букет невесты. Пошёл на хер, Тецу-чан. Ступали его провожатые почти синхронно. Видна армейская выправка. Вели прямым пустым коридором. Вся толпа собралась в тронной зале, откуда несло цветами (боже, слишком воняет розами!), а простой люд, принарядившись, ждал своей очереди под царским балконом. Каждый его шаг звенел в стёклах, отдавал эхом в костях и стенах. Скрадывающие шаги ковры появятся за поворотом, когда он предстанет перед закрытыми белыми дверьми. А пока они идут неспешно. Ойкава всеми силами пытается не опираться на них, но тело не слушается, а цацки, которые на нём едва ли не пиявками вьются, стягивают тело, лишая любых зачатков магических сил. Когда он оступается из-за резкой боли в ноге, его руки крепче сжимают, но шага не сбавляют, не дают передохнуть и сразу задают темп. Бесит. Даже сквозь фату он видел слепящие белые коридоры. Господи, куда подевались шторы?! Перед лицом летают осыпающиеся лепестки тёмно-алых роз. Белая шёлковая ткань щекочет лицо. И вот его провожатые поворачивают. Нога в неудобной хрустальной туфельке ступает на мягкий ворсовый ковёр. Он стелется впереди кровавой дорожкой, но идти недолго. Он знает свой замок наизусть. Шесть, пять, четыре, три, два, один… Они замерли перед серым пятном. Белый цвет украла тень. За ней не слышно ни звука, даже ветер, пускавший вальсом лепестки роз, затих. Ойкава не слышит дыхания толпы. На краткий миг, но он позволяет себе пропустить мысль о том, что это всего лишь кошмарный сон. Сейчас дверь откроется, и он проснётся на мокрой подушке, а за окном будет так же мрачно, как и всегда. А под дверью будет караулить рыцарь в купленных ему Владыкой новых доспехах. Но… Но дверь открывается, а за ней его ждёт ослепительное ничего. Первый миг Ойкава даже не уверен, дышит ли он. Но провожатые ведут его дальше по кровавой дорожке, а по бокам оглушающая тишина. Они доходят до середины круглой залы, ступая на другой, более мягкий ковёр, на котором можно со спокойной душой спать, и сверху водопадом сыплются потоки красных лепестков. И зала отмирает. *** Ячи неловко топталась в куче народа. Все возможные вельможи, успевшие занять места или получившие приглашения, плотной кучей жмутся к красной ковровой дорожке, на одном конце которой находится высокая белая с золотом дверь, а на другом под лентами и импровизированным, летающим в воздухе над ним алтарём, стоит Его Величество. Он стоял здесь даже до того, как в зал пустили гостей. Стоял недвижимо, с идеально прямой спиной, в идеально сидящем бело-сером свадебном костюме, с не сокрытыми магией белоснежными огромными крыльями. За всё время он ни разу не шевельнулся, не откликнулся на крики и вопросы, и только движение век выдавало в нём живое существо, а не мраморную статую. Сама Ячи нацепила простенькое белое платье без рукавов, которое ей настойчиво всучивала Киёко-сан. Ячи не могла отказать, особенно когда богиня –кхм! — советница заплела ей белые цветы-колокольчики в причёску. И сейчас она стоит здесь. Все приближённые: Тендо-сан, Киёко-сан, даже Бокуто-сан! — стоят галочкой на короткой лестнице, ведущей к Тронам. По негласному правилу, которое Хитока подслушала на кухне, Троном считается только один — императорский. Второй лишь так, формальность. Никто не собирается признавать тирана правителем, кем бы он ни приходился Императору. Но несмотря на это, в зале стоит гробовая тишина. Открытые настежь окна доносят бубнёж народа, а внутри слышны лишь редкие вздохи дамочек, которые решили, что своими роскошными (строго белыми, по личному приказу Императора) платьями смогут затмить невесту. Двери распахнулись, и Ячи обомлела. Как и все. Казалось, они все вдохнули и не решались выдохнуть, чтоб не дай бог не сдуть это наваждение. Ячи показалось, что будь облако человеком, оно бы выглядело примерно так. Или нет, не облако. Сам свет будто обернулся человеком. В идеальной тишине он плыл по воздуху, как лебёдушка, — столь невесомыми казались его шаги. Тонкая бижутерия, яркими бликами соперничающая с солнцем, птичьими переливами звенела под потолком. И только когда розы посыпались с неба, люди ожили, вдохнув спасительный кислород. Запах роскошных, едва ощутимый духов заполнил зал. Возгласы восхищения и аплодисменты заполнили тронную залу. Люди, ангелы и демоны забылись, не желали вспоминать, кто идёт под фатой навстречу Императору. И вот демона подвели к ступенькам. Провожатые расступились, и вновь зал оглушила тишина. Ойкава опустился на колено, почтенно склонив голову. Цепочки звякнули перед глазами, эхом разносясь по алтарю. Тоору был искренне против, но губы задвигались сами по себе, смакуя клубничную полупрозрачную помаду: — Ваше Величество. Ушиджима кивнул, передавая бразды церемонии в руки пожилого священника из людской расы, как нейтральной меж ними. Он терпеливо подождал, пока Ойкава поднимется с колен, пройдёт по ступенькам и встанет напротив Императора, ровняясь со своим тёмным троном. Над ними летали красные ленты с золотыми колоколами, букеты цветов и ожившие фигурки купидонов. Ушивака нежно обхватил его ладони, сжимающие связку цветов, как спасительную соломинку. После долгой и утомительной речи, рассказывающей всю важность брака в понимании ангелов (конечно же! До демонических обычаев ведь никому нет дела, верно?), священник прокашлялся и с новой силой продолжил: — Согласны ли Вы, Ваше Императорское Величество, наш повелитель и властитель Империи Белого Солнца Ушиджима Вакатоши, жениться на Владыке Демонов, тёмном государе Ойкеве Тоору? — ах вот как! Значит ушивакин титул мы расписали, а его, понимаете ли, нет! «Вот снимите с меня эти цацки, я вас задам!» — ревел в душе Ойкава. — Да, согласен, — голос у Ушиваки был хриплый. Смущается что ль? Толпа радостно взвыла, люд на улице подхватил, но через полминуты все стихли. Приготовились. Куроо распрямился, Бокуто быстро помял свои губы и успокоился, а остальные глубоко вдохнули и задержали дыхание. Давай же! — Согласны ли Вы, Владыка Демонов, тёмный государь Ойкава Тоору, выйти замуж за Его Императорское Величество, нашего повелителя и властителя Империи Белого Солнца Ушиджиму Вакатоши? В этот краткий миг, когда само Солнце остановило свой бег, когда его бывшие подданные глазели на него, его народ, перемешавшийся с захватчиком, с его пленителем, затаил дыхание, когда всё его естество, его гордость, сила, сущность боролись против двух слов, заклинание, выжженное на его сердце, забилось и зароптало. Короткая борьба, длившаяся пока звук только лишь формировался в глотке, была невидимая, но ожесточённая. Никогда так остро не ощущались ставки, стоявшие на чаше весов. Ушивака едва заметно кивнул и — мать его! — улыбнулся. Он знал. Всегда знал. Сукин сын. — Да, согласен. Он проиграл. Толпа взревела. Ветер завыл, вспыхнул свет, посыпались букеты роз. Ушиджима потянулся руками к его фате. Ойкава хотел крикнуть: «Стой, подонок!» — но снова не смог. О, кажется он начал понимать, почему его не убили. Всё, что происходило, выглядело как наихудший кошмар из всех возможных. Который только начинался. Поднесли кольца. Непослушная рука легла в чужую как влитая. Хрупкая и бледная, как вся его душа прямо сейчас. Дрожь души игнорировалась равнодушными руками, повинующимися опротивевшему заклинанию. Кольцо надето. Хрустящая ткань откинута назад, опадая к подружкам, шлейфом тащившимися за ним. Звякнули цепи. Засветились руны. Свечи взволнованно задрожали. — Объявляю вас мужем и женой! — и хотя у священника был подготовлен совершенно другой текст, стало не до исправлений. Колокола над молодожёнами пришли в движение, разнося величественный звук на сотни метров вокруг. Ойкава ослеп от света, но закрыть слезящиеся глаза не мог. Впервые он готов был умолять не делать его этого. Впервые он готов был поступиться своей гордостью, своей мечтой, лишь бы не допустить краха его реальности. Что угодно взамен. Прошу. Но Ушивака никогда его не жалел. Ломал ноги, бил в самые болезненные места, использовал самые жестокие заклинания и методы воздействия. Вместе с властным поцелуем глазницу покинула горькая слеза. Незнакомец, стоявший в тени, в хватке раздавил подарочную брошь. Стальная, с простым дизайном, она отягощала его, давя на сердце. Он прекрасно знал этот взгляд. Видел его в кошмарах, как только над головой развеялись флаги белого солнца с золотой каёмочкой. Видел и боялся. Так смотрели на него те, кто не хотел умирать. Но те, которым пришлось умереть. Иваизуми, сжимая бешено колотящееся сердце, впервые засомневался. Неужели растоптанные мечты стоят того, чтобы жить?.. Вакатоши повёл своего избранника на балкон. Сверху сыпались бесконечным дождём чужие шляпки, веера, цветы и даже украшения. Но толпа волнами расступалась перед ними. Он посмотрел на Ойкаву. Тот не реагировал, не моргал и, казалось, не дышал. Балкон встретил их поздравлениями в адрес Императора, мысленными проклятьями в сторону Владыки и сотнями неразборчивых криков. Ушиджима улыбнулся, когда во второй раз поцеловал Ойкаву под рёв безликой толпы. Пускай строит из себя недотрогу, ничего, оправится. Ему предстоит много работы. Иваизуми не помешает, ведь это он заключил эту варварскую сделку. Ойкава, ты хоть когда-нибудь распоряжался своей жизнью сам? По тихому приказу он бросил цветы в толпу, та визжала и дралась, но Императору плевать. Пускай делают что хотят, у него своих забот полно. *** Праздничный обед прошёл шумно и весело, но в Ойкаву не удалось впихнуть ни крошки. Строптивый. Пускай брыкается, пока силы остались. Проводимая на закате церемония уже перешла в ночные гулянки, но стоило луне осветить центр залы, Ушиджима встал и подошёл к тёмному бархатному трону, галантно наклоняясь и подавая руку. Когда бледная ладонь легла в его смуглую, он легко помог демону выбраться из роскошной ловушки унижения и повёл своего супруга под руку в опочивальни. Наступило время брачной ночи. Перед глазами всё заплыло серым. Этот цвет некогда ассоциировался с прекрасным утром, ведь серый — это почти белый, и уж никак не чёрный, обычно застилавший всё небо. Сейчас серый скрадывал слепящую роскошь интерьера, смазывал очертания людей, смешивал звуки голосов и звон вилок о тарелки в одну неописуемую какофонию. Кто-то с ним говорил, и в душе поднималась буря негодования и возмущения каждый раз, как этот голос оказывался рядом. Его усадили на кровать. Ойкава не был паникёром, просто хотел всеми доступными способами вернуть прошлое или отсрочить неизбежное будущее. Он ногтями вцепился в шёлковую ткань костюма, обтягивающую мощные мышцы. — Хватит. Пожалуйста. Ушивака над ухом вздохнул, опустился на колено перед ним, приобнял за тонкие предплечья. — Так надо. — Ойкава на это скрипнул зубами. — Кому надо?! Всё! Ты своё дело сделал! Растоптал всё, что мне дорого, забрал у меня магию, королевство, его! Что ещё тебе надо?! Чего ещё ты хочешь от меня?.. — сдерживаемые слёзы отчаяния полились. Печать удерживала его только от убийства, но не от позора. — Ойкава. Тоору, — он пальцами стёр мокрые дорожки, — так надо. Я бы не убил тебя, даже если бы хотел. Просто в этот раз тебя продал Иваизуми. — Продал? Ч-что?.. Ушиджима залез под юбку, освобождая ноющие ноги от хрустальных оков с каблуками. — Он пришёл ко мне и сказал, что поможет победить тебя, если я оставлю тебя в живых. — Н-но ты сказал, что… — … Да, — он уложил Ойкаву на спину, нависнув сверху, приобняв шею рукой, чтоб уберечь рога демона. — Я бы и так тебя не убил бы. — Так зачем всё это?! — клыки, прорезавшиеся было наружу, моментально исчезли. — Подумай сам. Твой самый доверенный человек продал тебя и все твоё королевство злейшему врагу. Этим он сам разрешил мне делать с тобой всё, что я пожелаю. — И всё это?.. Ушиджима провёл рукой по контуру лица демона. Наклонился ближе и прошептал в самые губы с лёгкой полуулыбкой: — Верно. Всё это — моё желание. Ах. Вот оно как. Это с самого начала была искусно расставленная ловушка, просто Иваизуми немного облегчил процесс. И хоть пора бы сдаться, Ойкава всё ещё не хотел вручать этому отродью, разрушившему весь его мир до основания, своё тело. Последний оплот его души, его гордости. Если он проиграет, то с честью. Он будет драться. Сильные руки придавливали, чужеродные горячие губы метили шею. Этот страшилище зубами срывал с него одежду! Изверг! Ойкава брыкался, но вряд ли это было большой проблемой. Сил, которые не успевали накапливаться, не осталось совсем. Когда в него вошли, он мог только беспомощно глазеть, надеясь прожечь дыру в глупой тёмно-зелёной головешке. Ушивака придерживал его голову, чтоб рога не упиралась в шелковые простыни. Его собственные руки изредка хватались за мускулистые предплечья, дыхание становилось тяжелее с каждым потерянным выдохом. Ойкава был готов с позором отрубиться, но Ушивака притормозил, хотя готов был кончить. Вот так выдержка! Урод. Достал заготовленную заранее особую руну. Она была тёмно-синяя, крупная, с пол пальца в длину и толщину, и достаточно выпуклая, чтоб выступать в обтягивающей одежде. Ойкава вопросительно моргнул. — Это особый свадебный подарок Вашиджо-сенсея. Он искусный ювелир и хороший шутник. Сказал, что эта руна поможет тебе родить. — Ч-что?! — сиплый голос восстал из мёртвых. — Мне нужны наследники, но я хочу только тебя. Теперь, думаю, эта проблема решена, — он поднёс зловещую руну к пупку. Ойкава был горячим и потным, но сейчас весь жар внезапно оказался холоднее льда. Он изо всех сил вцепился в загорелые запястья. — Не бойся. Это произойдёт постепенно, твой организм перестроится. Хотя Вашиджо-сенсей сказал, что конкретно для тебя роды уже предусмотрены природой. Руна коснулась пупка. И подобно остальным впилась в кожу. Ойкава заорал, выгибаясь, а Ушиджима, смешно сведя брови, кончил. Волшебный камень заискрился, налился светло-голубым сиянием, посылая сигналы тока по всему телу демона, заставляя его орать и метаться по пастели, и через минуту погас, забирая ощущение реальности у обоих. Для Ойкавы это был финиш. *** — …верены? — Коне..! — ...ина… его? — … те! Нужно де… Гомон голосов разносился по комнате. Каждый из уникальных наборов звуков заполнял помещение, делая душный воздух плотнее и ощутимее. Ближайшие компаньоны Его Величества собрались в его спальне. На шёлковом белье трупом лежал холодный Владыка. — Заткнитесь все! — не выдержал Сугавара. Он никогда не повышал голос, оттого эффект оказался соответствующим: все замолкли, беспомощно воззрившись на него. — В первую очередь у меня есть вопрос к Его Величеству, — рассерженный ангел повернулся к стоящему у окна Императору. — Почему вы сообщили о его состоянии спустя целых одиннадцать дней? — Это- — Это было по моей просьбе, — в комнату вошёл Вашиджо в сопровождении с Хитокой, которая первой заметила странности в поведении Его Демонического Высочества, когда раз за разом забирала пустые тарелки из императорской спальни. Словно кто-то выливал содержимое, а не съедал его. — Объяснитесь, пожалуйста, Вашиджо-сенсей, — Акааши устало поправил тонкие очки, звякнули цепочки. — Конечно, конечно. Дело в том, что я добавил некоторые особые руны, подаренные мне много-много лет назад. Мне нужно было понаблюдать за его состоянием, чтобы подкорректировать работу артефактов. Возможно, я немного переборщил. Взгляды снова вернулись к безмолвному демону. Ойкава лежал на боку, повернутый к окну, его голова слегка съезжала с подушки из-за неудобных рогов, руки прижаты к груди, а всё, что от пояса и ниже, закрывается тёмным атласным одеялом. Лицо его было серым и холодным, ни капли крови или пота, только плохо скрытая боль в складках нахмуренных бровей. Сугавара вздохнул и отодвинул одеяло к ногам, демонстрируя плотную сетку рун, клеткой запечатавшей демона в таком состоянии. Расстояние между двумя рунами было едва ли больше пол пальца. От шеи до середины бедра, от рогов до локтей, не считая отдельных более плотных браслетов на запястьях и щиколотках и особого золотого ошейника. Не говоря даже о всех запечатывающих заклинаниях, скрытых под каждым гобеленом в замке. На всех двадцати этажах, в каждой комнате, под каждым крупным предметом мебели. И все — нацеленные против одного существа. Дайчи лично рисовал каждый из них. — Нужно снизить нагрузку на организм. — Сугавара, ты предлагаешь уменьшить количество рун на его теле? — резко спросил Ушиджима. Вашиджо хмыкнул. Император действует в его интересах сам того не замечая. Глупый мальчишка. Все они. — Не предлагаю, а требую, Ваше Величество. Как его лечащий врач, — он коснулся рукой лба Ойкавы. Ледяной. — …Хорошо, — спустя минуту ответил Император. Кивнул учителю, тот ответил тем же. Как человек, который составлял карту рун, он сам вправе решить, какие руны изъять, а какие оставить. И самую главную он никогда не позволит тронуть. У Куроо мурашки ходили под камзолом, когда они десятками снимали проклятые камни. Ойкава квасился в этом состоянии одиннадцать дней! С другой стороны, все демоны могли спокойно передвигаться по замку, потому что благодаря целому ряду учёных и всего одному литру крови Владыки они смогли создать заклинания, заточенные против одной конкретной души. Маленькие, с половину ногтя, покрупнее и большие, с фалангу. Сотнями они висели на его теле, переливаясь перламутровой завесой. Это правда похоже на обдирание рыбной чешуи. Маленькие руны превращались в бесполезные камни, чернея, как только их с чавкающим звуком отрывали от тела, скакали по полу золой. Средние и крупные бережно откладывались в заготовленные под них шкатулки, чтоб при удобном случае снова нацепить их на непокорного демона. Чёрным песком перед кроватью стелились бесполезные ныне камушки. Плотная сетка стала свободнее, уже больше похожая на красивый аксессуар, нежели на кольчугу. Половина ладони между рунами. Ойкава задышал глубже. Вашиджо всех разогнал, когда Сугавара закончил беглый осмотр. А ведь всё начиналось так хорошо. Чуть больше десяти дней назад. Куроо откровенно ржал, когда Ойкаву забрали в опочивальни. Бокуто тоже. Да и вообще, злорадствовали все, кто только мог, умело опуская в издёвках один щекотливый момент: Император поцеловал Владыку при всех. Дважды. И хоть сей факт до сих пор не хотел укладываться в пьяных от эля и вина головах, настроение у народа было великолепное. Брошенный Ойкавой букет разорвали в клочья, развеяв по ветру, люди танцевали на выдуманных ими костях тирана до самого рассвета, не давая покоя бедным музыкантам. Яку как всегда был самым шумным. Никто и не заметил, когда и где он появился, а Лев, неудачно пошутивший об этом, вот уже битый час служил злобному коротышке танцполом. Все веселились, встречая неожиданный поворот судьбы. Дышалось легко и обнадеживающе, будто бы они выиграли очередную войну. С полуденным солнцем они разошлись. Куроо искренне надеялся встретить бешеного, словно пса, Ойкаву, который в его голове хватался за поясницу и ближайший косяк, испуская злостные шуточки про божественный столп Его Величества. Пьяно смеясь с шуточек в своей же голове, он и не заметил Иваизуми, который тенью бродил по коридорам. После гулянок их собрал имперский ювелир, велел в каждой комнате развесить по гобелену, каждый из которых изображал эпизод эпохальной войны за создание новой империи. Самый знаковый их них Куроо лично вешал в Тронной Зале, прямо позади парных знаков власти, лишь один из которых имеет реальное значение. Сцена свержения тирана. Подобно иконописному божеству Император копьём сражает демона-змея под его ногами. Чудесно, не правда ли? Куроо гордился фантазией художника и собой, когда вбил последний гвоздик. Ещё парочку красивых развесили в библиотеке. Там Бокуто хвастался тем, насколько правдоподобной вышла тканевая картина. Замок-шпиль, утонувший во тьме, закрывает восходящее белое солнце, разгоняя чёрные тучи. Ох, а сколько битв и пиров изображено в сотнях тех ковров, которые висят в коридорах. Идёшь, и перед тобой предстаёт целая история, с батальными сражениями, свадьбами, праздниками, даже пытками и карикатурами. Интересно, наверное, жить в своём же разрушенном доме, в котором теперь каждые пять метров висит твоё трёхметровое изображение, на котором ты слёзно умоляешь величественного императора пощадить свою жалкую жизнь? Куроо это нравилось, ведь он сам теперь на стороне героев, и, конечно же, изображён в лучших традициях былин: в доспехах, с мечом в руке и обаятельной улыбкой. Он не видел Ойкаву неделю, и ему это ой как не нравилось. Тендо тоже был недоволен, оттого становился ещё более невыносимым. Они ждали хлеба и зрелищ. Они получат его — предмет бесконечных издёвок. В библиотеке плотно так обосновался Акааши. Демон чуть ли не свил себе гнездо здесь: кипы заметок, документов и переведённых трактатов, одеяла на одном из диванов и всегда открытое самое верхнее окно. Пока Ойкава ныкался, как крыса, в своей норе, они могли наконец-то заняться тем, что откладывали на месяцы перестройки и суматохи. Сугавара воскресным днём поставил перед ним дымящуюся чашку, пахнущую корицей и пряностями. Кейджи встрепенулся, нахохлил крылья и вопросительно уставился на улыбающегося ангела. — Ты много работал. Это подарок, — кажется, именно Сугавара имел самую красивую улыбку на всех небесах под номером два. Первая, определённо, принадлежит Шимидзу. — Спасибо? — Не стесняйся, — не то чтобы он собирался. Облизнувшись, Акааши поднёс белую фарфоровую чашку к губам. Отхлебнул совсем немного, и растекся благодарной лужицей по столу (мысленно, конечно). Боже, как же это вкусно! Невероятно! Неописуемо! Великолепно! Кончики совиных крыльев трепетали в блаженстве, а Сугавара беззастенчиво пялился на довольное лицо демона. И хотя для остальных оно может казаться лишь слегка удивлённым, для знакомых с Акааши оно переводится как «никогда не пробовал ничего вкуснее, премного благодарен и требую добавки». — Здесь последние несколько месяцев светит солнце. Конечно, нас беспокоит отсутствие дождей, но именно такая земля подходит для выращивания кофейного дерева. Я посадил парочку таких на крыше, заглядывай. — Спасибо, Сугавара-сан, обязательно. — Я рад, — улыбнулся он ещё шире. Акааши не хотел затрагивать тему, которая вертелась у него на языке последнюю неделю, но никак не мог выкинуть её из головы. Допив кофе до дна, он немного нахмурился: — Вы что-нибудь слышали о Владыке? — О Тоору-куне? Нет. Это странно, на самом деле, ведь ему пора бы появиться на людях. Может стыд или что-то такое держит его? — залепетал ангел. — Стыд? Не думаю. Ойкава-сан всегда отличался его полным отсутствием, — хмыкнул Акааши. Его успокаивала болтовня наивного Сугавары. Будь Акааши не тем, кем он является сейчас, он бы мог даже вслух признаться, что Сугавара-сан очень мил даже по меркам ангелов. — Правда? — англе нелепо наклонил голову. — Тогда ждём новостей. Рано или поздно они появятся. — Гм, — кивнул Кейджи. Нечего забивать голову ненужными вещами. Ещё два дня прошли тихо. И Акааши хотел, чтобы так и оставалось, но прямо сейчас его среди ночи будил взволнованный Бокуто-сан, непривычно грубый в физических прикосновениях. Акааши подорвался, накинул чёрный халат и полетел за начальником стражи, чуть не забыв любимые очки на прикроватной тумбочке из тёмного дерева. Он не хотел этого признавать, но Ойкава выглядел ужасно. Сначала им всем пришлось напрячь слух, чтобы услышать слабое биение уставшего сердца, приглядеться, чтобы в тёмной комнате разглядеть редко вздымающуюся грудь. А когда Сугавара оголил его персональную тюрьму, до фиолетовых несмываемых полос впившуюся в тощее тело, у них спёрло дыхание в груди. Сняв ненужные камни, они вышли, подгоняемые ювелиром, да и застряли в коридоре. Ангелы молчаливо разошлись, только Сугавара сочувственно притормозил. Возможно, он один может представить, какого Владыке сейчас. Возможно, никто из них даже близко не подойдёт к реальной черте агонии и боли. И все они задавались одним и тем же вопросом. Действительно ли его преступления столь ужасны?.. И сразу за ним другой — а будет ли этих мер достаточно? Ответ на первый вопрос пришёл сразу. Кенма. Они не простят. Они, как-никак, демоны. Демоны — не люди и не ангелы. Помесь животных, грязи и пороков, рождённая с одной целью: причинять боль и самому вариться в ней. Глаза Бокуто почернели. Куроо отвернулся. Акааши, как и всегда, промолчал. Так надо, так должно быть. И плевать на эгоистичного тирана. Они лишь подольют масла в огонь, стоит Владыке показаться им на глаза. Да, вот так и никак иначе. *** — Доброе утро. Ойкава выдавил своё «Доброе» только из-за белого магического круга, окольцевавшего важнейший из органов. Ушивака застёгивал белоснежный костюм на последние пуговицы. Вот уже четвёртый день похож один на другой, как две костяшки домино. Он просыпается от мужественного «Доброе утро» в исполнении «его-как-всегда-великолепного-и-сияющего-величества», затем противный Ушивака уходит, оставляя его кваситься в четырёх округлых стенах до вечера. Два раза в день его скуку скрашивает блондиночка, смущённая и напуганная, когда приносит ему завтрак и ужин. Обед ему, конечно же, не предусмотрели. Двигаться он может, но лишь в пределах площади кровати. При попытке встать браслеты с «таинственными» бриллиантами на ногах и руках резко становятся непомерно тяжёлыми, да настолько, что он падает на ровном месте пластом. Никакой самодеятельности. Никаких развлечений. Только созерцание скудного интерьера (до странного похожего на тот, который устраивал в своей берлоге Иваизуми. Ай, больно. Нельзя о нём вспоминать.), да однотипного пейзажа. Окно узкое и высокое. Вообще не интересно. Ску-у-ука. Даже не дают с девчушкой поговорить. Очкарик, вырядивший его в свадебное платье, трофеем висящее на стене прямо напротив кровати, не позволяет бедняжке и рта раскрыть, постоянно подгоняя и сверкая своими квадратными линзами. Зануда. Но больше всего в его положении бесит бессилие. Стоит ему поползать по кровати в попытках размять тело хоть немного, силы тут же иссякают, увлекая его в круговорот кошмаров и бесконечного адского круга повторов самой бесящей на бренной земле фразы: «Объявляю вас мужем и женой». Пошёл на хер. Пошли вы все. Уроды. Дьявола на вас нету. На пятый день рутина сдвинулась с мёртвой точки. Ойкава всё это время молчал, что помнил, как Ушивака продлевал их брачную ночь на ещё четыре таких же, после которых его организм некрасиво уходил в закат на сутки, пока ненасытный ангел снова не будил его, аргументируя тем, что руне «беременности» (фу, мерзость какая!) нужна подпитка. Пошёл на хер, Ушивака. На свой же, желательно. Вашиджо навестил его в субботу и прекратил день сурка. На этом спасибо, а дальше идите лесом. Ослабил давление цепочек. Теперь они свободно висели между впившимися в тело рунами, давая телу залечить чёрные полоски пережатого кровотока. А потом добавил: — Его Величество разрешил вам покидать комнату. Вы можете свободно посещать этажи с десятого по семнадцатый. Вам запрещено спускаться в тронную залу и подниматься выше покоев Его Величества, Ваше Высочество. Я прикажу слугам принести вам одежду. И ушёл. Расчётливый старик. Руны забирали ровно столько, чтобы вся энергия, которая успевала накопиться, тратилась за заживление ран и переломов, делая его беспомощным перед жаждущими возмездия людьми. Прекрасно. Но ему уже осточертела эта комната, что угодно, лишь бы выйти наконец отсюда… … Почти что угодно. Серьёзно. Нет, серьёзно?! Платье?! Да вы издеваетесь! Какого лешего здесь творится?! Почему очкарик улыбается?! Жучара! Ойкава стоически терпел, пока его облачали в шёлковый светло-голубой халат с громадным треугольным вырезом на груди, цепочками на этом же вырезе, держащимися на менее богатых, чем на свадебном двойнике, брошах-рунах (в этот раз в виде белого солнца), открытыми плечами, откуда неуютно торчали красные костлявые плечи, рукавами-шариками с узкими манжетами, узким поясом с ещё целой кучей цепочек и самое ужасное. Юбка в пол. В этот раз такая же полупрозрачная, как и остальная ткань. Не приглядываясь можно было лицезреть худощавые ноги до бёдер. Только очкарик без очков не увидит того, что выше. Блядь. Кей лично закреплял украшения на голове Ойкавы. Клипсы на слегка заострённых ушах, заколки на прядях, чтобы закрепить множество ободочков, идущих ото лба к макушке, аккуратно свешенная капелька-руна на лбу и, конечно же, водопад золота между рогов, лианами оплетающий основания и «лодочку» изгиба. И десятки мелких рун, вмонтированных прямо в цепочки, а не поверх, как на теле. Спасибо, что вместо каблуков дали простые балетки. Правда, спасибо. Цукишима вывел его из спальни, провёл через кабинет в коридор. Не касался, но был поблизости, чтобы поймать. Знал, собака, сколько сил из него клещами тянут. Пункт назначения: библиотека. Она находится на двенадцатом этаже и занимает западную башню аж до пятнадцатого. Раньше так было, по крайней мере. Подойдя к окну, Ойкава замер. Он не узнавал собственный замок, тонкий и красивый, где у каждой комнаты было своя цель. Нет, сейчас перед ним истинное уродство архитектуры. Четыре башни теперь не были оплотами сторон света, нет. Сейчас они сиротливыми палочками выглядывали из массивного прямоугольного дворца, разросшегося внизу. От десятого этажа до первого. Ойкава скривил губы в отвращении. Сейчас это белое месиво выглядело так, будто какой-то ребёнок поставил прямоугольную пасочку в песочнице, а сверху вставил четыре гниющие ветки по краям. Боже, это отвратительно. Башни покрасили в белый, но даже сквозь краску проглядывал редкий тёмно-фиолетовый камень, создавая ощущение неудачно белёных деревьев. Заберите его отсюда. — Мы сейчас находимся в Центральной Башне, где Император расположил королевские покои и комнаты ближайший советников и прислуги. В Северной находятся оружейные, лаборатории и иные исследовательские и складские помещения. В Восточной расположились комнаты собраний и музеи общенародного искусства и ремесленничества. В Западной Башне большую часть занимает библиотека и мастерские. Южная же пока остаётся гостевой, — Кей пояснял в своей любимой интонации: брезгливо-иронизирующей. Насмехался над ним, гадёныш. — Идём в библиотеку, — сквозь зубы прошипел Ойкава. — А вы точно дойдёте, Ваше Высочество? — не сдержался помощник. Слуги за ним сдавленно засмеялись. Тоору резко развернулся и зашипел очкарику прямо в лицо, вцепившись в собственные руки за спиной: — Ты за меня не переживай, сосунок. Я дойду. А вот дойдёшь ли ты, вот это уже вопрос. Печать на сердце запульсировала, заставляя отступить на несколько шагов назад. Ойкава горделиво развернулся и пошёл вперёд, вспоминая короткую дорогу. Цукишима поправил белые одеяния и очки, двинулся следом. Он не собирается подсказывать нужный путь. Пусть мучается, ведь прежних ходов уже нет. Ойкава шёл медленно. Казалось, после каждого шага он делал остановку, но это просто темп, при котором он рано или поздно достигнет своей цели и не потеряет лицо, как только ему поплохеет. По словам очкарика-язвы, сейчас одиннадцать утра. В любое другое время пути не составило бы и пяти минут, если лететь, или сорока минут прогулочным шагом. Сейчас же ему предстоял марафон в несколько часов, во время которого придётся бороться с усталостью и надвигающимся сном. Ведь лавочек в башнях наверняка не предусмотрено. На десятом этаже всплыло целых две проблемы. Первая: самый короткий путь был через Тронный Зал, который для него закрыт (спасибо, мистер очкарик, за напоминание). Вторая: его выцепили Куроо и Тендо. Теперь за ним шли целых три язвы, соревнующиеся в том, на кого сильнее он отреагирует. Пот тёк с него в три ручья, капал с подбородка, а он даже вытереться не мог, потому что собственные руки, в которые он вцепился за спиной, окаменели от напряжения. Линия челюсти заострилась от сомкнутых зубов. Но спина оставалась ровной, а подбородок гордо поднятым. Пришлось делать огромный круг вокруг «запретной» зоны (эй, там вообще-то и его трон тоже есть!). Цукишима всё чаще начал издевательски предлагать водички, ведь сам уже успел послать слуг в столовую на десятом этаже и напился всласть. Кухарки, пажи и мальчики-девочки на побегушках, встречавшиеся ему на пути, так и норовили плюнуть под ноги или поставить подножку. Ойкава прижался к правой стене, освобождая этим ханжам дорогу. И вот до цели осталось рукой подать: подняться на два этажа, немного пройти, завернуть и воа-ля, готово! Цукишима услужливо подсказал время. Дорога заняла у него почти три часа. Он не сдастся, фиг вам, понятно?! Тяжело опираясь на гладкие белые перила, медленно поднимаясь по мраморным ступенькам, он под смешки и откровенные издевательства ступил на заветный этаж. Ура. Боже. Тендо вызвался открыть перед ним дверь, которая обычно днём не закрывалась, но специально для него они решили устроить представление. Куроо присоединился. Они протрубили в воображаемые горны и торжественно объявили: — В нашу скромную обитель пожаловала звезда. Встречайте супруга Его Ослепительного Величества, Его Великолепное Высочество. И двери отворились. Немногочисленные гости дома знаний замерли. Порыв ветра остудил его немного. Ойкава прошёл вперёд, мастерски игнорируя красноречивые взгляды. Надо же, даже тут мебель поменяли. В просторном зале прибавилось читательских столов из тёмного дерева, тёмно-зелёных широких кожаных диванов. М-м, красота. Акааши и Бокуто не моргая смотрели на него. Провожали своими совиными глазами, гневно топорщили перья. Сугавара неловко застыл с книгой в руках, паря у одной из высоких полок. Иваизуми, сегодня караулящий у дверей, перестал дышать. Ойкава на них не смотрел, продвигаясь между столов и стульев к намеченной цели: моментально облюбованному им диванчику, стоявшему спинкой к двери и прямо напротив высокого широкого раскрытого настежь окна без порядком надоевших ему белых занавесок. — Чем обязаны, Ваше Высочество? — столько яда он от Бокуто не слышал никогда. В его время за такое неподобающее обращение могли отрезать язык. Ойкава благополучно проигнорировал. Диванчик, до которого он наконец-то дошёл, стоял почти впритык к столу, за которым уже давно, видимо, сидит Акааши. Кажется, он разворошил совиное гнездо. Усадив себя уставшего на пружинистые кожаные подушки тёмной софы, он расслабленно откинулся, звучно звякнув сетью цепочек на голове. — Если ты не забыл, Бокуто-кун, — он поднял голову и опасно улыбнулся, — это моя библиотека. И это мой замок, даже если ваши глупые юридические бумажки говорят об обратном. Котаро угрожающие привстал, схватившись за верный клинок. У-у, кто-то рассердился, вы посмотрите на него. Пока Акааши успокаивал Бокуто, хотя по нему видно, что он сам не прочь ворваться в драку, Ойкава окликнул выданного ему помощника: — Очкарик, — Цукишима наклонился из-за спинки. — Принеси мне стакан воды, который ты так настойчиво предлагал. — Будет сделано, Ваше Высочество, — иронично ответил Кей. Подозвал младшего слугу и шепнул ему заказ, естественно указав, что выполнен он должен быть только к вечеру, по личному приказу Его Высочества. Ойкава слышал, но успел только зыркнуть зло, когда блондина и след простыл. Гадёныш. Акааши наконец-то усадил своего друга-любовника-или-кто-они-там-друг-другу за стол, Владыка елейным голосом продолжил: — Расслабься, Бокуто-кун. Я пришёл не для того чтобы трепать вам мозги. Я пришёл отдохнуть. — А с чего ты решил, что мы тебе позволим отдохнуть?! — он стукнул кулаком по столу. Куроо где-то позади дивана хмыкнул. — Потому что если нет, то я вас всех здесь уничтожу, — игриво закончил Ойкава. Все напряглись. Сугавара оглянулся в поисках гобеленов: их только на виду три. Огромных тканевых, высотой в несколько маленьких мальчиков. На задней стороне которых красовались лично расписанные Дайчи защитные круги. Демоны и Цукишима вытянулись, опасно сузив глаза. Ойкава говорил уверенно, и на руку ему играло то, что никто из них не знал всего спектра возможностей сверженного тирана. Блефует или просто констатирует факт? — Ой-ёй, Тоору-кун, дорогуша, ты бы силёнки поберёг, — низким голосом начал Тендо. Так он говорил только когда чувствовал опасность. — Оставлю твой длинный язык в твоём мерзком рту только на этот раз, Тен-до-кун, — по слогам пропел Владыка. — В следующий раз ты его лучше не показывай, не то откушу, — даже растёкшись по дивану, с откинутой на спинку головой, он выглядел серьёзным. Склизкий тип. — Повторяю в последний раз. Вы можете хоть обвесить себя, меня или замок этими вашими побрякушками, они вас не спасут, если вы меня выбесите. Я пришёл и буду приходить сюда отдохнуть, — он ногами снял белые балетки и не спеша улёгся на диван, двигаясь, чтобы удобнее уложить на подлокотнике рога. — Мы ведь именно здесь впервые встретились, да, Ива-чан? Ойкава ностальгически закрыл глаза, сложив руки на животе. Диван был достаточно удобным, чтобы он мог спокойно вытянуть ноги и распрямить затёкшие плечи. Иваизуми у двери нахмурился, промолчав. Половину часа вся библиотека молчала. Трели птиц за распахнутым окном не нарушали напряжённой тишины. Никто не двигался или делал это настороженно, скованно. Разные люди позвали Ойкаву несколько раз, но тот не откликнулся, не пошевелился. Заснул. Бокуто сломал в руке карандаш. Ойкава никогда не засыпал в местах, в которых чувствовал опасность. Этот сучёныш его ни во что не ставил! Всех их! В итоге демон не выдержал и резко поднялся, игнорируя предупреждающие оклики Акааши и Куроо. Обошёл стол грузными шагами и остановился подле бывшего повелителя. Сжал зубы, обнажая острые очертания челюсти, и схватил Владыку за левое запястье, крича: — Да кто ты такой, чтобы угрожать нам, а?! Скажи мне, Ойка- Вздёрнутое запястье хрустнуло на весь трёхэтажный зал. Бокуто неловко замер, боясь пошевелить рукой. Они все подбежали к дивану, даже Иваизуми оказался около лица Тоору. — Эй, чувак, — начал Куроо взволнованно. — Бро, отпусти его руку. Тонкое запястье в массивной руке было вывернуто на девяносто градусов. Бокуто разжал ладонь, отшвыривая чужую конечность от себя. Когда рука плюхнулась на тёмный диван, она почти таким же чёрным цветом отсвечивала грубой пятернёй. Ойкава, которого по инерции развернуло на бок, даже не нахмурился, отдавая мертвенной бледностью на обсидиановом диване.