Звездопад сожалений

Замок стоял на отшибе посреди выжженной, скорбно укрытой пеплом земли. Обитель, вернее. Замок — место обжитое, роскошное, престижное. Обитель же заселяют от безысходности или за не имением выбора. Ойкава хорошо помнил времена начала своего правления. Страшная семейная тайна, скоропостижная смерть родителей, предательство, и не одно, ложь, шантаж, убийства… Славные были деньки. Континент огромен, этот клочок земли — нет, но лишь тут можно скрыться за тучами. Можно было. Он приходил в библиотеку каждый день после девяти утра, чтобы полюбоваться солнцем. За всю его жизнь солнце не почтило их земли ни разу, но в том и был смысл существования его семьи. И вот он, Великий и Ужасный Ойкава Тоору, сидит на тёмном жёстком диване, смотрит в зашторенное окно, как смотрит в распахнутое на рассвете в покоях, провожая «муженька» вон. — Так всё же, зачем ты тут, Ойкава? — донимает его безуспешно Тендо. Август кончился, а шутки всё те же. Правда, по приказу самого императора отныне покушения на его супруга караются изгнанием на край континента, за пределы ангельских владений, вот никто и не лезет к нему почти неделю с лишним. Сверлят спину, плюют в воду и еду, забывают подать обувь или всё так же ставят примитивные подножки, но близко не подходят — сторонятся и боятся. Неудивительно. Тот фокус с магией стоил Ойкаве дорого, но он решил раскошелиться на ставку — и не прогадал. Всего-то пять дней в отключке и ещё столько же в обнимку с тазиком для крови, зато он получил неприкосновенность. Продемонстрировал власть, заставил паниковать и суетиться. Мудрые говорят: «Разделяй и властвуй», Ойкава Тоору твердит: «Сей панику, и любой замок станет карточным домиком». Собственно, оно уже происходит. Люди ходят под ручку, боясь остаться в одиночестве, ангелы по пять раз на дню проверяют каждый гобелен, а демоны тратят все силы на бесплодную и пустую слежку. Ойкава смотрит в закрытое от него окно, прикрытое белыми полупрозрачными шторами, и улыбается. Прибегут как миленькие, на коленях приползут, вылизывая гнилыми языками каждый дюйм дорогого мрамора. — Загораю, — всё же отвечает он. Тендо при нём постоянно: от комнаты до туалета, от столовой, куда его стали пускать под конвоем на обеды с императором, до библиотеки. Тронный зал все так же закрыт для него — готовят коронацию. Ха! Император ещё без законной короны, зато с кольцом на пальце! Единственный ангел, рождённый в «тёмное время года», осенью. У ангелов два дня рождения: первый в день выхода из чрева матери, второй — в день прорезавшихся крыльев. Разница между ними примерно два-три месяца. Выбора нет, им остаётся только ждать. — Тут загарчик так себе, — продолжает Сатори. Паузы между фразами большие, скорее огромные, на диалог не смахивает даже с закрытыми глазами. В прекрасный день и беседа идёт вяло. — Гмн. Очкарик с ним не общается, насторожённо топорщит перья и следует на почтительном расстоянии, как настоящий образцовый слуга. Всего-то потребовалась вспышка магии, и тот уже по струнке ходит. А Тендо, явно засланный сверху, целых полторы недели пытается выведать у Владыки Тьмы секреты замка. Естественно! Последний из династии, с чьей смертью в бездну канут все тайны, скрытые ходы, может сокровищницы, а может и какие-нибудь редкие орудия или твари. Тендо колупает его, колупает, но никогда не доколупается — они сами надели на него непробиваемую скорлупу. За прошедшие дни библиотека знатно опустела: близилась пора сбора урожая. Как ни роптали бы крестьяне, земля их не была непригодной. Большинство светолюбивых сортов не росло, но умереть с голоду под вечной тьмой тоже нельзя было, разве что от сильного желания. Вот учёные и разбежались кто куда, а кто-то по настойчивому совету приближённых Императора. Пусто, уютно, сонно. Акааши перебрался на столик подальше, чтобы не смотреть в глаза бывшему королю каждый раз, стоит поднять голову от книги. Все прекрасно это понимали, но боялись себе в этом признаться, гнусные трусы. Ойкава Тоору, задуманный ими как раб и пленник, начал отвоёвывать своё. Сначала диван, потом стол, вот уже две ближайшие полки бояться трогать, в столовой вокруг него на десяток метров никого, даже слуг. Шаг за шагом, день за днём они будут видеть, как тот, кого, они думали, закопали под пепел по самую макушку, постепенно распрямляется сам, а за ним — крылья его былого величия. Тендо не любил его улыбку. Тоору её надевал каждый раз в конце их разговора. Поначалу всё было бойко: расспросы, угрозы пыток (от самого Иваизуми!), но шли дни, недели, вот уже месяц прошёл, а мало того, что никакого прогресса, так ещё и укреплялось ощущение, будто оттесняют назад, в заранее заготовленные ловушки. И даже обернуться нельзя, если не хочешь получить нож под сердцем. Дирижёр. Вот как частенько называли Ойкаву в годы его наивысшей славы и могущества. Даже до коронации в качестве Владыки Тьмы. Куроо, например, работает с картами, выпавшими ему. Конечно, он мухлюет, но никогда самолично не устанавливает правила игры, лишь задаёт наиболее выгодный ему вектор развития событий. Ойкава же собирает свой оркестр, под каждый случай подбирая свой аккомпанемент. И раз он дирижёр, то вправе менять тон, темп музыки, выкидывать ненужных музыкантов и ставить на их место новых. А самое главное, он может даже избавиться от ведущей скрипки — и композиция не пострадает. Шулеру проиграешь то, что завалялось в карманах. Дирижёру — самого себя. И сейчас Ойкава начал рыть оркестровую яму, методично работая лопатой под прицелом тысяч пар глаз. Люди могут его туда столкнуть, стоит ему закончить, но какой от этого прок, если, лишь тронув губами флейту, он заставит их последовать за ним? Лучшие стратеги думали, анализировали, гарцевали подле Владыки, размышляли, какой же следующий шаг, какую ноту он захочет взять сегодня? И с чьей помощью? Прелесть музыки в том числе в том, что главное — это звук. Который может быть воспроизведён кем, когда, где угодно, на любом угодном дирижёру инструменте. Музыка заполняет зал, окружает, окутывает; не знаешь даже, с какой стороны прилетит. Музыку можно прекратить, связав дирижёру руки. Но как быть, когда музыкантам даже палочка не нужна — всё по глазам понятно. Тендо, Сугавара, Шимидзу, Куроо, Акааши, Вакатоши, Цукишима. Все, у кого были мозги и логическое мышление, пытались разгадать мелодию. К несчастью, мелодию без объявления не понять, пока не услышишь первую ноту. Оттого Сатори и болтался за Ойкавой, приставал к нему по поводу и без, пытался вывести на эмоции, вызвать реакцию. Честно говоря, безуспешно. Тот просто отдыхал на своём диване и блаженно улыбался, когда солнечный свет всё же достигал его лица сквозь шторку и запертое оконное стекло. Тендо поглядывал искоса на Акааши. Астролог сидел, читал, иногда улетал по делам, но старался не отлучаться, пока Ойкава в библиотеке. Вечерами он признавался, что работать почти невозможно, особенно после той магической вспышки. Рассказывал, мол, будто бы тучи активировали какие-то скрытые чары и теперь книги могли жить своей жизнью: пропадали страницы, перемешивался текст, путались главы. До абсурда доходило — две соседние книги менялись за ночь содержанием! В таких условиях работа делалась абсолютно невозможной. Казалось, стоит поднять голову от текста, с книгой непременно что-нибудь, да случится. А финальным аккордом в этом книжном хаосе была милая улыбка Ойкавы Тоору, который всех провел за нос не шевельнув и пальцем, буквально. Близилась коронация. Императору наденут на голову сияющую всеми бриллиантами империи корону, для Ойкавы выкуют какую-нибудь простенькую, совершенно не изысканную, повезёт, если хоть с какими-нибудь драгоценными вставками или кованными элементами. В тот день их уверенность пошатнётся. К этому они пришли на одном из Собраний Императора, состоящего из ближайших и ценнейших приближённых вышеупомянутого лица. До обозначенной даты меньше месяца, а по замку уже гуляют настроения, прямо или косвенно подтверждающие обретение Ойкавой власти. Не буквальной, конечно, но что есть власть, как не контроль мыслей подданных? День, когда корона будет надета и на его голову, станет переломным. Образ поверженного тирана сменится образом супруга Императора Небесной Империи — неприкосновенного, опасного, всемогущего. Вместо благодарности своему нынешнему правителю люд станет бояться его супруга. Снова, как боялись сотни мрачных лет до него, как ещё сильнее ежились в свою каморку при нём. Зверь, запертый за семью замками, становится ещё яростнее и мстительнее. Следовательно, и бояться Ойкаву будут с удвоенной силой, даже зная, что его магия в узде. — Это происходит уже сейчас, — хмуро заметил Савамура. — Раньше никто не боялся переходить ему дорогу, теперь же люди сами прижимаются к стенкам, давая ему пройти. Конечно, ещё остались смельчаки, пытающиеся что-то доказать, — ангел развёл руками, — но даже они делают это из страха, нежели из уверенности. Куроо подпёр подбородок. Он ненавидел это давящее чувство: вроде кошка-кошкой — беги куда глаза глядят, а страшно за порог ступить, уверенный в том, что только кончик хвоста от тебя и останется, коли ослушаешься. — Мы даже не можем его обратно в подземелье упечь, — выдал Тецуро, пожевав губы. — Этим мы покажем, что боимся его, тем самым только укрепим веру народа в его силу. А не упечём — так будем все плясать под его дудку, — рыкнул в конце демон. В шахматах такое, хотелось бы верить, называется пат. Шаг туда, шаг сюда — итог один. Но пат ведёт к ничьей (естественно, позорной для того, кто почти выиграл, но не столь досадной в целом), а тут ситуация с любого угла в пользу Ойкавы. Ублюдок. Все посмотрели на Императора. Тот был спокоен. Впрочем, никто не видел у него никаких эмоций даже во время смертельных схваток, если они не касались Тёмного. — Ойкава полон амбиций и горделив, — начал повелитель. — Безусловно, сейчас всё складывается, как он сам того пожелает, но так не будет вечно. Ушиджима легко улыбнулся. У Куроо пошли мурашки. — Гордыня его и загубит. *** В библиотеке сегодня более оживлённо. Ойкава на диванчике, Цукишима позади стоит хмурой статуей, спрятав крылья, Сугавара шарится по верхним ближайшим полкам в поисках мудрёной книжки, с другой стороны в кружок собрались Бокуто, Акааши, Куроо. Шепчутся, переглядываются, хмурятся. Сами себя давят, думает Ойкава. Уж их гнусный до тупого юморок разрядил бы ситуацию. — Жертвы философии своего вожака, — роняет демон. Все напрягаются. Где-то на периферии по столу бьёт Яку, в том же углу из-за полок рычит Иваизуми. Одни крупные фигурки, никаких пешек. Ойкава ухмыляется беззлобно, руки ладонями внутрь на животе, на ветру позвякивает рунная кольчуга под лиловой тонкой тканью. Смотрите, слушайте, внемлите, идиоты! Ушивака всегда был придурком и им и останется. Выращенный на плодородных полях Небесной Столицы, изнеженный солнцем и Силой, он вырос дуболомом с искажённой до извращения философией: «Только лучшая земля даёт лучшие плоды». У него была сила, уверенность, курс, поэтому за ним пошли. И куда пришли, скажите, куда?! На проклятую землю, пропитанную ядом настолько глубоко, что даже само солнце от неё отвернулось! И где здесь лучшее, где?! Он — несомненно лучший. Ойкава не дурак, как многие, себя обесценивать не станет. Но с чего-то Ушивака решил, что ему дозволено решать за других? Получите, распишитесь. Вторглись в чужой дом, навели свои порядки, разворошили гнездо демонов — не будет вам жизни на этой земле. На его земле. — И что же ты имеешь в виду? — пропел Тендо злобным голоском, оперевшись на спинку дивана. Сотрёт там кожу, гляди ж. Ойкава улыбнулся ещё шире. Ушивака хотел его, он получил (не за просто так, ублюдок!), но это ли… — … не доказывает, что Ушивака-чан такой эгоист? — Демон подобрался, устраиваясь поудобнее. — Ему-то хорошо, можешь не сомневаться. — Повернулся, сверкнул глазами. — А остальным? В библиотеке сегодня людно, никого лишнего. Но внутри тишина. *** Иваизуми режет надвое очередной деревянный манекен. Вместе с ним в щепки разлетается тренировочный меч. Стройка всё ещё идёт полным ходом, туда-сюда носятся крепкие люди и ангелы, принимая от демонов белоснежные кирпичи, завитушки того же цвета, выкованные в небесных кузнях. Работа кипит, но уже без песен и шуток, народ сосредоточен и собран. На дворе октябрь, до коронации меньше трёх недель. Жара адская стоит. Иваизуми думает, как так удачно совпало: вот у Ойкавы тот «волшебный приступ», небо на миг покрывается тучами, а потом как-то резко падает моральный дух только вышедших из-под тирана людей. Император отметил свой первый, детский, день рождения в тишине, поглаживая спину блюющего кровью супруга. Потом и погода сошла с ума: из ниоткуда взялись бешеные ветра, которые мешали работать на больших высотах и засеивать новые сорта пшена на зиму. Ойкава оправился — буря улеглась. Зато теперь в замке неспокойно, все как на иголках, а на улице стоячая погода, зной, будто настоящий мираж. Под летним солнцем тоже бушуют бури, но в этом оазисе пустыни никогда не знаешь, на что будешь молиться сегодня: чтоб был ветер, или чтоб его не было вообще. Очередной деревянный меч ломается после второго удара. Что изменилось? Иваизуми всё чаще заставал всю ангельскую братию в библиотеке, кругом оцепивших поверженного тирана. Они что-то на него попеременно кричали, пытались выпытать, выспросить, кто-то, Хаджиме был готов поклясться, уже хотел начать умолять. Куроо на взводе, прислуга дёрганная, один Ушиджима, мудак, ходит как ни в чём ни бывало. Ему что, вообще наплевать?! Иваизуми всего двадцать шесть, а он уже выиграл две войны, помог свергнуть демона-тирана, его имя будет вписано в учебники истории. Ему двадцать шесть, но блядская жизнь с упорством одного барана хочет слепить из него старика. Иваизуми прогибается. **** Вашиджо идёт по замку в свою старческую припрыжку, посвистывая. Тринадцатого ноября будет отличный день, наполненный так нужной рунам энергией. Вашиджо ходит, смотрит, наблюдает. Демон-дурачок думает, что на коне, но в назначенный день он окончательно падёт. Уже заметны перемены: случайное движение кистью, поглаживание плоского живота, на повороте подставляет плечо и спину, даже если за углом никого нет. Быть человеком — прекрасно. Люди не следуют инстинктам в той же степени, в которой на это обречены демоны, они не столь однозадачны и прогматичны, как ангелы. Человек — идеально сбалансированное существо. Умный человек — верхушка пищевой цепочки. Чтобы быть на вершине, нужно быть сильным. По-настоящему сильным. Вакатоши именно такой, рождённый от отца-человека и матери-белокрылой, прекрасный пример полукровки, прекрасный пример лидера, прекрасный пример воина. Тот, кто пробивает себе путь на вершину, несмотря на все ухищрения врага. Вакатоши прокатит старика на своей спине. За эту увеселительную поездочку и не жалко подарить старательному ученику капельку счастья с его избранником. Хотя Вашиджо вкусов императора не разделял, но в одном мысли ученика и учителя были едины — Ойкава даёт окружающим самое лучшее, хочет он того сам или нет. Уникальное создание. А теперь, когда одно уникальное существо повязано с другим кровью, сила императора перестанет быть в пределах понимания кого бы то ни было. Небесная Империя есть сумма вложенных усилий. Люди, ангелы, затем и демоны. Но союз Императора и Владыки — реакция неописуемая, взрывная, непредсказуемая. Вашиджо будет с нетерпением ждать наследника. Какое чудовище родится у двух монстров? Старик смеётся проходящим служанкам. Девочки таскают шкатулки с верхних этажей на нижние, и наоборот, сутками напролёт. Ушиджима Вакатоши забавный. Сделал ему заказ на пол миллиона мелких строительных рун ещё пять лет назад. Пришёл, поклонился в шее, подал листок с заданием «500 000 строительных рун через пять лет, пожалуйста». Сказал, что покроет все расходы, ушёл, тихо прикрыв дверь. Заказ так до сих пор не исполнен, осталась последняя тысяча червонцев, и с последним кирпичом, вмонтированным в стену лично свежекоронованным Императором, их план начнёт своё полноценное исполнение. Кузницы по всей Империи работают не покладая рук, а старику лишь нужно вовремя подкручивать цепочки на искусанных ляжках. *** Ячи стояла с папкой бумаги. Перед ней — прекрасная Шимидзу-сан, занимающаяся наймом оркестра на предстоящую церемонию. Мелодия давно написана, до самого праздника две недели, приготовления почти завершены. Снаружи на тщательно выбеленных стенах красуются флаги, символы новой власти, тюлевые орнаменты, тонким шёлком вьющиеся на ветру. Скоро повесят цветы, ещё быстрее заиграет музыка, люди начнут подбирать платья и костюмы. Красота, Шимидзу-сан! То есть, вокруг красота, а не сама Шимидзу-сан! Ой. То есть, конечно же, она тоже очень красивая… Красавица вытаскивает из-под объятий очередной листок с нотами, давая трубачу на ознакомление. Ячи пугается. Эти музыканты такие страшные! Высокие, с сильными руками. Жуть! Только скрипачи не работали в полях или на стройке, остальные изо всех сил трудились на благо нового государства, а теперь им нужно снова взяться за музыку, чтобы с гордостью отпраздновать такой важный день. Конечно, Ушиджима-сан всех шокировал своей внезапной женитьбой, но тут ничего не поделаешь, как-то никто и возразить не успел. А может, так было задумано? Ячи помнит тот день, он ей все два месяца снится в кошмарах чуть ли не каждую ночь. Она тогда была на кухне, замешивала в огромном тазике муку, вся изляпалась. Хотела пойти за полотенцем, которое лежало на подоконнике узкого окна третьей кухни. Подошла, схватилась за него, как на миг стало так темно… Будто свет в мире выключили. Она успела только понять, что закричала, как снова стало ослепительно-ярко, что аж глаза свело. Хитока думала, что показалось, привиделось после страшных подземелий. Но, выйдя в общую кухню, увидела перекошенные от ужаса лица других кухарок. Все были не просто в ужасе, все были в панике. «Он вернулся». Это тогда подумала вся прислуга в замке, потому что, как позже выяснилось, небо закрыто было только над ними, а не над всей теперь уже провинцией. Ячи помнит, как у неё тряслись руки, как дрожали губы. Перед глазами стояла поднятая случайным движением мука, женщины пороняли ножи, мешки с картошкой, застыли в животном страхе. Ячи сама при дворе не служила, но, смотря на эти искажённые лица, будто враз похудевшие, она испугалась ещё больше. Голова гудела, будучи абсолютно пустой, уши заложило, а на глазах выступали слёзы. Она успокоилась только ощутив нежные объятия и щекотку белых перьев. Шимидзу-сан спасла её из той страшной, коварной темницы. С той ночи Ячи не спит без ночника. И хотя от мысли о том «тёмном» дне до сих пор мурашки по коже и озноб в затылке, уже не страшно. Шимидзу-сан всегда рядом с ней, вокруг много добрых людей, ангелов, демонов. Они справятся с этой бедой, обязательно справятся. *** Тук-тук. Всегда два стука, больше не требуется. Дверь почти не скрипит. В покоях Императора всё по высшему стандарту: петли смазаны, окна вымыты, занавески в кабинете выглажены, пол сверкает. Почти благодать. — Доброе утро, — вежливо здоровается Цукишима. Он порядком устал раздражаться, что, по идее, в самом безопасном месте замка, покоях их сильнейшего воина, нельзя почувствовать себя в безопасности. Пригрели же змею на груди. Ойкава никогда не отвечает вслух. Иногда что-то задумчиво промычит, иногда обернётся посмотреть, но никогда не отвечает. Император за октябрь сделал супругу много подарков: заменил кресло, поставил рядом другое, комната обзавелась комодиком и книжным шкафом, появилась даже низенькая полочка для двух пар обуви, но Ойкава принципиально ходил по голому кафелю босиком. Весь октябрь демон с рассвета сидит в левом кресле, спиной к двери. Оттуда довольно неплохой вид на далёкие зелёные горы. Цукишима приходит, здоровается, спрашивает, что подать Его Высочеству, тот отмалчивается или изредка просит творожную булочку, сидя в кресле в одном белом шёлковом халате. Кей кивает, уходит за едой, возвращается ровно через двадцать пять минут, сервирует низенький столик, отходит к стене ждать, пока владыка не закончит. На часах пол девятого утра, но демон не торопится. Примерно полчаса на завтрак, Цукишима быстро убирает поднос, пока Ойкава идёт за ширму и смиренно надевает то, что Цукишима приготовил ему с вечера. Когда он возвращается, Владыка уже готов, лишь поза изо дня в день меняется: то он на кровати сидит, то снова в кресле, то лишь облокотится о него, то задумчиво привалится к окну. Цукишима говорит время, и они идут в библиотеку. Когда Ойкава валялся в отключке после «того самого дня», Император сделал ему выговор. Честно говоря, было страшно. Ушиджима-сан обычно умеренно-безобидный, но иногда он перестаёт себя сдерживать, и тогда от одного его присутствия давит так, что самому удавиться хочется. А это он ещё не злился. Наказал впредь таких ситуаций не допускать и проявить уважение к императорскому супругу. Кей хорошо помнит момент, когда Ойкава пришёл в себя. Его будто подменили. Цукишима за дни чуть ли не поселился в главной опочивальне, но Ойкава никак на сей факт неприкрытой наглости и неуважения не среагировал. Цукишима тогда растерялся, честно говоря. Как в воду опущенный, демон молчал, смотрел пустым взглядом в окно, прерываясь на поблевать кровью в ведро, и всё время молчал. И Цукишима терялся в догадках, какой из этих двух воплощений настоящее: иронично-властный, сидящий на диванчике в библиотеке, или глубоко задумчивый, пустой, смотрящий в окно в покоях? Лишь одна деталь ярко перетягивала на себя внимание — Ойкава часто держался за живот. Не как в спазме, а будто придерживая, поглаживая его в нижней части. Вывод напрашивался сам, но Цукишима всеми силами его гнал: незачем лезть в личную жизнь раба императора, они сами между собой разберутся. С тех пор Ойкава не давал ему никаких распоряжений, выходящих за рамки «принеси воды» или «сегодня кофе». По привычке ходил босой, руки сложены вместе ладонями, голова немного набок — и слепой взгляд. Немного оживления в библиотеке, но, стоит им её покинуть, как Ойкава снова как в рот воды набирает, и ею же захлёбывается. По вечерам он помогает демону с постелью, если были «украшения» (на самом деле красивые собиратели магии), помогает снять их. Желает спокойной ночи, уходит, забирая роскошные тряпки и мягко прикрывая за собой дверь. Уходит обязательно после заката, когда от дневного света не остаётся и лучика. Сталкивается в дверях иногда с Императором, говорит ему те же вежливые слова, кивает на немного заносчивое: «Хорошая работа», и уходит. А на утро по новой. Цукишима никогда не любил кисели. *** За полторы недели до коронации начались какие-то сдвиги в этом рутинном болоте. Они снова были в библиотеке почти полным составом, разве что без демонической группировочки. Тендо беззастенчиво сверлил Ойкаву своим «бесишь, но я не могу ничего поделать, поэтому прожгу тебя глазами» взглядом, Яку что-то тихо бубнил Льву под нос, тыкая его в книжку лицом, Сугавара парил по библиотеке, разнося по большой зале аромат качественного кофе, постепенно входившего в меню верхушки. Окна сегодня не запирали, как не запирали их последние два дня, когда Ойкава впервые за долгое время заговорил, попросив проветрить потную от их потугов комнату. Иваизуми тогда лично распахнул деревянные створки. Ойкава поблаженствовал с полчаса, а потом и вовсе задремал. Иваизуми откровенно заколебался. С десяти утра до пяти-шести вечера они каждый день разными группами носились вокруг демона, оценивали его состояние, а потом чуть ли не до полуночи пытались разобраться, мигрень это или он что-то задумал. Конечно, никто не оговаривал этого вслух, но в тот день все ощутили неслыханное магическое давление. Иваизуми никогда не чувствовал от Ойкавы такой угрозы, как тогда. Миг, когда понимаешь: или ты — или тебя. А самое противное, они до сих пор не разобрались, умышленно это было или нет. Вот уже месяц он наблюдает, как днями напролёт к Ойкаве пытаются подобраться с разных сторон. То попросят помочь перевести вот это вот слово, на что незамедлительно идут на непереводимое ругательство, то невзначай спросят про историю подземелий под непримиримый аккомпанемент молчаливого протеста, то кофеёк подадут, сядут обсуждать новости округи и Империи в целом. Последним промышлял Сугавара. Поначалу Тупокава даже кофе отказывался брать, на что ангелок беззаботно его выпивал сам, но потихоньку начал принимать «подарки», даже вступать в короткие бессмысленные беседы ни о чём. Сугавара не пытался что-то выведать намеренно или втереться в доверие, хотя последнее выглядело как раз его целью. Сугавара Коуши — интересная личность, он открытый и улыбчивый, к таким не заподозришь лишнего. К сожалению, Ойкава никогда не умел доверять на 100%. Заставлял верить себе, но Иваизуми не помнил, чтобы демон сам кому-то открылся. Смотря на их лепетание, Хаджиме хмурился. В последнее время обострилось зудящее чувство, что его обокрали. Какой-то фрагмент картинки был намеренно вынут из общего пззла, и теперь логические цепочки не складывались, а разговор с Ойкавой не клеился. Иваизуми хмурился и смотрел на него, не отводя взгляд. Иногда этот паршивец отвечал ему скучным оценивающим взглядом, но чаще специально отворачивал голову сильнее, чтоб за рогами ничего нельзя было разглядеть. И вот сегодня что-то пошло не так. Сугавара, как обычно, спустя какое-то время, ближе к вечеру, подлетел к ближайшему от Ойкавы столику с двумя кашками кофе и горячими круассанами. Запах манил многих, но Суга бережно ограждал вторую чашку от чужих посягательств. Чёрт его разберёшь, этого Сугавару. В друзья, что ли, набиться пытается? Но сегодня Ойкава не принял чашку, не поднялся с диванчика за стол, даже глаз не открыл. — Ойкава, ты в порядке? — ангел наклонился над ним. Ойкава поднял глаза, медленно в согласии моргнул, мол, да, и отстань, ходячая подушка. Руки на животе, расслабленная, закинутая назад голова, слегка сероватый вид. Не из ряда вон выходящее состояние. Сугавара растопырил белые перья, нахмурился по-доброму и опустился рядом. Прошёлся медленно взглядом с макушки до пят и стал пялиться в закрытые глаза. Демоническая голова через минуту вяло перекатилась в его сторону, Ойкава открыл недовольные глаза: — Ну чего? — Приляжешь? — донеслось безобидно в ответ. Савамура неподалёку навострил уши. В природе Сугавары было заботиться о других, кем бы они ни были. Коуши очень похож на жалостливого ребёнка, который тащит в дом всякую живность с поломанными лапами или крыльями. Ойкава терпеть не мог жалости к себе. Звук шлепка ладонь о ладонь был на удивление громким. — Не трогай меня, — рыкнул демон. Он начинал заводиться. — Я просто хотел проверить темпе… — Отвали, — Ойкава дёрнул головой. Коуши понимающе улыбнулся, встряхнул головой, избавляясь от выражения вселенской жалости, и поднялся: — Кто будет кофе? Через час Ойкава действительно задремал. Это уже не было редкостью, наоборот, поводом сделать передышку в игре кошки-мышки, где сам себя постоянно ощущаешь обоими сразу. Сугавара мягко улыбнулся Дайчи, разделившим с ним угощение, и снова подошёл к демону. Приложил ладонь ко лбу, закрыл глаза, сосредоточился. Минута в тишине, у агнелочка аж вены на висках проступили от лицевого напряжения. — Что там? — вскинулся Савамура. — У него дикие боли во всём теле, — тихо ответил Коуши, выпрямившись. — Но больше всего болит голова, — схватился за свою. Как Иваизуми узнал, Сугавара имел лечебные силы. Он умело анализировал состояние пациента через прикосновения, мог ощутить весь спектр проблем, выявить малейшие отклонения от нормы. Он был лекарем для всех и жутким союзником для них. Пусть не сразу, но он мог в любом углядеть слабость, потом погружался в размышления и через время выдавал убийственную стратегию. Ушиджима не сделал его командиром какой-либо дивизии в том числе из-за его способностей. Сугавара прикрывает тыл, латает раны, но в критический момент выдаёт лазейку для решения ранее нерешаемой задачи. Таких нужно держать под собственным крылом, от греха подальше. — Хочешь помочь? — Дайчи привык к доброй натуре Сугавары, но даже ему не хотелось, чтобы эта доброта распространилась на тирана. — Суга-сан, подумай лучше, — заявил серьёзно Танака. Все обожали Сугу-сана, особенно за характер. Но даже так, есть существа, которым лучше не протягивать руку помощи. — Танака, я… — несколько пар глаз предупреждающе воззрились на него. Вот это давление. — Давайте понаблюдаем. *** На следующий день ситуация повторилась, только в этот раз Ойкава уснул ещё до кофе. Привалился на своё же плечо, потом медленно сполз на высокие плотные подушки. Иваизуми помог ему улечься, подняв босые ноги, накинул сверху простенькое одеялко. Все знали о его тёплых чувствах к Ойкаве. Знали, и молчали, потому что были уверены, что Иваизуми на их стороне. А в своё свободное время пускай делает, что хочет. Сугавара опять его проверил. Сильно нахмурился, даже чему-то разозлился, но смолчал. Еле добудились Ойкаву. Он вроде сразу проснулся, но долго был не в состоянии контролировать свои движения. Вечером устроили дискуссию. «Смертельно? Раз нет, то нечего его лечить», — вопил Куроо. Вашиджо был согласен, император промолчал. С одной стороны, им было выгодно держать Ойкаву истощённым и безвредным, но с другой, если в таком состоянии он не способен поделиться с ними информацией, то на кой ещё до сих пор с головой на плечах держат? Ушиджима приказал наблюдать и предпринять меры, если состояние ухудшится. Иваизуми тогда сломал перо в руке. Он же блять его супруг, так почему не озаботился хотя бы здоровьем?! Ойкава и так тут живёт на правах смертника с временно отложенным приговором, так теперь давайте его мучить будем?! Животные. А он за компанию. Блядство. *** На третий день в библиотеку пришла Шимидзу. С ней Ойкава общался наиболее открыто, будто вовсе не опасался. Хотя на вопросы не отвечал. Их обмен репликами был достаточно забавен: — Что в этой конуре забыла такая красавица? — Поможете с переводом, Ойкава-сан? — Только если согласишься на свидание. — Ни за что, — строго кивала она. — Вот и ответ на твой вопрос, — игриво заканчивал он. Сегодня они тоже начали с обмена колкостями, безобидными, очевидными попытками получить выгоду. Односложные ответы были достаточно умилительными. В какой-то момент в их милую беседу нагло вторгся Сугавара, без стеснения подсев прямо к Ойкаве. Демон дёрнул бровью в привычном цыке, но позволил ещё одному ангелу нагружать его бессмысленными вопросами. В какой-то момент их игра так разошлась, что в дело пошли серьёзные темы. — Так почему тут книги живут своей жизнью, а, Ойкава-кун? — улыбнулся Сугавара. Владыка резко замолк, замер весь, застыл. Явно формулировал ответ в наступившей тишине, пока внезапно не согнулся в три погибели, хватаясь за обвешанную цацками голову. Сжал пальцы по побеления, вцепившись в волосы, и завыл зверем. Все подорвались, Суга схватил демона за руку, пытаясь отодрать её от головы. Савамура и Танака мельтешили перед диваном, следуя указаниям лекаря: «Разогните его! Давай, Дайчи!». Шимидзу заметалась на фоне, Иваизуми подбежал сзади, начав тянуть демона за плечи назад. Наконец они смогли прибить его корпус к спинке дивана, а руки удержать разведёнными. Иваизуми цыкнул, когда Ойкава острыми кончиками рогов глубоко оцарапал внешние стороны его ладоней. Сугавара встал коленями на диван, сжал неожиданно сильными ладонями демоническую черепушку, центр ладоней поместил напротив висков. — Посмотри на меня! — заорал он. Только взгляд Владыки инстинктивно зафиксировался на нём, тут же он центром ладоней переместил руки на глаза, всем телом надавил сверху, активируя лечебное заклятье. Сугавара начал бормотать заученные наизусть строки, над ним засветился белый круг, и все замерли, ослеплённые, на вдохе. Длинные пару секунд закончились. Все дружно выдохнули, Сугавара первый. Руки его заметно расслабились, он начал приседать на диван, а вместе с его текучими движениями ладони перетекли на лохматый затылок, увлекая тяжёлую голову на своё плечо. Все, державшие Ойкаву, начали медленно от него отцепляться. Коуши ещё сильнее отклонился назад, падая на подушки полусидя, руками бережно опустили голову демона себе на грудь. Сугавара весь плавно обернулся вокруг Ойкавы, расправил крылья, прикрывая их двоих, словно одеялом. — Дайчи, помоги мне, — тихо сказал лекарь, кивая на босые ноги. Савамура спохватился, сделал сказанное. — Что это, чёрт возьми, было? — первым начал Иваизуми. Голос его стал ещё ниже. Сугавара сидел, прикрывая голову Ойкавы и массируя ему затылок в объятиях, укрыл всё ниже плеч своим крылом. Ойкава спал, спал спокойно, умиротворённо. Круг всё ещё светился над их головами. — Я не знаю, — заботливым полушёпотом ответил Суга. — Какая-то вспышка остаточной магии, я не понял причину. Прежде, чем Дайчи встрял, Сугавара суетливо добавил: — Но это было что-то очень сильное и опасное. И не часть его, понимаете? Все переглянулись кто с кем. Как это — «не его»? А чья тогда? Акааши поправил очки. Всё это его не касается. Пока что. В конце концов они разошлись кто куда, один Сугавара остался статуей охранять сон Владыки. Ангел задумчиво накручивал на палец вьющиеся прядки, иногда хмурился и был до странного молчалив. Иваизуми остался подле него, искоса поглядывая на их мирные объятия. Белый круг плавно вращался вокруг своей оси, расширялся и сужался словно в такт сердцебиению. И всем было спокойно — Ойкава не сдвинется в ближайшее время. Вечером снова пришёл Ушиджима, взял на руки демона и улетел в покои, не получив от Сугавары выговор, как уже привык, наверное. Лишь молчаливый задумчивый взгляд в спину. Когда они остались наедине и за Цукишимой закрылась дверь, Вакатоши полез смотреть на руну. В его присутствии она всегда начинала мерцать ярче, будто отвечая на присутствие «отца», но сегодня молчала чёрным пятном. Как молчал Ойкава. Впервые император застал на лице своего супруга такую усталость. Обычно она сходила во сне: разглаживались морщины, расслаблялись брови и сжатые губы, успокаивалось напряжённое дыхание. Но сейчас… глаза будто впали ещё глубже, заострились скулы, кожа будто подсохла, и весь он снова выглядел неживым. Но не таким неживым, которого можно поставить на ноги тщательным уходом, заклинаниями или отварами, а таким, которого даже нельзя оживить. И Ушиджима принялся разминать Владыку, прощупывать тощие мышцы на предмет зажимов и болей. Плечи были каменными, но быстро расслабились под давлением горячих ладоней. На спине играли мышцы, похожие на выпрыгивающих из воды карпов. Судорога, но хорошая, «добрая», которая успокоится, когда уйдёт всё напряжение из тела. На пояснице Ойкава завозился, пытался избежать давящих движений, но Вакатоши знал своё дело. Затем ноги, стопы, руки и в конце шея. Ойкава расслабился окончательно, пускай и далеко не сразу, но сейчас млел от прикосновений. Тянуло поцеловать, продолжить ласку, но император себя остановил. Ему сказали, это был приступ острой мигрени, вызванный какими-то таинственными вспышками магии, чужеродными для Владыки. Не было сомнений, плод внутри него начал расти. Давно пора. Честно говоря, Ушиджима переживал. Шёл приличный срок, а живот не рос, внешне будто ничего не менялось. Он тогда обратился за советом к учителю, сенсей же успокоил, сказав, что беременность подтвердилась. «Его телу нужно время, чтобы вспомнить, зачем оно было создано, и затем он исполнит предначертанное как полагается», — вот что сказал Вашиджо-сенсей. Наставление не помогло одолеть сомнения, но помогло справиться с волнением и предвкушением. Он понимал, скоро, уже скоро произойдёт переломный момент, и Ойкава осознает всё. Ушиджима докажет, что будет достойным правителем и заботливым мужем. До рассвета он прижимал спящего супруга к себе с такой осторожностью, какой не знал прежде. Ни одно существо, ни одно драгоценное украшение не знало подлинной бережности от рук Императора Неба, но познал Владыка Демонов. Если в этом и была ирония, то Ушиджима пропустил её мимо ушей. Они наконец-то станут одной семьёй. *** На утро, как ему показалось, Ойкава открыл глаза снова не один. Сугавара сидел на кровати самым наглым образом и смотрел в окно, но тут же обратил внимание на него, стоило лишь попытаться пошевелиться. — Как ты себя чувствуешь? — спросил ангел, присаживаясь на корточки перед его лицом. — Отвратительно. Как и всегда. Сугавара посмеялся. — Помнишь, что произошло вчера? Вчера? Это уже радует. А то ещё недавно были несколько иные формулировки: «В тот раз…», «Тогда…», «Знаешь, ну, в общем, неделю назад…». Воспоминания были ленивыми ослами и нелепо крутились под самым носом, но никак не хотели собираться в единое стадо, чтобы их можно было понять и адекватно ответить. — Мы разговаривали, а затем ты вдруг схватился за голову. Помнишь об этом? На словах о боли затылок снова прострелило, и он зашипел. Раздражающий ангелок-бодрячок тут же положил ему руки на голову и зажмурился, погружаясь в его ощущения. Через минуту боль постепенно стихла, и ангел отнял руки. — Не расскажешь мне, в чём дело? Ойкава смотрел ему в глаза. — А мне откуда знать? Ангел улыбнулся виновато, мол, ну кого ты пытаешься обмануть. И снова перед ним встал выбор, как больше полугода назад. Два пути, и вроде видишь конец каждого чётко, но столько непредсказуемых событий может произойти. Ошибиться страшно, но парадокс в том, что каждый выбор будет неправильным по итогу. Всегда будет что-то или кто-то, что помешает ему. Вселенские планы по завоеванию мира, тиран, ошибка, последний из вида — что есть притворство и игра, а что безысходность и вынужденная мера? Ойкава отвернулся от раздражающего ангелочка. — Спроси у своего короля, или как вы там его называете. И Сугавара понял, что больше ему не ответят. *** Несколько дней библиотека отдыхала в спокойствии. Наконец-то строчки, которые не давались Акааши последний месяц, оказались переведёнными. Столько времени и усилий ради бесполезных слов, служащих своеобразной передышкой между действительно значимыми и наполненными смыслом полотнами текста. С обречённой усталостью Акааши перевернул страницу. С предыдущей он не закончил, и, видимо, не скоро это сделает, но так хотелось уже перейти к сути, а не блуждать кругами, прерываясь на бурные спектакли, что устраивает здесь Владыка почти каждый свой визит. Что это лишь постановка и отрепетированная роль, Бокуто-сан был уверен наверняка. После шока, что он испытал в «тёмный» день, после того, как снова ощутил давление, от которого, казалось, освободился навсегда, Бокуто-сан стал суров, пропадал сутками в тренировочных залах, вызывал каждого встречного-поперечного на спарринг, донимал императора и в целом стал зациклен на том, чтобы развить в себе превосходство над тираном. Акааши не говорил ему, что бо́льшая часть этих усилий уйдёт в молоко. Демоны отличаются от людей и ангелов. Там, где другие расы могут достичь высот силой духа и упорными тренировками, демоны обречены упереться в потолок. Акааши убедился в том, что в мире баланс поддерживается во всём, когда был моложе и только познакомился с Бокуто-саном. Тогда Ойкава начал набеги на ангельские провинции и завоевательно-подчинительные походы против ближайших государств людей, и они, не по своей воле, окунулись в мясорубку войны. Тогда он увидел, что такое баланс, на поле боя. Люди слабы физически, но их потенциал бесконечен. Демоны сильны от природы, их инстинкты и природная интуиция делает их недосягаемыми в бою, а способности к регенерации почти бессмертными. Ангелы рождены с чувствительными крыльями, если их повредить или оторвать, скорее всего, сын неба сгинет; но их сила в цели, огромная магическая мощь становится их по щелчку пальца, стоит ангелу осознать своё предназначение. И из всех них только демоны имеют потолок. Инстинкт выживания и адаптации сильнее желания выжить и сломить, поэтому в решающий момент, как бы им того не хотелось, они отступят. И их место займёт человек или белокрылый, они продолжат идти не взирая на преграды, даже если сгорят от собственных амбиций. Выживание против совершенствования. В этом и есть баланс. Что люди, что ангелы умирают легче и быстрее, чем демоны, но демонам не дано познать сладость силы и могущества, результат многолетних усилий, который перебьёт все страдания по пути. Как бы Бокуто ни старался, он может лишь следовать и выходить вперёд только тогда, когда его соперник в чём-то уступает. Демоны обречены на это — жить в тени славных достижений других рас, чтобы копить опыт и просто жить, пока поколения других сменяются так же быстро, как времена года. Что для человека век, то для демона год. Что для ангела столетие, для демона десятилетие. Несправедливо, но оно так. И этот баланс нельзя нарушать, Владыка должен был понять это уже. Ойкава первым позарился на законы мироздания, и поплатился. Не сполна и не первым. Поэтому Бокуто-сана гложет чувство несправедливости. Но это лишь закон баланса. Акааши будет об этом молчать. И вот сегодня, когда прогресс снова наметился, Владыка пришёл в библиотеку опять. Сугавара тепло улыбнулся демону и помахал Цукишиме за его спиной. Усадив Ойкаву подле себя на диван, лекарь начал вести бессмысленную беседу. Вчера на собрании они обсуждали, что пора бы уже расколоть Ойкаву. Чем больше времени проходит, тем больше важных сведений утекает из их рук. Сугавара сказал, что сейчас состояние Владыки нестабильно, и нужно этим воспользоваться. Вашиджо попросил Акааши настоять особые руны, которые должны поспособствовать им в этой нелёгкой борьбе. Они будут готовы к концу ноября, в день коронации императора. И это совпадение Акааши не нравилось. Когда он начал изучать звёзды, стал находить множество подтверждений тому, что случайности не случайны, а всякое совпадение в первую очередь совсем не совпадение. Многие значимые события в истории происходили под одними и теми же звёздами, в одну и ту же лунную фазу. Энергия звёзд — это не поэтическое преувеличение, а неизученное явление. Если он только нашёл какую-нибудь книгу об этом… Ойкава встал с дивана и двинулся к нему. Бокуто-сан неподалёку схватился за рукоять меча, все остальные в комнате напряглись, Цукишима сразу активировал защитные круги. Одно лишнее движение — и они кинуться на него со всем, что у них есть. Даже Ойкава-сан, по крайней мере в таком состоянии, этого не переживёт. Даже он, Акааши надеялся. Ойкава обошёл стол, за который Акааши сел, потому что библиотека ненадолго стала привычным тихим местом, но забыл, что Владыка обожает ближайший именно к этому столу диван. Ойкава обошёл и встал за его спиной. Акааши не ощущал магического давления, но психологическое и эмоциональное были не по-доброму удивительными. Бокуто-сан сделал шаг вперёд. Ойкава посмотрел на стопку книг и раскрытых свитков. Положил руку на спинку стула Акааши, потянулся рукой. Тянулся медленно, и всё равно за это время Акааши успел вспотеть так, как никогда даже на поле боя. — Убери свой ножик, Бокуто. Бокуто не пошевелился. Острый кончик его меча упирался Ойкаве прямо под кадыком. — Убери, я сказал. И взял за ручку чашечку кофе, который ещё не успел допить астролог. Бокуто отнял меч, но не убрал, Ойкава ужасно нагло, но мирно допил кофе. Поставив на стол пустую чашку, он с приторной обидой выдал: — Тебе варят лучше, чем мне, Кей-чан. Акааши не пошевелился. Перо в руках не дрожало, но не составило труда увидеть, насколько он напряжён. Как одеревенела спина, как расширились зрачки, как поджались губы и сжались челюсти. Не привыкший к битвам, он выглядел слабым и беспомощным перед лицом чистой силы. Но таковой силой Владыка обладать перестал. Затем Ойкава потянулся к верхней книжке, и все затаили дыхание. Владыка, как ни в чём не бывало, открыл трактат в синей бархатной обложке, лениво пролистал пару страниц и скучающе положил на место: — Никогда не понимал, зачем из раза в раз перечитывать эту нудятину. «О запирающих кругах и цикличности магии» — одно из крупнейших исследований, одно из самых точных. В древности людские учёные были страстными исследователями. В этой книге подробно описаны ритуалы и письмена, их влияние на все три расы, что нужно учесть при использовании такой сложной магии и как она может обратиться против того, кто её использует. Учёный, написавший эту прорывную книгу, делал все эксперименты на людях, ангелах и демонах лично. В ход шли дети, старики, беременные женщины, раненные, инвалиды, тяжело больные. Учёный слыл психопатом и сумасшедшим, и его сожгли на костре в возрасте пятидесяти трёх лет, но он передал свои рукописи верным ученикам. Ценные знания передавались из поколение в поколение, пока один энтузиаст не собрал их воедино и не выпустил книгу, которая совершила прорыв в запечатывающей магии и дала людям в первую очередь преимущество над остальными расами. С того знаменательного момента человеческий род начал отвоёвывать земли у демонов и даже ангелов. Та эпоха стала отчётом, когда Империя Тьмы, существовавшая и безраздельно правившая тысячи лет, начала сужаться до размеров небольшой страны, которую завоевали сейчас. Очень вряд ли этот значимый трактат можно назвать «скукотищей», пускай он и написан не самым понятным и лёгким языком. — Вас как всегда мало интересует история. Ойкава остановился, собравшись было уходить. Пальцами провёл по столу, задумчиво улыбнулся. — Верно. Какой прок от того, что было раньше. Нужно смотреть в будущее, — Ойкава повернул голову, Акааши не стал отвечать тем же. — Разве не это слоган вашей новой империи? Ответа он не получил. Сугавара, занервничав, попытался вывести разговор в нужное ему русло: — Что скажешь о своей библиотеке сейчас, Тоору-кун? — и мило улыбнулся. Ловкий ход. Напомнить Владыке о том, что эта библиотека «его», попытаться погладить по самолюбию и одновременно ущемить гордость. — Скудно. Не помню, чтобы в моё время здесь было так много бесполезных книг. Сугавара зацепился за эту фразу. — А какие были? И хотя манипуляции были более чем очевидны, сегодня Владыка был в настроении снизойти до них. — Военные хроники, книги по стратегии, история искусств и архитектуры. Парочку полок было отведено под садоводство и декоративные магические цветы. Помниться, тут даже лежали сотня-другая о редкой родовой магии. Все обрадовались, но демон закончил с лукавой улыбкой: — Но я могу ошибаться. Всё так изменилось, что мне уже и не вспомнить, было ли такое на самом деле. Куроо цыкнул. Ойкава только что достаточно прямо сказал о том, что они сами напортачили и что их император делает неправильно две вещи: обращается с чужим имуществом и использует силу в отношении Владыки. «Строит из себя жертву». — Не прикидывайся, высочество, — всё же съязвил Куроо. — Неужели император так усердно трудится каждую ночь, что у тебя все памороки отшибло? Ойкава сжал губы, и Куроо с Бокуто хищно улыбнулись, переглянувшись. Тендо подключился тоже, издевательски сощурив глаза. Даже Сугавара, обычно сочувствующий, приободрился. Все они здесь не для того, чтобы играть в поставленном Владыкой спектакле. Наоборот, это он будет плясать под их дудку, рано или поздно, по-хорошему или по-плохому, но так или иначе. — Что такое, Тоору, — начал запевать Тендо, вставая из-за стола. — Неужели милый малыш Куроо попал в больное место? — весь его тон брюзжал ядом и детским издевательством. Ойкава отвернулся к окну. Его руки побелели, когда он вцепился в стул. Акааши выдохнул, что другой, не тот, на котором он сидит. — Полагаю, это намного больше цепляет вас, нежели «нудятина», которой навалом в библиотеке, — кинул астролог шпильку. Многие заржали, Ойкава не отреагировал. Когда смех стих, Владыка сказал: — Смейтесь сколько угодно. Пока я жив, — он развернулся, в его глазах пылал огонь ненависти и презрения, — вам не достанется ничего на моей земле. — Это мы ещё посмотрим, — ответил Цукишима. Его пресный тон прекрасно говорил о том, что Ойкава может быть пугающим, если захочет. Владыка даже может казаться опасным, но они его не бояться. Опасаются — да, но Ойкава Тоору перестал быть угрозой, когда Небесный Император влетел в его замок с копьём на перевес, разбив окно. — Дни вашего правления давно сочтены. — продолжал блондин. — Ничего здесь не принадлежит вам, даже ваше тело. Так как вы собираетесь нам помешать? Их противостояние продолжалось недолго. Акааши наблюдал за сменой эмоций на лице Владыки. Баланс во всей его красе и равнодушии. Акааши видел, как Ойкава щурится, как скалит зубы, как пытается выжать из себя крупицу магии, как пытается найтись с ответом. И видел, как тот уступает, опуская глаза в пол, как с горечью признаёт поражение, опуская плечи и отворачиваясь к окну. Демоны обречены на поражение в битве философий. Но, к сожалению или счастью, их так просто не убить. За демонами прошлое. За людьми настоящее. Но за ангелами — будущее. Нерушимый закон, согласно которому была создана жизнь и благодаря которому они сейчас собрались здесь. Каждому почитается своё место и своя роль. Ойкава — главный злодей. Ему суждено проиграть. Все следующие попытки разговорить Владыку были безуспешны. Шимидзу улетела к императору докладывать о том, что они сегодня узнали, Тендо продолжал донимать верховного демона, Куроо с Бокуто травили анекдоты, а Акааши наконец-то смог зарываться в летописи. Это баланс, и так будет продолжаться до скончания времён. Ничто не пошатнёт саму основу этого мира. Ничто не сможет. *** Вашиджо наклонился к животу демона, всматриваясь через огромные увеличительные линзы в руну, сросшуюся с пупком. Поверженный тиран сидел перед ним на кровати, не стесняясь своей наготы, и смотрел в узкое окно, где встречал очередной рассвет. Вашиджо не мог перестать улыбаться про себя. Пальцы надавили в нескольких местах вокруг пупка. Кожа начала ощущаться мягче, организм начал откладывать необходимые жиры, и живот наконец-то начал едва заметно увеличиваться. Пару миллиметров, но это заметно при каждодневном осмотре. Старик поднялся, поднимая очки. — Плод растёт, это хорошо. Стоявший у кровати Ушиджима кивнул, улыбнувшись краем губ. Ювелир отошёл к столику у окна, складывая туда все инструменты, которыми уже воспользовался. Ойкава резко запахнулся и сразу забрался под одеяло, отворачиваясь от всех. — Пульс в норме, давление иногда скачет, но без нагрузок это должно сойти на нет. Посмотрел на ученика, затем на его супруга. Пожал плечами, давая общие врачебные рекомендации, которые не раз слышал, когда его жена была беременна: — Отдых, хорошее питание, минимум стресса. И больше солнца, но нельзя допустить перегрев. Ушиджима, верный его ученик, сурово кивнул, поблагодарил сенсея и вежливо проводил его до дверей в коридор. — Вакатоши, — старик остановился на красном ковре. — Следи, чтобы он не натворил глупостей. — Хорошо, сенсей. Прослежу. И скрылся в покоях. Вчера ночью ещё не коронованный император заявился к нему с волнительным вопросом: — Ойкава сказал, что у него часто кружится голова и тянет поясницу. Ушиджима умный мальчик и сам всё понимает, но когда дело касается Ойкавы Тоору, становится особо предусмотрительным и любит знать наверняка. — Пойдём, осмотрим твоего суженого, — устало вздыхает учитель, запахивая халат и хватая чемоданчик. Почему осмотром не занимается Сугавара, назначенный врачом? Потому что ещё никто не знает об особом положении и махинациях, которые позволили этого добиться. Когда всё вскроется, разразиться скандал. Вашиджо предвкушает сотни разгневанных писем, десятки собраний на площади под замком, перешёптывания и прочие прелести ошеломляющих новостей. Но вскоре всё успокоится, самые умные и догадливые, кто уже начал что-то подозревать, додумаются до одной из причин и понесут её в массы слухами и предположениями. Рано или поздно эти бездари поймут, что он и его ученик делают только самое лучше и нужное для молодой империи. И когда до них дойдёт, его власть станет абсолютной. Демон шипел и ругался на него, дёргался от малейшего прикосновения, но старик не реагировал. Какой забавный зверь, этот ваш Ойкава Тоору. Температура немного поднялась, поясница была явно горячее, чем в обычном состоянии, а область живота стала нежнее и чувствительнее. Он вырастит сильного ребёнка, родит уникальное создание, которому не будет равных в этом мире. И тогда Вашиджо вступит в игру, как заботливый дедушка. И насладиться властью сполна. Но до тех пор нужно присматривать за этим демоном, не дать ему совершить той же глупости, что он сделал летом. Ишь какой, пытался чужими руками вытравить своего ребёнка! Но он не учёл того, что это дитя сильнейшего из ангелов и верховного демона. Вряд ли это чудовище возьмёт какой угодно яд, вряд ли пронзит клинок. Этот ребёнок уже сильнее, чем большинство созданий, населяющих империю. Ойкава так просто от него не избавиться. Вакатоши был поглощён новостью, которую старик ему огласил. Потому Вашиджо позволил себе несколько дольше задержать руки на горячей пояснице и тёплом нежном животе. Недолго осталось терпеть. Теперь, когда процесс официально запущен, время пролетит за один миг. И вот уже пятый день старик осматривает демона. Тот всё ещё иногда дёргается от старческих прикосновений, но уже не орёт и не пытается боднуть или цапнуть. Приручат его, приручат. Пускай валяется в кровати, обижается, швыряется посудой, пускай. Но даже великий Владыка Демонов Ойкава Тоору не устоит перед чудовищем в его чреве. На очередном осмотре Вашиджо, собирая чемоданчик, как бы вскользь сказал: — Почему бы вам не разнообразить вашу половую жизнь? Ойкава зашипел и с головой зарылся под одеяла, а Ушиджима, его глуповатый мальчик, застыл — и засиял. Вашиджо своё дело сделал, пока уходить. Негоже задерживать влюблённых, которые не смогут устоять перед силой любви. Дверь закрылась за ним, как и всегда. Но на следующее утро его никто не вызвал. Вашиджо решил прогуляться по саду. *** Когда сенсей сказал, что плод начал расти, Ушиджима слышал лишь белый шум. Тонкий писк в ушах на фоне продолжался до самого момента, пока за сенсеем не закрылась дверь. Он повернулся к Ойкаве, который недовольный лежал на подушках и думал, что избежит его взгляда. Ангел лёг сверху, но Ойкава отвернул голову. Рукой Ушиджима повернул его лицо к себе, но демон строптивый. Это в нём Вакатоши нравится. Не скучный. — Посмотри на меня. Белый круг засветился над сердцем, и их глаза встретились. — Ну чего тебе, чёртов Ушивака? Ушиджима смотрел и не мог налюбоваться. Аристократичный взгляд, тонкие брови, красивые глаза, прекрасные волосы, которые, правда, стали немного ломкими. Рога, крепкие и сильные, но чувствительные и отзывчивые. Как и весь Ойкава. Нужно лишь найти, чем зацепить. — Я слышал, как ты пел нашему ребёнку колыбельную. Ойкава цыкнул. — Твой выродок мучает меня не первый месяц. Я не знал, что предпринять. — На называй нашего ребёнка так, — сурово приказал Вакатоши. Круг сделал оборот, и демон прикусил язык. — Он будет прекрасным, весь в тебя. — Он будет чудовищем. Вакатоши лишь улыбнулся. Ойкаву многие, почти все, считали чудовищем и худшим из существ. Лучший друг предал его, подчинённые перебежали на сторону врага, народ, которым он правил, поднял вилы на борьбу с ним. Но он — Небесный Император — единственный смог разглядеть его истинную красоту. И когда Ойкава это поймёт, он будет благодарен. — Отвали, Ушивака, — демон шлепком отбросил его руку от себя. Вакатоши не возражал, тут же улёгся рядом и притянул в объятия. Руки легли на пока ещё плоский живот, и улыбка сама появилась на его лице. — Жду с нетерпением нашей встречи. Ойкава не ответил, но Ушиджима знал, что тот постарается эту встречу прервать. Но у него ничего не выйдет. Рога упёрлись в горло, проткнули кожу, капельки крови побежали вниз. Ушиджима притянул демона ещё ближе, целуя в макушку. После жаркого сексе на рабочем столе они оба немного устали. Нужно будет сделать это где-нибудь ещё. *** Октябрь подходил к концу. Празднование дня рождения императора прошло относительно мирно. Народ гулял, пелись песни, люди, демоны и ангелы танцевали в общем кругу, смело держались за руку и на пьяную голову смело рассуждали о будущем. Император принимал тосты и подарки, но не отходил со своего места. Рядом с ним — Его Супружеское Высочество — сидел раздражённый демон. Иваизуми старался не замечать, как часто рука императора скользит под скатерть на чужое бедро, как бесконтрольно расширяются его зрачки, когда они о чём-то спорят шёпотом. Иваизуми вообще старался не отсвечивать и пересекаться с Ойкавой как можно реже. Буря чувств, с которыми он не хотел иметь дело, поднималась в нём при малейшем взгляде на друга. Бывшего друга. Продал ли его Иваизуми? И да, и нет. Сам рыцарь не хотел бы это называть так. Он помнил расплывчато, как пришёл на окраину выжженного боями леса на встречу с ангельской процессией. За спиной Куроо и Бокуто, они вместе обсуждают, какими ходами проникнут в замок, где заложат магически бомбы, как будут выводить верных людей. Потом, уже наедине, у него состоится разговор с будущим императором. — Ты можешь мне пообещать, что он останется жив? — Иваизуми тогда заработал первые морщины. — Да. — Ушиджима всегда говорил мало и по делу, но в ту ночь Хаджиме чувствовал недосказанность. Теперь он знает, о чём было то предчувствие. Рядом с Ойкавой всегда было шумно и неспокойно, но это было поверхностной тревогой. В глубине души Иваизуми был спокоен и счастлив. Проводить время на вершинах шпилей, кормить голубей, вместе летать с личными слугами правящей семьи. Ойкаву покусали пчёлы, когда он забылся и заляпался ванильным мороженым. Иваизуми тогда не смеялся, жутко перепугался, прибежал к тётушке. Стоял суткам напролёт над кроватью друга, ждал, когда сойдут смертельные для любого человека укусы. В мире, где не было солнца, Ойкава излучал этот свет сам. А потом, в шестнадцать, Иваизуми забегает в спальню короля и королевы и видит, как его друг, за которым он присматривал с самого детства, убивает собственную мать. Её отрубленная голова падает к ногам Иваизуми. И он кричит. Ойкава его отталкивает, и так сильно, что сносит им двери. Иваизуми слышит крики прислуги и шёпот короля. А потом тишина, молния, и начало кошмара. Иваизуми смотрит на Ойкаву, сидящего на своём неудобном троне, и думает: жалеет ли Тоору о том, что совершил? И не находит в пустых глазах ответа. Вмиг тот, кто был роднее всех, кто казался второй половинкой души, стал чужим, холодным. Тираном. Сколько розг было сделано, сколько испорчено. Сколько казней проведено. Сколько деревень выжжено. Как бы ни старался, Иваизуми не мог найти момент, когда упустил столь разительную перемену. И до сих пор не понимает, почему желал, чтобы друг остался жив. Не лучше ли убить, чтобы искупил грехи? Иваизуми смотрит и не находит ответа, лишь новые вопросы. Ойкава никогда не отвечал прямо, Иваизуми не спрашивал. Их пути разошлись, и дороги назад уже нет. *** В следующий раз Иваизуми нашёл Ойкаву в библиотеке. За тем, как Владыка читает, следили десятки глаз. Каждый его приход в библиотеку запускает одинаковый цикл вопросов. Все пытаются понять, как остановить перемешивание страниц между книгами, вызнать, где хранятся секретные знания, понять, как добиться от Ойкавы чего-нибудь, кроме молчания. Но Ойкава продолжает медленно перелистывать страницы дешёвого романа. Пера и чернил ему не дают, боятся, что он напишет какие-то письмена против заклятий, запечатывающих его силу. С переводом не помогает, на манипуляции и саботаж не ведётся. Сидит и читает, лениво листая страницы. Иваизуми смотрит на него и не узнаёт. На поле битвы, да даже на треклятой свадьбе и после неё иногда проскакивала искра знакомых ему эмоций. Но после дня рождения императора ничего. Ойкава перестал подходить к своему диванчику, тот уже почти месяц пустовал. Читал в тени, не двигался до самого момента, когда за ним придёт Ушиджима, и они вместе, под руку, пойдут в свои покои. Ойкава стал загадкой, которую не разгадать. И это давило, загоняло в тупик. Изредка Тоору откладывал книгу, словно испугавшись написанного там сюжета, и до самого заката замирал недвижимой статуей. Больше не засыпал, не разговаривал, не просил еды или воды. вообще ничего. И это пугало Иваизуми. На подкорке зудело, что он что-то упускает, что очевидное, но от того не менее ужасное. Что-то, что подкосило Ойкаву, почти сломало его волю. Иваизуми знал, что это может быть. Всё-таки они вместе с пяти лет. Но что-то не давало разрозненным наблюдениям сложиться в готовый ответ. В следующий раз в библиотеку Ойкаву привёл лично император. Проводил до его дивана, усадил, поцеловал руку и, удаляясь, сказал: — Я приду после полудня. Когда Ушиджима скрылся за поворотом, Ойкава немедленно встал и пошёл в тень, на ходу вытаскивая случайную книгу из полки, до которой смог дотянуться. Иваизуми наблюдает за ним. Наряды бывшего короля всё такие же ужасные и унизительные, но Ойкава, видимо, свыкся. Чётко видны цепочки засосов у основания шеи, демон даже не пытается их прикрыть и на шутки на эту тему не реагирует никак. Ошейника больше нет, зато цепочки на рогах остались. И они звенят-звенят-звенят на ветру. В обещанный час является Ушиджима. Подходят к столу, протягивает руку. Ойкава смотрит на него, медлит, но вкладывает свою ладонь в императорскую. Они медленно удаляются, и Иваизуми идёт следом на почтительном расстоянии. Император Цукишиму отослал на прошлой неделе разбираться с какими-то делами на юге империи, теперь его заменяли разные люди. Сегодня очередь Иваизуми. Супружеская пара идёт медленно, никуда не торопясь. Слуги перед ними почтительно расступаются, опуская головы, Ушиджима отвечает каждому, кто жаждет заглянуть ему в глаза. Ангел не спешит, делает остановки при малейшем сигнале Ойкавы. Какой послушный. В конце концов они спускаются на первый этаж. Впервые за почти полгода относительной свободы Ойкаву пустили на эти этажи, но он совсем не смотрит на изменившийся интерьер. Плывёт дальше, туда, куда его ведёт Вакатоши. Они останавливаются у одной из галерей. Арочный проход в сад, который расцвёл в считанные недели после победы. Растениям нужно солнце и влага. Пускай с последним напряг, но всё живое расцветает под живительными лучами. Всё, кроме Ойкавы. Они идут по ухоженным тропинкам, выложенным светлой плиткой. Заворачивают в укромный уголок, Иваизуми останавливается до поворота. Вскоре слышатся стоны, и рыцарь неловко удаляется. Они показываются через десять минут. Ойкава не изменился, лишь слегка порозовели вечно белые губы да слегка запутались цепочки на рогах. Костюм Ушиджимы обзавёлся лишь одной новой складкой, никакого несовершенства. Следующим днём в обед, где после дня рождения в столовой собираются все значимые лица каждую субботу, Ойкава не притрагивается к еде. — Что, Тоору-кун, — жуя, начинает Тендо, сидящий по правую руку от императора. — Слишком бедно для твоего утончённого вкуса? «Тоору-кун» не отвечает. Он смотрит прямо с такой сосредоточенностью, что невольно кажется, что демон углядел там что-то важное. Смена блюд, но Владыка снова не берёт в руки вилку. Едва пригубил вино, и всё. Император наклоняется у супругу, что-то напористо шепчет в ухо, но Ойкаву не пронять. — Не вынуждай меня, Ойкава. И сцепив зубы, Владыка берёт вилку брезгливым движением. Накалывает мясной шарик и, будто преодолевая нечеловеческое сопротивление, отправляет в рот. Долго жуёт, насилу сглатывает и тут же откладывает столовый прибор. Десерт Ойкава щупает куда охотнее. Клубничный чизкейк вышел очень нежным и не приторным. Завершив десерт, Ойкава видимо приободряется. Несколько сходит с лица бледность, поза расслабляется и ему явно становится спокойнее от привычного вкуса, не терроризирующего вкусовые рецепторы. Вслед за императором все поднимаются, желают друг другу хорошего дня и расходятся. Ушиджима не забывает огладить супружеское плечо. Явно этот жест что-то означает, хоть и выглядит невинным, но Ойкава не реагирует. Он поднимается следом. Куроо оказывается рядом, выставляя согнутую в локте руку. — Сегодня ты мой рыцарь, Тецу-чан? — едва ли не шепчет Ойкава, хватаясь за предложенную помощь. — По принуждению, — улыбается советник. — Куда прикажете держать путь, Ваше Высочество? — шутки Тецуро сегодня безобидные, он в хорошем настроении. — Мне всё ещё запрещено посещать нижние этажи, так что без разницы. Куроо мгновенье думает, а затем берёт бодрый темп в сторону кухни. — Возьмём бочонок эля и посидим у меня. Ойкава дёргает бровями. — Сегодня какой-то праздник? — Что-то типа того, — отмахивается демон-кот. Они под удивлённые взгляды служанок просят бочонок алкоголя. Обаяшке Куроо не смеют отказать, и вскоре они оказываются перед личными покоями советника Его Величества по вопросам продовольствия и транспортного обеспечения. Куроо занимает эту должность чисто номинально, чтобы для особо интересующихся был готовый ответ. На деле Тецуро, насколько Ойкаве известно из случайно подслушанных обрывков разговоров и собственных выводов, занимается выявлением шпионов и выяснением настроений во всех слоях общества. Ойкава искренне сомневается, что у него остались сторонники, особенно после фарса, устроенного Ушивакой, но чем бы дитя не тешилось… Комната Куроо простая. Сдвоенных покоев не так много, но достаточно, чтобы каждое значимое лицо в государстве почувствовало свою важность даже в такой мелочи, как личные покои. рабочий кабинет гораздо меньше, чем в королевских покоях, в спальню Куроо открывать не стал. Полез в шкафчик, достал два бокала, разлил эль. — Акааши руководит в том числе и плантациями винограда, ячменя и прочей алкогольной прелести, — говорит Куроо, подавая ему бокал. — Под его руководством в нашей империи будет лучший алкоголь на континенте! Ойкава усаживается, укладывая свободную руку на подлокотник. — Отравить меня хочешь, Тецу-чан? — спрашивает верховный демон, принюхиваясь к крепкому напитку. Тецуро смеётся: — Хотел бы, давно уже сделал. — Куроо становится серьёзным: — Знаешь, наш славный император действительно серьёзно настроен. На том собрании я даже чуть не испугался, когда он приказал прекратить твою травлю. — Какой защитник Ушивака, — кисло ответил Ойкава. Куроо уселся недалеко от бывшего короля. Смотрел на насыщенный цвет солода, верят бокал в руке. Эль пьют в кружках, но сегодня не настроение для попойки, какие бывали у них в молодости. — Скажи, Ойкава… — М? — Владыка не смотрит. Куроо глаз не поднимает. — Почему ты выбрал такой курс правления? Тецуро выпрямился, чтобы увидеть, как Тоору закатывает глаза. — Только ты не начинай. — Просто в толк не возьму. — Куроо приблизился. — Всё же было нормально. Когда ты слетел с катушек? Ойкава повернул голову к нему. Расстояние между ними катастрофически уменьшалось. — А это, Тецу-чан, — миллиметр между губами, — не твоё дело. И отпрянул, делая сразу несколько больших глотков. Куроо пригубил тоже, слушая молчание. Раньше они, бывало, частенько набирались в шумных компаниях, травили старые анекдоты, летали на перегонки (Куроо в такие моменты был грузиком для Бокуто, но чёрт, не проигрывать же!), жили весело и шумно, и целый мир лежал впереди. Бывало, смотрели на восход луны. Не то чтобы через плотные чёрные тучи можно было что-то разглядеть, но они мечтали, что также встретят восход настоящего солнца. Не одна бутылка вина распита была на двоих. А потом Куроо встретил свой первый рассвет в одиночестве. Поле битвы, лязг металла, всё как воспевают в одах и балладах. Кровь на руках, сожаления на плечах, пулей в замок. Лучи солнца горячие, они жгутся после тысячелетий холода, но в тронной зале пусто и ноги сводит судорогой от разницы температур. И вот они здесь. — И вот мы здесь, — бормочет Куроо, разливая в бокалы новую порцию хмеля. — Удумал споить меня и вызнать все тайны, а, Тецу-чан? — лёгкая улыбка трогает губы Владыки, Куроо хмыкает. — Раскусил, сдаюсь. Половина бочки эля пустеет, а они всё сидят в тишине. Куроо не спрашивает, Ойкава не отвечает. До заката ещё далеко, но небо уже темнеет, заливая горизонт жёлто-оранжевым светом. — Ты всегда хотел увидеть рассвет. — Угмн. — И как? Куроо смотрит на него. И не может понять — — За что? Ойкава поворачивает голову. — Кенму за что? Ойкава дёргает губами, зажёвывая ответ. — Отвечай! — бокал разбивается, Ойкава отводит глаза. — Я не скажу, что сожалею, Куроо. — Владыка отодвигается от него корпусом, насколько может. — Но… это была несчастливая случайность. — Случайность? — голос садится. Тело, посаженное на колья, не назвать таким мелким словом. — Да. Просто случайность, — глухо отзывается Ойкава, полностью отворачиваясь от него. Куроо тянется к чужому плечу, ссутуленному и ставшему хрупким в этих воздушных тряпках. Ойкава разворачивается нехотя, но Куроо зол, и Куроо сильнее. — Посмотри мне в глаза и скажи тоже самое. Ойкава смотрит и молчит. Куроо сжимает руку сильнее. — Отвечай! Тецуро вскакивает, нависая сверху. Зрачки жёлтые и узкие, клыки небольшие, но очень острые, он знает. Тецуро зубами оторвал не одну голову, когда сражался не на той стороне, потом ему выдали меч и сказали быть достойным. Ради Кенмы. И Куроо взял меч, и им пробил себе место советника нового императора. Ойкава смотрит, прижатый к подлокотнику. Смотрит и молчит. Куроо собирается рявкнуть ещё раз, но Владыка успевает первым: — Мне не жаль, Куроо. И никогда не было. Так случилось, так что смирись уже и отвали от меня! Ойкава отбрасывает его руку и встаёт, порываясь уходит. Но Куроо не отпустит мышь, забежавшую в мышеловку. Пригвоздив Тоору к стене, демон-кот ревёт на ухо: — Он что-то узнал, да? Он узнал, и ты запаниковал, не придумал ничего лучше, чем подстроить «неосторожную случайность». — Куроо давит на чужие запястья, не даёт вырваться. — Ох, бедный хрупкий Кенма! Был так неосторожен на Северном Шпиле, что на самом верхнем этаже взял — да оступился! Куроо прижимается ближе, раскрывая пасть у бледной шеи. — Какое несчастливое совпадение, что демон без крыльев полез туда, откуда в конечном итоге выпал и разбился. Правда? Клыки поддевают кожу, грозят вырвать плоть, отделив голову от тела за один укус. Но Ойкава молчит. Пытается вырваться и молчит. — Признайся же! Это ты его убил! Ойкава резко разворачивается, его шея хрустит, руки выпутываются из захвата, и он хватает Куроо за грудки: — Не я его убил! НЕ Я!!! И Куроо замирает. Всё-таки убили. Не случайность. — А кто? Кто? — Ойкава морщится, когда его стискивают за локти. — Назови имя, Тоору. Или я разорву тебя! Они сталкиваются лбами, Куроо оттесняет его к стене, они бодаются и клацают зубами. Куроо настолько близок к тому, чтобы разорвать демона в клочья, что перестаёт контролировать свой человеческий облик. И в конце концов Ойкава роняет тихое: — Ты. — Что? Тецуро отступает назад так резко, что валиться на пол. — Что ты сказал? Ойкава щурится почти виновато. — Мы стояли на площадке. Кенма узнал то, что ему не следовало, и я просто хотел узнать что. Он подошёл близко к краю, тогда ещё сильные ветра дули и было скользко после дождя. Я хотел оттащить его, но ты вбежал, окликнул его, он оступился… и упал. Куроо молчал. Голос не слушался, рук и ног он не чувствовал. — Почему?.. Почему ты не спал его? Сжав кулаки, Ойкава сквозь зубы скороговоркой ответил: — Я подумал, что так будет лучше. — …Кому? — Всем. Куроо пуст, снова, как в тот день, когда молнии разверзли небеса. Словно в замедленном времени, он смотрел, как его друг, его лучший друг, о котором он заботился с самых малых лет, которого растил без родителей, падает, нелепо взмахнув руками, в зияющую дыру Северного Шпиля. Сильные ветра бушуют, он слышит крик, который затихает почти моментально. На шатких ногах доходит до самого края, смотрит вниз. На копьях, слепо смотрящий в небо, с кровью на лице и штыками в груди, Кенма Кодзуме мёртв. Он хочет шагнуть следом, и почти делает это, но его тянут назад, обнимают, пытаются увести прочь от обрыва. Слышатся разные голоса, крики, всех обрывает молния. Куроо Тецуро — кот, который боится грозы. Собирая себя по частям, Куроо спрашивает, поднимаясь: — Что он узнал, Ойкава? — Тебя не касается. — Что. Подумав, Тоору говорит: — Даже если я мог сказать, лучше бы не стало. Поверь. Куроо смеётся, горечь не сходит с языка. Эль был слишком крепким. — Поверить, тебе? Ойкава отводит глаза. — Проваливай, Ойкава. Пока я действительно не убил тебя. Владыка не ответил. Дверь за ним бесшумно закрылась, а Куроо остался один в комнате. Из-за солнца без туч даже в тени жарко, но по коже бегут холодные мурашки. В бочке плещутся последние капли алкоголя, Куроо выливает их за подоконник. — Прости, Кенма. Я же обещал больше не пить. *** Империя Тьмы. Некогда могущественное государство, в лоне которого зародились демоны, известные миру сейчас. На борьбу с ней бросили все силы объединённые войска ангелов и людей, а всё по незнанию. Страшно, холодно, голодно жить под чёрными тучами без солнца. Но главный страх ещё впереди. Ойкава лежит на боку, смотри в окно. Впервые за долгие месяцы работы император выделил себе денёк на полноценный выходной. И сейчас спит, подобрав его под себя. Ойкаву это, конечно, бесит, но он не может ничего с этим поделать. Лучше лежать с Ушивакой, чем трахаться с ним. Каждый раз Ойкава мысленно приходи в ужас от того, с какой страстью и обожанием на него смотрит чёртов Ушивака. Не боится причинить боль, но при этом осторожен. Ойкава чувствует себя запертым в клетке больше, чем когда-либо. Не шевельнуться, не даже посмотреть куда-то без разрешения. А этот ублюдок рад и когда ему сопротивляются, и когда подчиняются. Ойкава боится этого слепого обожания, потому что будь это кто-то иной, кто угодно, кроме Ушиджимы Вакатоши, Ойкава давно бы уже вернул себе власть. Но Ушавака, несмотря на все чувства, бурлящие в нём, держит голову холодной, а нос по ветру. Его не застать врасплох, не одолеть силой, не перехитрить, пока на его стороне столько соратников. Поэтому Ойкава просто лежит. В последнее время тяжелее просыпаться, во время ходьбы голова идёт кругом от любой случайной вспышки света, ударившей в глаза, тошнота по долгу не проходит. Ойкава ненавидит руки Ушиджимы, но когда они накрывают низ его живота, становится чуть легче дышать. Плоду, чудовищу внутри него, нужно одобрение отца, его постоянное присутствие. Он бурно реагирует на магию, которой в Ушиваке в избытке, а в нём ни гроша. И это выматывает. Ойкава хочет избавиться от плода, доказать, что у него есть право выбора, что он никому не позволит делать с собой всё, что заблагорассудится. Но не может. Один-единственный приказ, данный ему в конце августа, перечеркнул все старания и дальнейшие планы. «Я запрещаю тебе вредить нашему ребёнку». Себе запрети, козёл. Ушивака заворочался, шумно вдыхая. Ткнулся в макушку, не обращая внимание на острые кончики рогов, крепче сжал в объятиях. У императора на утро остаются отпечатки сетки рун — так плотно он зажимает клещами демона. Ойкава привык к звону цепочек, к постоянному бессилию, которое нахлынывает на него каждый раз, стоит отпустить руку Ушиваки или пройти мимо гобелена, которых по всему замку если не тысячи, то сотни. — Доброе утро, — бормочет Ушивака, целуя в висок. — Уже обед, тупица. Ушивака смеётся. — Понравилось? — Отвали. Снова лыбится. Начать до заката, а закончить только под рассвет? — Чудесное решение, Ваше Ссанное Величество! Лапища снова лезет под одеяло, оглаживая ногу. — Это вредно для твоего ребёнка, — вкладывает столько яда, сколько удаётся соскрести с дёсен. — Не ври, Ойкава. — Ушивака продолжает гнуть свою линию. Кто бы сомневался. — Вашиджо-сенсей всё контролирует. — Твой Вашиджо-сенсей не врач, а ювелир. — Отменный. Тоору закатывает глаза. Ушивака на его руке крутит обручальное кольцо, которое Владыка не сможет снять без прямого разрешения от мужа. На хер идите, оба. — Чем займёмся сегодня? — Я хочу почитать. Отвали. Ушивака уже навис над ним, гладит плечи и руки. — Что читаешь? — Тебя ебёт? Император цыкает на сквернословие. — Не ругайся. — На хер иди. Затыкают удушающим поцелуем, долгим и глубоким, что Ойкаве приходится начать хлопать по спине, лишь бы дали вдохнуть. — Где был вчера? Зная, что этот клещ не отстанет, пока своё не получит, Ойкава отвечает, отводя глаза: — Разговаривал. — С кем и о чём? — Какая разница? Ойкава пытается выбраться из постели, но его тащат назад. — Говори. Взгляд прямой, руки крепкие. Не отпустит же… — С Куроо. О прошлом. — Что он хотел? — Не знаю, — закатывает глаза Ойкава, упираясь руками в широкие плечи. — Он первый меня пригласил. — …Он тебе навредил? Синяки не сошли и сойдут не скоро. Придётся носить перчатки. — Нет. — Хорошо. Ушиджима разжимает объятия, и Ойкава вскакивает с кровати, запахиваясь в первую попавшуюся одежду. «Муженёк» смотрит за ним мечтательно, и это выводит Ойкаву из себя. — Отвернись, Ушивака. Ублюдок улыбается. — Что я там не видел? — Срать я хотел, что ты там видел, а что нет. Мне неприятно, когда ты на меня смотришь. И — хвала небу! — он отворачивается. Какое-то время сохраняется перемирие. В жизни бы на такие условия Ойкава не согласился, но из двух зол выбирают меньшее. Ушиджима щедр, когда хочет таким быть, поэтому возле любимого кресла появилась удобная подставка для ног из лилового бархата. Ойкава берёт недочитанную книгу, открывает на загнутой странице, падает в кресло и блаженно выдыхает, когда его не трогают. Сидеть почти лёжа — удобно, читать в тишине — комфортно, и если игнорировать присутствие одного субъекта сомнительного качества исполнения — уютно. Раньше Ойкава жил ярко, каждый день был похож на праздник: пьянки, гулянки, веселье и беззаботное детство. Конечно, от обязанностей наследника престола не убежишь, но всё было в радость: и политика. и история, и стратегия, и языкознание и переводоведение, и искусство, и логика. Всё было интересно и ново. Но затем померкло. Перестало иметь значение. Ойкава действительно думает так, как высказал Акааши. Все эти книги ничего не значит. Записанные на гобеленах даты превратятся в пыль, и всё, что волнует кого-либо сейчас, уже неважно, и никогда не было. Ойкава не испугался бы смерти от рук Куроо. Вероятно, это было бы так же хорошо, как смерть от рук Иваизуми. Но Куроо испугался сам себя, а без посторонней помощи Тоору умереть не может. Страницы перелистываются в тишине. Десять минут назад подали завтрак, который уже обед. Кофе остыл, булочки затвердели, Ушивака смирно сидит на соседнем кресле, смотрит в даль. Ойкава не хочет разгадывать его мысли, но если отречься от самого себя, то всегда было интересно: какая личность — этот Ушиджима Вакатоши? Что им движет, как он видит свой конец, куда ведёт ничего не подозревающий народ империи? Ойкава муж, сумка для эмбриона и предмет мебели, пускай и роскошный. Не советник, не любовник, не доверенное лицо. Некоторым тайнам лучше остаться неразгаданными. Через какое-то время Ушиваке надоедает сидеть без дела. — Поешь. — Отвали. — Вашиджо-сенсей сказал следить за твоим питанием. — За собой последи. Ушиджима вздыхает. — Ойкава. — Ну что?! — психуя, он закрывает книгу, забыв номер страницы, до которой упорно делал вид, что читал. — Ешь. — Не хочу. Книга летит на пол. Ушиджима тянется за ней, отряхивает, возвращает на полку. — Двести шестнадцатая. — Что? — Страница, на которой ты остановился. Я загнул страницу. Ойкава закатывает глаза и бурчит благодарности, которые легко спутать с проклятьями. — Ойкава. — Ну что тебе, Ушивака? — демон хватается за голову, хотя сегодня она его ещё не беспокоила. — Пойдём погуляем. Ясно читается «удели мне внимание, ну пожа-а-а-а-а-а-а-алуйста». — Куда? — Куда хочешь. — Никуда не хочу. Ушивака подходит сзади, кладёт руки на напряжённые плечи. — Тц. — долгая пауза, ангел массирует плечи. — Покажи мне что-нибудь интересное. — Что, например? — Чего-нибудь, что я не видел в своём замке. Ушиджима упорно игнорирует тот факт, что Ойкава считает этот замок своим. Он согласился. На прошлой неделе ему пришлось приказывать. — Пойдём в музей искусств. — Валяй, — на выдохе машет рукой Ойкава. Не глядя надевает новый наряд. Цвета повторялись, платья — нет. Но больше юбок без шаровар не было. Неужели Ушивака вспомнил о его гордости? Или это чтобы «не продуло»? Прогулка долгая, через нижние этажи, полные красивых светлых галерей. В коридорах много цветов, картин, статуй выдающихся личностей (по мнению нынешней власти, конечно) и прочего хлама, который Ойкава не допустил бы. В музее им не рады. Ну, Ушиваке рады всегда и везде, даже в собственной постели, а ему — поверженному тирану — никогда и нигде. Даже до его восхождения на трон за пределами замка было небезопасно и недружелюбно. Зато сейчас эти фальшивые улыбки расцветают словно маки, стоит лишь переступить порог королевской спальни. Ойкава лениво смотрит на картины, большинство из которых написано ангелами. Ушивака рассказывает ему о каждой, зачитывает поэмы, написанные в его честь и в честь его нового государства. И всё это, конечно, «весело», но ради бога, дайте эля в эту дыру. Словно прочитав его мысли, из ниоткуда возникает Сугавара под руку с Дайчи. Они упорно делают вид, что встреча приятна всем её невольным участникам, хотя настроение Ойкавы прочесть легче, чем название книги. — Ваше Величество! Что вы тут делаете? — Сугавара всегда светится, как рождественская звезда? — Ойкава попросил меня показать ему музей народного творчества. — Ты заставил. — Кхм, — Дайчи неловко откашливается. Мистер правила этикета, заткнись, а. — Нас посетила та же мысль. Ушиджима кивнул. — Эм, не хотите с нами прогуляться? — неловко молит Сугавара. Ушивака смотрит, и Ойкава не может прочесть ни единой мысли в глазах — пус-то-та. — Как хочешь. — Здорово! — Сугавара хлопает в ладоши и тут же виснет на Ойкаве, буквально вырывая его из рук императора. — Тогда пойдёмте в оранжерею. — Не знал, что есть такие. — Недавно завелись, — шутит ангел, Ойкава хмыкает. И его уводят вперёд, демон не оборачивается. Всю дорогу до верхнего этажа башни Сугавара лепечет на разные темы, и это мешает Ойкаве услышать, о чём шепчутся два ангелочка позади. Из-за того, что мистер бодрячок вис на руке и иногда активно дёргал за неё, приходилось поддерживать разговор, односложные ответы не котировались. Они успели обсудить разницу культур во всех проявлениях фольклора, политику, географию, литературу, аграрное дело, какие культуры лучше высаживать зимой, чтобы украсить свой подоконник, и прочую лабуду. К моменту, как они попали в оранжерею, Ойкава был выжат морально и физически. Если Ушивака был в курсе его проблем (не по воле Тоору), то этот уникум нет. Сразу как набрал приличную скорость, так и не сбавлял. Пару раз их заносило на поворотах. Но это было не так плохо. Голова была пуста, никаких мыслей, лишь безобидные размышления, не касающиеся его личного прошлого, настоящего и будущего. Оранжерея также была усладой для глаз. Буйство цветов, различная смесь ярких ароматов кружила голову, в хорошем смысле в этот раз, и была приятным местом для созерцания. Неторопливого созерцания. В глубине цветочных и древесных лабиринтов спрятался столик с четырьмя стульчиками из хрусталя. Приятное место. — Нравится? — Сугавара капал на мозги своей «невинной улыбкой». Ойкава не ответил, но чуткий ангелок прочёл его, как открытую книгу. Они поспешили к столику, Ойкава смог наконец-то расслабиться. Это правда, что последние две недели у него участились головокружения, стало тянуть низ живота и поясницу, но, конечно, чаще всего это можно было бы легко проигнорировать, но Ойкава пользовался своими привилегиями беззастенчиво и со всех размахом. Если он не избавиться от плода к поздним месяцам, то станет самой капризной мамочкой, каких не видел этот свет. Они затрахаются с его прихотями. В список пожеланий уже включен такой незамысловатый пункт, как «принести свежий кофе, зерна которого собраны на юге империи и которым не больше одного дня, на коленях так, чтобы чашка была на макушке». О-о, как он отыграется на очкарике, когда тот прольёт хоть капельку. В этом чёртовом «положении» уже есть свои плюсы. И вот они вчетвером расселись на стульях, выполненных в древесном стиле, но из хрусталя. Ножки — веточки, из которых растут цветы. Спинка — поляна цветов и ягод. Всё благоухает, запах забивает голову и подпитывает иллюзорную надежду на хорошее будущее. Если все ангелы растут в таких условиях, нет ничего удивительного, что их замыслы столь «воздушны». Их мирок похож на теплицу — там всё под контролем, всё как надо, красиво и чисто. Но стоит выйти за порог, как встретит холод, голод, болезни и смерть. Скоро они поймут, насколько ошибались. Сугавара, после получаса болтовни ни о чём, схватил под руку Ушиваку и утащил его куда-то. Ойкава остался с Дайчи один на один. Демону, в общем-то, было плевать, лишь бы его не трогали, но, судя по лицу, советник был настроен на серьёзный разговор, ради которого затеяли весь этот спектакль. — Ойкава. — М. — Ты собираешься нам помогать в расшифровке книг? — Нет, — незамедлительный ответ на глупый вопрос. — Тогда… — Савамура сцепил руки в замок. — Ты бесполезен. — Вот это новость. Дайчи нахмурился. — Я не знаю, почему Вакатоши тебя так опекает, но скоро этому придёт конец. — Хо-о? — лениво протянул Ойкава. — Это что, переворот в государстве, которому едва ли полгода будет? — Нет. После коронации, когда власть станет законной, Его Величество не оставит нам выбора, кроме как воспользоваться новыми законами. Даже он вынужден будет согласиться с нами. — Тогда ты плохо знаешь Ушиваку. Савамура твёрдо на него смотрел, но Ойкава не собирался продолжать. Он не будет этому ангелу рассказывать что-либо об Ушиваке, он не его жена. Он — пленник. — В любом случае, советую начать помогать нам. Иначе будут последствия. Тоору закатил глаза. Если его казнят, сыграют на руку. Будут пытать — тоже, ведь так они могут убить тварь внутри него, а он палец о палец не ударит. А если они ничего не смогут сделать, то наметится раскол в этом сладком царстве, и всё само разрушится. Любая ситуация выигрышная. Обычно Ойкава ответил бы на такую дерзость какой-нибудь остро́той, но сегодня ленивый день. И поясницу опять начало тянуть на жёстком стуле. Они сидят в напряжённом молчании, пока за поворотом цветочного лабиринта не слышатся голоса. Сугавара лепечет о законах охраны здоровья и обязательном медицинском учёте для всех граждан империи, Ушивака уточняет детали. Раз им так хорошо вдвоём, могли бы и не приходить. Ангелы усаживаются за стол, Ушивака ставит перед ним морковный сок. Ойкава дёргает бровью: — Что это? — Ушиджима-сан рассказал мне о твоих болях, — встревает Сугавара, ставя перед Дайчи тоже сок из чего-то странного и несладкого. — Просто врачебная рекомендация. — Замечательно, — глаза закатываются сами по себе. Такими «подарками» иногда промышлял Иваизуми, когда понимал, что агрессивные методы воздействия вроде избиения и криков не помогают. Бывало, Ойкава засиживался допоздна, ну… пропускал ночь-две-три, вычитывая в многостраничных томах хитрости военного дела, интересные факты великих полководцев или ища глубокие литературные смыслы в древних одах звёздам. Ему самому было интересно, и было интересно, что скажет Иваизуми. Он, конечно, выглядит как бестолковый баран, но если настроен поговорить, а не помахать кулаками, может выдать дельную мысль. Когда они играли в шахматы (Иваизуми всегда проигрывал, но не сдавался), Ойкава услышал от него крайне любопытную мысль: Вместе мы сила. Банально и по-детски, но всё же. Почему-то в тот день это поразило Тоору до глубины души. Будто Иваизуми не мыслил себя без него, будто собирался стоять за правым плечом до самого конца. Но… иногда жизнь даёт оплеуху за слишком радужные мечты. Ойкава не сделал ничего дурного, наоборот, охранял так, как считал нужным. Но сначала отдалился Куроо, потом Акааши, а затем Иваизуми заявился к нему в самый неподходящий момент. — …кава. — Ойкава, — тронули за плечо. Демон рассеянно поднял глаза на Ушиваку. — Ты в порядке? — В норме. Гудение в голове снова начало становится слишком громким, чтобы его можно было просто проигнорировать. Стакан морковного сока был пуст. Когда он выпил эту гадость? Он помнит только первый горьковатый вкус, а затем всё как в тумане. — Пойдём обратно, — шепчет Тоору, и Ушивака, как послушная марионетка, встаёт из-за стола, прощается с ангелами и тянет его за руку, помогая подняться. Голова снова идёт кругом. — Что случилось? — спрашивает «муж», когда они остаются наедине. — Ничего. Больше они не разговаривают. Оказавшись в родной комнате, пусть и обустроенной в отвратительной манере, Ойкава сразу заваливается на кровать, накрывается всеми одеялами сразу и пытается уснуть. Во сне, если на утро он помнит, всё хорошо и радостно, там осталась его счастливая жизнь. И нет совершенно ни одной причины просыпаться надолго. Но ночью его будит резкая боль в пояснице. Ойкава шипит и утыкается лбом в тело, обнимающее его. Ушивака сонно возится: — Что случилось? Но Ойкава не может ответить. Его очень больно, зубы сцеплены так крепко, что не разомкнуть. Он чувствует, что наружу просится хвост, но нет сил дать магический импульс, чтобы высвободить его. Ойкава болезненно стонет, сжимая кулаки. Ушивака пытается его разогнуть. Несколько минут паники — и становится легче, когда Ушивака догадывается положить руку на поясницу и влить немного своей магии. Энергия, наполненная светом самого Неба, очень токсична для демонов, рождённых в ночной тени, но сейчас она не жжёт, как жгла в бою. Сейчас она собирается в одной маленькой точке, которая словно водоворот поглощает её жадно и дерзко. Ойкава задыхается, когда чудовище успокаивается. Ну вот, приехали. Ушивака гладит живот, который уже начинает мало-помалу выступать, и его лицо выглядит странно: он одновременно улыбается, одновременно хмурится, будто не может решить, какую эмоцию испытывает больше. — Твой выродок меня доконает. А ведь это только начало. Но Ушиваке насрать. Он гладит живот, гипнотизируя, словно хочет увидеть дитя сквозь кожу и внутренние органы. Ойкава, пользуясь тем, что ему совсем кроха магии перепала, высвобождает хвост. Всего тридцать сантиметров, но он чувствует себя гораздо легче. Ничего не чешется изнутри, ничего не давит. Лепота. — Он будет сильным. — Тц. И они снова укладываются. И Ойкава снова не может уснуть, смыкая веки лишь на рассвете.