бумажные сердца

      — Мама, мама! — тихий детский голосок раздается так неожиданно, что молодая леди, глубоко утонувшая в собственных мыслях, пугается и слегка вздрагивает. Сзади, помимо голоса, слышатся крохотные шаги, и девушка, даже не поворачивая головы, с мягкой улыбкой на лице понимает, что это — ее маленький непоседливый пятилетний сынишка.       Просторный балкон, на который входит мальчик, открывает вид на ночное звездное небо — такое большое-большое и удивительное для любопытных ребяческих глаз. Мальчишка восхищенно ахает, видя столь невероятную картину впервые в своей жизни.       — Рики, что ты тут делаешь? — юная мама взволнованно бегает взглядом по своему сыну, останавливаясь то на его босых ногах, то на совсем тонких темно-зеленых пижамных штанах в крупную клеточку, то на серой кофте, то на взъерошенных светлых волосах. — Милый, тут очень холодно, ты можешь заболеть, — заботливо предупреждает она и нежно проводит ладонью по голове мальчика. — И уже поздно, почему ты еще не спишь, м?       — Мне приснился жуткий сон, — тихо признается мальчишка, отводя глаза в сторону, словно сделал что-то плохое и теперь чувствует вину за это. — После него уснуть совсем не получается. Мне очень страшно…       — Иди сюда, — тихо, почти шепотом проговаривает девушка и берет сына на руки, усаживая его к себе на колени, и крепко обнимает, согревая теплом своего тела. — Я больше не позволю ни одному кошмару обидеть тебя, слышишь? Пока я рядом, ты в безопасности, — она коротко целует Рики в макушку и обнимает его еще крепче. — Посмотри на небо. Видишь ту большую звезду? — указывает пальцем на верх, и мальчишка резво кивает. — С нашего балкона ее можно часто увидеть по ночам. Пусть она напоминает тебе обо мне каждый раз, когда ты будешь видеть ее.       Рики снова кивает и улыбается так беззаботно и широко, словно он самый счастливый среди всех людей, живущих на этой огромной планете.       — Мам, — совсем тихо зовет мальчик, будто бы боится, что если скажет хоть чуточку громче, то все звезды на небе мигом проснутся и сильно разозлятся на то, что кто-то посмел потревожить их, из-за чего больше никогда не будут светить, навсегда оставив свое яркое сияние где-то позади мрачной темноты. — Ты ведь всегда будешь рядом со мной, правда?       Маленький Рики хлопает большими глазками, внимательно смотря на свою маму и дожидаясь такого крайне важного ответа для него сейчас, а юная леди на это негромко смеется, совсем-совсем по-доброму и с искренней теплотой, которую в полной мере способна отдать только самому драгоценному, что есть у нее в этой жизни — сыну.       — Всегда-всегда, — мягко отвечает девушка и пальцами гладит чужие щеки. — Несмотря ни на что, я всегда буду рядом с тобой.       — Обещаешь? — Рики все не унимается, но госпожу Нишимуру это нисколько не злит — наоборот, умиляет.       — Обещаю.       «И почему она не рядом, когда я так сильно в ней нуждаюсь…», — все, о чем мог думать измученный, сонный и желающий просто исчезнуть из этого мира Ники в момент, когда директор школы громко кричал, отправляя в его адрес неисчисляемое количество нелестных выражений и фраз. Японец, вообще-то, не особо-то и внимательно его слушал, но до ушей все равно долетал уже так сильно надоевший голос. Нишимура знал, что рано или поздно он окажется в кабинете директора, ведь ни в одной из школ, в которых он учился, не удавалось избежать этот далеко не самый приятный этап.       Очередное новое для парня учебное заведение исключением, к его великому сожалению, не оказалось — вчера ранним вечером его отцу позвонили и сообщили о том, что он натворил. Отец Ники пришел в ярость, узнав, что его сын снова посмел ослушаться его, поэтому после звонка от директора мужчина сразу же решил, что не позволит Рики добираться домой после тренировки самостоятельно. В тот момент в его голове было лишь одно: «Нужно немедленно установить полный контроль над этим несносным мальчишкой и как следует наказать его, чтобы впредь подобные вещи он до смерти боялся совершать».       С губ парня срывается беззвучный вздох. Сил спорить ни с отцом, ни директором у него уже нет, да и бессмысленно все это, если говорить по-честному — он, наоборот, только усугубит всю ситуацию, если начнет заступаться за самого себя. Отцу блондина в любом случае придется выплатить немалую сумму за нанесенный ущерб школьному имуществу, а если Ники будет огрызаться и кричать, то его, даже несмотря на статус семьи, могут запросто исключить из школы.       В целом, ничего нового.       Однако Ники свою вину вовсе и не отрицает, потому что теперь ему уже все равно на все это. Совершал ли он то, в чем его обвиняют, или нет, уже неважно, ведь его отец даже не стал разбираться в правде — сразу же решил приступить к своим жестоким мерам «воспитания». Как только личный водитель, что довез старшего Нишимуру до здания, где его сын занимается танцами, остановил машину около огромного роскошного дома, который для Рики уже давно перестал быть родным и уютным, отец парня, сперва выйдя из автомобиля сам (на заднем сидении двери он приказал заблокировать до тех пор, пока не даст указание сделать обратное), а после позволил выйти Ники. Он грубо схватил испуганного юношу за тонкое запястье, болезненно сжимая его руку своей крепкой хваткой, давя вокруг нее с такой силой, что впоследствии обязательно останется красный след, и быстрым шагом, не останавливаясь ни на секунду, повел внутрь дома.       О том, что было после, Рики даже не хочет вспоминать. В зеркало ему на себя смотреть страшно, тошно, практически невозможно: синяки, застывшая кровь на лице и гематомы по всему телу служат ярким напоминаем о событиях прошлой ночи. Все снова повторяется. Из раза в раз. Из случая в случай.       Ники страшно. Хоть и порой в его голове прокручивается ужасающая мысль о том, что ему хочется просто прекратить свое существование, тем самым «облегчить» не только себе, но и всем другим людям жизнь, умирать вот так, лежа на полу в собственной крови и слезах, корчась и задыхаясь от пронзающей все его тело боли, пока отец будет радостно добивать обессиленное тело до самого конца, он никогда бы не пожелал.       Ники бы хотелось сказать, что он уже привык к этому и что на самом деле все в порядке, но мама учила его никогда и никому не врать. Разве с ним все хорошо? Разве к такому кто-либо способен привыкнуть? Разве может подросток, и без того сломленный потерей самого близкого для него человека, нуждающийся в банальной поддержке все это время, выдержать в одиночку и такое? Ответ абсолютно очевиден.       — Рики, — низкий голос директора внезапно выводит японца из своих мыслей, но он, хоть и прекрасно все слышит, делает вид, что не обращает никакого внимания. — Ты же понимаешь, что наша школа отличается от всех тех, где ты раньше учился? Здесь никто не будет закрывать глаза на твои проступки только потому, что твои родители богаты. Ты знатно опозоришь репутацию своей семьи, если продолжишь так вести себя.       Блондин усмехается. Очевидно, что его хотят задеть и вывести на чистую воду, заставить признаться в чем-то, а после долго извиняться, вымаливать прощение и обещать, что он больше никогда в своей жизни не сделает ничего подобного и станет прилежным учеником. Но он не пойдет на это. Ни за что. Делать такое перед отцом слишком унизительно, да и выслушивать от него потом поток бесполезных и крайне неприятных слов о том, какой его сын слабак — еще хуже, чем вновь быть выгнанным из школы.       Во всех своих прошлых школах Нишимура обычно ругался с рабочим персоналом, за что после получал еще больше, чем должен был, и этого от него его отец ожидал и в этот раз, но сегодня поведение Рики совершенно другое. Он, на удивление, выглядит слишком спокойным и расслабленным, словно его уже больше ничего не волнует.       — Ты так и продолжишь молчать? — директор возмущенно сводит брови у переносицы. Стук маленьких каблучков его туфлей отчетливо отбивает какой-то свой ритм, а пол тихо поскрипывает под его ногами, пока мужчина делает медленные, размеренные шаги от одной стены своего небольшого кабинета к другой. — Или мне так и продолжить прыгать здесь перед тобой и пытаться вытянуть хоть одно слово?       — Делайте, что хотите, — Ники беззаботно пожимает плечами. — У вас нет никаких доказательств, что это сделал я, камеры в туалете не стоят.       — Один ученик был за дверью кабинки, когда ты разбил зеркало, — остановившись, произносит мужчина. — Наверное, ты был так сосредоточен на своей цели испортить школьное имущество, что не заметил его. Я прав?       Юноша отводит взгляд в сторону и нервно закусывает губу. Вот черт, и как он вообще мог не заметить, что в тот момент кто-то еще кроме него был в помещении?       — Так зачем же ты сделал это, Рики? — директор занимает свое место, садясь в большой просторный стул на колесах, складывает руки на стол, скрещивая пальцы друг с другом, и устремляет свой взгляд на школьника, что сидит ровно напротив. Нишимура говорить и не думает даже. Мужчина тяжко вздыхает. — А ты, судя по всему, довольно проблемный мальчик, да? Все твое лицо в царапинах, от чего же это? Подрался с кем-то?       — Не ваше дело, — коротко отвечает парень. Царапины на лице у него вовсе не из-за драк, а из-за человека, сидящего рядом и строящего из себя примерного родителя, но Рики об этом явно не расскажет.       — Бьешь зеркала, дерешься, грубишь старшим… — директор осуждающе качает головой. — Наверное, еще и сигаретами с алкоголем балуешься. А может, и похуже чем-нибудь. Я угадал?       — Не угадали, — Ники поднимает голову и выдавливает из себя самую фальшивую, наигранную улыбку, которую только может показать. Он поднимается со стула и, не забыв поклониться, разворачивается и без слов выходит из кабинета. Он не понимает, то ли ему сейчас хочется громко-громко закричать, чтобы вся школа услышала отголоски страдания в этом звуке, то ли заплакать и реветь долго-долго и навзрыд, чтобы все эмоции, которые прячутся внутри, вышли наружу. Скорее всего, и то, и то.       — Сэр, я очень прошу простить моего сына за столь отвратительное поведение. Он слишком рано остался без матери, а я был весь в работе, поэтому не мог следить за ним, это моя вина, что сейчас он ведет себя подобным образом, простите, — отец блондина всеми силами старается звучать так, как будто ему действительно жаль и он извиняется искренне, а директор с легкостью ведется на эти нехитрые уловки. — Если бы я только знал причину, почему Рики разбил зеркало, то я бы обязательно вам ее сообщил. Но ведь, проблема не такая серьезная, верно? Я заплачу вам не только за новое зеркало, но и куплю новые компьютеры для учеников.       Глаза директора мгновенно засверкали.       — Что вы сказали? — с удивлением переспрашивает он, и его брови высоко поднимаются. — Новые компьютеры? Вы, должно быть, шутите, господин Нишимура?       — Не шучу, — спокойно отвечает японец, и на его лице появляется удовлетворенная улыбка, предвещающая его явный настрой на успех. — Вам лишь требуется закрыть глаза на поведение Рики и забыть об этом инциденте, как о самом обычном сне. Договорились?       Директор несколько раз кивает, чего, собственно говоря, следовало ожидать, ведь их школа не может самостоятельно позволить себе такой «роскоши», как новые технические оборудования, и крепко пожимает мужчине руку, после чего тот, широко улыбнувшись, выходит из чужого кабинета. Но улыбка будто испаряется с его лица, когда суровые глаза не находят нигде поблизости высокого и худого светловолосого парня — среди сплошных брюнетов блондинистую макушку было бы сложно не заметить. Мужчина разозленно цокает и решает покинуть школу. С Ники они еще успеют поговорить дома.       Однако, на самом деле, убежал юноша недалеко, и, если бы его отец хотя бы немного подумал над тем, где может прятаться расстроенный (хотя, это еще мягко сказано) подросток, искать его пришлось бы недолго — оставив за своей спиной кабинет директора, Рики сразу же направился в мужской туалет, находящийся всего этажом выше, где он обычно прячется, если становится плохо во время учебного времени. Именно поэтому и сейчас он находится там.       «Нельзя больше приходить в школу с такими царапинами на лице», — думает он, разглядывая себя в этом самом собственноручно разбитом зеркале, а если быть точнее, лишь в том, что от него еще осталось после большого количества ударов сильным кулаком. Разбитые в кровь костяшки у него, между прочим, все еще болезненно ноют и постоянно дают о себе знать, напоминая о случившемся.       Однако, застывшая кровь на белоснежной мягкой коже своего грустного, уставшего лица беспокоит его куда больше. «Нужно срочно все скрыть», — проносится еще одна мысль в его голове, и он тут же дергается с места и подбегает к своему рюкзаку, судорожно начиная искать что-то во всех возможных видимых карманах. Японец думает о том, что необходимо поторопиться и найти нужную ему вещь как можно скорее, пока никто из других учеников или, что еще хуже, учителей не зашел в помещение именно в этот момент и не увидел его в таком виде, иначе в последствии может посыпаться ряд неуместных вопросов, на которые Ники ни сегодня, ни завтра, ни в любой другой день своей жизни отвечать уж точно не собирается.       Наверное, самым обидным в таких ситуациях для него всегда являлось то, что абсолютно посторонние люди, которые лезли в его жизнь, совершенно ничего о ней не зная и не имея даже малейшего представления о том, через что ему пришлось пройти за все это время, безрассудно обвиняли его в постоянном участии в серьезных драках и смотрели так косо, будто сами видели, как парень совершал подобное. Конечно, порой Рики действительно был замешан в подобном, и отрицать этот факт смысла нет, но не было ни одного человека, с кем он дрался, который бы оставил за один раз настолько сильные повреждения на теле, как это может себе позволить сделать его отец.       Блондин дрожащими руками продолжает рыться в рюкзаке еще около минуты, и его терпение почти заканчивается, когда тональный крем, который он так старательно пытается найти, все не попадается ему на глаза. Рики раздраженно цокает и вываливает содержимое портфеля на просторный подоконник, и, внимательно осмотрев эти вещи, облегченно выдыхает — среди немногочисленных учебников и тетрадей наконец-то виднеется заветный тюбик размером с половину ладони японца.       Нишимура старается действовать так быстро, как только может, практически молниеносно скрывая результаты тяжелых отцовских ударов на своем лице под тонким слоем косметики. И, вроде, получается даже неплохо, по крайней мере, раны и синяки уже не так отчетливо видны, и Ники это не может не радовать. Странно, что подобного рода вещи вообще вызывают у него положительные эмоции, но задумываться об этом у парня уже совсем нет времени — как только он почти заканчивает с тональным кремом, замазывая последние заметные покраснения, слышится скрип открывающейся двери. Вот черт.       Светловолосый резко поворачивается на звук и инстинктивно прячет закрытый тюбик за спину, крепко сжимая его в своей ладони. Он намертво замирает на месте и перестает дышать на несколько секунд. Дверь открывается с сильным толчком, и Нишимура не делает ни вдоха до тех пор, пока его глаза не натыкаются на хорошо знакомое лицо; юноша рвано и с облегчением выпускает накопившийся поток воздуха из своей груди.       — Джейк-хен?       Танцор шумно сглатывает и бегает глазами по лучшему другу, не зная, что следует ему сказать. Джейк же внимательно оглядывает младшего с ног до головы, будто выискивает в нем что-то подозрительное, и озадаченно сводит брови к переносице, мысленно задавая самому себе какие-то вопросы, на которые ответы не находятся даже через пару секунд.       — Рики? — темноволосый слегка наклоняет голову вбок, продолжая хмуриться. — Ты чего так испугался? Даже дышать перестал. Все в порядке?       Нишимура несколько раз кивает головой, но недоверчивый взгляд старшего никуда не исчезает, поэтому блондин широко улыбается и активно машет руками для большей убедительности. И, на самом деле, это вполне могло бы сработать, но кое-что учесть Ники совсем забывает. Тюбик с тональным кремом, который он держит в руке — Джейк замечает его сразу же.       — Что это? — брюнет делает несколько шагов вперед, сокращая расстояние между ними и осторожно перехватывает у друга вещь, привлекшую его внимание. — Ты… никогда не говорил, что пользуешься косметикой.       И в этот момент сердце Рики начинает биться в настолько бешеном темпе, что ему кажется, будто его громкое биение можно услышать даже за километр.       — Я… — мнется он. — Это не мое. Ну, точнее, я одолжил его у одноклассницы всего на один раз.       — Зачем? — Джеюн медленно приподнимает левую бровь. Он точно о чем-то догадывается, японец это каждой клеточкой своего тела чувствует. — Твое лицо и так красиво, для чего тебе эта штука?       — Захотелось убрать синяки под глазами от недосыпа, вот и все, — уклончиво отвечает Нишимура и быстро убирает тюбик в передний кармашек своего рюкзака, надеясь, что хоть так старший закроет тему и переведет ее в другое русло. — Я мало сплю в последнее время из-за того, что нужно тренироваться. Все-таки, до конкурса осталось совсем немного, а я хочу выступить в совершенстве.       Юноша взволнованно топчется на месте, гнет свои длинные худые пальцы и беспрерывно кусает губы, не зная, куда себя деть. В области затылка тяжелый молоточек стучит без остановок, отбивая свой ритм так громко, что Рики мгновенно морщится.       — Джей сказал мне, что ты был у директора только что, — негромко замечает Шим. — И твой отец тоже сидел с тобой там. Ты что-то натворил? — он заглядывает младшему прямо в глаза, будто пытаясь выискать в них ответы.       Но в них нет ничего, кроме леденящей душу пустоты.       — Нет, я ничего не сделал, — врет танцор. — Правда, абсолютно ничего. Просто директор хотел поговорить о моей успеваемости. В последнее время из-за подготовки к конкурсу я совсем не выполняю домашнее задание, учителя на меня жалуются.       — Но я слышал, что занятия с Ким Сону тебе очень помогают, разве это не так? — Джейк легко и быстро считывает чужую ложь, ни капли в ней не сомневаясь. — Рики, скажи честно, ты не доверяешь мне, да? Если не доверяешь, то так и скажи, я не буду обижаться. Но в таком случае поделись своими переживаниями хотя бы с Чонсоном, ладно? Не держи все в себе, умоляю.       — Хен, я… — Нишимура теряется, не зная, что и сказать; его дыхание учащается, а в глазах начинает темнеть. Он совсем запутался. — Ты все не так понял, Джейк-хен. Я тебе доверяю, клянусь! Просто…       — Просто что?       — Просто позволь мне разобраться во всем самому.       И прямо сейчас он совершает грубейшую ошибку в своей жизни. Никогда, никогда нельзя справляться с чем-то тяжелым в одиночку — это вряд ли поможет, да еще и может лишь усугубить положение. Всегда, когда на душе плохо и тоскливо, нужно выговориться. Неважно кому, главное сделать это. Не нужно бояться просить о помощи.       — Как ты собираешься самостоятельно разбираться в этом всем? — удивленно спрашивает Шим. — Думаешь, справишься? Рики, мы с Джеем ни за что не оставим тебя одного и обязательно поможем, не сомневайся в этом.       — С чего ты взял, что мне требуется помощь? — с губ блондина слетает нездоровый смешок. — Мне не нужна ни чья помощь, — с отчетливо уловимым холодом и некой отстраненностью в голосе произносит он и скрещивает руки на груди. — Ни твоя, ни Джея, ни чья-либо еще.       — Так в этом уверен? — старший вопросительно приподнимает брови, а в его карих глазах появляется легко читаемое презрение, которое блондин улавливает сразу же.       Ники раздраженно кусает щеку изнутри — поведение Джеюна ему сейчас начинает напоминать обыденное поведение Чонсона, который, если чувствует, что у Рики что-то не так, то постарается любыми способами выведать, что именно, потому что оставить его в таком состоянии совесть не позволит. Наверное, Джейк научился этому именно у него.       — Рики, я не хочу давить на тебя, клянусь, — Шим подходит к младшему чуть ближе. — Да я и не буду, конечно. Но пойми, что мы с Джеем за тебя очень волнуемся… Знаешь, как мы испугались, узнав, что тебя вместе с твоим отцом вызвали к директору? Мы уже все варианты в голове перебрали, пытаясь понять, что случилось.       — Хорошо, я понял, — японец слабо кивает. — Что ты хочешь сейчас от меня услышать? — он задает вопрос совсем без эмоций — на них уже просто не остается сил.       — Я всего лишь хочу узнать, что произошло, — голос Джейка звучит немного строго, хоть это для него и почти не свойственно; он пытается быть как можно мягче и осторожнее с Ники, потому что знает, что хоть светловолосый и старается не показывать своих эмоций, но в глубине души его может сильно ранить абсолютно любая негативная вещь, коснувшаяся него. — Ты можешь мне довериться, Рики.       Из груди Нишимуры с особым трудом вырывается томный, вымученный вздох. В его груди с каждой секундой нарастает все больший ком, который сдавливает внутренности с такой силой, что кажется, будто единственный выход избавиться от этого ощущения — выцарапать его из себя когтями.       — Я разбил зеркало, — наконец спокойно признается он, и Джеюн озадаченно хмурится, одним лишь только взглядом спрашивая у младшего все подробности, а Ники, на огромное удивление Шима, послушно рассказывает. — В тот момент я был на эмоциях, мне было хуже, чем обычно, и так получилось, что это состояние застало меня именно в школе, а рядом не было никого, кто бы мог меня поддержать и успокоить. Точнее, кое-кто рядом все-таки был, но… Не знаю. Я снова без особой причины нагрубил ему, хотя он хотел помочь. Осознание, что я в очередной раз не смог сдержать свою агрессию и сорвался на невинного человека, разозлило меня еще сильнее. Мне нужно было выпустить куда-то свой гнев, понимаешь? И я успешно выпустил его в свое отражение.       — Оу… Вот как, — внимательно дослушав младшего, слегка шокировано отвечает Джейк, понимающе кивая головой вслед своим словам. Шим обдумывает что-то еще пару секунд, а после ласковым тоном обращается к другу: — Спасибо, что поделился со мной этим. Чуть позже мы еще поговорим об этом, если ты захочешь и будешь готов, а сейчас тебе пора бежать на урок — звонок через минуту.       — Джейк, — вдруг резко зовет старшего японец, и так громко, будто боится, что тот не услышит и уйдет прямо сейчас. — Подожди. Это вообще-то… было не все, что я бы хотел тебе сказать.       — Что такое, Рики? — Джеюн заметно напрягается, устремляя свой цепкий взгляд на Нишимуру. — Что ты еще хочешь мне сказать?       Ники поджимает губы, образуя из них тонкую линию, и уверенно поднимает голову на Шима, явно решительно настроившись раскрыть ему часть правды. И он это делает: достает из рюкзака недавно купленную пачку влажных салфеток, выуживает из нее одну и не спеша подносит к лицу, после чего проводит ею по всем участкам кожи, куда ранее нанес тональный крем. Ники стирает этот тонкий слой косметики с щек, под носом, возле брови, и до Джеюна сначала вообще не доходит, что прямо сейчас происходит перед ним, но когда он видит застывшую кровь и бледно-фиолетовые синяки на белоснежной коже японца, то он моментально все понимает. Темноволосый, словно каменная статуя, замирает на месте и шумно сглатывает, быстро-быстро бегая широко раскрытыми от шока глазами по всему лицу младшего.       — Это… твой отец сделал? — осторожно задает вопрос парень, говоря так тихо-тихо, будто боясь, что спугнет Ники, и блондин, не думая ни секунды, с уверенностью кивает. — О боже… — Джейк даже не находит подходящих слов для столь ужасной ситуации. Он понятия не имеет, что ему следует сказать и что сделать, чтобы помочь японцу, да и разве способен обычный старшеклассник справиться со взрослым мужчиной, у которого есть абсолютно все, чтобы защитить себя и выйти сухим из воды? — Нужно заявить в полицию, Рики. Нельзя молчать о домашнем насилии, слышишь? Твой отец обязан получить по заслугам, он не имеет никакого права поднимать руку на своего ребенка.       — Нет, Джейк, я… — Нишимура не успевает договорить начатое, как дверь со скрипом открывается, уже во второй раз за день пугая японца практически до смерти. Только бы это был не отец, только бы не он.       «Пак Сонхун? Что? Его еще здесь не хватало!»       — О, Сонхун… Привет, — Джеюн вдруг начинает глупо улыбаться вошедшему парню, и Ники, внимательно следящий за эмоциями друга, поначалу презрительно щурится, а после и вовсе непонимающе хмурится, переводя взгляд то на Шима, то на Пака. Что за странная реакция? — Что ты тут делаешь?       И в этот же момент Джейк ловит на себе косой, холодный и полный безразличия взгляд, из-за чего ему мгновенно становится неловко и он с большим трудом начинает бороться с желанием ударить себя по лбу за глупый вопрос.       — Зачем я, по-твоему, зашел в мужской туалет? — Сонхун выгибает бровь и секундно пробегает глазами по Шиму, после чего с его губ слетает странная усмешка. — Тебе, видать, совсем баскетбольным мячом голову отбило. А мышцы служат вместо мозгов, я правильно понимаю? — гордо произносит он, и Джейк, явно ошеломленный таким неожиданным нападением в его сторону, приоткрывает рот от удивления. — Просто шучу, забудь.       Пак, вообще-то, не собирался тратить слишком много времени на людей, в ком не заинтересован ни капли, в его планы это однозначно не входило, да и звонок на следующий урок должен вот-вот прозвенеть, а опаздывать на него не хочется от слова «совсем», но он вдруг резко останавливается, когда впервые за все это время переводит взгляд с Джейка на стоящего рядом с ним мальчишку. И как только Сонхун мог не заметить все эти раны и синяки на лице Ники, что теперь были отчетливо видны из-за отсутствия косметики, которую японец ранее самостоятельно стер? Черноволосый непонимающе наклоняет голову вбок и делает медленный, но широкий шаг вперед.       — С кем-то подрался? — спокойно спрашивает он, теперь уже обращаясь к Нишимуре. — Похоже, рука у того человека явно сильна… Не советую больше участвовать в таких серьезных боях, иначе однажды вот таких вот синяков и царапин кому-то оставить будет мало. Аккуратнее будь.       Сонхун звучит крайне непонятно для японца — парень совсем не понимает, то ли старшеклассник сейчас проявляет к нему какую-то странную и совсем неожиданную заботу, то ли просто искусно издевается, хорошенько отыгрываясь на блондине за всю ту боль, которую он причинил Сону. В первый вариант Ники поверить сложно, а вот второй для его понимания более близок, потому что пока японец не готов поверить в то, что кто-то может просто так заботиться о нем с искренним желанием, особенно практически незнакомый человек.       — Что тебе нужно, Пак Сонхун? — Нишимура цедит сквозь зубы, смотря на одноклассника Джейка своим томным взглядом из под полуопущенных ресниц. — Тебе заняться нечем? Лучше не приставай ко мне, если не хочешь, чтобы на твоем модельном личике появились такие же следы от ударов.       — Вот как, — Сонхун проговаривает вновь с абсолютным спокойствием, чем знатно действует младшему на нервы — Ники совсем не привык к тому, чтобы на его попытки как-то спровоцировать конфликт отвечали безразличием, пока сам он уже готов драться. Но ведь в этом и весь Пак: он как всегда рассудителен и мудр, так что повышать голос и устраивать пустые ссоры с импульсивным подростком, которые все равно ни к чему не приведут, в его стиле никогда не было. — Я уже говорил тебе следить за языком, помнишь? То, что Сону так отчаянно пытается с тобой подружиться, лично ко мне никак не относится, так что это не значит, что я буду спускать тебе с рук все твои грубости в мою сторону. Да и самого Сону я никогда не дам в обиду, так что удостоверься, что не причинишь ему боль снова. Иначе… Уж прости, Ники, придется иметь дело со мной.       — Да кто ты вообще такой! — криком вырывается с губ блондина. — Кем возомнил себя? Тебе умереть захотелось? — парень широко распахивает глаза от ярости и на уровне подсознания, совсем не думая, приподнимает руку с сжатой в кулак ладонью. Неужели, он прямо сейчас собирался ударить Пака?       — Рики, успокойся! — Джейк резко перехватывает руку мальчишки, устремляя с него свой грозный взгляд, а японец на это недовольно фыркает, и, набравшись то ли смелости, то ли наглости, поворачивает голову и бесстрашно заглядывает старшему в глаза в ответ. Сонхуну же остается с недоумением наблюдать за всем этим. — Ты собирался поднять на него руку, ведь так? — с явным недовольством, но все еще не позволяя себе повысить голос на Нишимуру, задал вопрос Шим. — Забыл, о чем говорил тебе Чонсон? — и после он заговорил в разы тише: — Ты должен наконец научиться контролировать свою агрессию, если хочешь справиться с ней. Ты ведь это для себя делаешь в первую очередь, так почему снова срываешься на невинных людей?       — Отпусти, — требовательно произносит танцор, пытаясь одернуть свою руку. — Да отпусти же, хен!       — Сначала извинись перед Сонхуном, — строго произносит Шим.       — Что? — глаза светловолосого расширяются ровно в тот момент, когда и брови Пака удивленно поднимаются вверх. — С ума сошел? Но ведь я даже ничего не сделал!       — Рики, мне еще раз повторить? — темноволосый нисколько не изменяется ни в выражении лица, ни в тоне своего голоса. — Извинись перед Сонхуном. Сейчас же.       — Да пошел ты! — у Ники наконец получается вырваться из чужой крепкой хватки и, не теряя ни секунды, он, даже не оборачиваясь, словно пулей самого мощного автомата вылетает из помещения, при этом громко хлопнув дверью. Стало ли ему легче от того, что он сделал это, да еще и послал своего лучшего друга, который такого отношения к себе уж точно не заслужил? Определенно нет. Будет ли он потом чувствовать вину за то, что снова позволил своим негативным эмоциям взять над собой верх? Без сомнений, да.       Из груди Джеюна вырывается настолько тяжелый вздох, что, кажется, будто Сонхун ему даже начинает в какой-то степени понимающе сочувствовать. У Пака, конечно, подобных проблем никогда не было, ведь что Сону, что Чонвон, хоть и одного возраста с Ники, но как избалованные дети себя не ведут. Пак ведет бровью и делает небольшой шаг вперед, чтобы хоть немного сократить эту большую дистанцию между ним и Джейком.       — Тяжело с ним справляться, да? — негромко, почти полушепотом задает вопрос Хун, и его одноклассник, не задумываясь, кивает. — Но, наверное, ты уже привык, ведь так?       — Не подумай, что я как-то негативно настроен против Рики или что-то вроде того, это не так, — Шим чешет голову и опускает взгляд, будто бы чувствуя себя виноватым за что-то. — Да и он на самом деле вовсе не такой, каким кажется. Да, с ним порой бывает трудно, но он еще совсем ребенок, который пока что многих вещей в жизни не понимает.       — Ребенок? — Сонхун удивленно ведет бровью. — Ему шестнадцать, а не пять, Джейк. Вы с Пак Чонсоном так за ним бегаете, заботитесь, пытаетесь что-то сделать, а ему плевать. Самим не надоело?       — Ему не плевать, — уверенно заявляет Джеюн, наконец подняв на парня свой взгляд. — Ники старается изо всех сил, чтобы измениться. Как я понял, есть один…человек, который действительно хорошо влияет на него, и я правда безумно рад этому. Только не спрашивай, кто это, потому что Рики бы явно не хотел, чтобы кто-то узнал.       — Хорошо, не буду, — Сонхун беззаботно пожимает плечами.       Шим благодарно кивает парню — слушать бессмысленные расспросы по поводу Нишимуры, ответы на которые он либо не даст, либо даст с большим трудом, желания не было. Джейк хоть и уверен в том, что Пак бы и не стал задавать ненужных вопросов, но все же какое-то облегчение все равно наступило. Хотя, о каком чувстве облегчения может вообще идти речь, когда Шим каждой клеточкой своего крепкого тела так отчетливо ощущает на себе ледяной взгляд Сонхуна прямо в этот чёртов момент?       О боже.       — Кстати, я уже говорил тебе, что у тебя большой талант к рисованию? — Джейк зачем-то именно сейчас решает вспомнить момент, когда нашел в спортивном зале на лавочке раскрытый скетчбук Сонхуна со своим портретом на одной из страниц.       — Говорил, — Пак смотрит все так же холодно, а его спокойствие заставляет Шима чувствовать себя крайне неловко — баскетболисту прямо сейчас хочется провалиться сквозь землю и больше никогда оттуда не вылезать, чтобы больше не встречаться с этими глазами, что так сильно чаруют своим чрезмерным спокойствием и хладнокровием. Джейк, честное слово, не знает, почему именно в этих глазах ему в эту секунду так хочется утонуть, но он никак не может совладать с собой и отвести от черноволосого взор. — Хватит так на меня смотреть, — Сонхун заставляет парня, стоящего напротив него, прервать этот зрительный контакт, и, не дожидаясь, пока одноклассник что-нибудь ответит, добавляет: — Звонок был. Если не хочешь посетить кабинет директора за долгое опоздание, то советую отправиться на занятия прямо сейчас. Не знаю, как ты, а лично я уже ухожу.       — Сонхун, но…       — Зайди в кабинет через тридцать секунд после меня, довогорились? Не хочу, чтобы про нас пошли глупые слухи.       Пак, больше не проронив ни слова, скрывается за дверью, и Джейк с каким-то легким разочарованием пристально следит за тем, как быстро исчезает из вида макушка с аккуратно уложенными угольными волосами, которые вблизи выглядели намного мягче, чем сейчас, на расстоянии нескольких метров. И когда Шим наконец оказывается наедине с самим собой, он, устало прикрыв глаза, с томным вздохом откидывает голову назад, болезненно ударяясь затылком о бетонную стену и сжимая из-за этого зубы почти до боли, а после шепчет тихо-тихо, в пустоту:       — Неужели мой портрет в твоем блокноте совсем ничего не значил для тебя, Пак Сонхун…