бумажные сердца

      Утро долгожданного воскресенья у Ники начинается далеко не с теплых лучиков солнца и мелодичного пения птиц за окном. К сожалению, нет. На часах ровно шесть тридцать, а с кухни уже доносится какой-то противный, навязчивый шум, и если сначала парень решает просто не обращать на него внимания и спокойно спать дальше, то в момент, когда оттуда же слышится сильный грохот, он не выдерживает — нехотя разлепляет глаза и устремляет недовольный взгляд в сторону, откуда доносились звуки.       — Сону, какого черта? — хриплым, все еще сонным голосом произносит Нишимура, увидев Кима, готовящего на кухне. — Нельзя как-нибудь потише? Совесть имей!       Конечно, японец возмущен, что его так рано разбудили в единственный за всю неделю полноценный выходной, в который он, между прочим, собирался хорошенько отоспаться и набраться сил на ближайшие будние дни, но, видимо, не судьба. Он, еще что-то ворчливо прохрипев, осторожно приподнимается на локтях и медленно крутит головой, внимательно осматривая комнату, где находится. Ночью было слишком темно, чтобы хоть что-то увидеть, да и не до этого совсем, а сейчас у танцора наконец-то появилась возможность рассмотреть чужую квартиру. Выглядит она, конечно, не так роскошно и дорого, как собственная, но эта миниатюрность и делала ее уютной. В таких небольших квартирках всегда хочется читать какую-нибудь интересную книгу поздним вечером в приглушенном свете настольной лампы и пить горячее какао, закутавшись в теплый плед.       — И тебе доброе утро, — почти пропевает Сону, ярко улыбаясь. И чего это он опять такой радостный, да еще и с самого утра? — Прости, я не хотел будить тебя, правда. Но, раз уж ты проснулся… чай будешь?       — Ты время видел вообще? — шипит блондин, высоко поднимая брови, и Ким кивает, мол, разумеется, видел. — Какой чай в шесть утра, да еще и в воскресенье?       — Хорошо, если не хочешь чай, то что насчет кофе? — задает вопрос кореец, а лучезарная, очаровательная и затмевающая все вокруг своим сиянием улыбка так и не слезает с его лица. Сону буквально светится, и Ники еле сдерживается, чтобы не сказать что-то глупое и слишком уж сопливое для него, наподобие: «Прекрати так улыбаться, иначе ты рискуешь ослепить меня».       — Издеваешься надо мной? — говорит Рики, мысленно радуясь, что его разум не отключился в нужный момент и рот не выдал то, что вслух озвучивать не хотелось, иначе, если бы он все же сделал это, то умер бы от стыда в следующую секунду. И куда вдруг делся тот наглый, прямолинейный парнишка, способный сказать все, что только придет ему в голову? Где тот Ники, который позволял себе все и даже чуточку больше? — Я буду чай. Черный. Без сахара.       — Отличный выбор! — радостно произносит темноволосый, и японец задается вопросом, как кто-то вообще может быть в таком хорошем настроении по утрам. «Оно ведь на то и утро, чтобы ненавидеть его и все и всех вокруг, когда просыпаешься, разве нет?» — мысль, за которую Нишимуре с вероятностью сто один процент прилетел бы мягкий подзатыльник. — Не знаю, что ты обычно ешь на завтрак, но скажу сразу, что золотой икры или дорогих лобстеров ты в тарелке не увидишь. Извини конечно, но сегодня только яичница и бутерброды с ветчиной.       Ники после слов одноклассника громко смеется. Его семья хоть и очень богата, но это еще не значит, что каждый день на их кухне накрывают целый шведский стол с дорогими изысканными блюдами. Японец, на самом деле, вообще не из тех богатеньких, кто предпочитает подобную еду и готов тратиться на нее, оставляя огромные суммы в ресторанах — для него приятнее та еда, что приготовлена из обычных продуктов в домашних условиях.       — Ты за кого меня принимаешь? — все еще смеясь, спрашивает Нишимура. — Неужели я действительно похож на человека, который ест на завтрак золотую икру и лобстеров?       — Ты похож на человека, который прямо сейчас замолчит и пойдет умываться, — оперевшись ладонями о стол, четко говорит юноша. Младший косится на него непонимающе и не успевает даже открыть рот, чтобы что-то ответить, потому что Сону начинает первым, прерывая его. — Когда выйдешь из кухни, сверни налево и иди дальше по коридору, ванная комната и туалет находятся там.       Ники бросает короткое «понял, спасибо» и послушно отправляется умываться, пока Сону провожает его теплым взглядом и мягкой улыбкой. Киму правда не верится, что все это происходит в реальности. Может он просто сладко и очень крепко спит, а все это — не по-настоящему? Еще около месяца назад они с блондином были в наихудших отношениях, младший все время огрызался и язвил, показывая свое нежелание как-либо контактировать с парнем и дышать с ним одним воздухом, а брюнет мог лишь иногда дать отпор, потому что искренне боялся навредить и сделать больно словами. Около месяца назад танцору так хотелось хоть немного побыть рядом с Нишимурой, постоять возле него, ощутить его сводящий с ума аромат духов, заглянуть в глубокие карие глаза, почувствовать его почти невесомые касания на своей коже и услышать, как красиво звучало бы собственное имя из его уст. И всего около месяца назад Сону бы ни за что не поверил, если бы ему сказали, что однажды Нишимура Рики проснется у него дома, будет завтракать тем, что приготовит сам Ким, и, как старший и мечтал, будет звать его по имени, только не с пренебрежением и ненавистью, как раньше, а ласково, с нотками воздушной нежности.       — Сону-хен.       Темноволосый в одно мгновение забывает, как правильно дышать, когда слышит, что Рики, только что вышедший из ванной, уже переодевшийся в свою запасную одежду, такой домашний, с растрепанными волосами, негромко зовет его. Смотрит Ники как-то по-другому совсем: в его глазах игривый, пронзительный, но явно доброжелательный огонек, а уголки губ чуть приподняты в улыбке, больше похожей на ухмылку.       — Завтрак уже готов? — спокойно спрашивает Рики, а старший с ужасом понимает, что конкретно подвис. Нишимура не может этого не заметить. — Я, конечно, понимаю, что я очень красивый и ты не в силах отвести от меня взгляд, но все же почему бы тебе не отвлечься на секунду и не накрыть на стол? Я, вообще-то, голоден, а насмотреться ты еще успеешь, — говорит он, подмигнув, а после усмехается, видя, как сильно засмущался старший. Сону интересно, японец только притворяется, что стесняется выдать что-то подобное или он действительно порой теряет всю свою смелость? — Ты покраснел, кстати.       — Замолчи, умоляю, — брюнету кажется, что он вот-вот сгорит от стыда, ведь его щеки и вправду пылают. Он, опустив голову, быстро раскладывает еду по тарелкам и ставит их на стол. — Все, готово. Садись и ешь, только молча, прошу.       Блондин, смеясь, кивает, но это еще не значит, что он обещает добросовестно выполнить просьбу старшего. Парень садится за стол, но есть не начинает, решая подождать, пока Ким тоже займет свое место. Только вот ждать ему, похоже, придется долго, потому что Сону не сразу вспоминает, что с отъездом родителей всю посуду он убрал на самые высокие полки в кухонном шкафчике, поэтому все, кроме его собственной кружки, сейчас там. Наверное, глупо было надеяться на то, что еще одну он сможет достать сам, однако это его нисколько не останавливает, поэтому танцор встает на носочки, пытаясь докоснуться до кружки пальцами, но все равно ничего не получается.       Смотреть на то, как кореец мучается и всеми силами старается дотянуться до нужного ему предмета, Рики кажется отчасти раздражающим, потому что есть хочется невыносимо, а без старшего, который все еще с чем-то возится, он решил не начинать. Рост у Кима невысокий поэтому, сколько бы он не прыгал, он никогда в жизни до этой злосчастной кружки не достанет, но, даже прекрасно понимая это, юноша ни за что не сдается, продолжая попытки. Нишимура языком цокает, поднимается со стула, и, подойдя к парню ближе, встает к нему почти вплотную.       – И долго ты собираешься так прыгать? — интересуется японец, приподнимая брови, а Сону, так и не получивший никаких результатов от своих упорных стараний, негодующе надувает пухлые губы и забавно пыхтит. Младшему это кажется милым. Да, он не будет отрицать, потому что хочет быть честным с самим собой хоть раз. Ким Сону очаровательный, когда злится. Ники по-доброму закатывает глаза. — Мог бы попросить меня помочь тебе.       А старший ничего не может сказать в ответ, потому что дышать заново он сегодня, видимо, так и не научится. Сону краснеет снова, спиной чувствуя, как Нишимура не специально (японец честно-честно делает это случайно) прижимается к нему грудью, а его подбородок упирается юноше куда-то в затылок, пока он вытягивает руку вверх и достает понравившуюся кружку с полки. Они находятся друг к другу ближе, чем когда-либо, и это сводит с ума. Киму кажется, будто этот момент длится целую вечность, потому что даже тогда, когда кружка оказывается в руке блондина, Ники не отходит — поддается своей секундной слабости и жмется к старшему еще ближе, голову укладывая на его плечо, утыкаясь в него носом. Он шумно вдыхает чужой сладкий, до безумия приятный запах, после чего медленно приближается к шее. Сону понятия не имеет, что младший творит, но его однозначно чертовски сильно от всех этих действий ведет. Приходится вжаться пальцами в край столешницы, чтобы не упасть, потому что колени подкашиваются, а ноги подгибаются. Темноволосый губы кусает практически до крови и глаза прикрывает, когда ощущает большие ладони японца на своей талии, которые ложатся крайне аккуратно, с осторожностью и не позволяют себе ничего, кроме мягкого касания.       — Рики, подожди, что ты… — удивленно шепчет кореец. Ему очень-очень не хочется обрывать такой нежный и трепетный момент, но если они простоят так еще хотя бы секунду, его просто разорвет на миллионы крошечных кусочков от собственных чувств. Сону боится, что если они продолжат, то он может окончательно потерять голову и сделать то, о чем потом, возможно, будет долго жалеть — неизвестно, как младший поведет себя, если брюнет его поцелует. — Хэй, у нас чай остывает, — первое, что приходит корейцу в голову, и он тут же это озвучивает. — Пойдем завтракать, — произносит он и легонько отталкивает от себя Нишимуру.       А тот отходит, возвращается к столу, садится с абсолютно спокойным взглядом, как будто только что ничего не произошло. Нет, ну, если подумать здравым умом, то ничего такого, что могло вызвать все эти внутренние визги и бешеное биение сердца, не случилось. Вот только разум Кима уже давно затуманен, и Ники единственный, кто в этом виноват.       Между ними определенно что-то происходит, и эта мысль появляется в голове у обоих. Для Рики это «что-то» — непонятное, еще не знакомое ранее, неизведанное, новое. Он хоть и выглядит так, как будто ему все равно и он не чувствует абсолютно ничего, но это далеко не так. Мама ведь учила его не врать, почему же он тогда так тщательно скрывает, что сейчас все внутри него сжимается, в животе рождаются сотни летающих бабочек, а сердце предательски колотится быстрее, чем надо? Парень шумно сглатывает. Хочется ощутить чужое тепло снова. Черт, ну как же сильно хочется.       «Что со мной? Почему я чувствую это? Я не должен, я не должен, боже, это же совсем неправильно…»       Завтракают они молча. Все утро на кухне царит полная тишина, и никто из них не решается начать разговор и обсудить случившееся. Да и нужно ли это? Они же не целовались, в конце концов. Однако, в воздухе все равно ощущается какая-то неловкость, и это жутко раздражает обоих, именно поэтому они приходят к общему мнению, что поговорить им все же необходимо, даже если тема кажется не такой уж и серьезной.       — Хэй, Ники, — Сону, как и ожидалось, начинает первым, и это не потому, что он смелее младшего или что-то вроде того — он делает это, поскольку понимает, что японцу до сих пор тяжело открываться кому-то и говорить о своих эмоциях. Ким подсаживается к нему на диван и улыбается, слегка приподняв уголки губ, а Нишимура готов поклясться, что уже и никаких обсуждений не требуется, потому что одна лишь только улыбка брюнета разрушила собой все напряжение. — Мы можем поговорить?       — Да, конечно, без проблем, — Рики поворачивает голову в сторону одноклассника, взволнованно сжимая свои колени пальцами. Безусловно, он понимает, о чем сейчас пойдет речь, но все еще делает вид, что это не так. — Что-то случилось? О чем ты хочешь поговорить?       Старший, если честно, не знает, с чего начать. Он всегда считал, что разговоры — это одна из самых важных частей в любых отношениях, будь то дружба или любовь. Без них никак не обойтись, потому что только обсуждая что-то вместе, можно лучше понять друг друга и стать ближе. И это как раз-таки то, чего им двоим не хватало все это время, поэтому он немедленно решается начать диалог.       — Нет-нет, ничего не случилось, я просто хотел спросить у тебя кое-что. Сегодняшним утром… что это вообще было?       — В каком смысле? — с большими усилиями выдавливает из себя японец. Он чувствует, как его сердце вновь начинает набирать более быструю скорость ударов. — Ничего не произошло, я просто помог тебе достать кружку.       — Да, но потом ты… — тянет юноша, в голове стараясь подобрать такие слова, чтобы это не прозвучало так, как будто он надумал себе чего-то лишнего. — Потом ты подвинулся ко мне ближе, прижался, положил голову на плечо, руки на талию, и… э-э-э… понюхал меня? — в конце получается как-то вопросительно, потому что кореец не был уверен на все сто процентов, что Ники (который действительно вдохнул его аромат, какие тут еще могут быть сомнения?) сделал именно то, о чем он подумал.       — Ну, а что в этом такого? Ты очень приятно пахнешь.       И это все, что Нишимура может сказать в ответ? У Сону, кажется, скоро начнет дергаться глаз.       — Ты издеваешься надо мной, да? — почти хнычет брюнет, хоть и слишком наигранно. — Я, между прочим, пытаюсь поговорить с тобой серьезно, а ты шутками бросаешься.       — Никаких шуток, я предельно серьезен, — говорит младший и для правдоподобности своих слов даже убирает все эмоции с лица, становясь похожим на одного из тех охранников с каменными лицами, которые стоят у ворот его дома — для полноты картины не хватает только классического костюма и черных очков. — Что, не веришь мне? Ну, уж прости, доказать ничем не смогу, запахи телепатически передавать еще не научился.       — Да блин, Рики! — Сону возмущенно бьет кулачком по дивану, сердито сводит брови к переносице и, показывая все свое недовольство из-за крайне несерьезного поведения младшего, надувает губы. — Я просто хочу услышать от тебя, почему ты вдруг стал таким тактильным по отношению ко мне? Раньше ты и на обычный контакт со мной идти не хотел, а сейчас сам без какой-либо на то причины обниматься лезешь.       — Это было даже не объятие, не придумывай.       После этой фразы счетчик терпения у старшего превышает лимит — в блондина тут же летит подушка. Тот сначала айкает от неожиданности, смотрит на парня удивленно, широко глаза распахнув, а после смеется громко, заливисто, кидая еще одну диванную подушку в Кима в ответ. Сону злится на японца совсем немного, но даже этого хватает, чтобы продолжить «бой» подушками, что со стороны больше напоминает детскую, ненастоящую драку и выглядит как что-то забавное, нежели то, за что следует волноваться.       И, будучи слишком увлеченными этой глупой, ребяческой борьбой, они пропускают момент, когда Ники, который явно в несколько раз сильнее Сону, с легкостью заваливает последнего на диван и нависает над ним, сцепляя своей большой ладонью тонкие запястья парня над его головой, блокируя любые попытки двинуться с места. Ким хмурится негодующе, брыкается, дергается, но освободиться от чужой мертвой хватки не может, поэтому в конечном итоге он все же сдается, понимая, что все бесполезно.       — Эй, отпусти меня, так нечестно, — отчаянно просит старший, а японец самодовольно ухмыляется своей очевидной победе в этой маленькой битве. — Я клянусь, как только я освобожусь, ты получишь!       — Очень страшно, я весь трясусь от испуга, — парирует Нишимура, а с его губ слетает по-доброму издевательский смешок. Кореец закатывает глаза. — Думал, что сможешь победить меня, м? Так наивно, — оказавшись возле чужого уха, шепотом тянет блондин, а голос его медово-карамельный, с едва заметной хрипотцой. — Ты заведомо проиграл мне, Сону-хен.       И Ким не может не согласиться. Он проиграл Рики еще с самого начала. Проиграл ему с самой первой секунды их знакомства в танцевальной студии. Проиграл в тот момент, когда неосознанно, но очень глубоко и безвозвратно утонул в холодных, наполненных леденящей пустотой темно-карих глазах японца. Сону и правда заведомо отдал младшему победу своими же руками.       И сейчас, когда их лица в очередной раз находятся непозволительно близко друг к другу, он смело заглядывает в глаза напротив и все еще в них тонет. Танцору кажется, точнее нет, он уверен, он абсолютно точно уверен, что ученые, как бы не старались, не смогут найти в космосе новые галактики, потому что все они спрятаны в глазах Нишимуры Рики.       — У тебя звезды… — шепотом произносит Ким. Взгляд у него туманный, а на губах загадочная улыбка расцветает. — В глазах… У тебя в глазах звезды.       — Звезды? — удивляется светловолосый, спрашивая так же шепотом, а после тихо смеется, ласково убирая со лба корейца наверняка мешающиеся ему угольные пряди волос. Он не знает, каким образом атмосфера так быстро поменялась, но сейчас им обоим кажется, что вокруг них настолько тихо и спокойно, что даже тиканье настенных часов становится беззвучным, а все, что они слышат — биение двух сердец и расслабленное дыхание друг друга. — Ты, по-моему, бред несешь, — не добавляя громкости в голосе, говорит Ники и улыбается мягко.       — Нет, это вовсе не бред, — серьезно шепчет Сону, мотая головой. — Они правда там есть. Такие красивые и большие. В твоих зрачках звезды сверкают в миллионы раз ярче, чем сверкает Бетельгейзе в космическом пространстве.       Ники замирает. Его лицо становится таким удивленным, как будто он только что увидел какое-то сказочное существо наподобие единорога или русалки, а в голове крутится лишь одна мысль, обращенная к Киму: «В этот раз ты все же забрал победу себе». Японец смущенно отворачивается в сторону и ослабевает хватку, чем старший сразу же пользуется и выскальзывает с дивана, радостно улыбаясь.       К слову, из-за всего, что успело свершиться за этот день, они оба чуть не забывают про вечеринку, на которую пару дней назад их пригласил Джейк. Шим предупредил, что это будут не обычные дружеские посиделки, а довольно масштабное событие в честь их баскетбольной команды, занявшей первое место в городском туре. Приглашение получили все ученики старшей школы, в том числе и, конечно, недавно образовавшаяся компания из шестерых парней.       Сону с Ники об этом вспоминают лишь благодаря телефонному звонку Чонвона, решившего поинтересоваться у своего лучшего друга, собрался ли тот. Ян, в отличие от этих двоих, уже давно привел себя в свой самый идеальный вид и заранее договорился с Сонхуном поехать вместе — предчувствие подсказывало ему, что Нишимура, ночевавший у Кима, не покинет квартиру корейца как минимум до момента начала вечеринки, поэтому к Шиму они будут добираться явно на одной машине.       И Чонвон оказывается прав, потому что парни действительно приезжают на одном такси. Они выходят из дорогого автомобиля, поездку в котором Рики настоятельно оплатил самостоятельно, и по ним и не скажешь, что еще полчаса назад они выглядели, как потерянные котята. От тех уютных домашних образов, что были на них еще днем, не осталось ни следа. Теперь вместо серых пижамных штанов на Сону надеты узкие черные джинсы с серебряной цепью около левого кармана, а вместо умилительной кофты с персонажем из какого-то детского мультика — небесно-голубая шелковая блузка с рукавами до локтей. Его шею украшает кулон с подвеской в форме сердца, на руку нацеплен браслет, подчеркивающий тонкое запястье, а в ушах красуются маленькие сережки с камушками изумрудного цвета. И завершает образ яркий макияж, особенно, тени на глазах того же цвета, что и рубашка. Нишимура, признаться честно, от старшего, мягко говоря, в диком восторге. Он и не думал, что тот может выглядеть так.       Сам японец одет в более повседневную одежду, но не менее привлекательную: на нем широкие светло-голубые джинсы и огромная, на одну половину красная, на другую черная, футболка, модно украшенная большими белыми надписями на английском языке сзади. К слову, эту футболку ему любезно одолжил Ким, так как домой к Ники заезжать времени не было, а в обычной тренировочной одежде идти на вечеринку — не вариант, учитывая то, с каким Сону он зайдет в шимовский дом. Рики даже признался старшему, что чувствует себя неловко и как-то слишком простенько на его фоне, поэтому тот предложил дополнить его образ двумя своими цепочками на шею, а в качестве заключительного штриха использовать временную краску для волос и покрасить светлые кончики в красный цвет.       — Сону! Ники! — громкий и очень счастливый голос Джейка раздается, когда парни заходят на порог большого загородного дома баскетболиста. Внутри, из открытой двери, слышится ритмичная попсовая американская музыка, смешанная с криками и смехом уже немного выпившей молодежи. Ким, видя явное волнение на лице младшего, подбадривает его краткой улыбкой и машет рукой хозяину данного события, встретившего их на входе. — Мы вас ждали, я очень рад видеть вас здесь вместе.       — Прости, что немного задержались, — извиняется брюнет, а его улыбка становится в разы ярче, когда он оглядывает дом и всех людей вокруг, встречая много знакомых лиц. — Вау, сколько же тут человек, ничего себе…       — Уверен, половина девчонок тут только для того, чтобы поглазеть на нашего красавчика-капитана, — Джейк усмехается, определенно намекая на Чонсона. — Ну вы проходите, не стесняйтесь, — дружелюбно говорит Шим, боковым зрением замечая, как одна из старшеклассниц, учащаяся в параллельном классе, подходит к нему с двумя бокалами шампанского, явно надеясь на знакомство.       Сону и Ники переглядываются и решают оставить старшего. Похоже, Джей не единственный, ради кого некоторые девушки пришли сюда. Парни тихо смеются, и, пока Нишимура стоит на месте, не зная, что нужно делать и как себя вести, брюнет, не давая ему время на раздумья, хватает за запястье и резко тянет в самый центр толпы. Светловолосый сначала не понимает, что же могло так привлечь внимание Кима, но, как только на глаза попадаются Чонвон и Сонхун, все сразу становится ясно.       Рики мысленно отмечает, что лучшие друзья Сону очень ему соответствуют, потому что выглядят так же хорошо, как и сам Ким. На Сонхуне японцу в первую очередь бросается темно-синий пиджак, расстегнутый на две-три пуговицы, под которым, к слову, больше ничего и нет — стильно, сексуально, и, что самое главное, очень экономно! У кого можно поучиться моде, так это у этой троицы, потому что Ян тоже позиции не сдает и смотрится так же выразительно и ярко: фиолетовый топ, открывающий вид на плоский, худой живот со слегка заметным красивым рельефом, черная джинсовка, надетая поверх, свободные темные шорты, едва достающие до колен, черные массивные кроссовки и (Рики, если честно, даже открывает рот от удивления) чулки в мелкую сетку. Сиреневые тени с блестками и подводка на глазах тоже делают свое дело и заставляют Вона выглядеть еще эффектнее.       Отпустив чужое запястье, Сону подлетает к своим друзьям, внимательно оглядывает их с ног до головы и не может не издать восторженного аха.       — Вау! Неужели боги спустились с небес? — говорит он, и, уже по давно выработанной привычке, обнимает парней вместо простого приветствия. — Какие же вы нереальные.       — Ты тоже прекрасен, милый, — тепло улыбаясь, отвечает Ян, обнимая друга в ответ. А когда тот тянется за объятием к Паку, подходит чуть ближе к неловко стоящему Нишимуре. — Ники, чего стоишь как не родной? — спрашивает Чонвон, а японец, растерявшись, не придумывает ничего лучше, чем протянуть парню руку для пожатия. Ян смеется и крепко ее пожимает. — Хэй, расслабься. Ты что, никогда на таких тусовках раньше не был?       — Не был, — блондин отрицательно мотает головой. — Мне не особо комфортно находиться в больших скоплениях людей и шумных местах.       — Ну, придется тебе привыкнуть, потому что теперь, когда ты дружишь с нами, мы частенько будем таскать тебя с собой по вечеринкам, так ведь, Сону? — Ян, повернувшись к брюнету, мило беседующим о чем-то с Сонхуном, подмигивает ему, и тот уверенно кивает. — Отказы не принимаются, если что.       Нишимура охотно собирается возразить парню, но не успевает даже открыть для этого рот, потому что его нагло прерывает еще один обаятельный молодой человек, только что присоединившийся к ним. О нет, еще секунда и Чонвона всем составом присутствующих в помещении гостей придется откачивать, потому что внезапно появившийся в его поле зрения Пак, мать его, Чонсон похож на чертового бога в человеческом обличии.       — Уж не думал, что прилежные мальчики-отличники и примерные старосты класса отрываются на подобных вечеринках, — первое, что произносит Джей, а Ян, возле которого он так неожиданно появляется, пугливо подпрыгивает на месте. — Я шучу, конечно. Безумно рад вас здесь видеть. Мы с Джейком будем произносить речь в честь нашей команды, и ваше присутствие ощущается как самая большая поддержка, — искренне обращается Пак ко всем, но Чонвон так и приковывает его любопытный, заинтересованный, изучащий взгляд к себе. Баскетболист, вообще-то, не из тех парней, кто будет осыпать кого-то комплиментами в присутствии большого количества людей — он предпочтет сделать это наедине, чтобы звучало с душой и от всего сердца. — Кстати, насчет Джеюна… Куда делся этот ловелас? Не удивлюсь, если он прямо сейчас болтает с какой-нибудь прекрасной дамой.       — Кажется, так и есть, — подает голос Сонхун, взглядом ловко выцепив Шима в толпе подростков. — Вон там, стоит, оперевшись на стену, клеит девчонку из параллели, — он кивает подбородком в их сторону и краем уха слышит чонсоновское: «Ну, это было вполне ожидаемо».       — А по-моему, это она его клеит, — Ники морщится, потому что то, что он видит, ему совсем не нравится — не сам ли Джеюн когда-то рассказывал ему о своей давней симпатии к одной поистине интересной личности? Вот с кем болтать нужно, а не с популярными старшеклассницами. — Пф, я готов поспорить, что она просто хочет заполучить почетный статус, гласящий, что ее бойфренд состоит в команде по баскетболу. У всех девочек на уме одно и то же, — фыркает японец.       — Не только девочки мечтают встречаться с баскетболистом, — неожиданно для всех выдает Чонвон, а чужие реакции заставляют его моментально пожалеть о том, что он это озвучил. Парни резко замолкают, смотря на Яна с таким видом, будто ждут пояснений сказанного. А Чонсон приподнимает брови, губы растягивает в ухмылке и глядит на младшего с неподдельным интересом, да еще и пронзительно так, будто собирается прожечь в теле мальчишки дыру. — Ну, я имел в виду… Есть ведь и парни, которые наверняка хотели бы… эм… быть в отношениях с кем-то вроде Джея… ой, ну, точнее, Джейка.       Чонвону хочется провалиться под землю, спрятаться там с головой, прямо как страусы в Австралии, и никогда не вылезать наружу. И вернуться обратно только при условии, что Паку сотрут память и он не будет помнить всего этого позора. Как же стыдно, господи. Спасает из безвыходной ситуации бедного юношу одна из его одноклассниц, которая очень вовремя подходит к компании парней с подносом, полным красных стаканчиков с какой-то жидкостью. Яну глубоко плевать, что в них — он машинально хватает самый крайний и, нервно сжимая его пальцами, опустошает за пару больших глотков. Со стороны сие действие вызывает вопросы, потому Сонхун, чтобы помочь другу избежать двойной неловкости, тоже берет стакан, предлагая и остальным выпить, а Сону, моментально подхватив идею старшего, заводит новую тему для разговора, умело вовлекая в нее парней.       На половине вечера все расходятся кто куда: Джея, как одного из самых желанных и популярных присутствующих здесь, зовут в отдельную комнату на втором этаже дома, чтобы поиграть в «правду или действие» небольшой компанией таких же школьных знаменитостей; Чонвон, ранее никогда не находившийся в этом кругу, сейчас сидит именно там, потому что Джей утягивает его за собой, обещая, что будет весело; Сону успевает поболтать со множеством своих знакомых и даже познакомить некоторых из них с Ники, которому, если честно, уже хотелось куда-нибудь свалить отсюда, но Ким упросил его остаться, и японец снова не смог отказать щенячьему взгляду; Джейк, кажется, тоже общается с кем-то, ну, по крайней мере, в последний раз его видели сидящим на диване с красивой блондинкой — той самой, что подошла к нему познакомиться.       Что касается Сонхуна… Неизвестно, как же так получилось, но все это время он был один ровно до тех пор, пока его не позвали помочь с приготовлением новой порции бутербродов и салатов. Гостей много, еда уходит быстро, а рук, чтобы снова готовить на них, не хватало, потому что никто не соглашался тратить свое время на это, отдавая предпочтение другим видам веселья: танцы, алкоголь, общение. Но Пака, впрочем, все и так устраивало.       Вот только так Сонхун думает, пока еда не оказывается вновь на столах. Дело выполнено, а потому все добровольцы, согласившиеся помочь с готовкой, вновь расходятся. Парень снова остается совсем один, но он нисколько не жалуется, ведь его по-прежнему все вполне устраивает. Правда, скучновато немного, поэтому Хун, не придумав ничего получше, начинает рассматривать кухню в чужом доме — уж очень много интересных деталей она в себя включает. Он ходит по небольшому помещению, с неподдельным интересом разглядывая все вокруг, задумывается о чем-то своем и не замечает, как на кухню заходят. Чужие шаги не были слышны из-за громко орущей из колонок музыки, и когда Сонхун боковым зрением видит мужскую фигуру, что плавной походкой приближается к нему, он мелко вздрагивает.       — Выглядишь одиноко, — бархатный голос Джеюна доносится до ушей Пака, лаская слух — что бы он не говорил про накаченных спортсменов и как пренебрежительно бы к ним не относился, отрицать тот факт, что каждого из них будто бы при рождении наделяют чертовским обаянием, Сонхун не смеет. — Я могу это исправить.       — Ого, неужели твои поклонницы так быстро тебе наскучили? — развернувшись к старшему полубоком, Пак не упускает отличную возможность съязвить.       — Они всегда рано или поздно надоедают, — баскетболист пожимает плечами. — Это внимание нравится только поначалу, а потом излишняя навязчивость начинает конкретно доставать. Да и осознавать, что многие девушки предлагают тебе встречаться только потому, что ты популярный — не очень-то круто.       — Разве тебе не все равно на это? — Хун приподнимает брови. — Я думал, что всем «королям» школы, — он показывает кавычки двумя пальцами на предпоследнем слове, — это и нужно. Вам не доставит труда завоевать любую девушку, а потом когда наиграетесь, бросить ее, оставив с разбитым сердцем.       — Ты что, американских сериалов насмотрелся? — Джеюн заливисто хохочет, потому что чужое мировоззрение на некоторые вещи кажется ему крайне забавным, детским, глуповатым. — Вот ты, Сонхун, вроде умный, начитанный, а мыслишь так стереотипно.       — Может и стереотипно, но я говорю то, что вижу сам, — тон парня хоть и спокоен, но нотки некой колкости и ядовитости в нем все же проскакивают. — Так что можешь передать вашему знаменитому капитану, что если он обидит Чонвона, я сверну ему шею, — Сонхун растягивает уголки губ в самодовольной ухмылке, и, наконец повернувшись к Джейку всем корпусом, заправляет прядь угольных волос за ухо, вкладывая в это крохотное движение всю свою кошачью грациозность.       А у Шима впервые за вечер появляется возможность разглядеть Пака во всей его красе. Если честно, Джейк поражен. У него правда не хватает слов, чтобы описать, как же невероятен младший. Он, конечно, знал, что сегодня Сонхун будет красив, как никогда, но даже не мог представить насколько. Баскетболист позволяет себе пройтись оценивающим взглядом по чужому высокому, хорошо сложенному телу, и у него дыхание перехватывает, как только на глаза попадается открытая элегантная шея и острые ключицы. Сонхун изысканный. Сонхун бесподобный. Сонхун великолепный, шикарный, роскошный и изумительный. Сонхун божественный; он — само совершенство, он словно вылез из сказки про принцев. Джеюн шумно сглатывает.       — Ладно, считай как хочешь, — Шим сдается, махнув рукой. — Просто знай, что я не из таких, окей? Меня связи с поклонницами на короткий срок, как ты говоришь, не интересуют, потому что к отношениям и понятию о любви я отношусь очень серьезно.       — Хорошо-хорошо, я тебя понял, — Пак наконец улыбается, обнажая ряд ровных белоснежных зубов, и опирается ладонью о деревянную столешницу. — Прости, если вдруг задел тебя или что-то типа того. Я не хотел, правда.       — Я не обижаюсь, все нормально, — Джейк улыбается в ответ, несколько раз слабо кивая, будто самому себе и каким-то своим мыслям. — Слушай, ты же занимаешься рисованием, верно? Давно ты рисуешь?       — Ну, с детства, а что?       — Просто хотел еще раз сказать, что мой портрет в твоем скетчбуке… шедевр, самый настоящий шедевр! — восхищенно хвалит брюнета баскетболист, активно жестикулируя руками. — Я серьезно, это очень круто. Если помнишь, я увидел его, когда ты забыл свой блокнот в спортзале, но ты ведь все равно бы показал мне, да?       — Не думаю, — честно отвечает Хун. — Я обычно никому не показываю свои работы, так что это была чистая случайность. Можно сказать, тебе просто повезло.       — Ты рисуешь всех подряд? — Джейк задает еще один интересующий его вопрос, а после с его уст сыпятся еще несколько. — Как много времени у тебя уходит на один такой рисунок? Может, покажешь мне еще что-нибудь из своих работ? Кстати, скольких людей из нашего класса ты уже успел нарисовать?       — Только тебя, — коротко бросает Пак, отвечая всего на один вопрос, и, оперевшись уже двумя руками о столешницу, запрокидывает голову назад, как только в доме начинает играть его любимая песня. Он прикрывает глаза и расслабленно подпевает, а его длинная шея снова цепляет джеюновский взгляд. — Раз уж ты пришел сюда скрасить мое одиночество, не хочешь потанцевать?       — Как? — Шим от чужого то ли вопроса, то ли просьбы теряется, начиная моргать часто-часто, и смотрит на стоящего рядом с ним юношу, пытаясь по его выражению лица понять, шутит ли тот сейчас или предлагает абсолютно серьезно. — Типа, вдвоем?       — Нет блин, возьмем с собой ту блондинку, с которой ты ворковал весь этот вечер, — язвит парень, громко цыкая языком. — Конечно вдвоем, Джейк.       Шим отбрасывает все свое внутреннее смущение и не спеша подходит к Сонхуну, ожидая его дальнейших действий. А Пак, в отличие от старшего, из-за выпитого алкоголя заметно смелеет — двигается к Шиму ближе и руками обвивает его шею.       — Все хорошо, можешь положить свои ладони на мою талию, — мягко сообщает Хун, опаляя своим горячим дыханием чужое ухо. — Представь, как все твои девочки обзавидуются, если узнают, что я украл у них медляк с тобой.       Баскетболист смеется, соглашаясь со словами парня, и, как ему и было сказано, кладет ладони на талию Пака. В его руках она ощущается идеально, словно для них и была изначально создана. Ох, черт, как же долго Джейк мечтал о чем-то подобном именно с Сонхуном. Его симпатия к однокласснику зародилась еще в прошлом учебном году, но он долгое время тщательно скрывал это даже от лучших друзей, боясь рассказать кому-либо.       Интересно, чувствует ли то же самое Пак?       Не успевает песня закончиться, как Джейк кое о чем вспоминает и резко останавливается. Он достает из кармана джинсов телефон и проверяет время: почти двенадцать. Заключительная речь в честь их команды. Точно. Баскетболист настолько сильно увлекся Сонхуном, что совсем забыл про то, что ровно в полночь они вместе с Джеем должны произнести важные слова в присутствии всех гостей.       — Ты чего? — заметив резко изменившееся выражение лица старшего, спрашивает Хун.       — Пожалуйста, собери всех людей в одном месте и скажи не расходиться, а подождать меня и Чонсона, — на выходе из кухни просит Джеюн. — Справишься же?       Сонхун уверенно кивает головой, обещая, что уже через минуту вся толпа будет собрана, и Шим, заранее поблагодарив его, летит на поиски Джея, зная только примерно, где он может находиться. Наверняка, все та же комната на втором этаже, где, вообще-то, как обычно должен был присутствовать и Джейк, но в этот раз он успешно пропустил все веселые игры наподобие «бутылочки» и «правды или действия».       А Чонсон действительно сейчас там, в той комнате. Вообще, время игр уже давно кончилось и все снова разбежались кто куда, только вот они с Чонвоном остались здесь по инициативе Яна, предложившего выйти на балкон, дабы подышать свежим воздухом.       — Тебе не холодно? — заботливо интересуется Джей, взглядом указывая на чужие ноги — хоть время весны уже и наступило, а от снега на улицах в Корее не осталось и следа, все же еще не так тепло, как летом. — Я бы сделал комплимент твоим красивым, стройным ногам, но ты настолько милый и невинный, что я не могу даже на секунду подумать о них.       — Ты думаешь прямо сейчас, — подмечает Чонвон, а Чонсон приоткрывает рот, словно на самом деле удивлен. Ян очаровательно хихикает. — И комплименты ты тоже, если что, сделал.       — Прости, — спокойно произносит Пак. — Не хочу, чтобы ты считал меня плохим человеком. Ну, знаешь, который зациклен только на чьей-то внешности или теле, а не душе и характере.       — Я не считаю тебя таким, Джей-хен, — честно отвечает Ян, улыбаясь так тепло-тепло и искренне, что старший, не сдержавшись, ласково треплет его по волосам. — Спасибо, что позвал меня поиграть с тобой и другими популярными ребятами. И спасибо, что познакомил с ними, они правда классные.       — Ты им тоже понравился, — сообщает старший.       — Думаешь? — глаза Чонвона в миг загораются, а улыбка становится шире.       — Я в этом уверен, — отвечает Джей, умиляясь с реакции младшего на свои слова. Почаще бы видеть его вот таким вот радостным и счастливым. — Ты здорово показал себя, пока мы играли. Даже и не думал, что ты так красиво поешь, — признается баскетболист. — Я конечно знал и до этого, что голос у тебя очень приятный и ангельский, но о том, что ты занимаешься вокалом, не подозревал. Теперь ты в моих глазах кажешься еще более талантливым.       Чонвон улыбается ярко-ярко, смущается сильно, из-за чего его щеки мгновенно приобретают светло-розоватый оттенок, и он прячет лицо в ладонях, чтобы это скрыть. Только вот Джею даже видеть не надо — он со своей проницательностью и так все прекрасно чувствует.       — Чонвон, — негромко, с греющей душу и сердце нежностью зовет юношу Чонсон, и тот поднимает голову, услышав свое имя. Лунный свет сквозь приоткрытое окно аккуратно ложится на лицо Яна, переливаясь на нем в манящем сверкании. — Тебе уже сегодня говорили, что ты выглядишь чудесно? — уголки губ Пака обворожительно приподнимаются. — Знаешь, я еще с нашей первой встречи, ну, той, в столовой, когда мы случайно столкнулись, а потом пошли оттирать пятно на твоей рубашке, — он прерывается на хриплый смех, вспоминая эту забавную, но безумно милую историю. — Так вот, я еще тогда понял, что ты очень необычный. В тот день ты был очень милым и скромным, смущался от всего. Сегодня ты все такой же милый, но этот наряд… он очень тебе идет. Я не хотел говорить при всех, поэтому ждал момента, когда смогу наедине сказать тебе, что ты выглядишь просто нереально, космически, волшебно… Ян Чонвон, ты настолько идеальный, что мне начинает казаться, что ты либо моя иллюзия, либо родом не с этой планеты, — почти на полном серьезе говорит Джей, а после, затихнув на несколько секунд (которые для младшего тянутся длиною в бесконечность, он даже дыхание задерживает), мягко касается пальцами чужого подбородка, заглядывая в туманные, но в то же время такие ясные глаза парнишки. — Глядя на тебя, я вспоминаю строчки из песен Земфиры про любовь, и мне хочется посвятить тебе каждую. И ту, где поется, что мне бы хотелось рисовать твои руки, жаль что я совсем не рисую; и ту, где: «Хочешь солнце вместо лампы?».       Вон замирает. Ему кажется, что он вот-вот расплачется, потому что старший своими словами сводит его с ума, заставляет терять голову, не чувствовать пол под ногами и мысленно задыхаться от собственных чувств. Его сахарный, бархатистый, ласковый голос отпечатывается в каждой клеточке тела и повторяется в мыслях вновь и вновь. Ну как же красиво Пак говорит.       — Я… я… — младший правда не знает, что ответить. Все слова в один миг вылетают из головы, а язык заплетается, хотя выпил он совсем немного. Пак Чонсон опьяняет посильнее даже самого крепкого алкоголя. — Ты тоже, — судорожно выдохнув, шепчет Чонвон. Ему так хочется ответить на все-все, что сказал Джей, но он даже это с трудом выдавливает из себя. — Ты… Ты невероятный и самый-самый красивый, Джей-хен. И я бы посвятил те строчки тебе в ответ, даже спел бы.       Момент, когда их губы соприкасаются друг с другом в сладком, медовом поцелуе, оба парня пропускают. Они сами не знают, кто потянулся первым, но это уже и неважно. У Чонсона руки холодные — Вон вздрагивает, чувствуя их на своей шее; у Яна — теплые и крохотные, хватаются робко за подол чужой фирменной баскетбольной куртки. Глаза прикрыты, в самой комнате тишина, слышны лишь отчетливые звуки поцелуев и музыка, играющая внизу. У Чонвона сейчас, кажется, выпрыгнет сердце из груди. Хочется продлить этот момент, побыть в нем как можно подольше, запечатлеть все ощущения и сложить их в отдельную хрустальную шкатулочку, запрятанную в самой глубине души и хранящую только самые важные мгновения из жизни.       Ян думает, что целоваться — это по-настоящему приятно и классно, но целоваться с Пак Чонсоном — это настолько потрясающе, что абсолютно ни с чем другим не сравнится. Джей целует так мягко, нежно, совсем без напора и до того головокружительно, что Чонвон едва стоит на ногах. В висках у младшего пульсирует, по телу проходит мелкая дрожь, пуская табун мурашек по спине, пальцы так и держатся взволнованно за чужую куртку, крепко вцепившись в нее, будто бы она — спасательный круг, за который всеми силами держится Чонвон, тонущий в океане из своих чувств и неописуемо прекрасных ощущений эйфории и эфемерного тепла, разливающегося по всему телу.       Они отстраняются друг от друга совсем нехотя — им приходится сделать это, потому что в коридоре неожиданно слышатся быстрые, стремительные шаги, направляющиеся прямо в эту комнату, и громкий голос Джейка, явно ходящего по дому в поисках своего лучшего друга. Чонвон разочарованно вздыхает, когда Шим заходит внутрь и зовет Пака вниз, напоминая об их речи, которую они должны уже сейчас произнести. Джеюн ничего увидеть не успевает, но, кажется, все равно обо всем догадывается. Он же, в конце концов, не слепой и замечает то, как до сих пор обрывисто дышат оба парня. Замечает и то, как отчаянно Чонвон пытается прийти в себя, оклематься, вернуть свой разум на Землю, а не оставлять его где-то на кольцах Юпитера.       Пока Джей и Джейк и еще несколько парней из команды произносят свою речь, Чонвона не отпускают навязчивые мысли. Он выглядит очень потерянным, встревоженным и так, будто вот-вот заплачет, потому что они с Паком не успели поговорить о том, что случилось. Младший правда чувствует, что еще немного и он точно позорно разревется, не зная, что и думать. Их поцелуй с Джеем был спонтанным, необговоренным, и сейчас Чонвон безумно боится, что для старшего это может вовсе ничего и не значить.       — Хэй, Чонвони, милый, ты в порядке? — мягким голосом задает вопрос Сону, сразу заметивший, что с его другом что-то не так. — Почему ты такой грустный? Что-то случилось, пока ты был с теми популярными ребятами? Они тебя как-то обидели? — Ким держит в своих ладонях лицо Яна, бережно поглаживая большими пальцами его бледные щеки. — Расскажи мне, Вони, не держи все в себе.       Но Чонвон ничего не отвечает. Он лишь снова грустными глазами смотрит куда-то вдаль, наблюдая за Джеем, веселящимся со своими друзьями из баскетбольной команды и теми самыми школьными знаменитостями, входящими в «элитный» кружок, и, почти что проскулив, жмется к Сону, лбом утыкаясь в его плечо. Ники стоит рядом и, как и Ким, не понимает, в чем дело, но все же поддерживающе похлопывает Вона по спине, на что самый старший из этой троицы слабо кивает, как бы говоря японцу о том, что он правильно делает, что не стоит на месте, а показывает свое неравнодушие к данной ситуации.       Время становится совсем позднее, поэтому многие разъезжаются по домам, и помещение потихоньку начинает пустеть. Джей уезжает домой со все той же компанией, и Чонвон не может без злобы и раздражения смотреть на то, как одна из девушек, явно флиртуя с Паком, идет с ним до автомобиля, в котором уже сидели остальные. А еще больше Яна злит то, что она бессовестно утягивает за собой баскетболиста именно тогда, когда тот подходит к Чонвону, чтобы попрощаться. Они говорят друг другу скомканное «пока», и на этом все. Никаких обсуждений об их поцелуе, никаких игривых взглядов, никаких улыбок. Абсолютно ни-че-го.       Как только Чонсон скрывается за дверью, покидая дом, младший, проводив взглядом уезжающую машину, все же не сдерживает слез. Он еще очень долго рыдает в плечо Сону и не может успокоиться, пока не получает короткое сообщение от Джея на свой телефон:       «Надеюсь ты не думаешь, что поцелуй для меня ничего не значил. Прости, что не успели поговорить об этом. Увидимся завтра в школе, до встречи, ангел».       И это заставляет Яна расплакаться еще сильнее, только теперь — от счастья.