бумажные сердца

      Если у Ники кто-нибудь спросит о том, как он чувствует себя в последнее время, он, не задумываясь ни на секунду, ответит, что все как всегда — в полном порядке, и, конечно же, это окажется наглой, бессовестной ложью. Он соврет не только своим друзьям, когда скажет, что его состояние в норме, но и, в первую очередь, самому себе, а вот от этого лучше уж точно не станет. В голове японца мыслей бесчисленное количество, они очень быстро сменяют друг друга, кружатся в уродливом танце под воображаемую музыку, больше напоминающую противные скрипы, издаваемые сломанной виолончелью; их слишком много, они сводят Нишимуру с ума, не дают ему расслабиться и сосредоточиться на чем-то другом.       Отец, заявление, Енджун, Ким Сону, объятия на кухне, конкурс, заявление, объятия, Сону, отец — и так по кругу до бесконечности. Как же это, черт возьми, раздражает! Из груди Рики вырывается вымученный вздох. Он устало прислоняет голову к окну джеевской машины, лениво наблюдая через него за огромной толпой людей, переходящих дорогу на зеленый свет. На улице мрачно, серо и льет сильный дождь, крупные капли которого с громким стуком падают на запотевшее стекло автомобиля. Тоскливо, просто невыносимо. Блондин прикрывает глаза всего на пару минут, и, сам не понимая специально он делает это или же получается как-то случайно и неосознанно, прокручивает в голове совсем недавние, но такие теплые и приятные воспоминания, созданные с Сону в то самое утро в квартире старшего. На душе сразу становится чуточку легче, и Нишимура даже не пытается это отрицать, потому что, ну, а какой смысл, если лишь подумав о Киме, парню хоть немного, но все же становится лучше? Разве это не здорово, что теперь в жизни японца наконец-то появился человек, который одним только солнечным и ярким присутствием своим заставляет чувствовать себя не так паршиво, как могло бы быть?       Что бы Нишимура ни говорил и как бы себя ни вел, он не может отрицать тот факт, что Ким Сону постепенно становится для него единственным синонимом к слову зависимость. Такой, которая проникает глубоко под кожу, поселяется в венах, в сердце, в легких — в каждой клеточке тела; она с каждым мгновением все сильнее и стремительнее растекается внутри, окутывая юношу с ног до головы, растворяется в нем и растворяет его в себе. Эта зависимость подобна самому опасному наркотику: от нее нет никаких лекарств, от нее не избавиться. Пути назад у Ники нет, потому что то, чего он так боялся, произошло. Он привязался к Сону. Дал слабину, доверился, подпустил к себе ближе и привязался.       Все еще сидя в машине Джея и без какого-либо интереса наблюдая сквозь окно за прохожими с улицы, блондин думает лишь об одном. О том, как же он до невозможности сильно соскучился по Киму за те пару дней, в которые Нишимуре (снова не по своей воле) пришлось отсутствовать в школе на занятиях. Рики соскучился по старшему настолько, что от желания вновь увидеть его лучезарную улыбку и сверкающие глаза, услышать его мягкий, бархатный голос, почувствовать сладкий аромат духов и обнять так крепко, как никогда раньше, у танцора сводит конечности и болезненно щемит где-то в области сердца. Ему просто необходимо как можно скорее встретиться с корейцем.       — Долго еще ехать? — спустя какое-то время задает вопрос Ники у сидящего за рулем Джея, но ответ получает не сразу, поскольку Пак, вообще-то, водитель примерный и на разговоры отвлекаться не привык. — Ну Джей-хен! — нетерпеливо зовет старшего светловолосый и расстроенно опускает уголки губ. — Мы скоро приедем?       — Как только, так сразу, — спокойным тоном произносит баскетболист, не отрывая взгляд от дороги. — А что? Не терпится поскорее оказаться в полицейском участке? Куда так торопишься то, м?       — Неважно, — коротко бросает младший и машет рукой, мол, да плевать, забей. — Сону уже там? Они с Чонвоном, вроде, собирались приехать немного пораньше.       — Все верно, они там, — Чонсон кивает и мельком поглядывает на наручные часы, украшающие его левое запястье. — Чонвон написал мне пару минут назад, что Сону уже дал показания и предъявил доказательства.       — У него получилось? — громко вскрикнув, Рики чуть ли не подскакивает от искренней, неподдельной радости за одноклассника и, наверное, если на данный момент это можно так называть, друга. — О боже, я так счастлив! Сону большой молодец, нужно обязательно поздравить его… Хен, можешь остановиться около торгового центра?       — Окей, — без проблем соглашается Пак, не задавая танцору никаких лишних вопросов, понимая, что сейчас они вовсе ни к чему, да и и без них все и так очевидно и понятно.       К торговому центру парни действительно подъезжают — Джей не может не сдержать свое обещание, данное японцу. Ники просит подождать старшего в машине, уверяя, что и секунды не пройдет, как он успеет сбегать туда и обратно. Конечно, секунда все же проходит и далеко не одна, но Нишимура, как и сказал, не задерживается надолго. Возвращается он с огромным, очень мягким плюшевым медведем и небольшим, но необычайно красивым букетом красных тюльпанов, чем вызывает немалое удивление на лице Пака. Все-таки, такую сторону Нишимуры даже его лучшим друзьям видеть непривычно.       — Ну ты даешь, Ромео, — громкий смешок слетает с уст Чонсона, когда блондин вновь садится в автомобиль, несильно хлопнув дверью. Пак отчетливо слышит, как младший с недовольством цокает. — Неужели собираешься завоевать этим сердечко Ким Сону? — баскетболист в приятном поражении приподнимает брови и указывает пальцем на цветы и игрушку. — Похвально, Рики, похвально. Ох, как же быстро растут чужие дети… Птенчик уже вовсе и не птенчик.       — Не неси чушь, хен, — танцор хмурится, явно не оценив шуточки старшего (хотя, это только японец воспринял слова Джея как шутку, а вот сам Пак, вообще-то, говорил вполне серьезно). — Я купил это для него только потому, что он действительно заслужил хоть что-нибудь хорошее после всего того, что пережил. Я просто хочу порадовать его. Все. Ничего более, ясно?       — Ты что, опять не в духе? — замечает Чонсон, негодующе покачивая головой, а младший в ответ на чужой вопрос лишь фыркает, ведь: «все же и так очевидно, зачем спрашивать?». — Я, кстати, не видел тебя в школе вчера. И мои сообщения ты весь день игнорировал, как и сообщения и звонки всех остальных. Рики, я очень прошу, пожалуйста, если у тебя что-то случилось, не молчи об этом. Расскажи мне, расскажи Джейку, расскажи, в конце концов, Сону. Только не держи все в себе, умоляю. Не закрывайся от нас.       — Я в норме, забей, — как-то сухо произносит Нишимура и, больше не желая что-либо говорить и обсуждать, втыкает наушники в уши, следом включая случайный плейлист с более-менее веселыми иностранными песнями, чтобы хоть немного поднять себе настроение и невольно не нагрубить еще кому-нибудь.       В момент, когда Ники с Джеем наконец-то оказываются внутри полицейского участка и видят ждущих их Чонвона и Сону, японец кое-что понимает. В ту самую секунду, когда он спустя несколько крайне тяжелых, мучительно длинных, невыносимых и просто отвратительных дней видит Кима, такого счастливого и сияющего ярко-ярко, танцор очень неожиданно для себя понимает, что абсолютно ничего в мире, кроме этого милого, очаровательного мальчишки не сможет заставить его почувствовать себя так же хорошо и спокойно, легко и беззаботно, как это делает брюнет одним лишь только своим видом и присутствием рядом.       — Сону! — буквально залетев в помещение, называемое полицейским участком, блондин почти что вскрикивает, как только кореец попадает в его поле зрения. — Сону-хен! — он, не обращая внимания на незнакомых людей, кидающих на него свои странные взгляды, быстром шагом подбегает к старшему и останавливается в полуметре от него. — Сону… Как ты? Все получилось?       — Ники?.. Привет, — Ким, медленно поднявшись со стула, на котором до этого сидел, проходится по светловолосому ошеломленным взглядом и удивленно замирает, увидев букет цветов и плюшевого мишку в его руках. — Это… кому? — спрашивает он с ноткой неловкости, хотя кажется, ответ и без того слишком очевиден.       А Нишимура и не отвечает — он без слов протягивает старшему купленные для него подарки и, пока тот смущенно краснеет и хлопает широко распахнутыми от шока глазами, делает решительный шаг вперед, чтобы наконец-таки крепко обнять парня. Из-за значительной разницы в росте японцу приходится немного нагнуться, чтобы не доставлять Сону дискомфорт; он утыкается лбом в кимовское плечо и прижимает его к себе ближе, пока тот все еще не до конца соображает, что вообще происходит.       — Мне было так плохо без тебя, — шепотом признается Ники, теплым дыханием опаляя чужую кожу. — Даже не представляешь, насколько, — он мягко ведет носом по шее брюнета, вызывая у того целый табун мурашек. — Извини, что не отвечал на звонки и сообщения, я правда не мог. Я знаю, что снова пропал, ничего не сказав, но я клянусь, что объясню тебе все позже, обещаю.       — Ники, я… — тихо начинает Сону, но закончить мысль ему не дают: откуда-то со стороны неожиданно слышится монотонный женский голос одной из сотрудниц полиции, зовущий японца по имени.       — Нишимура Рики, — четко произносит она, заставляя юношу отстраниться от Кима, и подняв голову, удивленно посмотреть на нее. — Подошла ваша очередь, — сообщает женщина, больше напоминая железного робота, нежели человека. — Прошу вас пройти за мной.       Ники сжимает губы в тонкую линию и неловко чешет голову, не желая расставаться с Сону, пусть и понимает, что отлучиться ему придется совсем не надолго. Блондин и так не видел старшего несколько дней, поэтому сейчас каждая секунда, проведенная с ним, для японца — драгоценность, только вот вслух признаться в этом сложно даже самому себе, не говоря уже о Киме. Но нельзя же постоянно жить страхами и сомнениями, верно? Порой людям приходится рисковать, встречаться с трудностями и переступать через себя ради чего-то стоящего им в будущем, ради того, что они будут ценить, любить и охранять еще на протяжении долгого времени после. Вот и Нишимуре пора бы уже взять себя в руки и проявить всю ту смелость, которая кроется внутри него, чтобы не упустить свой, возможно, единственный билет в счастливое будущее.       — Извините, — скомкано обращается к девушке танцор, и та без особого интереса устремляет на него холодный взгляд, полный безразличия и леденящей пустоты. К Рики с ужасом вдруг приходит осознание того, что в этих стеклянных, будто бы прозрачных и явно одиноких глазах он узнает свои собственные, узнает тот самый взгляд, с которым каждое чертово утро встречался в зеркале ровно до того момента, пока Сону не появился в его жизни и не разрисовал ее всеми цветами радуги. Как же это, все-таки, невероятно, что иногда судьба посылает кому-то нужных людей и в самый нужный момент. — Вы не дадите мне всего тридцать секунд? — уже чуть увереннее просит Ники, и девушка с равнодушием кивает, соглашаясь немного подождать.       Нишимура же, растянув уголки губ в благодарной улыбке, вновь поворачивается к Сону, сразу же концентрируясь на его глазах, выражающих поддержку и, словно по какому-то волшебству, вселяющих силу и смелость в младшего. Конечно, Рики страшно. Он боится, потому что понятия не имеет, что с ним будет после того, как он подаст заявление на своего отца, ведь тот имеет огромнейшие связи по всей Корее и ему не составит труда выйти из воды сухим, сделав всего пару звоночков нужным людям и оставив в их карманах немыслимо большие суммы денег. Да и к тому же, даже если дело и не провалится, то ждать дня, когда отец блондина наконец понесет наказание за все свои грехи, придется немало времени, а это значит, что после того, как мужчина обо всем узнает, он постарается как можно скорее найти способ заставить сына передумать о своем решении. И эти самые способы, парень уверен, будут очень, очень жестокими.       — Пожалуйста, Сону, скажи, что все будет хорошо, — шепотом просит Ники у брюнета и на мгновение прикрывает глаза, когда тот берет его ладони в свои, крепко сжимая их и нежно поглаживая большими пальцами по тыльной стороне. — Я же справлюсь, да?       — Ну конечно справишься, — нисколько не сомневаясь в своих словах, говорит Ким, после чего его лицо озаряет теплая, солнечная улыбка, что действительно помогает японцу немного расслабиться и поверить в то, что сегодня у него все получится. Для Рики немного странно осознавать, что другой человек может вот так просто воздействовать на него со столь огромной и мощной силой, ему это кажется отчасти смущающим и неловким, потому что он совсем не привык быть таким уязвимым перед кем-то. Блондин мягко улыбается однокласснику в ответ, когда тот осторожно, будто на пробу, обеими ладонями обхватывает крепкую шею японца и делает еще одно робкое и трепетное действие, которое Нишимуру в это же мгновение буквально сводит с ума: Сону легонько, едва ощутимо прикасается своим лбом к лбу младшего, прикрывая веки и с абсолютным спокойствием выпуская из груди воздух. — Ники, ничего не бойся, — вполголоса произносит брюнет, а у второго, кажется, замирает сердце. Светловолосый заметно вздрагивает, посылая ощутимую вибрацию по чужим рукам, держащимся за его плечи. — Я рядом, слышишь? Мы все рядом с тобой. Я знаю, насколько тяжело тебе далось решение написать заявление на своего отца, и я правда безумно горжусь тобой, что ты сделал это. Ты большой молодец. Давай поскорее покончим с нашими прошлыми жизнями и будем счастливы.       — Спасибо, Сону, — уголки губ Нишимуры чуть приподнимаются и он, так и не набравшись смелости для того, чтобы еще раз обнять Кима (в этот раз определенно крепче, чем когда-либо), нехотя отстраняется от старшего и, показав друзьям пальцы вверх, мол, все окей, я справлюсь, можете не беспокоиться, наконец проходит вслед за ожидающей его гораздо больше обещанного времени сотрудницей полиции.       Рики чувствует, что Ким провожает его поддерживающим и совсем-совсем немного, буквально самую малость, взволнованным взглядом, и осознание этого поселяет в груди японца необъяснимо теплое и тягучее, похожее на сладкий, жидкий мед или растопленную на огне карамель, ощущение. Он, не оборачиваясь, решительно шагает вперед и полностью сосредотачивается на том, что ему предстоит сейчас сделать. Сзади слышатся неразборчивые голоса Джея и Чонвона, что-то очень тихо обсуждающих друг с другом, и парень, хоть и не особо вслушивается в их разговор, все же каким-то образом улавливает главную суть, которая, на самом деле, не может не радовать, потому заключается она в том, что Пак тонким намеком позвал Яна на их первое и самое настоящее свидание. Вообще, баскетболист просто предложил младшему погулять по парку и набережной сегодняшним вечером, а после посидеть в каком-нибудь ресторанчике под открытым звездным небом, но, если честно, на обычную дружескую встречу это уж точно никак не тянет, и все это понимают.       К слову, справляется Ники успешно, и когда они с Сону отправляются вместе в студию на тренировку после довольно тяжелой половины дня, проведенной в полицейском участке, японца практически не терзают сомнения по поводу того, правильно ли он поступает. Его в принципе не особо тревожат какие-либо мысли, потому что в голове почти ничего, кроме танцующего Кима, нет. Ох, как же старший танцует… Прекрасно, изящно, завораживающе. Нишимура шумно сглатывает, внимательно наблюдая за брюнетом, оттачивающим движения их парной хореографии до тех пор, пока они не будут выглядеть идеально.       Они снова остались одни в танцевальном зале, и, наверное, благодарность за такую возможность каждый день проводить время вместе стоит отдать Хисыну, который выбрал парней для дуэтного номера. Танцы — это то, чем оба буквально живут и горят, для Сону и Ники танцы не являются обычным хобби, вовсе нет, это что-то, что намного больше, чем простое увлечение. Танцы — это огромная, необъятная любовь, это огненная страсть и стремление к своему совершенству, это дружеская поддержка в самые трудные моменты, это яркий всплеск всевозможных эмоций и чувств, это их маленькая вселенная, которую они делят на двоих.       — Сону, ты не устал еще? — нотки искренней заботы проскакивают в голосе Рики, а сам он, удобно развалившись на мягком цветном пуфике, который ранее притащил для себя почти на середину зала, по-прежнему не сводит пристальный взгляд с упорно трудящегося корейца. Ким в ответ на чужой вопрос отрицательно мотает головой, но японец видит, что силы у первого на исходе. — Послушай, я не хочу, чтобы ты грохнулся в обморок, чего, к счастью, не произошло в прошлый раз. Сделай хотя бы небольшой перерыв и обязательно что-нибудь покушай, а потом, я обещаю, мы продолжим тренироваться вместе.       — Но, Ники, неужели ты не понимаешь? — Ким не останавливается, продолжая дальше танцевать. — Я должен стать лучше, мне нельзя отвлекаться на перерывы! Я хочу… Хочу, чтобы мы… заняли первое место! — обрывисто говорит юноша, и после этих слов начинает вкладывать в свои движения еще больше силы и энергии.       — Нет, Сону, подожди, — Нишимура легко без помощи рук приподнимается со своего сидения, направляясь к Киму. — Прошу тебя, остановись, пожалуйста, — он кладет ладони на чужие плечи, но старшему это лишь слегка мешает двигаться, он продолжает несмотря ни на что. — Сону! Ну же, хватит, остановись. Эй, прекрати! — громким голосом просит младший, но это не срабатывает.       — Это ты прекрати, — несильно оттолкнув от себя Рики, с трудом выдавливает брюнет, и все-таки, о чудо, останавливается, но только для того, чтобы отдышаться и ответить парню. — Как бы плохо я себя ни чувствовал, мне нужно продолжать тренироваться, потому что я все еще не достаточно хорош, как ты или другие ребята из нашей команды. Да я, черт возьми, просто ужасен! — он почти срывается на крик. — Можешь идти домой, Ники, если устал, а я, хочешь ты этого или нет, останусь здесь до поздней ночи. Нет, вплоть до самого утра!       — Не останешься, — твердо произносит японец, хмуря брови. — Ты сейчас же сядешь и поешь хоть что-нибудь, понятно? Ты ведь с самого утра ничего не ел, это, по-твоему, нормально? Сону, умоляю, не заставляй меня ругаться, я совсем не хочу на тебя кричать, поэтому, пожалуйста, отдохни немного и покушай. У меня с собой есть твои любимые печенья и черничный йогурт, хочешь? Сок, шоколадка, бананы — забирай все, что пожелаешь.       — Рики, но я… — Сону виновато поджимает губы, а от нишимуровской заботы ему хочется позорно разреветься. — Я должен… я… тренир…       — Не продолжай, — блондин томно вздыхает, поняв, что все абсолютно бесполезно. Он без слов хватает старшего за руку, переплетая их пальцы и сжимая так крепко, что Ким едва не хнычет от боли. — Я вызываю такси до твоего дома, поешь в машине.       — Но, Ники… — тихо скулит темноволосый, уже и не надеясь на «пощаду» со стороны младшего. — Давай просто еще немного потренируемся, прошу!       — Мы тренируемся уже больше девяти часов, — сообщает японец на случай, если вдруг Ким не следил за временем. — Прости, Сону, но я не позволю тебе изнурять себя до потери сознания, — с заботой говорит Ники и ослабляет хватку, чтобы брюнету не было больно, но окончательно руки не расцепляет, продолжая держать чужую ладонь в своей. У Сону она маленькая, аккуратная и идеально помещается в ладонь Нишимуры, причем настолько идеально, что Рики начинает казаться, что их руки созданы только друг для друга. — Поехали домой, м? — мягко предлагает он. — Я же вижу, что ты очень устал.       «Домой». Сону растворяется на тысячи крошечных кусочков и превращается в огромную чувственную лужу, потому что это нишимуровское «домой» звучит так, как будто говорит он не про квартиру Кима, а про их общую. Боже, брюнет готов продать душу дьяволу, Сатане или кому угодно, кто там у них существует, только за то, чтобы почувствовать эту семейно-бытовую атмосферу, живя с японцем вместе на постоянной основе. Они бы наверняка завели кота или собачку, обнимали друг друга со спины по утрам, когда другой готовил завтрак, смотрели сопливые фильмы про любовь или глупые комедии, укутавшись в плед на их небольшом, но уютном диване, сидели бы на своем балконе и обсуждали все и ничего, а после, перед тем как уснуть в одной кровати, долго-долго смотрели друг другу в глаза, улыбаясь, и, конечно, целовались бы, очень много целовались.       — Хорошо, — соглашается Сону, и Ники не верит своим ушам. Неужели, одумался? — С тобой я на все согласен.       — Я польщен, — хрипло смеется младший и, щупая пальцами карманы своей куртки, негодующе сводит брови к переносице, когда внутри не оказывается кейса с беспроводными наушниками и телефона. — Черт, я кажется оставил кое-что в зале, подожди меня здесь, окей? Не выходи на улицу один, там уже очень темно.       — Думаешь, я темноты испугаюсь? — Ким усмехается и тянется к ручке входной двери, чтобы доказать японцу свое бесстрашие, но открыть не успевает (позже он обязательно поблагодарит всех богов за то, что уберегли его от этого): с обратной стороны раздаются громкие, бешеные стуки кулаком, и Сону испуганно отпрыгивает на несколько метров назад. — Что за..! — вскрикивает танцор, и по всему его телу проходит ледяная дрожь. — Кто там? — громко, чтобы его услышали, спрашивает брюнет, но ответа не получает.       Ответа нет, зато стуки с каждой секундой становятся все сильнее, заставляя юношу боязливо попятиться назад. Ему становится немного спокойнее, когда Рики наконец-то возвращается со своими вещами, но вот сам младший выглядит крайне растерянным.       — Что происходит? — широко распахнув глаза, спрашивает Нишимура, а противное стучание так и не прекращается. — Мы кого-то ждем? — приподняв бровь, задает вопрос он.       — Я н-не… не з-знаю, — голос корейца заметно дрожит, хоть он и пытается мысленно себя успокоить, из раза в раз повторяя, что это всего лишь Хисын или кто-то из ребят из их команды что-нибудь случайно забыл в студии. Всякое ведь случается, верно? — У меня плохое предчувствие, — сообщает Сону. — Рики, я очень прошу тебя, только не открывай эту чертову дверь. Не открывай ее, умоляю…       Наверное, японцу следовало хоть раз в жизни послушать то, что ему говорят другие, а не делать все по-своему, как обычно. Он должен был последовать совету старшего и остаться на месте, чтобы избежать риска и возможных последствий, но Нишимура Рики не был бы собой, если бы сделал это. Он не был бы собой, если бы не решил выйти наружу и разузнать, кому понадобилось так долбиться в дверь танцевальной студии почти в двенадцатом часу ночи. Все это очень похоже на те самые моменты из типичных фильмов ужасов, в которых главный герой, даже несмотря на очевидную опасность, все равно спускается в жуткий подвал, а внизу его обязательно будет поджидать какая-нибудь нечисть, и зрители точно скажут что-то наподобие: «Ну что за глупец! Я бы никогда не поступил так же на его месте». Ники всегда был из тех, кто осуждал подобных героев и думал, что будет в тысячу раз умнее, если окажется в такой ситуации, но жизнь — не фильм, и свой сценарий нельзя продумать заранее.       Нишимура гораздо сообразительнее, чем кажется, поэтому он точно осознает, что делает. Парень понимает, что даже при том, что ему страшно, он не может просто сидеть без дела и ждать чьей-то помощи с небес. Он знает, что не может спрятаться в туалете или в шкафу и надеяться, что дверь не выломают. Рики не может подвергнуть опасности Сону, он обязан защитить его при любых условиях.       Однако, когда блондин открывает дверь, за ней не оказывается вообще никого, и это еще больше вводит юношу в ступор.       — Тут никого нет, — японец непонимающе хмурится и думает уже, что может, это чья-то глупая и совсем несмешная шутка, поэтому он смело выходит на порог, чтобы оглядеться вокруг и найти проказника. — Сону, постой пока что там.       Ники осматривается по сторонам, но в такой кромешной темноте, как сейчас, сложно что-либо разглядеть. На улице пусто, буквально ни души. С неба капают холодные капли дождя, дует сильный ветер, и откуда-то со стороны внезапно слышится шум листвы, а после чей-то нездоровый, сумасшедший смех. Нишимура вздрагивает и инстинктивно шагает назад, ногой прикрывая дверь помещения, где все еще находится Сону, чтобы тот был в безопасности.       — Испугались, детишки? — жутко скрипит едва знакомый мужской голос, и Ники не сразу понимает, кому он принадлежат. — Не беспокойся, Рики, мне нужен не ты.       — Откуда… — начинает Нишимура, но не договаривает до конца, потому что до него внезапно доходит, чей же это может быть голос и где он уже его слышал. Это Чхве, мать его, Енджун. Какого черта он вообще забыл здесь? — Понятия не имею, зачем ты сюда пришел, но не приближайся к Сону, больной ублюдок! Не смей его трогать, понял?       И снова этот мерзкий смех. Как же танцору хочется врезать розоволосому — еще немного, и он не сдержится. Чхве медленно шагает навстречу младшему, и под тусклым светом фонаря Рики может разглядеть парня: промокший весь насквозь и грязная, испачканная в крови и чем-то еще одежда. В глазах у Енджуна игривый, веселый огонек; в глазах Нишимуры — гневное пламя.       — Ты причинил Сону столько боли, что тебе еще от него надо? — со злобой и агрессией в голосе кричит юноша, сжимая ладони в кулаках. — Тебе нужны деньги? Я могу дать столько, сколько необходимо, только оставь его в покое!       — Деньги это, конечно, чудно, но я пришел сюда для того, чтобы попрощаться с Сону, — сообщает Чхве, а безумство так и пляшет на его лице. — Как думаешь, какими будут его последние слова перед тем, как я изобью его до смерти? — с наигранной, абсолютно фальшивой тоской спрашивает розоволосый, а у Ники закипает терпение. — Наверное, будет рыдать во весь голос и умолять меня о пощаде.       — Заткн…       — Рики! — кричит Ким, как только дверь танцевальной студии открывается, и он, так и не застегнув куртку, выбегает на улицу, буквально подлетая к японцу. — О боже, Рики, ты в порядке? Он тебе ничего не сделал? — брюнет мечется по младшему бешеным, испуганным и очень обеспокоенным взглядом.       — Я же сказал тебе оставаться там, зачем ты вышел? — ругается блондин и сразу же прячет корейца за своей спиной, а после, нахмурив брови, обращается к стоящему напротив Енджуну: — На твоем месте я бы провел свои последние деньки как-нибудь поинтереснее, нежели угрожать бывшему, — злостно выплевывает парень. — Ты всю свою жизнь проведешь в психушке для преступников, придурок. А к Сону я тебе даже пальцем притронуться не позволю, ясно?       — Ох уж эта любовь… — лепечет Чхве. — Отвратительно, аж тошнит. Ники, немедленно отойди, нам с Сону необходимо поговорить наедине, — твердо говорит розоволосый, а Нишимура готовит руку для удара. — Только сильно не плачь, когда увидишь своего мальчика побитым, ладно?       Все. Это точно конечная. Японец обещал Джею, что больше никогда не будет драться, но сегодня, похоже, придется сделать исключение.       — Закрой рот! — блондин со всей мощи метко проезжается кулаком по чужому носу, и Чхве разъяренно шипит от боли, словно гиена. — Сону, позвони кому-то нибудь, чтобы тебя забрали, и отправляйся домой, — даже не просит, а приказывает Рики после того, как получает ответный удар в ту же область лица. Его белоснежное, аккуратное лицо пачкается в алой крови, и Енджуна это так веселит, что он в очередной раз нездорово смеется.       — Я тебя тут не оставлю! — в слезах кричит брюнет и отрицательно мотает головой, отказываясь уходить, а руки его трясутся так сильно, как никогда раньше.       — Это не обсуждается, — строго произносит младший. — Иди домой сейчас же. Возьми в моем рюкзаке зонт, чтобы не промокнуть насквозь.       И не успевает Сону возразить, как Нишимура получает еще один удар, но на этот раз — в живот. Японец тихо скулит от боли и падает на землю, что дает Енджуну возможность нанести мальчишке несколько ударов ногой. Ким отчаянно кричит, умоляет Чхве прекратить, просит не трогать Ники, однако розоволосый лишь громко смеется, блокируя любые попытки брюнета помочь младшему.       — Вообще, я не собирался трогать твоего японца, — обращается к Сону Енджун, а тот с трудом сдерживает себя, чтобы окончательно не впасть в истерику и не потерять контроль над собой. — Но причиняя боль ему, я делаю в разы больнее тебе. Видеть твои страдания своими глазами — самая сладкая месть для меня.       — Да ты чертов психопат! — снова срывается на крик Ким, а горячие слезы обжигают его щеки и смешиваются с ледяными каплями дождя, вызывая далеко не самые приятные ощущения. — Я очень жалею, что однажды ты появился в моей жизни. Я ненавижу тебя, Чхве Енджун.       Сону на секунду замолкает, когда боковым зрением замечает проезжающие справа от него две машины, в одной из которых, он на сто процентов уверен, за рулем сидит Тэхен. Ким написал ему почти сразу же и сообщил адрес танцевальной студии, и, слава всем богам, Кан оказался совсем недалеко от этого места со своими знакомыми (а если быть точнее, то с теми ребятами, которые, как и Тэ, долгие годы служили семье Чхве, но, на самом деле, никогда не желали причинять вред другим людям и были рады, что Енджун и его родители теперь понесут должное наказание).       — Что это еще за… — розоволосый хмурится, с непониманием оглядывая остановившиеся возле них троих автомобили, и, когда оттуда эффектно, словно в каком-нибудь фильме про супер-героев, выходят Тэхен и несколько крупных, накачанных парней, Енджун шокировано открывает рот и трусливо пятится назад. — Эй, ребят, вы чего… Вы же приехали мне помочь расправиться с этой мелочью, правда?       — Схватите его и увезите в полицейский участок, — командует Кан и другие парни беспрекословно слушаются его. — Сону, Рики, садитесь в первую машину, я увезу вас домой.       Ким на это кивает и, когда Енджуна хватают под локти и лишают возможности двигаться, подбегает к японцу и быстро помогает ему подняться. Ники тихо благодарит старшего и, вытерев ладонью кровь возле носа, победно усмехается, глядя на брыкающегося и что-то возмущенно орущего Чхве.       — Впредь вообще не думай о Сону, — сквозь зубы цедит Нишимура, решив сказать Енджуну напоследок парочку слов перед тем, как они оба окажутся в разных машинах. — Даже во снах к нему не смей приходить, ты понял? Если хоть на секунду потревожишь его, клянусь, я сделаю все, чтобы твоя оставшаяся жизнь превратилась в настоящий ад. Не стоит недооценивать меня, у моей семьи тоже есть связи, — твердым тоном заканчивает блондин и, пропустив Кима в салон автомобиля вперед себя, садится туда после него, громко хлопнув дверью.       — Вы в порядке? — взволнованно спрашивает Тэхен, когда оба школьника оказываются внутри машины. Кан, хоть и по-прежнему со стороны выглядит немного холодным и отстраненным, на самом деле, за этих двух сейчас безумно переживает. — Ники, ты как? Тебе, может, скорую вызвать?       — Все нормально, спасибо, Тэхен, — вздохнув, отвечает японец и рефлекторно откидывает голову назад, чувствуя, как из носа вновь течет кровь. — Мне бы, разве что, салфетку, — сообщает он, зажимая нос пальцами и морщась от болезненных ощущений где-то в области ребер.       До дома Кима они добираются, к счастью, спокойно и без происшествий. С Тэхеном прощаться почему-то совсем не хочется, но и задерживать его в такой поздний час крайне некрасиво, ведь он и так оказал огромную помощь. В дороге парни практически не разговаривают из-за усталости и пережитого стресса, лишь иногда Кан интересуется у младших, все ли с ними хорошо, как они себя чувствуют, хотят ли кушать и, если да, стоит ли ему остановиться около супермаркета и купить им по какой-нибудь булочке и стаканчику горячего кофе. Брюнет сразу отказывается, говоря, что не голоден, но вот Ники, зная, что Сону с утра ничего не ел, настаивает на том, что поесть брюнету необходимо. Правда, в магазин они не заезжают, так как у японца с собой в рюкзаке есть чем перекусить, и раз уж так, то лишний раз беспокоить Тэхена им незачем.       — Сону, — тихо-тихо шепчет Рики, бессильно укладывая свою голову на плечо старшего, на что тот слабо, но мягко улыбается, продолжая с удовольствием жевать овсяную печеньку из пачки, купленной Нишимурой утром для того, чтобы потом съесть парочку на перерывах во время тренировки. Сону эти печенья просто обожает, а вот японец их не переносит от слова совсем, и то, что он купил их специально для Кима, тому знать вовсе не обязательно. — Я хочу, чтобы ты знал, что… — медленно говорит Ники, устремляя взгляд в окно; ночной Сеул впервые кажется ему таким удивительно красивым, а эти огни повсюду так завораживают, что пауза, которую юноша выдерживает, оказывается больше, чем он ожидал, но всего на несколько секунд. — Послушай, Сону. Пока я рядом, клянусь, никто не посмеет обидеть тебя и причинить тебе боль. Я никому не позволю навредить тебе, слышишь? Буду защищать тебя до своего самого последнего вздоха, и я абсолютно серьезен.       Сону удивленно замирает. Его и без того хрупкое, слабоватое сердце пропускает парочку ударов, а после начинает биться так быстро, как будто кореец только что пробежал целый марафон. Ким невольно кусает нижнюю губу и с огромным трудом сдерживает себя от того, чтобы не издать счастливый писк.       — Я тоже, Ри, — ласково отвечает брюнет, нежно поглаживая ладонью младшего по мягким светлым волосам, и тот едва не мурчит от приятных, рождающих теплоту в сердце и вызывающих табун мурашек по спине, ощущений. — Кстати, сегодня ты снова спишь у меня? Или…       — Да, — Нишимура кивает, хотя ответ на этот вопрос очевиден, ведь к себе домой в таком виде он поехать не может, да и отца парень видеть не желает, а заявиться к лучшим друзьям в такой поздний час будет, как минимум, неприлично. — Если ты, конечно, позволишь.       — Позволю, — улыбается старший.       Когда парни спустя еще минут пятнадцать оказываются в квартире Сону, Ники без сил плюхается на тот самый диван, на котором он спал в прошлый раз. Японец настолько устал за сегодняшний день, что сейчас ему даже не так важно то, что все его тело после драки с Енджуном болезненно ломит и в некоторых местах на лице по-прежнему остались следы крови. И, если Рики все равно, то вот Ким к этому остался небезразличным, поэтому, раз уж тот привык постоянно получать синяки и ссадины, решил раны младшего обработать собственноручно.       — Ай, больно же! — шипит светловолосый, когда Сону, закончивший с его лицом, наконец приступает к обработке следов от ударов Чхве на нишимуровских ребрах и животе. — Ну все, хватит, Сону, — чуть ли не хныча от неприятного жжения просит Ники, но приподнятую футболку рукой все равно держать продолжает, чтобы та не мешалась старшему. — Долго еще?       — Если продолжишь ныть, то да — долго, — беззлобно, шутливо отвечает брюнет и очень аккуратно, осторожно пальцами наносит на синяки, недавно образовавшиеся на чужой бледной коже, единственный лечебный гель для подобных случаев, который парень смог найти в семейной аптечке. Ники вздрагивает от того, что эта бесцветная жидкость, которая, вроде как, должна помочь, крайне неприятно холодит его кожу, а после хмурится и снова тихо шипит. Сону заметно меняется во взгляде, меняя его с более-менее веселого на встревоженный и сочувственный. — Боль правда настолько невыносимая? — полушепотом мягко спрашивает Ким, на секунду убирая руку, чтобы нанести на пальцы еще немного геля. — Сможешь еще немного потерпеть? Совсем чуть-чуть, честно.       Японец тихо вздыхает и слабо кивает. Разве у него сейчас есть какой-то другой выбор, кроме как послушно терпеть? Он прикрывает глаза и старательно сосредотачивается не на болезненных ощущениях и холодном геле, а на нежных, ласковых, заботливых касаниях старшего.       — Знаешь, — начинает блондин, не открывая глаз. — Когда ты смотришь на меня такими глазами, говоришь со мной таким голосом, и так прикасаешься ко мне, мне кажется, я готов пройти через все, что угодно.       — Ты… — Сону вмиг теряется. — Ты это о чем вообще? Как я на тебя смотрю? — он непонимающе гнет бровь. — И как я к тебе прикасаюсь? Что ты имеешь в виду?       — Сейчас узнаешь, — Нишимура тихо смеется, а после, все же открыв глаза, внезапно хватает корейца за руку и возвращает ее на свое тело, только теперь она оказывается не на месте ссадин и синяков, а на абсолютно нетронутой Енджуном части — рельефном прессе. Сону моментально краснеет и пытается убрать оттуда ладонь, но Ники слишком плотно накрывает ее своей, лишая старшего этой возможности. — Вот так, — коротко говорит японец, дав ответ на один из вопросов Кима. — Ты уже больше семи минут меня бессовестно трогаешь везде, где только можно, а мне предлагаешь сидеть молча и просто терпеть. Ким Сону, это, по-твоему, честно, м? — чуть хрипло, с ноткой озорства (и глаза у него блестят как-то не по-детски совсем), приблизившись к чужому уху, произносит Рики. — Ты меня с ума сводишь.       Сону, удивленно приоткрывший рот от всего происходящего, не успевает даже подумать, что ему следует на это ответить, как его тянут к себе на колени, по-хозяйски усаживая там и перемещая обе свои ладони на тонкую талию, крепко придерживая, чтобы он, не дай бог, не свалился от шока обратно на пол. Атмосфера в комнате меняется, словно по щелчку пальцев: воздух становится горячее и жарче, дышать становится тяжелее, сердце бьется быстрее, а когда глаза парней встречаются друг с другом, между ними будто ударяют десятки, а то и сотни тысяч грозовых молний.       — Ты что… ты что творишь, — обрывисто спрашивает Сону, не отводя взгляд от младшего. — Прекращай свои глупые шутки, Ники.       Но младший не шутит, совсем не шутит. Он, возможно, играется, веселится, но даже это делает не в шутку. Его чувства к Киму самые настоящие, серьезные, искренние — он готов всем, чем угодно покляться, чтобы брюнет ему поверил.       — Ты говорил, что у меня в глазах звезды и галактики, — не слушая старшего, улыбаясь, зачем-то вспоминает танцор. — Я это запомнил. Я не мог не запомнить и не думать о твоих словах каждую чертову секунду, представляешь? Я словно голову теряю, с ума схожу. Сердце при виде тебя так сильно колотится, а внутри просыпаются бабочки. И когда ты улыбаешься своей яркой, сияющей улыбкой, мне становится так хорошо, как никогда. Понятия не имею, что со мной происходит, но ты в этом всем, без сомнений, замешан.       Сону ничего не отвечает — обнимает блондина крепко-крепко, утыкаясь носом в его плечо и пряча в нем покрасневшее от смущения личико. Нишимура говорит такие вещи, на которые по уши влюбленный в него Ким отреагировать никак не сумеет. Рики, хоть что-то подобное и впервые ощущает, но он явно знает, о чем говорит и что все это значит, просто, возможно, ему все еще немного не хватает смелости озвучить это вслух.       Но Ники обещает себе, что вскоре обязательно наберется храбрости и свой шанс не упустит.