бумажные сердца

      Сонхун соврет, если скажет, что в последние пару дней он вообще не думал о Джейке и тех вечерних объятиях с ним на балконе в квартире Сону. Это окажется наглой и самой что ни на есть настоящей ложью, потому что он действительно делал это, начиная с того самого момента, как водитель такси высадил их на разных улицах около своих жилых домов. Пак, если быть честным, ни на секунду не переставал думать о старшем, как только тот первым вышел из автомобиля и попрощался с ним коротким, но отчего-то таким смущающим и заставляющим щеки стать чуточку розовее: «Пока, милашка Хун-и. Увидимся завтра в школе». Нет, ну, он же это специально делает, да? Нарочно дразнит младшего, чтобы вызвать у того какую-нибудь забавную, умилительную реакцию, после которой подкалывать его будет еще веселее.       Пак, хоть вслух никогда и ни за что не признается в этом, но он правда много размышлял о Джейке. Очень много. У него была целая ночь, чтобы подумать обо всем, что связано с этим порой слишком уж вредным, но бессовестно захватившим его сознание и мысли своим природным обаянием и галантной вежливостью парне. Сонхун думал о его теплой улыбке, на которую собственное тело незаметно, но почти каждый раз невольно отзывается ответным поднятием уголков губ. Думал о бархатном, слегка низковатом голосе, что, лаская слух, льется с уст плавным, мягким звучанием, словно спокойный, ненавязчивый шум морских волн. Думал о шелковистых каштановых волосах старшего, в которые наверняка было бы приятно зарываться пальцами; о сильных, спортивных руках, которые, о боже, идеально бы смотрелись на его, Хуна, узкой талии, когда по-хозяйски сжимали бы ее вовремя чувственных, крепких объятий; о пухлых, притягательных джеюновских губах, что на вид кажутся слаще карамели — Пак ловит себя на мысли, что ему определенно хочется попробовать их на вкус.       Стоп, что?..       Сонхуну кажется, что он сошел с ума. Ему кажется, нет, он точно уверен, что размышлять о Шим Джеюне в таком огромном количестве просто непозволительно, противозаконно. А придаваться каким-то мечтаниям и прокручивать придуманные сценарии с его, Джейком, участием в своей голове — тем более. И Пак, вообще-то, неверующий, да и в церкви то бывал всего пару раз в раннем детстве, но почему-то он ощущает себя так, словно очень сильно согрешил перед самим Богом, когда в его сознание, которым так искусно и бессовестно овладел баскетболист, вновь просачиваются ненастоящие, выдуманные им самим картинки, где нет никого, кроме него и старшего. К слову, о содержании этих картинок он бы предпочел умолчать: о таком обычно не рассказывают посторонним; за подобные мысли не осуждают сверстники, но порицают взрослые или, например, священники.       Но художнику все равно, что скажут другие и являются ли его грезы о Джеюне каким-либо грехом — ему бы для начала в этом всем самому разобраться, а уже потом думать о чужих бесполезных, непрошенных мнениях со стороны. Ему бы понять, почему Шим вообще засел у него в голове, почему так прочно въелся в его разум и теперь занимает там собой абсолютно все свободное и несвободное пространство, вытесняя оттуда остальное. Почему он даже сейчас, сидя в школьном спортзале и со зрительских сидений наблюдая за тренировочным матчем команды баскетболистов, пристально смотрит на одного лишь Джейка, да так, словно вот-вот прожжет в нем дыру своим томным, нечитаемым взглядом. Почему все его внимание сосредоточено только на Шиме, который в своей спортивной, игровой форме выглядит крайне привлекательно. Сонхуну, если честно, хочется содрать с парня эту тоненькую красную майку без рукавов, открывающую вид на сильные мышцы его рук и иногда совершенно случайно задирающуюся вверх, дразняще показывая Паку подтянутое тело старшего — Хун правда-правда на чужой рельефный пресс не засматривается, а сорвать элемент одежды с юноши хочет лишь потому, что он глаза мозолит и заставляет отвлекаться от, между прочим, тоже играющего в этом матче Чонвона, на которого Сонхун и пришел изначально посмотреть.       Что ж, ври и оправдывайся сколько угодно, Пак Сонхун, тебе все равно никто не поверит. Кто-кто, а вот твои лучшие друзья уж точно.       — Так что все-таки между вами? — во время долгожданного перерыва голос Яна звучит рядом совершенно внезапно и неожиданно, вырывая художника из всех этих многочисленных, ни на секунду не прекращающихся мыслей о Джейке, и Хун рефлекторно поворачивается на звук, наконец-таки заставив себя отвести взгляд от одноклассника.       — Ч-что?.. — тут же спрашивает Сонхун и изумленно, непонимающе хлопает длинными пушистыми ресницами, действительно не соображая, о чем и ком идет речь. Пак, вроде, парень очень даже умный, а иногда тупит так по-страшному, что даже Чонвон порой начинает сомневаться в стабильном и правильном функционировании его мозговой деятельности. — В каком смысле? Между кем?       — Ну, даже не знаю, — усмехнувшись, саркастично произносит младший, в упор глядя на художника и сталкиваясь с парой его растерянных карих глаз. Ян, конечно, предполагает, что его друг просто притворяется, что не понимает, о ком его спрашивают, лишь бы только дальше эту тему не развивали и не интересовались подробностями, но на всякий случай подбородком в сторону Джеюна кивает, без слов отвечая на вопрос Хуна. — Слушай, я, конечно, не хочу тебя расстраивать или что-то вроде того, но… То, что ты на протяжении двух матчей подряд пялился на Джейк-хена так, словно в любой момент готов подойти к нему и бесцеремонно прижать к ближайшей стене, заметили уже все, кто тут находится. Я серьезно.       — Между нами ничего нет, — проигнорировав замечание Чонвона о собственном взгляде на Шима, как-то слишком спокойно отвечает Сонхун и пожимает плечами, однако Вон старшего знает далеко не первый год, так что без особых усилий улавливает в его спокойствии что-то нечистое, фальшивое, наигранное. Младший догадывается быстро: похоже, разговоры о баскетболисте заставляют Пака сильно нервничать — об этом четко свидетельствуют, например, губы юноши, только что искусанные чуть ли не до крови от резко переполнившего его изнутри волнения. — Правда. Абсолютно ничего. Я просто…       — Просто случайно вчера уснул в его руках, пока вы, спрятавшись ото всех, обнимались на балконе, как влюбленная парочка? — Ян приподнимает обе брови, а уголки его губ мгновенно приподнимаются в хитренькой ухмылочке, которая, Сонхун точно уверен, не предвещает ничего хорошего. — Ты проснулся уже в такси, а до машины тебя донес Джейк-хен, — напоминает Чонвон, после чего глаза старшего заметно округляются, широко распахиваясь от шока. Вон слегка хмурится: — Он… он что, не рассказал тебе об этом? Ты не знал, что он пешком спускался с девятого этажа, потому что лифт не работал, при этом еще и нес тебя на руках? Неужели Джейк-хен умолчал об этом…       — Он сказал, что хоть я и был очень сонным, но до машины дошел самостоятельно, — говорит Пак, непонимающе сводя брови к переносице. Зачем баскетболист соврал ему? Если он и вправду нес его на руках, наверняка затратив на это немало сил (ведь младший, хоть и обладает очень красивой и стройной фигурой, но он, все-таки, далеко не пушинка, чтобы с легкостью спустить его с последнего этажа на первый), то почему до сих пор ни разу не подразнил и не подколол Сонхуна по этому поводу? Почему он все еще не воспользовался возможностью, чтобы вновь поиздеваться над парнем и похихикать над тем, как сильно тот будет краснеть и возмущенно кричать, что Джейк все выдумал? Пак, кажется, уже совсем ничего не понимает.       — Думаешь, он сказал тебе правду? — спрашивает Чонвон просто для того, чтобы услышать мысли друга на этот счет. Сам-то он прекрасно знает, что Джеюн на самом деле просто пошутил: они с Джеем, к сожалению или счастью, собственными глазами наблюдали за всей этой вчерашней картиной, похожей на сцену из какого-нибудь сопливого романтического фильма, спускаясь по лестницам вслед за баскетболистом. — Ты действительно считаешь, что, будучи в спящем состоянии, ты мог самостоятельно, без чьей-либо помощи, передвигаться? Серьезно, хен?       Сонхун отрицательно мотает головой и мычит что-то невнятное себе под нос, после чего лишь лицо ладонями безнадежно закрывает, начиная наигранно хныкать. Чонвон решает, что говорить другу о том, что Шим, помимо того, что донес его до машины, еще и аккуратно усадил на заднее сиденье, заботливо пристегнул ремень безопасности и оплатил за дорогу, наверное, все-таки не стоит — это введет его в краску еще сильнее и точно заставит разреветься. К слову, вчерашним вечером Джейк был не менее смущен, когда четверо парней, наконец-то досмотревшие фильм, решили проверить, все ли у них с Хуном в порядке. И, заглянув на балкон, они поняли, почему оба юноши так подозрительно притихли: один из них попросту уснул, а второй молчал, чтобы никаким образом не разбудить его и позволить бедному уставшему ученику выпускного класса хоть немного отдохнуть. Подготовка к экзаменам, как-никак, штука далеко не из легких, и Сонхуну, как и всем его одноклассникам, к сожалению, приходится тратить на нее огромное количество сил, времени и нервов.       — Знаешь, хен, — Вон, таинственно улыбаясь, двигается к художнику чуть ближе и, мягко положив ладонь на его колено, чтобы выразить хоть какую-то поддержку, вдруг переходит на шепот, чтобы никто, кроме Пака, его не услышал: — Для тех людей, между которыми абсолютно ничего нет, у вас обоих слишком странные реакции, когда речь заходит друг о друге. Уверен, что ничего от меня не скрываешь?       — Что ты хочешь от меня услышать, Чонвон? — старший убирает руки от своего лица и поворачивается к Яну, чтобы окинуть его вопросительным взглядом и, может быть, найти какой-нибудь четкий ответ на свой вопрос в ясных, кошачьих глазах напротив. — Я правда не понимаю.       — Тебе… — негромко и отчего-то так неуверенно начинает Чонвон, словно боится сказать что-нибудь не то и обидеть этим Сонхуна. — Хен, Джейк тебе нравится, да?       Вопрос юноши звучит крайне аккуратно и вовсе не давит, но Пак, стоит словам Яна коснуться его ушей, резко замирает, переставая дышать на несколько секунд. Его сердце на мгновение останавливается, а кожа пугающе бледнеет; парень ощущает себя так, словно его только что окунули головой в ведро с ледяной водой, набранной из самого холодного океана на планете. Сонхун болезненно прокусывает губу до крови, морщится от неприятного ощущения и взгляд вниз опускает, как обычно это делают, когда чувствуют себя в чем-то виноватыми перед кем-то.       И он кивает. Отчаянно кивает головой несколько раз, подтверждая догадку младшего. Шим Джеюн ему действительно, черт возьми, нравится, и он больше не может и не хочет отрицать этот и так очевидный для всех вокруг факт.       — Он всю ночь не выходил у меня из головы… — шепотом признается Хун, и сам не верит в то, что вообще говорит это. — Я, наверное, сошел с ума, Чонвон. Я точно сошел с ума, если так легко повелся на Шим, мать его, Джейка! Нет, ну, скажи же. Я ненормальный, да? Ну просто чокнутый!       Вон негромко хихикает и выпускает из своей груди тихий, спокойный вздох. Он мягко, счастливо улыбается, и в этой его улыбке кроется какая-то загадочность, наталкивающая Хуна на пару нескромных вопросов. Вот только все, что он хотел спросить, буквально забывается в тот самый миг, в ту самую секунду, когда за его спиной вдруг раздается бархатный, чуть хрипловатый и до боли знакомый голос:       — Не беспокойся, Хун-и, меня всегда привлекали такие чокнутые, как ты.       Джейк. Сонхун знает, что это он. Пак не видит его боковым зрением, но он, черт побери, ни на один, даже самый крохотный процент не сомневается, что за его спиной пару секунд назад звучал именно шимовский голос. Парень даже с уверенностью может сказать, что баскетболист сейчас губы в своей коронной ухмылочке растянул, которая в его мозг въелась так же сильно и глубоко, как и красивое звучание голоса старшего. Хун мелко, едва заметно вздрагивает и перепуганными, круглыми глазами на сидящего напротив него Чонвона смотрит в поисках хоть какой-нибудь помощи и поддержки.       Черт. Черт, черт, черт! Сонхуну хочется прямо сейчас превратиться в страуса и позорно спрятать голову в песке. Неужели Джеюн все слышал? Неужели он правда слышал это нелепое, как кажется самому Хуну, признание? Боже, только не это.       — Думаю, мне следует оставить вас наедине? — говорит Вон, поджимая губы, и не успевает Пак притормозить его и попросить остаться, как Яна уже и след простывает — его словно магнитиком в объятия Джея, стоящего в другом конце спортивного зала, притягивает, так что парни, к сожалению или счастью, теперь остаются наедине.       — Что ж… — начинает Джейк, садясь рядом с художником на скамейку. — Не хочешь обсудить то, чт… — однако закончить предложение у него не получается, поскольку младший нагло перебивает его жестким и твердым «нет».       — Не здесь, — неловко поясняет Сонхун, мысленно извиняясь за свою только что выданную грубость, а его щеки вновь приобретают ярко-розоватый оттенок, позволяя Шиму читать его как открытую книгу. — Мы обязательно обсудим это, но, умоляю, давай сделаем это, когда будем в более уединенном месте, хорошо?       — Хорошо, — сразу же, без каких-либо возражений, соглашается старший и приподнимает согнутые в локтях руки, мол, окей, вообще без проблем. Пак выдыхает и мысленно благодарит его за это. — Поговорим тогда, когда ты будешь готов. Твой комфорт для меня превыше всего, знаешь же.       Сонхун буквально тает. Плавится, как лед или мороженое при жаре в сорок пять градусов, и превращается в жидкую, водянистую лужицу, состоящую из своих чувств и эмоций, которые Джейк мастерски способен вызвать в нем всего лишь парой слов. Художник, если честно, и понятия не имеет, как у старшего это получается и почему на нем, на Хуне, это срабатывает, но зато Пак точно знает, что собственное сердце в такие трепетные, умилительные моменты начинает биться гораздо быстрее — как будто хочет вырваться из груди и тут же направиться прямиком к сердцу Шима, чтобы слиться с ним в одно целое и навсегда соединить невидимыми связями своих обладателей друг с другом. Сонхун не уверен, насколько глупо звучит данное предположение, однако когда их взгляды невольно пересекаются и он видит красивые, завораживающие искорки в глазах парня напротив и его чертовски обаятельную, манящую улыбку, он уже и не сомневается в том, что готов отдать свое сердце (между прочим, самый важный орган в теле!) Джейку просто так, абсолютно безвозвратно.       — Приходи сегодня ко мне домой после тренировки, — выдержав неловкую тишину длиною в несколько мучительно медленных секунд, вдруг выпаливает Хун, глядя прямо на старшего. Тот заинтересованно наклоняет голову вбок, приподнимая брови. — Хотя нет, лучше чуть позже… Приходи в пять, чтобы я успел убраться в квартире.       — Подожди, подожди, — медленно проговаривает Джеюн, удивленно хлопая глазами, что после слов младшего заискрились еще ярче, чем до этого, собирая в своих черных зрачках и карамельных радужках как можно больше крохотных светящихся звездочек. — Ты правда зовешь меня к себе? Ты не шутишь?       — По-твоему, я похож на шутника? — Сонхун гнет бровь и демонстративно цыкает языком. Нет, ну, с чувством юмора у него, конечно, все в порядке, да и в компании своих друзей он всегда является тем, кто чаще всего отпускает какие-то шуточки и забавные, смешные фразы, однако сейчас он абсолютно серьезен. — Время я тебе назначил, опоздаешь хоть на минуту — в свою квартиру больше никогда в жизни не пущу. Это ясно?       — Как скажете, Ваше Высочество принц Пак! Я сделаю все, как вы велите, — чеканит Шим и, не выходя из образа, кланяется Сонхуну, будто тот и вправду какой-нибудь будущий король, перед которым простые поданные или рыцари обязаны каждый раз склонять головы в знак уважения. — Я не посмею расстроить вас, мой господин!       — Боже, Джейк, замолчи, — беззлобно просит младший, и с его губ слетает короткий смешок. Он, смущенно хихикая, легонько толкает баскетболиста в плечо, а тот тихо айкает, на самом деле совсем не чувствуя боли, и тоже смеется, находя ситуацию, которую он, по сути, сам и создал, крайне забавной.       Вдалеке слышится противный, оглушающий звук свистка, а следом за ним раздается громкий голос Джея, повествующий о том, что перерыв закончен и пора приступать ко второй тренировочной игре. Сонхун, сам того не замечая, раздосадовано надувает щеки, почему-то совершенно не желая, чтобы Джеюн покидал его. И ведь даже обнять его и пожелать удачи художнику как-то неловко — наверное, в скором времени он привыкнет к открытому проявлению тактильности и нежности по отношению к Шиму, но а пока Хун лишь мысленно гладит старшего по мягким волосам и так же мысленно ему улыбается, говоря, что будет болеть за него.       Пока Джейк едва слышно вздыхает и не спеша приподнимается со скамейки, Сонхун с завистью поглядывает в сторону своего лучшего друга, что, нисколько не стесняясь и не заботясь о чужих мнениях, спокойно липнет к Чонсону, то держа его за руку, то обнимая за талию, то, пока никто не видит, быстро чмокая в щечку. Пак правда завидует. Он хоть и кажется холодным и бесчувственным, словно ему вообще не нужны отношения и уж тем более все эти милости и нежности в них, но ему правда порой слишком сильно этого хочется — внутри, под сковываемой его настоящую сущность ледяной оболочкой, он самый настоящий котенок с ранимой душой и очень романтичной натурой. Только вот, чтобы достать все это наружу, надо хорошенько постараться, и Хун почему-то не сомневается в том, что у Шима получится сделать это. Возможно, постепенно, не сразу, но точно получится.       — Джейк, — неуверенно зовет старшего художник, и тот, хоть уже и развернулся, чтобы направиться в сторону игрового поля, резко останавливается и поворачивает голову — в его взгляде Сонхун легко прослеживает сильную надежду на что-то, о чем юноша догадаться не в силах. — Подожди, — говорит Сонхун и встает вслед за старшим.       — Что такое, Ваше Высочество? — уголки губ баскетболиста едва заметно приподнимаются в обворожительной полуулыбке, и Пак уже нисколько не сомневается в том, что именно эта улыбка вскоре окончательно сведет его с ума, бессовестно вскружив бедному парнишке голову.       Сонхун помнит свои слова о всех этих популярных старшеклассниках-спортсменах, к которым у него всегда было крайне пренебрежительное отношение. Он помнит, как постоянно твердил о том, что ни за какие деньги, даже за пару миллионов вон, не стал бы встречаться с кем-то из школьных баскетболистов, а на шутки лучших друзей, что, скорее всего, окажется самым первым, кто по уши втюрится в кого-нибудь из команды, недовольные гримасы корчил и отмахивался, мол, не несите такую чушь. И, похоже, только сейчас юноша стыдливо осознает, что Сону и Чонвон были чертовски правы, когда отпускали такого рода шуточки.       Пак, больше не говоря ни слова, стоит напротив Джеюна, дышит как-то странно и взгляд на Шима поднять не решается, пальцы взволнованно до побеления сминая. Джейк шепчет тихое: «хэй, Сонхун-а, что случилось?», но младший лишь головой в стороны мотает и делает несмелый шаг вперед, сокращая расстояние между ними. Баскетболист даже не успевает ничего сказать в ответ, потому что уже в следующую секунду из его легких выбивает абсолютно весь воздух, из-за чего говорить становится просто невозможно.       Сонхун обнимает его. Молча прижимается к Джейку, прикрывая веки и немного устало укладывая подбородок на плечо парня. Шим удивленно ресницами хлопает, глаза округляя, и шумно выдыхает, сразу же осторожно, бережно так, словно касается хрупкой, фарфоровой куклы, кладет горячие ладони на чужую узкую, элегантную талию, обнимая юношу в ответ.       — Сонхун… — начинает баскетболист, боковым зрением замечая, что стоящий где-то в стороне Чонвон «незаметно» фотографирует их на свой телефон, издавая шокированные, но довольные визги. — Хун-и, ты чего…       — Молчи, Джейк, — просит почти полушепотом, чтобы никто, кроме Шима, его не услышал. — Просто замолчи и обними меня крепче, окей? Это все, о чем я сейчас тебя прошу.       — Хорошо…       О том, что баскетболист покорно выполнил просьбу Пака и действительно сильнее прижал его к себе, обнимая так крепко, как только мог, Сонхун не перестает думать даже в тот момент, когда наконец возвращается домой и, к великому сожалению, остается наедине со своими мыслями. Он старается занять себя всем, чем угодно, лишь бы не вспоминать о том, что произошло буквально часом ранее: уборкой, готовкой, учебой — выходит у него из рук вон плохо, конечно. У Сонхуна правда никак не получается отвлечься от мыслей о Джейке и его теплых касаниях, которые собственная кожа прекрасно помнит и жалобно умоляет еще. Парень даже друзьям пишет с надеждой, что кто-то ответит ему и даст дельный совет, однако и Чонвон, и Сону сейчас сильно заняты, поэтому, вероятно, в ближайшее время они даже не прочтут сообщения, отправленные Паком в их общую беседу.       Что ж. Придется справляться со своей проблемой самостоятельно. Ну, или, все-таки, попросить помощи у кое-кого другого. У кого-то, от кого прямо сейчас раздается громкий, настойчивый звонок во входную дверь. Хун, услышав звук, вздрагивает, сам не зная почему, и, бесшумно сглотнув, решительно сжимает руки в кулаках и идет открывать. Вдох-выдох, Сонхун, ничего страшного не случится, это всего лишь Шим Джеюн. Всего лишь один из тех школьных спортсменов, о которых ты когда-то очень нелестно выражался и яро утверждал, что ни за что не будешь иметь дело ни с кем из них. Наверное, очень забавно вспоминать об этом перед тем, как встречать одного из прозванных «тупым качком» в дверях собственной квартиры, так еще и после столь неловкого и, возможно, чуточку нелепого признания в симпатии.       — Приветствую вас, принц Пак, — мягкий голос баскетболиста, стоящего на пороге, доносится до ушей младшего, заставляя целый табун мурашек пробежаться по его спине. Джейк, что, конечно, готов простоять здесь, в упор смотря на Сонхуна, хоть целую вечность, все-таки спрашивает у парня, можно ли пройти внутрь, и тот, немного зависнув, не сразу отвечает слабым кивком, разрешая. Шим, как только оказывается в квартире одноклассника, заинтересованно оглядывает небольшое, но уютное пространство с довольно милым интерьером, в прочем, очень даже подходящее своему обладателю. — Я рад, что ты позвал меня к себе, — зачем-то сообщает старший, произнося это с едва уловимыми на слух нотками неловкости в голосе. — Мы уже столько лет учимся с тобой вместе в одном классе, но я ни разу не был у тебя дома… Это грандиозное событие необходимо отпраздновать!       — Сильно не радуйся, — негрубо, но с проскальзывающей в словах уже привычной язвительностью звучит ответ Сонхуна. — Если бы Сону или Чонвон были сегодня не заняты, то ты бы здесь сейчас не находился. Будь они свободны, в гости ко мне пришли бы именно они.       — Но сейчас здесь нахожусь я, и по тебе видно, что ты этому тоже рад, — в абсолютно спокойном, но чуточку игривом тоне произносит Джеюн и, растягивая губы в обаятельной, завораживающей ухмылке, многозначительно подмигивает юноше. — Я вижу тебя насквозь, — приблизившись к чужому уху, шепчет он, а сердце Сонхуна пропускает удар. — Кстати, — он возвращается в прежнее положение и решает перевести тему. — Почему Сону сегодня не было в школе? Я не видел их с Рики ни в коридорах, ни в столовой. У них все в порядке? Мне стоит начать переживать? — искренне волнуясь о младших, интересуется баскетболист, и Пак вновь ощущает, что его буквально плавит от такого Шима: мягкого, заботливого, чуткого.       — Ники что, обычно совсем вас с Джеем не информирует о том, где он находится и что с ним происходит? — художник негромко усмехается, а Джейк отрицательно мотает головой, моментально отвечая на заданный ему вопрос. Сонхун, честно говоря, даже не удивляется почему-то. — Ну, у них сегодня с самого утра генеральная репетиция перед выступлением, поэтому они решили пропустить занятия и пойти на тренировку, поскольку это для них обоих гораздо важнее, чем какой-нибудь урок физики или математики, — объясняет Пак, после чего старший понимающе кивает. Хун на это странное спокойствие Шима изумленно приподнимает брови, искренне не понимая, почему парень ни капли не возмущен таким поведением японца. Неужели он настолько привык к такому за все годы их дружбы, что уже и вовсе не реагирует? — Еще скажи, что Ники даже не предупредил тебя о том, что завтра выступает.       Джеюн хрипло смеется, потому что Пак действительно оказывается прав в своем предположении: Рики и вправду почти никогда ни о чем не сообщает своим лучшим друзьям, и это вовсе не потому, что он им не доверяет или что-то вроде того. Просто, наверное, он хочет казаться более самостоятельным и независящим от других людей — это абсолютно нормально в его возрасте, Джей и Джейк все прекрасно понимают, а потому нисколько на него не злятся.       — О том, в какой день у них выступление, я узнал от Сону, — говорит Шим, и загадочная улыбка вдруг озаряет его в миг засиявшее лицо, когда он вспоминает о Киме и их поистине чудесных отношениях с Нишимурой. Джейк порой даже завидовать начинает, наблюдая за парнями, потому что такая крепкая связь, как у этих двух, встречается далеко не у всех влюбленных пар. Между ними определенно есть что-то гораздо большее, чем просто чувства, и баскетболист уверен, что если бы в мире существовала система родственных душ, то Сону и Ники без сомнений были бы связаны тоненькой невидимой красной нитью, закрепляющейся на мизинцах и соединяющей их сердца. — Я, на самом деле, безумно рад, что Сону появился в жизни Рики, — искренне признается он, и Сонхун не может не согласиться с его словами, кивая головой. — Я, наверное, никогда не видел Ри таким счастливым, как в последнее время. Он словно светится, когда находится рядом с Сону, меняется на глазах, наконец-то становясь самим собой. Даже не представляю, сколько же сил Сону пришлось потратить, чтобы вытащить Ники из той темной, глубокой ямы, где он находился очень долгое время. У нас с Джеем так и не получилось ему помочь, но Сону смог. Ему правда удалось, и я бесконечно ему за это благодарен.       — Сону действительно замечательный, — соглашаясь с каждым сказанным баскетболистом словом, мягко произносит Пак с невероятно теплой улыбкой на губах. Он гордится своим лучшим другом сильнее, чем кем-либо в этой огромной вселенной, и он готов на весь мир прокричать о том, что Ким Сону правда потрясающий человек, который заслуживает всего самого лучшего. — Я видел, как порой ему было очень нелегко справляться со всем этим в одиночку; видел, каким поникшим он становился, когда Ники из-за своих проблем с доверием закрывался от него и отказывался принимать помощь. Мы с Чонвоном старались быть рядом, оказывали поддержку, но дело в том, что Сону никогда не жаловался на то, что ему было тяжело. Он ни разу не сказал о том, что жалеет о чем-то насчет Рики или хочет отказаться от своего намерения показать ему, что такое настоящее счастье. Я не знаю, что им двигало и движет до сих пор, заставляя не сдаваться и идти только вперед, но он действительно очень, очень сильный.       — Возможно, им движет любовь? — делает свое предположение Джеюн и нарочно пересекается с Хуном взглядами, чтобы уловить и прочесть в них что-то только самому себе понятное. — Чувства могут сделать с человеком немыслимое и заставить его идти даже на слишком отчаянные поступки, причины которых никогда не будут ясны остальным, — делится своими философскими размышлениями парень, и Сонхун, если честно, в очередной раз молча удивляется, насколько же глубоко, оказывается, Джейк может мыслить. — Иначе, как еще объяснить тот факт, что я, между прочим, с поврежденными коленями и спиной нес тебя вчера на руках с девятого этажа на первый? Это все мои чувства, Сонхун-а. Без них тебя бы обязательно кто-нибудь разбудил и заставил спускаться самостоятельно пешком, но я не позволил никому этого сделать.       Пак чувствует, как сильно краснеют и жарким пламенем загораются его щеки и кончики ушей, а сердце от таких слов предательски начинает биться в разы быстрее, и кажется, что оно вот-вот разорвется, треснет по швам. Сонхун моргает часто-часто и до сих пор поверить не может в то, что все это не какой-нибудь сумасшедший сон, который ему подкинуло явно решившее поиздеваться над ним сознание, а еще он отказывается принимать тот факт, что Шим Джеюн действительно настоящий. Потому что у реальных людей никогда не получалось настолько сильно смущать его каждый раз, как только они начинают что-то говорить, однако у баскетболиста это определенно очень хорошо получается. Младший бы даже сказал, что получается у него это просто отлично, лучше, чем у кого-либо другого в этом чертовом мире.       — Слушай… — художник мнется, неловко закусывая губу, и вырисовывает ногой неуклюжие, только ему понятные узоры на пушистом ковре, словно это и не ковер вовсе, а огромный белый холст, который так и хочется заполнить разноцветными красками. — Я забыл сказать, что, вообще-то, собирался сделать черничный чизкейк для нас двоих по моему любимому рецепту, так что, если ты не против, мы могли бы прямо сейчас переместиться на кухню, чтобы я начал, — негромко говорит он, и Джейк по-доброму хихикает, находя крайне забавным и милым то, что Пак в очередной раз умело соскочил со смущающей его темы, начав обсуждать что-то абсолютно несвязанное с ней. Ну, ничего страшного, Шим и так знает, что его чувства взаимны, просто, видимо, Хуну необходимо еще немного времени, чтобы окончательно во всем убедиться и сделать решительный шаг навстречу баскетболисту. — Что ты об этом думаешь?..       — Я не против, конечно, — Джейк улыбается мягко и, осторожно взяв ладонь парня в свою, ласково поглаживает ее на протяжении пары секунд, которые для Сонхуна растягиваются длиною в бесконечность. — Пойдем, — быстро соглашается шатен и заглядывает в шоколадные глаза напротив, молча прося разрешение на свои дальнейшие действия, о которых он не говорит вслух, но, на удивление, не сталкивается с каким-то презрением или просьбой не делать ничего странного, как мог бы сказать Пак.       И Хун, если честно, понятия не имеет, на что он дал согласие, пока ему вдруг не кажется, что земля уходит из под его ног, воздух полностью выбивается из легких, а душа окончательно покидает тело, когда Шим неожиданно, но очень трепетно и до безумия нежно касается своими губами тыльной стороны его, Сонхуна, ладони, оставляя легкий, слегка обжигающий поцелуй на бледной, чувствительной коже. Художник ахает удивленно и замирает на пару мгновений, пытаясь тщательно переварить и усвоить в голове то, что только что сделал старший. И пока у черноволосого в голове прогружается новая информация, у Джейка глаза начинают искриться от радости — если бы он был собакой, то незамедлительно завилял бы хвостом от переизбытка счастливых, положительных эмоций.       — Ты снова зависаешь, — едва слышно усмехнувшись, подмечает Джеюн. Реакция младшего на свое действие его одновременно и умиляет, и настораживает, потому что по лицу Сонхуна невозможно определить, что он чувствует на самом деле, и это побуждает Шима поинтересоваться у парня: — Что-то не так, Хун-и? Тебе не понравилось?       Понравилось. Паку еще как понравилось. Настолько, что он думает, что наверняка с ума сойдет, если Джейк не оставит на его руке еще один, а то и два, и пять, и бесконечное множество новых и таких же нежных, трепетных поцелуев. Только вот признаться в этом вслух смелости у него вряд ли хватит — по крайней мере, явно не сейчас.       — Все..нормально, — скомканно отвечает юноша, опуская голову вниз, чтобы ни в коем случае еще раз не пересечься с Шимом взглядами: если это все же произойдет, то, возможно, между парнями вспыхнет сильнейший пожар — сонхуновы глаза в этот же миг разожгут его, а прерывистое, томное дыхание баскетболиста послужит неплохим бензином, чтобы помочь огню разгореться по всей квартире художника. — Джеюн, ты… Я… ну…       — Все хорошо, Сонхун-и, тебе не обязательно сейчас что-то говорить или отвечать мне, — успокаивающим тоном произносит старший, и Хун слабо кивает, мысленно благодаря парня за понимание. — Если тебя так сильно смущает что-то подобное, ты скажи мне сразу, и я перест-       — Нет, — младший не дает ему договорить, резко обрывая на половине слова. — Не переставай, пожалуйста. Мне все нравится, правда. Просто мне нужно немного времени, чтобы стать более уверенным в таких вещах, хорошо? Я обещаю, что спустя пару недель смущаться и краснеть будешь уже ты.       — Ловлю тебя на слове, милашка Хун-и, — с уст Джейка слетает короткий довольный смешок, после чего он лишь игриво подмигивает юноше, сидящему напротив, и все-таки вспоминает про планы Сонхуна насчет приготовления вкусного десерта. — Так что там по поводу твоего черничного чизкейка? — интересуется Шим, нисколько не сомневаясь в том, что любое блюдо, приготовленное Сонхуном, окажется изумительным. — Не подумай, что я пришел к тебе только ради этого, но я немного голоден, поэтому буду искренне рад, если мы пойдем на кухню прямо сейчас.       — Ладно-ладно, идем, — тихонько смеется Пак и нехотя поднимается с дивана, сразу же направляясь в нужную ему комнату, жестом приглашая Джейка шагать следом за ним. — Кстати, обычно я слушаю аудиокниги, когда готовлю, но раз уж ты сегодня здесь и тебе явно будет нечем заняться ближайший час, так что… Почитаешь мне что-нибудь? Можешь взять любую понравившуюся книгу с полки в моей комнате, выбор там достаточно большой.       И разве Джеюн может отказать? Он соглашается моментально, обещая, что будет читать так красиво и выразительно, что с легкостью заменит Сонхуну любые аудиокниги, которые тот обычно слушает с огромнейшим интересом. Книгу Шим, правда, наугад выбирает, случайным образом вытаскивая с полки одно из произведений Брэдбери, которого Пак по-настоящему обожает и нередко перечитывает. Что ж, а художнику можно разве что пожелать удачи, чтобы он не слишком сильно отвлекался от готовки на разливающийся по кухне спокойный, мягкий, шелковый голос Джейка, который будет весь оставшийся вечер читать строчки одного из любимейших романов Хуна.       А после того, как спустя некоторое время воздушный, сладкий десерт будет наконец-таки готов, они оба попробуют его и баскетболист с ног до головы осыпет младшего комплиментами о том, как же вкусно тот готовит; они обязательно устало присядут на мягкий диванчик и будут сидеть в атмосферной комнате Сонхуна с приглушенным светом и тихо-тихо, едва слышно играющей где-то в стороне ненавязчивой, расслабляющей музыкой. Пак немного устало положит голову на плечо старшего и пошутит про то, что теперь Джейку придется читать ему что-нибудь перед сном, как обычно мамы читают своим деткам сказки на ночь, чтобы те быстрее заснули, а Шим абсолютно серьезно заявит, что согласен делать это каждый вечер.       И, наверное, чуть позже, когда пройдет время, у них обязательно все-все будет замечательно — прямо как во всех тех сопливых романтических фильмах про идеальную любовь, о которой Хун так долго мечтал.

* * *

      Утро следующего дня встречает жителей Сеула тусклыми солнечными лучами, ловко проскальзывающими сквозь шторы и занавески в людские окна, ласково будя каждого, кто все еще сладко и крепко спит, и Сону с Ники, к своему великому сожалению, не становятся теми самыми исключениями, которым будет позволено поспать еще хотя бы пару минут. Может, когда-нибудь это и случится, может, когда-нибудь им двоим повезет и они смогут наконец-таки хорошенько отоспаться и отдохнуть, но произойдет это явно не сегодня — не в день долгожданного конкурса, к которому вся их команда так усердно, долго и кропотливо готовилась, чтобы показать свое идеальное выступление, заслуживающее первого места. Сегодня придется немного потерпеть и встать с постели даже чуть раньше обычного: никто из парней не хочет опоздать и подвести Хисына и других ребят из танцевального коллектива.       Сону, что вполне неудивительно и уже привычно, просыпается первее младшего, и, все же дав тому немного времени на то, чтобы еще чуть-чуть насладиться теплом пушистого одеяла, успевает умыться и сходить в душ. К Нишимуре он, конечно, возвращается сразу же, как только покидает ванную комнату, и, хоть делать это и вовсе не хочется, но все же будит юношу, мягко сообщая, что уже пора вставать. Рики недовольно мычит что-то невнятное, нечленораздельное, однако глаза, все-таки, с большим трудом, неохотно так, разлепляет, когда по всему лицу вдруг чувствует легкие, едва ощутимые, но наполненные нежностью и трепетом поцелуи старшего. Губы Кима игриво касаются кожи японца, целенаправленно не пропуская ни единого сантиметра, и блондин забавно морщится от внезапного «нападения» на него.       — Хен… — полушепотом произносит Ники, тихонько хихикая, и даже не пытается оттолкнуть от себя темноволосого. Если быть честным, то он готов хоть целую вечность вот так валяться на кровати, лежа с закрытыми глазами и старательно делая вид, что все еще спит, лишь бы Ким каждый раз будил его только поцелуями и ничем больше. — Сону-хен, что ты… Ай, щекотно же, ну, хен…       — С каких это пор ты стал обращаться ко мне формально? Кажется, я пропустил этот момент, — Сону удивленно посмеивается и слегка отстраняется от своего парня, тут же проходясь по его все еще сонному виду влюбленным взглядом. — А я то думал, что уже и не доживу до того дня, когда ты наконец-то вспомнишь, что я старше тебя и начнешь проявлять ко мне уважение, — в шутку произносит юноша, заботливо приглаживая растрепанные пряди волос на голове японца и убирая прилипшую ко лбу во время сна светлую челку.       — Это всего лишь одноразовая акция, — не скрывая счастливой улыбки, говорит Нишимура и сам тянется к корейцу, чтобы невесомо чмокнуть его в уголок губ. Он уже и не представляет свое утро как-то по-другому; не представляет свое утро без Сону. — Сколько сейчас времени? Мы не опаздываем? — спрашивает парень и наконец-то приподнимается на кровати, лениво потягиваясь и потирая глаза, чтобы почувствовать себя более бодрым. Помогает, правда, несильно, но попытаться все-таки стоило.       — У нас есть еще сорок минут до выхода, — проверив время на экране своего телефона, сообщает Сону, и Рики тихо, едва слышно вздыхает, а все потому что: «Почти час? Я мог поспать чуть подольше, хен, зачем ты разбудил меня?». — Давай-давай, вставай, поспишь в автобусе.       — Ну, Сону… — и смотрит так умоляюще, словно крохотный щенок, безнадежно просящий что-то у хозяина. — Можно еще хотя бы…       — Рики, нет, — четко, но совсем не строго говорит старший, не давая блондину договорить и закончить предложение до конца, из-за чего тот томно, с толикой досады и разочарования выпускает воздух из легких и скидывает с себя одеяло, что так старательно удерживало его в теплой кимовской постели. — Умывайся и, если нужно, иди в душ, а я пока что приготовлю нам завтрак, хорошо? — мягко предлагает брюнет, и японец сразу же пару раз уверенно кивает, выражая явное согласие. Ну разве может он отказаться от завтрака, приготовленного руками Сону? Разве может он отказаться от самого вкусного завтрака во вселенной? Да он ради него не то что встать готов — он может даже и не ложиться!       Не проходит и секунды, как Ники вскакивает с кровати и убегает в ванную комнату, чтобы сделать все необходимые утренние процедуры. Когда Нишимура вновь возвращается к корейцу, они быстро завтракают, чтобы не тратить на это слишком много времени и точно не опоздать (хотя старший все равно просит Рики сильно не торопиться и кушать осторожнее, чтобы случайно не подавиться едой или не пролить на себя кипяток), и в таком же ускоренном темпе одеваются и закидывают нужные вещи в рюкзаки. Из квартиры они, к счастью, выходят вовремя и до танцевальной студии, к дверям которой уже наверняка подъехал микро-автобус, парни добираются на такси.       Хисын, подъехавший к студии заранее, встречает каждого юношу из коллектива с теплой улыбкой и крепкими, бодрящими и вселяющими в них уверенность объятиями, а ребята, в свою очередь, дают твердые обещания, что одержат победу, зубами вырвав ее у соперников. Водитель автобуса тоже желает парням удачи и доброжелательным тоном просит их не шуметь слишком громко во время дороги, на что юноши кивают и говорят, что честно-честно постараются быть как можно тише, чтобы не мешать мужчине. На улице в столь ранний час воздух крайне прохладный, не то, что днем, когда ярко светит жаркое солнце, и Сону, по какой-то причине не надевший на себя никакую куртку или джинсовку, накинув поверх футболки одну лишь только едва согревающую его тело большую нишимуровскую толстовку, слегка вздрагивает от холодного ветра, касающегося открытых участков кожи. И почему они вообще стоят самыми последними в очереди на вход в автобус? Теперь им придется ждать снаружи, пока все остальные зайдут, и, судя по тому, что некоторые, похоже, не особо торопятся проходить внутрь, Ким точно превратится в замерзшую ледышку.       — Почему ты не взял с собой куртку? — Рики взволнованно оглядывает дрожащего парня, слыша, как громко стучат у того зубы от холода, а затем негодующе хмурит брови. Ну уж нет, так точно не пойдет. — На улице еще не лето, хен. Ты что, заболеть хочешь?       — Не тебе мне об этом говорить, — шутливо произносит Ким, мысленно вспоминая все разы, когда японец пренебрегал своим здоровьем и одевался совершенно не по погоде. — Между прочим, это ты вчера вышел на улицу в одной футболке, а не я.       — Ты не понимаешь, это другое, — Нишимура наигранно закатывает глаза, а после посмеивается тихонько и старшего к себе крепко прижимает, чтобы хоть как-то согреть его худое, хрупкое тельце. — И, кстати, Сону… на тебе случайно не моя толстовка? — спрашивает Ники, забавно прищурив глаза. Его взгляд становится по-кошачьи игривым, и он неспешно проводит пальцами от шеи корейца до его живота, чувствуя приятное тепло мягкой ткани собственной одежды. Щеки темноволосого в миг заливаются багровым румянцем, и ему почему-то становится очень неловко; юноша шумно сглатывает, совсем не замечая то, что все, кроме них уже зашли в автобус и теперь водитель ждет только флиртующую друг с другом влюбленную парочку. — Можешь забрать ее себе, я не возражаю. Ты выглядишь просто очаровательно в моих вещах, я готов глядеть на тебя в них часами подряд.       — Тогда я… — начинает старший, но закончить свой ответ ему не дает внезапно раздавшийся голос Хисына.       — Хэй, голубки, вы на конкурс ехать собираетесь или нет? — спрашивает Ли, с трудом пряча довольную ухмылку — он как никто другой рад за отношения этих двоих, потому что наблюдал за ними с самого начала, еще со знакомства парней. — У вас будет целых два часа на то, чтобы пообниматься, пока мы едем, так что давайте, бегом залезайте в автобус.       Послушавшись своего тренера, мальчишки наконец-то заходят в транспорт и выбирают два места на самом последнем ряду, где больше никто, кроме них, не сидит. Рики даже не скрывает гордой, самодовольной улыбки, когда ведет туда Сону, крепко держа его за руку, и чувствует, что на них сейчас смотрят абсолютно все, кто в этот момент находится в автобусе. Что ж, пусть смотрят и шокированно хлопают ресницами, глядя на новую пару в коллективе, думает он. Пусть видят и знают, что такой невероятный и потрясающий парень, как Ким Сону, теперь только его. Пусть будут осведомлены, что если хоть пальцем посмеют тронуть брюнета или обидеть его каким-то грубым словом, то немедленно будут иметь дело с ним, с Ники.       — Тебе все еще холодно? — слегка встревоженно интересуется Нишимура у своего парня спустя почти час, прошедший от начала пути, когда, вновь взяв корейца за руку, он ощущает, что ладони юноши по-прежнему такие же ледяные, какими были на улице. Рики сильнее сжимает чужие ладошки в своих, пытаясь согреть, и к губам подносит, чтобы нежными, бережными поцелуями и горячим дыханием заботливо передать Киму свое тепло. — Сону, я могу дать тебе свою куртку, наденешь?       — Нет-нет, все хорошо, не стоит, — старший головой мотает в разные стороны, переживая за то, что если японец отдаст ему свою куртку, то сам останется в одной тоненькой футболочке и может замерзнуть. — Это от волнения. Я просто очень переживаю перед конкурсом, вот и все.       Ники едва слышно вздыхает и понимающе кивает: он и сам немного волнуется перед выступлением, ведь они упорно трудились и готовились к нему, потратили много сил, нервов и времени, чтобы получить идеальный результат, невероятную синхронность и отточенность всех движений. Он знает, что тело и мозг прекрасно помнят хореографию, но почему-то все равно боится, что, исполняя номер на сцене перед судьями и немалой аудиторией, что-то случайно забудет и в считанные секунды сотрет абсолютно все старания и приложенные усилия команды. Но это нормально. Даже профессиональные танцоры, которые выходили на сцену десятки, а то и сотни раз, порой беспокоятся о своих выступлениях — они не роботы, и они тоже умеют волноваться.       — Мы справимся, хен, — мягко дает обещание блондин и оставляет еще один короткий чмок на тыльной стороне ладони старшего. — Не переживай, хорошо? — он заглядывает в обеспокоенные, тревожные глаза Сону, пока собственные горят уверенностью и диким, бешеным намерением разорвать сегодняшнюю сцену так, чтобы все сидящие люди в зале аплодировали стоя. — Я буду рядом, тебе нечего бояться.       — Спасибо, — сквозь яркую, лучезарную улыбку шепчет Ким, сверкая счастливыми глазками, и, словно кот, просящий ласки и внимания, всем телом ластится к Рики, напрашиваясь на согревающие объятия, которых ему, как и поцелуев от Нишимуры, никогда не будет достаточно. — Ты самый драгоценный, — в заключение говорит кореец и оставляет невесомый поцелуй на чужой щеке. Младший в это мгновение чувствует себя самым счастливым человеком во вселенной.       Оставшаяся часть пути для двух парней не проходит в тишине. Они хоть и хотели последовать совету Хисына и, пока есть такая замечательная возможность, немного поспать в автобусе, но все же разговоры друг с другом о чем-то глубоком и сокровенном оказались более манящими, чем сон. В последние время такие беседы стали для Сону и Ники обыденностью, они вошли в их общую привычку, помогающую им двоим становиться еще ближе, а их связи — крепче. Теперь они абсолютно спокойно могут рассказать друг другу почти все, даже самые тайные секреты, о которых больше никто не знает и, наверное, никогда и не узнает. Они доверяют друг другу, и это доверие действительно дорогого стоит.       На выходе из автобуса Нишимура все же настаивает на том, чтобы брюнет надел на себя его куртку. Юноша, правда, поначалу сопротивляется, не желая оставлять Рики в одной футболке, но тот сразу же достает из рюкзака свою толстовку, которую захватил на всякий случай (и, по всей видимости, сделал это не зря), обещая, что, пока они идут по прохладному воздуху до нужного им здания, в ней он точно не замерзнет, а вот совсем не закаленному Киму несомненно стоит надеть поверх своей одежды еще пусть и легкую, весеннюю, но все же теплую курточку японца. Сону, честно говоря, не в силах отказаться от такой заботы своего парня, так что в конечном итоге все-таки делает то, что и сказал ему светловолосый, оказываясь в еще одном элементе верхней одежды, принадлежащей Ники.       Ожидание собственного выступления для каждого парня из танцевального коллектива, в том числе и тренера, превращается в бесконечность, тянущуюся мучительно медленно и изводящую последние нервы юношей. Конечно, они все переживают, всех одолевает волнение и мандраж, но из всей команды, стоящей уже за кулисами, Сону единственный, кто выглядит так, как будто вот-вот грохнется в обморок от дикого страха, окутавшего его с ног до головы. Лицо Кима становится пугающе бледным, как у мертвеца, руки вновь леденеют, а самого его мелко трясет, и на этот раз уж точно не от морозной погоды.       — Сону, все будет нормально, — моментально заметив состояние старшего, полушепотом возле его уха напоминает Нишимура и кладет в успокаивающем жесте ладони на его дрожащие плечи, легонько потряхивая их, чтобы привести темноволосого в чувства. — Хен, ты же веришь мне? — тихо спрашивает Рики, и брюнет уверенно кивает, после чего японец вновь прижимает его к себе, невольно вселяя в юношу спокойствие и уверенность.       — Ребят, подойдите все сюда, пожалуйста, — вдруг раздается голос Хисына, подзывающего парней к себе. До того, как жюри громко объявят название их команды и вызовут на сцену, остались считанные минуты. Времени на переживания и какие-либо сомнения в себе не осталось. Пути назад уже нет. Теперь единственный шаг, который можно сделать — вперед, и только вперед. — Что ж, — когда все становятся в небольшой круг, Ли вздыхает с неким облегчением. — Вот и наступил тот день, к которому вы так долго и усердно готовились! Вы потратили очень, очень много сил и убили бесчисленное количество нервов, но ваши старания, я уверен, были не зря. Вы, парни, большие молодцы, и я искренне верю, что сегодня награду за первое место возьмет именно наш коллектив. Главное не переживайте, ладно? Просто расслабьтесь и получайте удовольствие. Покажите судьям и зрителям, насколько вам хорошо находиться на сцене, покажите им свои эмоции, свою страсть и стремление к победе. Я знаю, что вы справитесь, я нисколько в вас не сомневаюсь.       — Мы не подведем тебя, хен! — уверенным тоном обещает Ники, и все сразу же подхватывают его настрой, заряжаясь энергией и мотивацией не только от слов Хисына, который всегда знает, как приободрить своих учеников, но и от слов японца.       — Мы разорвем соперников в клочья, — один из парнишек ухмыляется, и, судя по его выражению лица, становится ясно, что он так же решителен, как и Нишимура.       Музыка, сопровождающая чужой номер, постепенно затихает, и юноши мгновенно понимают, что это может значить только одно: буквально через каких-то жалких секунд пятнадцать их вызовут на сцену вслед за выступившей ранее командой. Телефон, который Рики держит в руках (он сразу отдаст его Хисыну, как только придет время выходить на сцену) звонит очень не вовремя. Парень, вообще-то не собиравшийся отвечать на этот звонок, все же всматривается в экран, чтобы хотя бы узнать, кто хочет с ним связаться в данный момент, и его глаза широко распахиваются, а сердце замирает, когда он видит, кто ему звонит.       Это врач его отца. Ники взял его номер и попросил позвонить, если что-то случится и нужно будет срочно приехать. Нишимуру будто оглушает. Он нажимает на зеленую кнопку, принимая вызов, и даже не слышит, как женский голос кого-то из судейского состава громко и четко произносит название их команды в микрофон, вызывая на сцену. Абсолютно все в эту секунду для танцора перестает иметь значение, помимо новостей о состоянии его отца.       — Ал..Алло? — дрожащим голосом произносит он. — Здравствуйте, да, это я. У вас есть какие-то н-новости?.. — его и самого трясти начинает, а в момент ожидания ответа он мысленно молится всем богам и высшим силам, чтобы с его отцом все было в порядке.       Пожалуйста, лишь бы только…       — Рики, твой папа, он… — доктор говорит неторопливо, с остановками, чем заставляет японца напрячься еще сильнее. Мужчина шумно выпускает воздух из легких и спокойно продолжает: — Очнулся. Твой отец только что пришел в себя, он…       — Ри! — окликает юношу Сону, окидывая его крайне удивленным и чуточку встревоженным взглядом. Ким не понимает, с кем сейчас разговаривает младший, но странные, быстро сменяющийся эмоции на его лице заставляют парня забеспокоиться. — Нам пора идти. Нельзя заставлять зрителей ждать.       Светловолосый, словно резко вернувшись в реальность и вспомнив, где и зачем он вообще находится, кивает головой и, быстро попросив у врача прощения и искренне поблагодарив его, просит перезвонить чуть позже. Ники сбрасывает трубку и, как и планировалось, отдает свой телефон Хисыну, сразу же выходя на сцену вместе с другими ребятами. Ему хочется кричать и плакать от неимоверного прилива радости и счастья, но пока что, когда музыка начинает литься из колонок и парни исполняют первые движения танца, он обходится лишь широкой, яркой улыбкой, растянувшейся чуть ли не до ушей, и блестящими, оживленными глазами.       Сону не знает, в чем дело, но, глядя на отчего-то слишком уж счастливого Нишимуру, его настроение тоже взлетает до небес. Выйдя на сцену, Ким моментально забывает обо всех своих переживаниях и решает, что японца он обязательно расспросит обо всем после выступления, но а пока последует совету, которым с ними минутами ранее щедро поделился Ли и просто будет получать удовольствие от танца.       Хисын, наблюдающий за ребятами из-за кулис, облегченно выдыхает, когда первая часть номера оказывается идеально и абсолютно безошибочно исполненной. Неожиданное продолжение в виде дуэтной хореографии Сону и Ники заставляет всех в зале крайне удивиться, но выразить явно положительные эмоции — внезапная смена концепта, применение совершенно нового танцевального стиля в номере и перемена музыкального настроения с чего-то дерзкого, легкого на более лирическое, трогательное приятно поражает жюри. Особого внимания заслуживает и то, что под объемными, свободными бомберами, замок на которых они быстро расстегивают и скидывают вещь с себя, у двух юношей оказываются обтягивающие кофты с полупрозрачными рукавами: на Киме надета белая, а на Нишимуре — черная.       Их танец, в который Хисын вложил немало смысла и собственных ощущений, похож на непростые любовные отношения между ангелом и демоном, которым нельзя быть вместе только потому, что один из них стоит на стороне добра, а другой — зла. Они из разных миров, один живет на небе, в облаках, а другой покидает свое огненное, находящееся глубоко-глубоко под землей местечко только ради того, чтобы тайно увидеться со своей любовью. Любить им запрещено всеми правилами и законами, но ведь сердцу невозможно приказать, к кому испытывать чувства.       И в конце, после всех трудностей, пережитых вместе, они все же соединяются друг с другом, наплевав на запреты. Сону делает завершающее движение номера, вместе с этим заканчивая историю отчаянно влюбившихся друг в друга существ: он слегка разбегается, широкими, уверенными шагами направляясь к стоящему посередине сцены Ники и, вложив в это движение последнюю капельку сил, что еще остались в его теле, запрыгивает на Нишимуру, руками обхватывая того за плечи, а ногами обвивая его талию. Музыка с каждой секундой становится все тише, пока и вовсе не затихает окончательно, а на смену ей приходят бурные аплодисменты и громкие, восторженные возгласы членов жюри, сидящих в зале зрителей и участников других команд, поддерживающих своих соперников.       Все закончилось. Все наконец-то, черт возьми, закончилось, их номер успешно завершился, и Хисын, стоящий за кулисами и гордо улыбающийся, очень, очень доволен результатом. Все мальчишки, включая Сону и Ники, достойно показали свои потрясающие навыки и невероятно хорошо передали нужные эмоции, которые зацепили и тронули немало сердечек в этом помещении, так что здесь, наверное, ни у кого не остается сомнений, что именно они заслужили победу. Наконец-то можно вздохнуть полной грудью и с облегчением выпустить из нее весь воздух, наконец-то можно отбросить все свои волнения и переживания.       Как только песня заканчивается и остальные участники команды выходят на сцену, чтобы поклониться, Сону, расцепив ноги, осторожно спускается с японца, ставя босые стопы на холодный пол. На малейшую секунду брюнету мерещится, будто он проваливается вниз, под этот самый пол, глубоко под землю. Кореец, если быть честным, почти с трудом стоит на месте, потому что все свои силы, всю свою энергию, все чувства и эмоции он отдал на эти несколько минут, пролетевших в одно короткое мгновение. Киму кажется, что кровь внутри него закипает, превращается в горящее пламя и будто бы изнутри отдает сильнейшим жаром по коже, намереваясь сжечь ее дотла. Все его тело горит, и это ощущение, на самом деле, приятное. Оно доставляет неимоверное удовольствие и окунает в эйфорию — Ники сейчас чувствует то же самое, ему тоже безумно хорошо в этот самый момент.       — Ты молодец, Сону, — чуть отдышавшись, шепотом мягко и искренне хвалит старшего Нишимура и почти сразу тянется к парню, чтобы заключить его в свои крепкие, нежные объятия. Ким обнимает блондина в ответ и широко-широко улыбается, едва сдерживая слезы счастья. — Я очень тобой горжусь.       — Я тобой тоже, — ответ Сону следует спустя пару секунд, а после, пусть и не желая отстраняться от Ники, юноша все-таки отходит от своего парня, чтобы, как и задумывалось ранее, встать с остальными участниками команды в одну линию и, взявшись за руки, поклониться восторженной публике.       Уже чуть позже, при награждении и объявлении всех результатов, происходит то, в чем Хисын не сомневался ни на секунду: ребят оглашают заслуженными победителями конкурса и снова вызывают на сцену, только в этот раз — за получением приза. Их счастливые, радостные лица Ли запомнит навсегда и будет вспоминать с такой же яркой, теплой и гордой улыбкой.       В автобусе по пути домой большинство из мальчишек проваливается в сон, включая Сону, которого вырубает буквально сразу после того, как они занимают свои места. Рики заботливо укладывает голову брюнета на свое плечо, а сам то и дело, что из раза в раз перечитывает короткое сообщение, отправленное очнувшимся отцом минутами ранее: «Поздравляю с победой, сын. Ты этого заслужил». У японца на глаза слезы наворачиваются, а уголки губ невольно растягиваются вверх. На душе становится так тепло и хорошо, как никогда раньше: что может быть лучше, чем первое место на очень важном, масштабном танцевальном чемпионате, полученное впервые за всю жизнь поздравление от папы и, похожий на крохотного, милого котенка Сону, спящий под боком?       Ники сам этому удивляется, но ему впервые за долгое время кажется, что у него наконец-таки все хорошо.