Psychological trauma is a disease of powerlessness.

      Голова кружится, как при опьянении… Тело напряглось. Хочется закричать, звать на помощь, выбежать из комнаты и немедленно начать делать то, к чему всегда стремилась душа. Но сознание отказывается понимать происходящее. Голова висит внизу, как у куклы, а руки смешно болтаются в воздухе. Эти руки недавно обещали не сдаваться. Но они устали и обессилены, и сейчас каждая мышца, каждая клеточка буквально кричит: «Хватит, еще одно движение — и все! Больше не могу!». Наконец, сознание, наконец, справляется со всеми чувствами, сосредоточивается на боли, на ее признаках и делает усилие, чтобы открыть глаза. На мгновение перед ней возникает странная картина, словно бы она наблюдает за домом с потолка. И ничего не может с этим поделать — она не может пошевелиться. Всё окаменело в ее теле, и страшно понять, откуда у нее вдруг взялись силы — ну, кроме боли. Девушка решила пошевелить ногой, но из-за этого верёвка впилась, кажется, еще сильнее. Наконец она поняла, что висит вверх ногами. Она попробовала повернуть голову, но это оказалось невозможным. Пришлось просто терпеть, чтобы не стонать. Мысли приходили в голову только о том, что сил нет, и любая попытка пошевелиться вызывала бы очередной приступ боли и приступ…рвоты? Желудок подкатывал к горлу, но она упорно не хотела понимать, что в любой момент ее может вывернуть наизнанку.       Она прислушивалась к звукам вокруг, считая их лишним доказательством реальности происходящего. Потом она почувствовала руки, поворачивающие ее голову в нужную сторону, и, наконец, увидела что-то справа, вокруг… так много крови и вокруг столько крови, что на этом фоне как-то не до мыслей о боли. Дальше виды стали неотчетливыми. По ее левой щеке и по лбу поползло что-то мокрое и холодное. Потом твёрдая рука взяла ее за волосы и стала делать с ней что-то непонятное, но от этого не менее мучительное. Её били по щекам и больно закручивали её голову под немыслимым углом. Плечи ломило от усилий, и в конце концов её вырвало. И наконец пришло облегчение. Она услышала, как найденную ей рубашку разорвали с её тела и бросили на пол. Она была в незнакомом месте с человеком. Злость на себя и на мир, в котором она существует, одновременно заглушили боль. А потом пришла умиротворённость на время.       Перед её головой появилось лицо. Когда она подняла глаза, она увидала, что смотрит на невыразительную, почти бесплотную морду немолодого человека. В ней чувствовалась смесь ненависти и радости. Казалось, что он с упоением наслаждался бессилием жертвы. Но быстро, словно испугавшись чего-то, улыбнулся. Это была улыбка голода. Она уже ничего не соображала, как и до этого. Она даже не понимала, что с ней делают. А потом пришла боль, к которой она привыкла. Боль сменила равнодушная покорность, как пришло и облегчение, хоть она не чувствовала его, но больше она не могла терпеть и закричала. Сначала в ее крике были страдание и страх. Ей было страшно, но, поскольку она ничего не могла с этим поделать, она терпела. Ей выдернули зуб, и она инстинктивно почувствовала, что мучитель может вырвать ей язык. Он рукой сжал ей рот, и она уже не знала, что это делают с ней. Тогда она закричала еще громче, потому что она все время боялась, что мучитель захочет вырвать ей второй зуб, но она понимала, что это бессмысленно и рано. В конце концов, когда боль стала невыносимой, к ней пришло сознание. Сознание было ужасным. Мир исчез в черной мгле, а в сердце поселилась страшная тоска. Ей было понятно, что мучитель сейчас будет насиловать ее, но на самом деле это уже было не самое страшное. Самое страшное было то, кто её будет насиловать. Она хотела закричать, но во рту у нее был кляп, который она не могла выплюнуть. Она поняла, что ей придется все пережить еще раз, потому что боль нарастала и без того быстро. «Я долго не выдержу», — думала она, и страх перед будущим сделал ее смирной.       Девушка не помнила кто она, но знала, что мучитель — её похититель. Он привык, чтобы женщины безропотно подчинялись ему, и теперь, узнав об отсутствии этого, был в бешенстве. Его гнев был настолько велик, что если бы девушка могла, она бы или бросилась бежать в лес, или… Она похолодела от ужаса, поняв, что наверняка не сможет. Но мысли о побеге тоже не приходили в голову. Сознание в ее голове постепенно отключилось. Она уже не могла ни дышать, ни плакать. Ее глаза были закрыты, но из-под век по щекам катились слезы. Девушке казалось, что она тонет в густой черной воде. Плыла в туман, затягивающий все вокруг. Мучитель ударил её по лицу. «Господи, — подумала она, — за что мне такое несчастье». Ее всхлипы стали громче, она стала извиваться в веревках, и вдруг… Что-то странное произошло. Сознание девушки прояснилось, как будто из него выдернули провод. Теперь она смотрела на мучителя, и то, что она видела, повергало ее в ужас. Ее глаза вдруг расширились. Она все вспомнила. Глаза его загорелись странным огнем. Гнев сменился холодной яростью. Он снова ударил девушку. Но на этот раз не по лицу, а по чему-то другому. Она чувствовала, что он бьет ее по животу. Потом он наклонился к ней, и его взгляд показался ей пугающим. Этот взгляд… Он убрал кляп с её рта, он даже несколько раз чмокнул ее в губы. — Доктор Аккерман…? — пробормотала девушка, не узнавая собственного голоса. Все вокруг колыхалось, двоилось и троилось, но она как-то держалась. То, что наваливалось на нее, было очень тяжелым. Это тяжёлая ноша. И она может раздавить ее морально. Ей хотелось, чтобы все наконец кончилось. Ей хотелось умереть… Но он опять начал целовать ее. Он покрывал поцелуями все ее тело, такое милое и бесконечно любимое. Нет, не все. Его губы коснулись груди. Он все время гладил ее, и это было невыносимо. Он провел руками по ее бедрам, и его ладони переместились на промежность. Она почувствовала, как горячая волна желания поднялась и накрыла ее. Раньше она бы, наверное, закричала. Сейчас что-то изменилось. Она знает своего мучителя, но не знает, почему он такой плохой? Она не знает его дела, она всё забыла. Но она почему-то его ненавидит. — Я должен быть с тобой нежным. Потерпи немного, Ханджи. — его голос стал таким тихим, что она не услышала его даже здесь. «Меня зовут Ханджи Зоэ!» — захотелось ей закричать, но она не смогла. Она чувствовала, что если сделает хоть одно движение, он точно ее ударит. Ханджи вспомнила, что он делал что-то плохое, но что именно она не помнила. Но этот человек точно нехороший… — Ханджи, посмотри мне в глаза. Ты помнишь меня? — спросил он. Девушка вздрогнула и часто заморгала, прогоняя наваждение. В его глазах не было никакого смысла, кроме явного страха и страданий. Он говорил, мягко шевеля губами, и девушке стало казаться, что это просто проявление нежности, а на самом деле это была сеть стыда. — Вы…доктор? — спросила она, ощущая, что ей снова становится плохо из-за неудобной позы. — Да, конечно, доктор… Вы психолог… — она быстро прокрутила в уме свои непонятные для себя мысли, — психотерапевт. Верно? Вы извращенец? Ищете острых ощущений? Я здесь для этого и нахожусь? Я как проститутка?       Аккерман начал резать верёвки, связывающие её с потолком. Он снял Ханджи, прижал её спиной к стене, и начал спокойно, размеренно, мягким голосом разъяснять: — Нет, — ответил он, странно всхлипнув, — все не так. Я люблю тебя и те сексуальные извращения, о которых ты говоришь любишь именно ты. Я люблю только тебя. И никого больше. — от этих слов по ее лицу прошла судорога, похожая на поток сигаретного дыма. — Ты самая прекрасная из всех женщин, которых я встречал. Ты моя самая-самая… — он обнял ее и крепко прижал к себе. Она заплакала и уткнулась ему в плечо. Это было так неожиданно, что Аккерман на секунду замер. Но потом осторожно взял ее за подбородок и опустил ей лицо. — Любимая, — прошептал он, глядя ей в глаза, а затем впился в её губы. Ханджи попыталась оттолкнуть его, но он еще крепче сжал ее в своих объятьях. Не отпуская ее. Девушка заметила, что она его выше и поэтому приходилось наклоняться к нему. Аккерман несколько раз целовал ее, пока девушка не начала отвечать. Когда он оторвался от нее, ее лицо было мокрым. Аккерман взял ее за руку и повел по коридору. — У меня провалы в памяти? — спросила она, а Аккерман остановился и внимательно поглядел на нее. Ему показалось, что она сказала что-то странное. На самом деле он глядел на её грудь без рубашки, но штаны всё ещё были на ней. Мужчина оскалился и повёл в неизвестном направлении. Зоэ расстегнула карман и засунула руку туда — зажигалка. Девушка вспомнила, что нож она выронила в ванной… «Почему я была в ванной?» — спросила она себя и закрыла карман. Тот, кто вёл её за руку, наконец остановился. Он повернулся и посмотрел на нее, а она инстинктивно сделала шаг назад. Она чувствовала исходящую от него опасность, но не понимала почему. Потом она заметила, что он посмотрел на её ноги и она опустила взгляд. Странное выражение появилось на его лице — словно он что-то узнал и не верил своим глазам. Их пальцы переплелись, и она поняла, что он хочет её поцеловать. — Меня зовут Леви Аккерман — я психотерапевт и…твой муж? — спросил он шёпотом. Он опять улыбнулся, и это был совсем не тот ответ, на который она рассчитывала. Ханджи испуганно посмотрела на него. «Не убегай!» — беззвучно крикнула она. Её испуг и волнение возбудили его. Она почувствовала неловкость и сделала движение, будто хочет отодвинуться, но он не дал ей сделать это. Его большой палец неуверенно прикоснулся к её щеке, а другой коснулся её волос, и она закрыла глаза. — Вы не хотите рассказать, как всё было? — прошептала Ханджи, открыв глаза. — Что со мной случилось? — Ты потеряла сознание в ванной, когда попыталась залезть туда и поскользнувшись, сильно ударилась головой об бортик. Я взял тебя и хотел привести в чувство, поэтому вколол тебе адреналина. Проснувшись, ты сказала, что хочешь поиграть и я понёс тебя в нашу «Игровую комнату», но ты потеряла сознание и…вот так всё и произошло. Ты всё забыла, а остальное — парамнезия. — А где на самом деле мы живём? — спросила Ханджи. Она вспомнила странное и пугающее чувство, посетившее её. Всё, о чём она думала в это время, не имело отношения к этому вопросу. События прошлого были настолько размытыми, что о них можно было говорить, лишь сильно напрягая память. Она была уверена, что, как только вспомнит что-нибудь, обязательно узнает. Сейчас все эти вопросы показались ей просто глупыми. — В моем доме. И ты в безопасности. — ушёл от темы Леви. — Тебе надо поесть. Я как раз собирался приготовить твой любимый рис с рыбными фрикадельками. Сейчас я приготовлю их.       Ханджи обвела комнату удивлённым взглядом, пока Аккерман её обнимал и вдруг вспышка! Помещение было тускло освещено двумя высокими лампами на потолке, стоящими на большом мраморном столе. Во всем этом была какая-то торжественность… Откуда-то издалека доносилась тихая и завораживающая музыка. Она шла из массивного магнитофона, висевшего в углу и покрытого черным бархатом. Музыка играла только для них, а перед ними на столе стояли фужеры и лежали ножи. Музыка была странная и даже таинственная…       Ханджи зажмурилась и тут же надела маску. Ей надо всё вспомнить, но будет это не так легко. Аккерман чмокнул её в лобик, встав на цыпочки и пошёл на кухню. — Можешь почитать что-нибудь. Ты же любишь читать… Продолжение следует...