Psychological trauma is a disease of powerlessness.

      Девушка увидела, что рядом на стуле лежала серая футболка и решила надеть её, чтобы прикрыться и не ходить полуобнажённой. Вдохнув запах цветов, Ханджи села на тёмно-синий велюровый диван, придвинувшись к журнальному столику, где в беспорядке лежали книги, журнал и открытая пачка «Пэлл-Мэлла». Зоэ изобразила отвращение и деловито вытащила сигарету. Аккерман осуждающе посмотрел на неё, но девушка уже открыла рот и потянулась к зажигалки в кармане штанов. Она тихо ругнулась. Её никогда не беспокоила лёгкая никотиновая зависимость, но сейчас эти провалы в памяти были слишком болезненны и невыносимы. Неуклюже закурив, у неё закружилась голова и дым прошёлся по горлу, словно удар. Минуту её мутило и мир вокруг поплыл. Но тут же появилось знакомое онемение в ногах и ещё какое-то сложное чувство, словно она смотрела кино. Всё стало знакомым и понятным, а внизу живота появилась сосущая пустота. Зоэ вдруг поняла, что пахнет гарью и глубоко затянулась. Девушка убрала сигарету со рта в пальцы, зажав между указательным и средним, и выпустила вверх тонкую струйку дыма. «Тошнит», — подумала она и заметила, что на пути к состоянию одержимости. Появилось третье чувство — ощущение полной внутренней свободы и равнодушия, которые нельзя было выразить словами. Это её успокоило. Зоэ никогда в жизни не испытывала подобного чувства, но знала, что так чувствуют себя некоторые люди. Она вспомнила доктора Аккермана и почувствовала к нему отвращение и почти ненависть к себе — жалость и сострадание. Ханджи подумала, что эти чувства вызваны тем, что она не может избавиться от накипи похоти и не видит свою греховную радость к Леви. Воспоминание не вернулись и Зоэ не могла понять почему испытывает такое отвращение к доктору. Она посмотрела вниз, на дрожащую струйку дыма, и попыталась сосредоточиться на воспоминаниях о Леви. Но из этого ничего не вышло.       Зоэ повернула голову к зеркалу и сигарета самовольно выскользнула из её пальцев. В голову ударили, как в колокол, звуки, проникнутые тоской и злобой, одна мелодия сменяла другую, а все вместе это походило на невыносимую какофонию. Кусочек воспоминания вернулся и разум девушки почти сошёл с ума. Напротив себя девушка заметила зеркало, такое огромное рядом с ней, украшенное фруктами и по бокам розочки с шипами. Только благодаря ему Зоэ заметила фиолетово-синие полосы на шее, которые так хорошо стали видны…       Ханджи прижала ноги к себе и начала дрожать, совершенно по-детски закрыв глаза, словно желая скрыть их от внешнего мира. Воздух пах дымом и дорогим одеколоном, и сердце было готово на все, чтобы пронзить это пространство и найти его источник. Её веки задрожали, и она еле слышно прошептала: «Иисус Христос, спаси меня». Она несколько раз глубоко вздохнула, после чего лицо её разгладилось. Но потом гримаса вернулась, потому что голос Аккермана, ставший совсем тихим, зазвенел в её ушах, как надгробная медь: — Ты же испортила диван! — он показал ей на зажженную сигарету, — что ты себе позволяешь? Что за манера? Нехорошо… Ты знаешь, что я ненавижу курящих?       Зоэ молчала, с трудом вникая в смысл его слов. Потом она подняла глаза и посмотрела на него. В его лице была какая-то странная смесь мрачности и жалкого умиления, словно он пытался заставить её стыдиться. В этот момент его голос стал вкрадчивым и тихим, каким она никогда его не слышала раньше. Он заговорил с ней так, словно обращался к маленькому ребёнку. Девушка вкрадчиво ответила: «Я поняла». — Что «поняла»? — спросил он, глядя на неё в упор. — Не слышу. Говори громче. — Я поняла, — прошептала она. — Простите. Я больше не буду.       Леви начинал понимать, что же его так раздражает в этой девушке. У неё был такой умоляющий тон, который часто появлялся у подростков, столкнувшихся с наглостью старших, что к злости добавлялось чувство неловкости, которое можно было бы, наверно, назвать непереносимым, если бы это чувство не вытесняли другие, более серьёзные. Впрочем, испытывал он и отвращение к её наглому поведению. В этот момент он почувствовал, что несмотря на все её старания казаться кроткой и скромной, на самом деле она хитрая и неискренняя дрянь. И знал почему. — Я понимаю, чего Вы от меня хотите. Я понимаю, что Вы хотите, чтобы я стала податливой. Потому я уже стала податливой… Доктор, я не могу Вам отказать, но Вы сами понимаете… Вы сами это делаете… Вы не спрашивали меня, хочу ли я. — Я не вижу Вашей податливости… Симулянтка. — он попытался сказать это устало и безразлично, но, увидев её испуганное лицо, добавил. — Веди себя нормально.       Аккерман взял окурок сигареты и задумчиво покатал его между большим и указательным пальцами. Он брезгливо осмотрел сигарету, словно это была маленькая отвратительная пиявка, которую он хотел выкинуть в мусорную корзину. Что-то пробормотав, Леви ушёл на кухню, сказав Ханджи идти ужинать, но Ханджи боялась выходить из комнаты, уже ощущая угрозу. На кухне раздался звон посуды, затем зачмокали двери шкафов и пола, и через минуту Леви показался в коридоре. Зоэ медленно поднялась с дивана и попятилась назад. Она хотела его ударить, но Аккерман подошёл к ней и взял её, теперь она висела у него на шее и прижималась к нему всем телом. Из-за различия в росте его голова оказалась между её животом и грудью и со стороны выглядело, что ребёнок поднял свою маму. Аккерман поцеловал её в губы, и её дрожь передалась ему, потому что лицо стало мокрым и она прижалась губами к нему.       Леви понёс девушку к столу, и уже проходя мимо стола, она попыталась вскочить на ноги, но в её глазах была такая паника, что Аккерман почти силой усадил её на место. На секунду в комнате стало тихо, а потом внезапно пришёл ужас. Несколько секунд никто не говорил ни слова, лишь Леви наполнял тарелку девушки вкусной мясной пищей. На стол перед ней он поставил бокал с красным вином и стакан воды, потом сел напротив, поставив перед собой поднос с шампанским. Ханджи взяла в руку вилку и пыталась насадить мясо на рубцы, но пока не получалось, оно оказалось совсем твёрдым. Она посмотрела на Леви, который невозмутимо накладывал еду в свою тарелку. Зоэ неумело взяла кусок плоти и поднесла его ко рту, а потом вдруг выронила вилку и начала зажимать рот ладонями. Мясо посыпали чем-то острым или оно само острое? Леви усмехнулся. Девушка подняла вилку и уставилась на него, он всё так же улыбался. — Я забыл сказать, что сделал мясо по-корейски, оно острое. — сказал Леви, засунув стейк себе в рот, закусывая помидором и глядя при этом на неё. — Очень острое. Не переживай, мясо отменное.       Глаза девушки засияли от злости. Она схватила со стола нож и уже захотела встать, но Леви тут же встал и шагнул к ней. Ей оставалось только метнуть нож в его грудь, когда её остановила пощёчина. Он схватил её за кисть руки и потянул на себя, а другой рукой схватил её за волосы и потянул вверх. Ханджи высвободила свои волосы, но руку высвободить не успела, и его пальцы впились в её шею. Вопль вырвался из её горла, а нож выпал из руки. Он держал её так сильно, что она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. На её теле выступили вены, и девушка стала задыхаться. Аккерман поставил её на колени, продолжая сжимать пальцами её горло, а другой рукой стал расстегивать штаны. Она что-то попыталась сказать, но её глаза полезли на лоб. Наконец, она стала тихо хрипеть. Ему в ухо почти ударил стон, заставивший его прийти в себя. Он ослабил хватку. Пальцы Аккермана сжимали горло, надавливая с таким старанием… Она начала биться в конвульсиях и извиваться, пытаясь выбраться из этой мощной хватки. Бестрепетные пальцы давили на кадык, сжимали сонную артерию, заставляя вены на шее набухать…       В глазах девушки вспыхнули воспоминания, где она была в беспомощном положении. Он душил её, душил, душил… Он чуть отпустил её шею, и она, задыхаясь, разжала пальцы, которые вцепились в его руки. Он отпустил её и поднял с пола нож. Леви смотрел на неё, сжимая в руке рукоять и криво улыбаясь. Но в его улыбке не было ничего доброго. — Ну, значит, вот как? — сказал он, и его губы растянулись ещё шире. — Помнишь наши игры? — Пощади! — прошептала она, покачивая головой из стороны в сторону, а Аккерман резко ударил её по лицу и ударил её ещё раз. На щеке девушки появился кровавый след. Из уголка её рта потекла струйка крови. Она громко закричала и склонилась над ним. — Хочешь ещё? — спросил он. — Не надо, — прошептала она, подняв на него глаза. — Правда, не надо.       Леви взял девушку за волосы, остановив около паха. Она не сопротивлялась. Он развернул сунул пальцы ей в рот, заставив разжать зубы, и сильно сжал. Девушка издала что-то вроде испуганного «ой!» и укусила его за ладонь. Аккерман даже не вздрогнул, а показал что ей надо делать. Её руки были свободны, и она схватилась за его пах, снимая с него штаны. Аккерман не сопротивлялся, только ухмыльнулся. И почти сразу из его горла вырвался мучительный гортанный стон. Через несколько секунд он превратился в хрип, и левая рука девушки, судорожно сжавшаяся на его мошонке, разжалась. Тогда он отпустил её волосы и провёл лезвием по её щеке, закрыв глаза, будто для того, чтобы собраться с силами перед прыжком в темноту. В комнате слышно, как девушка задыхается и пытается вытолкнуть член изо рта, словно захлебываясь собственной рвотой. Аккерман даже не пошевельнулся, но его правая рука дёрнулась и быстро нарисовала на щеке девушки несколько порезов, две глубокие царапины. Почти сразу она с тихим стоном отпустила член и уронила голову. Леви это не понравилось и ему пришлось насильно запихнуть его в рот девушки, надавливая на затылок, чтобы она проглотила полностью. Аккерман тяжело дышал и слегка дрожал. Когда девушка затихла, Леви поднял её на ноги и развернул к столу. Она выглядела совершенно бессознательной, и он, воспользовавшись этим, прижал к краю стола её голову и изо всех сил надавил на горло ладонью. Некоторые блюда пришлось отодвинуть, а половина из них разукрасили скатерть.       Словно тяжёлый столб воды, на Зоэ навалилась слабость. Она начала оседать, бессильно повисая на руках Леви. Аккерман разрезал серую футболку на два куска ткани. Он превратил футболку в две тряпки — из одной сделал кляп, а другой связал кисти Ханджи. — Сейчас я сниму эти трусики и только попробуй дёрнуться, — сказал Леви, сдёргивая с девушки штаны и трусы. Она не сопротивлялась. — Лучше не шевелись, — добавил он, щупая пульс на её шее, — иначе буду бить по-настоящему. Не хочешь доставить мне такое же удовольствие, которое я тебе доставлял в том подвале?       Зоэ молчала, а потом вдруг издала звук, похожий на стон. Изо рта у неё хлынула кровь, и по скатерти расплылось большое красное пятно. Аккерман ударил девушку по животу и довольно сильно — она повалилась на скатерть. Из её глаз хлынули слёзы, и она затихла. Леви провёл ножом по её бёдрам, и она дёрнулась, застонав. Аккерман одобрительно хмыкнул. Пальцы его медленно провели по её груди. Остановившись у вульвы, он положил нож на край стола и прильнул губами к половым губам девушки, слизывая её смазку. Зоэ задрожала. Леви пустил в ход язык и задвигался быстрее. Она замычала, но Аккерман лишь сильнее прижался губами к её половым губам. Зоэ изогнулась дугой и, словно отброшенная шаловливым потоком воздуха, оторвалась от поверхности стола. Перед глазами замелькали разноцветные огни, и её сознание унеслось в никуда. Леви провёл плотью верх вниз, прикасаясь к клитору. Зоэ завыла. Леви одним движением вошёл в неё, и Зоэ, хрипло закричав, рухнула лицом вниз, содрогаясь всем телом. Словно под действием вихря, у неё забилось сердце. Изящные, её пальцы вцепились в скатерть. Она повернула голову и увидела направленное на неё острие ножа. Зоэ заплакала, выпустив на волю струйку слюны, и уткнулась лицом в скатерть, дрожа. Её лицо исказилось от невыносимых страданий. А когда она затихла, в тишине прозвучал хриплый голос Аккермана: — Хорошая девчонка. Я тоже люблю трахаться долго и тщательно, но чтоб всегда получать сексуальное удовлетворение. И получить его, как мне кажется, должен именно я. — он некоторое время помолчал, освободив член от стенок влагалища, проводя им по анальному колечку девушки и продолжал: — На самом деле я трахался со многими. И с самыми разными. По мне, нет ничего хуже партнёра, который всегда остаётся недовольным. Меня это особенно возмущало. Но все женщины какие-то … Я не могу подобрать слова, чтобы выразить. Скорее как похотливые шлюхи.       Ханджи зажмурила глаза и готовилась к худшему. Услышать столь дерзкое сравнение ей было неприятно. А главное, унизительно. Аккерман, наоборот, решил, что ему удалось шокировать её. Он с лёгкостью переходил от оскорблений к ласковым словам, используя одно слово, как рычаг. И каждый раз из-за этого Ханджи начинала испытывать к нему острую неприязнь. Она понимала, что Леви обладает огромной властью над её сознанием. И она не могла доверять даже самым ясным его словам. Если он захочет, он может превратить её в марионетку для сексуальных игр. И вместо того, чтобы сделать её жизнь привлекательной и лёгкой, сделает её похожей на агонию, которой он бы наслаждался. Ведь именно его тело и было причиной её страданий. — Я никогда не отпущу тебя, — сказал Аккерман и притянул её к себе. — Никто и никогда не сможет тебя отнять у меня. Ты моя. Продолжение следует...