Psychological trauma is a disease of powerlessness.

      Эрвин львиной хваткой, словно зверь, хотел вырвать все внутренности из Зика. Он был в бешенстве и оттого стал безжалостен к нему, но внезапно с огромной силой оттолкнул его от себя, и Йегер, словно мячик, отлетел на несколько метров в сторону. У него онемели все руки и ноги, и он чуть не лишился сознания. Зик поднял глаза и увидел перед собой руку Эрена, которая намеревалась с силой ударить его по лицу, но в последний момент Смит его остановил, больно схватив за плечо. — Ты чего? — Эрен посмотрел в глаза Зика, которые были переполнены страхом. — Он же сообщник. — продолжил он, пытаясь вырваться из крепкой хватки мужчины. — Насилие ничего не решит. Ты лишь его хочешь, чтобы наказать, как ты считаешь, справедливо. — тихо произнёс Эрвин, смотря на него. Почему-то Зику было страшно видеть Эрена таким эмоциональным…он был похож на маленького котёнка, которого незаслуженно обидели, но одновременно, он был таким сильным и уверенным в себе, что старший Йегер не мог оторвать от него своего взгляда, и это заставляло его нервничать. — Ты прав, — Йегер убрал руку Эрвина со своего плеча. — не решит.       Он хочет отомстить. Месть за несправедливость или месть за успокоение в душе? — этого Эрен ещё не решил, но он просто хочет, чтобы справедливость восторжествовала. И его месть не будет напрасной. Он не знает, откуда берутся такие мысли, но в них он почему-то уверен. Какой-то глубокий и мощный инстинкт рождает эти странные мысли. Он знает только одно — они правильные. Это инстинкт мести, который не имеет границ. Его кровь бурлит, когда он представляет себя в действии. Он чувствует, как его тело наполняется силой, а разум проясняется, и он готов на все ради отмщения. И это чувство не покидает его ни на минуту. Развернувшись к Смиту, он видит на его лице тень сомнения. Эрвин, как всегда невозмутимый и собранный, выглядит, словно статуя. Но это вовсе не статуя. Это человек, который видит в нем отражение своих неукротимых, собственных мыслей. Эрвин смотрит на него и видит только одного человека — Эрена Йегера, который на самом деле не такой уж и грозный противник. Он видит в нем только человека, которого мучает дар и который не может найти себе покоя. Потому что его дар слишком глубоко проник в его тело. И он, этот дар, живёт своей жизнью и не даёт ему покоя.       Смит присел на корточки с доктором Йегером, смутно осознавая. На его глазах, сам администратор Митровской больницы, упал вниз… и исчез. Доверие тоже исчезло. Холодея от каждого взгляда Зика, не чувствуя ни капельки сожаления к нему. Он подумал, что может быть произошел несчастный случай, и несчастный случай был чудовищным. Зик исчез как настоящая часть его самого, и доктор Аккерман исчез как часть его самого… — Зачем, Зик? — спросил Эрвин, уже не надеясь на ответ. — Зачем тебе это нужно?       Эрен схватился за голову и попытался сосредоточиться, но его мысли, похоже, прыгали по тем же выступам и кольцам, по каким металась в диком танце душа. В какой-то момент он вспомнил о Нанабе… Эрен вспомнил о своей последней встрече с ней, о том, как она ничего не нашла на одежде доктора Аккермана. Он сжал пальцы сильнее, впиваясь ногтями в волосы, и стал думать о том, что будто бы совсем недавно Нанаба была около его камеры, расследуя дело за него. Эрен посмотрел на Зика, желая, чтобы он сказал, но тот молчал, и даже смотрел на него как-то слишком серьезно, что настораживало. И тут Эрен вспомнил, как Нанаба была в недоумении, когда обнаружила в ванной комнате письмо от Леви, в котором было несколько предложений: «Просто подумай, почему ты не спросила у него? Может он что-то скрывает… Но ты не хотела этого делать, потому что, судя по твоим словам, была уверена, что доктор не будет тебе отвечать». Эрен посмотрел на Зику и увидел на его лице точно такую же перемену. Казалось, на него снизошло понимание. Неожиданно для себя профайлер спросил себя: «Неужели это письмо написал Леви?» Только сейчас он вспомнил, что доктор Рал говорила о том, что доктор Аккерман не любит письменно излагать свои мысли, даже если надо отправить письмо близкому другу. И его передернуло. — Зик…зачем ты написал письмо Нанабе? — спросил Эрен, глядя ему в глаза. Спустя 6 лет, Эрен всё понял. Письмо писал не Леви, потому что была большая погрешность: доктор Аккерман не пишет буквы в готическом стиле, в отличии от Зика. — Я должен был это сделать… — ответил доктор, и его взгляд стал более холодным, почти стеклянным, а сам он стал медленно открываться, не отрывая от профайлера глаз. Эрен сделал шаг вперед. И еще. Он чувствовал, что его сердце колотилось с удвоенной силой. В воздухе чувствовалось напряжение. — Да…я знал, кто он такой, знал, что он вишенка на торте. Потому что он сам мне признался в этом! Я подумал, что он бредит, но нет… Он показывал мне все внутренности и говорил, что я мог оказаться прямо на этом столе, если бы вообще не пил алкоголь. Тогда я…я тогда ушёл. У меня не было доказательств, чтобы все посчитали Аккермана опасным убийцей, ничего не было ничего… Думаешь моя ненависть к нему была лишь тратой времен? Ха, не так всё просто. А письмо… Скорее всего, я пытался помочь тебе, Эрен. Не ты направил Нанабу к Леви, а я, потому что рассказал ей, где находится это место к трупами… — Почему же ты не обратился в ФБР, если знал про это место? — спросил Смит, не особо вслушиваясь в объяснение. Но ответ заставил его вздрогнуть, из-за резких движений Зика. — Потому что Аккерман через день, после того как раскрыл свою тайну, начал сотрудничать с ФБР и я понял, что у меня ничего не получится… Я ощущал давление на себе, когда Аккерман смотрел на меня, будто бы говоря «тут мне больше поверят», а я лишь выполнял свою работу, забывая про него…       Эрвин схватил Зика снова, совсем неудовлетворённым рассказом. Всё его доверие подорвалось, и ни одной детали, которую он услышал от него, словно не существовало. Доктор Йегер это заметил, но не подал виду. — Ложь! Человек бы пошёл на пути закона и сразу бы рас… — Психологическая игра… — произнёс Эрен монотонно и без эмоций. — Зик…ты ведь тоже ощущал провалы в памяти?       Старший брат ответил что-то на подобии «да». Смит отпустил его, презренно возвышаясь, будто бы с самого начала это был его враг, которого он знал. — Эти провалы памяти они… — проговорил Зик, посмотрев на двух людей. — После того, как Аккерман раскрыл мне свою тайну он что-то сделал со мной, из-за чего я забыл про это! И ещё…прошёл целый месяц, а не день, как мне показалось… А когда я вспомнил то, решил направить Нанабу в дом Аккермана, потому что воспоминания вернулись тогда, когда Эрена посадили за решётку. Правда, после этого, Аккерман настиг меня, стерев это событие… — Значит… Леви стирал память людям, чтобы они не знали про его тайну, которую он сам и раскрыл? Что за бред! — промолвил Эрвин ос злостью, готовясь ударить Зика. — Эрвин, Леви любит игры… Он мегаломан, для него люди игрушки, а он король или само божество… Я знаю почему он это делал, это — жажда эмоций. Он любит чувствовать и ощущать страх человека, его ненависть, боль, тоску, скуку… Это как наркотик для него, поэтому видеть бушующееся эмоции своих друзей или коллег — десерт. Для него эти игры это всё, лишь бы человек понимал, что на него морально давят и издеваются. — Ты его оправдываешь? Тогда почему же он помог ему сбежать?! — уже не терпел Смит, как тут же ответ доктора их поразил: — Он был моим лучшим другом! — прокричал Зик, еле встав, чтобы показаться сильным. — Из-за того, что наши дорого разошлись, мы совсем не знали о друг друге, потому что выбрали разные колледжи. Каково было моё удивление, что он стал известным психотерапевтом? Правильно! Я завидовал и ненавидел его, но в душе ценил, поэтому не обратился в ФБР. В психиатрии я ему отомстил, но хотел помочь и помог — нашёл будущую жену!       Эрен и Эрвин застыли в ужасе, когда Зик всё это рассказал. Они начали потеть, то ли от правды, то ли от какого-то стыда. Младший Йегер сразу же пришёл в себя, пока Смит хотел зачем-то извиниться. — Но почему ты сказал, что хотел мне помочь, Зик…брат? — Я…я…я не хотел тебе помогать! Я специально направил Нанабу к Леви, чтобы лишить тебя помощника! Я сам не мог разобраться, что мне делать, либо помочь ФБР, либо… — Так стоп! Значит, ты знал, что Леви является убийцей? — уже запутавшись во всём этом, не мог ответить нормально, поэтому лишь отвечал на инстинктах. Смех вырвался из Зика, который становился громче, пугая обоих. Он взглянул на них, понимая, что выхода нет. — Конечно знал, но ни в коем случае не хотел предавать друга. — ответил Зик, увидев непонимание на лице федерала и профайлера. — Придётся заново рассказать… Так вот, что я с самого начала говорил — блеф. Так как он мой друг детства, я пообещал себе одно: всегда помогать другу. Поэтому после того, как узнал, что он убийца, не хотел раскрывать свой болтливый рот, но и был за правосудие. Вот такое во мне бушевало, когда мой лучший друг убивал людей. Но до того момента его тайной личности, я ему, как уже говорил, завидовал, ненавидел и пытался подражать, но всё в пустую, ведь таким психотерапевтом мне не стать. Ах, да и про потерю памяти ложь, прости, Эрен… Но про «жажда эмоций» — правда. Я ценил нашу дружбу, хоть он и подставил меня, сказав, что я и есть «подражатель Кенни-потрошителю», я всё равно ценил несмотря ни на что. А когда его запихнули ко мне, то моя коллекция пополнилась и Аккерман был особенной коллекцией, которая являлась моим лучшим другом. Я уже говорил, что издевался над ним и пытался давить на него также, как и он, но всё равно сохранял нашу дружбу. Я изучал его и узнал о его болезнях, ему нужна любовь… Я смог ему помочь! Теперь он счастлив. Ваша стажёрка оказалась и вправду полез…       Последние слова были вырваны, потому что лицо Зика встретилась с кулаком собственного единокровного брата. Эрен пнул его по животу, голенью ударив по носу. — Гори в аду, ублюдок… Продолжение следуте...