Psychological trauma is a disease of powerlessness.

            Крепко затянув верёвки вокруг кистей Ханджи, Леви заставил её принять сидячее положение. Это была уже третья попытка освободиться, но каждый раз она терпела неудачу. Он не смог сдержать улыбки, глядя на её попытку. В её глазах читалось разочарование и, одновременно с этим, желание. Желание снова оказаться снаружи этого дома. Она не могла пошевелиться, но и не могла сдаться. Зоэ пыталась вырваться, но Аккерман был сильнее неё. Морфий, который убавляет бдительность, снова в её организме. Провалы в памяти уже не беспокоили её, она начала всё вспоминать, вспоминать про родителей и про Леви, но друзья, коллеги и работа — всё ещё в тумане. Точнее, она не помнит кем работала… Ханджи не хочет вспоминать о том, что было до того, как она попала в плен к Леви. Девственно-белая ночнушка была более чем соблазнительной, как белая лилия, которая символизирует непорочность. Ни тени похоти, ни лукавства на ее лице не было. Даже не казалось, что у нее может быть такая безграничная душевная ясность. Ее лицо, словно высеченное из мрамора, было спокойным и лишенным малейшего намека на страстность. Ее губы были полными и тонкими. Ее глаза были будто бы прозрачными и бесцветными. Ее пальцы были тонкими и длинными. И даже ее руки — ее ногти! — были такими же: элегантными и красивыми. Она выглядела ангелом. С жгучей нуждой, Аккерман прижал девушку к кровати, пытаясь поцеловать, но она закричала: — Только посмей, козёл! — и попыталась ударить его в пах. В последний момент он успел отклониться. Его кулак со звоном соприкоснулся с её челюстью. Вывихнутая нога девушки дёрнулась и бессильно повисла. Она беззвучно зарыдала и закрыла лицо завязанными руками. Из-под пальцев обильно полились слёзы. Ей очень не хотелось поднимать на него глаза, и это в сочетании с фактом насильственного перехода из одного состояния в другое оказалось сильнее любых её средств защиты. Он насмешливо наблюдал за этой судорогой, потом наклонился, и на его лице появилось хищное выражение. Его руки легли ей на плечи. Её глаза расширились от ужаса. Она пыталась сопротивляться, но, как она сама понимала, бесполезно. Леви уткнулся в её шею влажной мордой, и это отвратительное положение, должно быть, убило в ней остатки самоуважения. Она подчинилась, закрыла глаза и почувствовала его горячее дыхание. В ноздрях защекотало, и по спине прошла дрожь. Его лапа медленно поползла вниз по её телу. Она ещё ничего не чувствовала, но хорошо знала, что последует за этим. Но страдания Зоэ не длились долго. Когда его вторая лапа уже коснулась её груди, Аккерман остановился. Ханджи почувствовала что-то странное. — Я хочу ребёнка. От тебя. Мой возраст не преграда, — прошептал он в самое ухо. Она молчала. Он снова склонился над ней, и его руки опять легли ей на плечи. Её сковал ужас. Она догадалась, что будет дальше. Всё, что она считала невозможным, сейчас должно было свершиться. — Не надо бороться. Я люблю тебя, Ханджи. А ребёнок… Я на всё готов. — Да что ты несёшь, ты, грязный шакал! — прорычала она, отталкивая его от себя. Аккерман попытался снова приблизиться, но Зоэ так же, как в первый раз, оттолкнула его. Но он опять полез к ней. Когда он протянул к ней руки, она изо всех сил пнула его. — Отойди от меня, похотливый старик! — завизжала девушка. В ответ он схватил её за руки и потянул к себе. Ханджи попыталась ударить его локтем по шее, но промахнулась. — Я хочу это сделать через неделю, — он тряс её, пытаясь облагоразумить, — Но это будет любовь. Ты ещё полюбишь меня, Ханджи. У нас будет ребёнок, и всё будет хорошо.       Вдруг он увидел, что она вся дрожит, и ему стало её жалко. Но теперь, когда она пыталась оттолкнуть его, и это было трудно сделать, Аккерман решил, что, кроме жалости, у него есть и другие основания для любви к Зоэ — ведь он станет отцом. Склонившись к ней, он несколько раз поцеловал её в лоб и, стараясь показать, что он всё понимает, нежно зашептал: — Ты такая красивая… Ты лучше всех… — Грязный старик, — в голосе Зоэ появились визгливые нотки. — Убери свои грязные руки, а то я дам тебе по морде.       Аккерман уложил Ханджи и оседлал её, нежно обнимая и прижимая к себе. Запах пудры, которой пахло от девушки, смешивался с запахом его пота. Зоэ лежала на спине, закрыв глаза и вытянув вдоль тела тонкие, как прутья, руки. Леви задрал край ночнушки и прикоснулся пальцами к своим штанам, расстегнув их. Девушка уже ощутила его член под шёлковой тканью и вздрогнула. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, она стала подмахивать бедрами, одновременно оттягивая от себя его ноги. Она перестала дышать, впившись ногтями в свои руки. Аккерман чувствовал, как напряжено всё её тело, и испытывал сладкую боль. Прошло, казалось, не меньше полминуты, а потом на лице Зоэ появилась слабая улыбка, словно только что пришедшая ей в голову мысль принесла ей некоторое облегчение. Леви кончил ей на живот, и в темноте прозвучал его громкий восторженный крик.       Он мягко прошёлся по её формам и улыбнулся. Леви слез с неё и дотянулся до блинчиков с сиропом, чтобы покормить девушку, если бы та не пнула его. Ханджи чувствовала такой страх, унижение, стыд, что готова была умереть. Она закрыла лицо ладонями и зубами начала развязывать себе руки. Аккерман схватил её, прижав к себе. приговаривая, что всё будет в порядке, сказав, что изменится, когда появится ребёнок. Девушка закричала и зарыдала так громко, что Леви уронил тарелку и по полу разлетелись осколки стекла, вместе с едой. Аккерман не злился, лишь поцеловал в лоб и взял на руки. — Не брошу… — произнёс он и вколол ей снотворное, насильно держа здесь. — Но ты не уйдёшь отсюда.       Аккерман ждал, когда девушка заснёт и поэтому ощущал, как она сопротивляется. Он привязал её к изголовью кровати и накрыл одеялом, закрывая за собой дверь на ключ. Кенни лишь улыбнулся, закурив сигарету. Продолжение следует...