Лед над водой и глубже

      Под маской лицо Цзюнь У оказалось одновременно таким же, привычным, давно знакомым, лицом человека, не демона и не темной твари, что даже близко не похожа на тех, кто желает заполучить себе в жертву. И в то же время неуловимо другим, столь не похожим на тонкие черты, окутанные спокойствием, и чуть насмешливо изогнутые губы Императора Небес.       Черные глаза Цзюнь У в этом облике казались еще темнее, подобно темноте, что затапливала Небесные чертоги, скользила изогнутыми тенями по углам спальни, смешиваясь с холодом и зябкой влажностью. Под глазами залегли глубокие тени, столь не свойственные тому, кто облекался величием и великолепием, изысканным и золотым. Тени, что выдавали усталость и опустошенность, что не скрыть никаким обликом. Тонкое лицо было перечеркнуто уродливыми, расплывающимися шрамами, словно Цзюнь У пытался не то скрыть что-то, не то избавиться от того, что могло выдать его в чем-то неблагонамеренном. В темных волосах были седые пряди. Одна из этих седых прядей неловко упала Цзюнь У на лицо, и он отвел ее резким движением, как-то разом перестав смеяться.       Они смотрели друг на друга несколько бесконечно долгих мгновений, словно узнавая вновь и понимая вновь. Словно все то, что связывало их до этого, все то, что им принадлежало, больше не имело никакого значения. И истина во всей ее неприглядности разливалась между ними, подобно ядовитой воде сумрачных потоков.       А после Ши Уду усмехнулся и произнес, возвращая давние слова Цзюнь У:       - Полагаю, мне не нужно объяснять, что я знаю.       И Цзюнь У произнес ему в тон, с усмешкой, повторяя его же слова:       - Полагаю, не нужно.       Произнося эти слова, Цзюнь У вновь поправил седые пряди, словно они мешали ему, словно отвлекали от чего-то иного, что ему казалось несравнимо более важным.       А в следующее мгновение темная, таящая в своей глубине вспыхивающие и гаснущие искры сталь тонкого меча коснулась горла Ши Уду, впилась своим ледяным холодом в кожу – не так глубоко, чтобы поранить, но достаточно ощутимо, чтобы оставить следы и дать понять, что Цзюнь У не станет с ним церемониться. Вот только он медлил, не решаясь пойти дальше, не решаясь совершить то, после чего невозможно будет ничего изменить и получить то, что он всегда желал получить. Хотя медлил он не только поэтому – и Ши Уду мысленно усмехнулся, думая о том, что его расчет оказался верен, что, несмотря на все это безумие, он не решится ничего делать, пока не выяснит, что именно совершил с ним Ши Уду.       - Не боишься? Ты ведь знаешь, кто я на самом деле, и что могу с тобой сделать, - вкрадчивый шепот прямо на ухо, ледяная сталь, что безжалостно впивалась в кожу еще немного сильнее, еще немного глубже. Непослушные, седые пряди Цзюнь У мешались с растрепавшимися, темными прядями Ши Уду, подобно осколкам льда, упавшим на поверхность горного озера, и рассыпавшимся по ней. Он был так рядом, близко-близко, что Ши Уду ощущал исходящий от него ледяной холод. Холод, столь не похожий на то тепло, что таилось в его ладонях, когда они спустились в тот поселок, затерянный посреди водных потоков.       - А должен? – Ши Уду хмыкнул, задумчиво провел ладонью по лезвию возле своего горла и произнес непроницаемо. – Еще одно движение – и о том, что здесь происходит, узнают все до единого в Небесных чертогах, - и он поднес сложенные пальцы к виску, как если бы собирался раскрыть общую сеть духовного общения тем способом, при котором можно не только говорить, но и показать то, что ты желаешь показать.       - И что же они узнают? – Цзюнь У перехватил меч удобнее, прижался к Ши Уду еще ближе, еще теснее, не позволяя ни обернуться, ни отстраниться. И Ши Уду вновь обдало зябким холодом, хотя в спальне все так же вились и переплетались рыжеватые с золотом всполохи пламени в растопленном очаге, а покрывала на кровати были теплыми и нагретыми. Именно такими, как нравилось Ши Уду. Именно такими, к каким он привык. – Что Император Небес развлекается со своим любовником? – Цзюнь У произнес это слово так нарочито, так подчеркнуто, что не оставалось никаких сомнений в том, что он не только хотел получать удовольствие тела, не только желал постельных утех с Ши Уду, но и того, чтобы все знали об этом. И о том, что Ши Уду полностью принадлежит ему и лишь ему.       - Нет, вовсе не это, - Ши Уду намеренно медлил, намеренно ронял слова лениво и неспешно, не позволяя больше Цзюнь У получать то, что он всегда получал от него. Не подчиняясь больше. И ни темное лезвие у горла, ни то, сколь опасным существом оказался Император Небес на самом деле, его не останавливало. – А то, как Безликий Бай, находясь во Дворце Императора Небес, куда не может проникнуть никто посторонний – и это всем известно - развлекается со своим любовником. Полагаю, даже самые недалекие божества догадаются, кем оказался их Владыка. И каков его истинный облик. Можешь попробовать перевоплотиться обратно, если моих слов недостаточно, - Ши Уду не мог обернуться и убедиться в том, что делает Цзюнь У. Но то, как он хмыкнул – одновременно раздосадовано и удивленно, то, как крепче стиснул в руках меч, подсказывало, что подобное оказалось ему недоступно. И что изрезанные шрамами, усталые черты лица и седые, перепутавшиеся пряди так и высвечивают давнюю и тщательно скрываемую истину.       - Что ты такое сделал? – в словах Цзюнь У слышалась усмешка – и в то же время растерянность и недоумение, как бы он их ни скрывал. Все же, не ожидал такого. Все же, не предполагал, что Ши Уду решит попробовать, решит разрушить их договоренность, решит не подчиниться. – Я не ощущаю ни артефактов, проявляющих истинную сущность, ни заклинаний, ни хоть чего-то подобного, - его голос тоже неуловимо изменился – вкрадчивый, приглушенный – он чем-то напоминал шорох волн заледеневшего моря, такой, что таится в самой глубине, что скрывается ото всех.       - Для начала – убери меч. Если уж мы собираемся поговорить, - Ши Уду вновь коснулся ладонью ледяной стали, рассыпающей в своей поверхности темные искры. Отбросил клинок равнодушным движением от своего горла и обернулся. Взгляд черных глаз Цзюнь У – сумрачный, темный – пронизывал его не хуже этого меча, и обжигал яростью, подобно потокам лавы. И все же он - помедлив, словно сомневаясь – движением, полным досады, спрятал меч в ножны.       А после нехотя откинул его в сторону – и усмехнулся, давая понять, что да, он предпочтет разговор, а не сражение. Ложь, а не истину. Остаться Императором Небес, а не стать Безликим Баем.       И все так же не стал отказывать себе в том, чтобы устроиться ближе к Ши Уду. Так, как он привык. Но эта близость больше не беспокоила Ши Уду – и он не стал ни отодвигаться, ни говорить что-то такое, холодное и колкое, что мог себе позволить после того, как узнал то, что узнал. Лишь набросил на плечи нижние одежды, потянувшись и подхватив их с этих непривычных, грубоватой работы ковров – холод и влажность оседали повсюду туманной дымкой, и Ши Уду ощущал, что мерзнет. Хотя и полностью забыл об этом холоде при близости, охваченный сомнениями и теплом чужого тела.       - Перед нашей встречей я выпил снадобье, открывающее истинный облик, - Ши Уду зябко поежился, как ни пытался сдержать это – нижние одежды из тонкой ткани почти не грели, а до теплой накидки было не достать. И криво усмехнулся, недовольный тем, что Цзюнь У знает о таких его слабостях и о том, как часто он им поддается. – Действие этого снадобья проявляется, когда ауры смешиваются при близости. Так что если его выпить – и разделить постельные утехи с тем, чья истинная сущность скрыта – то, когда ауры смешаются, вольются одна в другую при наслаждении тела, то раскроется истинный облик. И не получится так сразу перевоплотиться обратно.       Цзюнь У слушал его молча, не задавая излишних вопросов, не пытаясь больше вернуться к облику Императора Небес. Лишь чуть скривился, услышав про невозможность принять нужный облик. Но почти сразу скрыл это неудовольствие, спрятал его за нечитаемым взглядом темных глаз и непроницаемой усмешкой. Поправил свои белые, истрепавшиеся одежды, столь не подходящие тому, кого все в Небесных чертогах привыкли знать в пышном сиянии золота и ярком блеске доспеха. Одежды запылились, и потеряли свой изначальный оттенок, а ткань казалась потрепанной и выцветшей, как если бы Цзюнь У пришлось испытать столь многое, что даже одежды поблекли и вобрали в себя все произошедшее с ним. И произнес все с той же усмешкой:       - Мне доводилось слышать о подобном снадобье. Но я даже предположить не мог, что ты им воспользуешься. Что вообще позволишь себе подобное.       При этих словах Ши Уду недовольно скривился. Ну, конечно, вынудить его полностью себе подчиняться, следовать любой прихоти, любому, самому темному и извращенному желанию – а после говорить, сколь мало мог позволить себе Ши Уду, чтобы не нарушить их договоренность, чтобы не оказаться низвергнутым вместе с Цинсюанем, чтобы не вызвать чужой гнев и чужую ярость.       А в следующее мгновение удивленно застыл, когда Цзюнь У, потянувшись, невесомым движением подхватил с ковра его теплую накидку. Расправил серебристый, чуть примявшийся мех, зарывшись в него пальцами с совершенно нечитаемым выражением на лице, поправил сбившиеся застежки – и, подавшись вперед, осторожно набросил теплую накидку на плечи Ши Уду. Похоже, все же заметил невольное, зябкое движение Ши Уду и то, как он пытался плотнее закутаться в нижние, совсем не греющие одежды. Коснулся его волос, отводя упавшие на меховую отделку пряди, задержался на них ладонями чуть дольше, чем позволяли правила приличия. И вновь отодвинулся с нескрываемым сожалением. Как если бы все это имело для него хоть какое-то значение.       - Что ты хочешь за свое молчание? – вопрос, вполне ожидаемый, вполне обыденный после того, как Цзюнь У все же предпочел оставить все, как есть. Все же ярко светящиеся, золотистые фонарики в темнеющем небе – больше, неизмеримо больше, чем у кого бы то ни было, чем можно себе представить, и пышные, полные почтительного великолепия празднества, и прозрачные, ниспадающие камни с головного убора, что обозначал его как Императора Небес - это не то, от чего можно было так просто отказаться. Даже для такого, как Цзюнь У. Даже для него.       - Ты больше не будешь подчинять меня себе. И делить со мной близость. И быть моим любовником, - наверно, это было столь же ожидаемым, как и то, что спросил Цзюнь У. Но почему-то, при всей обыденности того, что желал получить Ши Уду, Цзюнь У при этих словах казался не то раздосадованным, не то растерянным – и это ощущалось совершенно невозможным. Он не произнес ни слова, не стал говорить что-то непристойное или возражать. Лишь кивнул молча, давая понять, что принимает это желание Ши Уду. И вынужден ему подчиниться. – А так же хочу получить ответы на некоторые вопросы.       - Что ж, спрашивай, - Цзюнь У неопределенно, едва заметно кивнул, и его голос звучал неожиданно устало. Возможно, его тревожила и вызывала лишь усилием воли сдерживаемую ярость невозможность принять облик Императора Небес, облик, к которому он привык, облик одновременно изящный и окутанный величием. Или, возможно, ему не нравилось, совсем не нравилось, что ему приходится подчиняться чужим желаниям, столь не совпадающим с его, с тем, что хотел бы получить он. Или, возможно, причина крылась в чем-то совсем ином. Чем-то таком, чей смысл расплывался и ускользал от понимания Ши Уду.       Ши Уду помолчал немного, неосознанно зарываясь пальцами в пушистый мех накидки и закусив губу. Говорить не хотелось, совсем не хотелось. И неожиданно навалившаяся сонливость так и нашептывала, так и тянула устроиться на кровати среди всех этих теплых покрывал и ускользающего тепла. И все же он заставил себя произнести:       - Это ты создал тот морок с лентой Цинсюаня многие годы назад? Морок, после которого я бросился в озеро и почти утонул? Ведь низшие демоны – а в том озере обитают лишь такие – не способны создавать морок, которого можно коснуться.