Лед над водой и глубже

      Эта тишина в сети духовного общения разливалась мгновение за мгновением, но Ши Уду казалось, что прошла целая вечность. И с каждым мгновением он тревожился все сильнее, все ощутимее – его ладони, помимо воли, накрыли светлое серебро веера, стиснули его, одновременно желая и не желая распахнуть бумажные звенья. Он, сам того не замечая, закусил губу и даже не заметил, что одна из прядей выбилась из прически, а синеватые ленты распустились и ниспадали на плечи в неопределенном беспорядке, скрывая изящное серебро отделки одежд.       Повелитель Земли, заметив весь этот беспорядок и истаявшую безукоризненность облика, перестал вычерчивать изломанные линии заклинания и недоуменно нахмурился. А после покосился на него с каким-то странным, затаенным неудовольствием и плохо скрываемой досадой. Словно собирался – сказать что-то насмешливое о его умениях и неспособности верно использовать сеть духовного общения? Предложить попробовать связаться с кем-то самому, чтобы показать Ши Уду, что лишь с его духовными силами что-то не то? Высказать свое пренебрежение к очередному божеству Небесных чертогов, что не способен не только набросать новое заклинание, но и даже воспользоваться давно имеющимся в его распоряжении?       Ши Уду уже и сам готов был обратиться к Повелителю Земли с окутавшей его тревогой и неловкими вопросами, но в следующее мгновение сквозь ледяные волны его духовной силы донеслось удивленное, с намеренно глуповатым тоном:       - Что такое, гэ? Ты вдруг надумал к нам присоединиться? Мы тебя ждем. Представляешь, как тебе все обрадуются?       И он захихикал так, что не оставалось никаких сомнений – Цинсюань пьян, и пьян давно и бесповоротно. Ши Уду почти наяву представлял все эти бесконечные чаши тонкого фарфора, полупустые, разбросанные по столам и по полу - и налитые до краев так, что вино выплескивается повсюду, и прозрачно-золотистые брызги оседают на одеждах, и шелковых коврах, и золотисто поблескивающих монетах, небрежно рассыпанных по столу, подобно мелким, с поблескивающей на солнце золотом чешуей речным рыбкам, что должны приносить богатство и удачу. И небрежно отброшенный в сторону веер, словно это не редчайший магический артефакт, а обычный бумажный веер, что можно позволить себе забыть в любом из этих бесконечных трактиров, а после вернуться за ним как ни в чем ни бывало, или и вовсе приобрести новый. И измятые, вобравшие в себя терпкий запах вина и пряных приправ, одежды, что выглядят так, словно принадлежат не божеству, а кому-то из завсегдатаев попоек и бессмысленных развлечений.       Слушая этот пьяный тон и это мелодичное позвякивание фарфора, Ши Уду скривился и с неудовольствием попробовал поправить ленты, растрепавшиеся из прически, но у него ничего не получилось. Досада от услышанного и додуманного мешалась в нем с удовлетворением от того, что Цинсюань все же ответил, хотя и не так и не тогда, как желал того Ши Уду. Он невольно хмыкнул, во всех возможных оттенках представив, как «обрадовались» бы его появлению те, с кем Цинсюань предпочитал делить трактиры, попойки и неуместную праздность, и произнес насмешливо:       - Полагаю, вам и без меня неплохо. К тому же, я занят.       - Ну, гэ, ну, ты всегда занят, - принялся все так же пьяно ныть Цинсюань, явно не желая так просто отступаться от того, чтобы попробовать затащить Ши Уду на одну из своих попоек. – Ну, хочешь, я прикажу принести то вино, которое тебе нравится? Как оно называется, забыл… «Чешуя дракона»? Нет, не то…       - Цинсюань, хватит, - оборвал его на полуслове Ши Уду и прибавил чуть мягче, чуть тише. – Я, правда, занят. Если уж тебе так хочется выпить вместе, мы можем сделать это после. Или когда скажешь.       И Ши Уду отвел пальцы от виска, ощущая, как струится и оседает прозрачная, ледяная вода его духовной силы. И как в очередной раз неодобрительно косится на него Повелитель Земли.       - С сетью духовного общения что-то не то, - обратился он к Повелителю Земли, нахмурившись и даже не скрывая своего недоумения. – Мне так долго не удавалось связаться с Цинсюанем, словно что-то мешало или скрывало эту связь, - Ши Уду никогда не стал бы обращаться к Повелителю Земли или делиться с ним своими сомнения в обычной обстановке, но при выполнении обращений, да еще и почти во владениях Черного демона Черных вод, любая незначительная мелочь могла обернуться чем-то непредвиденным и далеко не безопасным. И уж лучше об этом было знать и Повелителю Земли, чем не догадываться о подобном и даже не предполагать.       - Неудивительно, - равнодушно отозвался Повелитель Земли, не выказав ничего хотя бы отдаленно похожего на опасение или удивление. – Совсем близко владения демона, еще и связанного с водой, как и ты. Его сила подавляет твою – вот и сложно использовать сеть духовного общения, - и он невозмутимо продолжил набрасывать заклинание.       Как ни странно, его духовные силы и вовсе не истаивали и не колебались, а, напротив, опускались ровной, золотистой дымкой, словно на него присутствие Черного демона Черных вод никак не влияло. Или даже добавляло духовных сил, что звучало совсем уж невозможно. И заклинание вычерчивалось столь же четкими и уверенными переплетениями линий, как если бы Повелитель Земли набрасывал его где-то в своих владениях, а не на этом берегу, засыпанном сероватым песком и затянутым густым туманом.       Услышанное Ши Уду совершенно не нравилось – он никогда раньше не сталкивался с этим демоном, чьей сущностью была вода, так же, как и его. Следуя правилам Небесных чертогов, он не вмешивался в дела демонов, если на то не было прямого приказа или обращений. И нарушать эти правила момент уж точно казался не самым удачным – он истратил немыслимое количество духовных сил, раскрывая истинный облик Цзюнь У, и до сих пор ощущал, какими призрачными и зыбкими стали волны его духовной силы, и как стремительно они истаивают и выцветают, стоит ему истратить их хоть немного больше привычного.       Похоже было, что Повелитель Земли тоже ощущал эту вынужденную ненадежность, хотя и не произносил ничего вслух.       Но в следующее мгновение Ши Уду стало не до неверных потоков своей духовной силы, не до обращений, что достались столь не вовремя, и не до теней и темноты Черного демона Черных вод.       Его ладони едва заметно дрогнули, когда он вновь поднес пальцы к виску, почувствовав, как чужой холод и лед накрывают его без остатка, не позволяя не подчиниться, не позволяя отбросить эту связь как нечто ненужное и недостойное внимания, не позволяя отстраниться от этой грубости и этой настойчивости. И слова, произнесенные вкрадчивым, обманчиво мягким тоном, коснулись его несуществующим шепотом прямо в ухо.       И Ши Уду, словно почти в реальности, словно почти наяву, представил эти седые, растрепавшиеся пряди, и эти шрамы, перечеркнувшие тонкие черты лица. И услышал намеренно обходительное:       - Благодарю. Ты столь быстро отозвался, поверх всех моих ожиданий.       «Как будто у меня есть выбор».       Не произнести эти слова вслух Ши Уду удалось лишь усилием воли, лишь нежеланием показывать Цзюнь У, сколь неприятными и подавляющими ощущаются его духовные силы. Вместо этого он произнес непроницаемо, не оставляя ни единого повода усомниться в своем холоде:       - Ты что-то хотел?       - Ну, можно сказать и так, - к обходительности добавилась насмешливость, и Ши Уду сходу догадался, что не услышит ничего такого, что могло бы ему прийтись по вкусу. И не ошибся. – Что, если в качестве платы за свое знание, я скажу тебе самому сжечь две трети своих храмов?       Ши Уду не мог знать, где находится Цзюнь У и чем он занимается в это мгновение – в равной вероятности он мог как находиться в Главном зале своего дворца в величественном облике Императора Небес, окутанный ярким блеском золота и отсветами струящихся, прозрачных потоков, так и в облике Безликого Бая таиться посреди обломков скал и рассыпавшихся в пыль камней Тунлу, никем не замеченный и не скованными никакими правилами и условностями. Но, кем бы он ни являлся, удовольствие в его тоне было таким ярким, таким неподдельным, что несложно было представить и эту расслабленную, ленивую позу, и эти выверенные, намеренно неспешные движения, когда он касался пальцами висков, чтобы связаться с Ши Уду.       Две трети храмов.       Это даже звучало отвратительно.       Не говоря о том, что подобное сделает его слабее, чем даже многие годы назад, когда он только вознесся.       Ши Уду попытался представить, как осыпается изящная, золотистая отделка его храмов, как истаивает и выцветает пряный аромат благовоний, и как рассыпаются в пыль древние, искусно возведенные стены. И как он сам, без малейших сожалений, разворачивается и уходит, собираясь уничтожить следующий храм, и следующий, и еще. Пока их не останется столь ничтожно мало, что люди и сами примутся с неподдельным удовольствием разрушать их, превращая в громаду светлых с золотистыми отсветами обломков, жалких и бесполезных.       Но даже подобное лучше, чем вновь делить постельные утехи и вынужденную близость.       - Хорошо. Я займусь этим, как вернусь с выполнения обращений, - сказанное прозвучало все так же холодно, непроницаемо, но Ши Уду не смог удержаться и скривился, раздосадованный и недовольный. И по недавней, ставшей до невозможности неприятной и тревожащей его привычке, он столь сильно стиснул ворот одежд в ладони, что серебристая подвеска застежки едва не рассыпалась на тонкие, шелковые нити, из которых была сплетена.       - Даже так? Сколько готовности выполнить то, что я скажу, - в тон добавились пошлые нотки, полные непристойного предвкушения. Как если бы Ши Уду согласился не сжигать свои собственные храмы, а предаться постельным утехам прямо посреди Главного зала во время собраний. – Я был уверен, что ты начнешь спорить и возражать, - в этих словах сквозило столь неприкрытое разочарование, что Ши Уду, помимо воли, удивленно поднял бровь – Цзюнь У что, и в самом деле рассчитывал на то, что он сам предложит вновь делить близость, вместо того, чтобы уничтожать свои храмы? Или надеялся предложить что-то такое, на что Ши Уду не согласится никогда и ни при каких условиях? Или пытался понять сомнения и опасения Ши Уду, что он не разделял ни с кем и не открывал никому?       Тем временем Цзюнь У продолжил все тем же шепотом на ухо, словно находился совсем рядом, близко-близко, а не использовал сеть духовного общения:       - Но я могу потребовать и что-то иное. Может, заставить тебя носить проклятые оковы? Но не те, что забирают духовные силы полностью, а те, что забирают лишь их часть. Большую часть. Или меньшую. Это уж как мне захочется.       Воспоминание о безжалостной хватке металла на горле, о пронизывающем, ледяном холоде, что сковывает, не позволяя не подчиниться, о невозможности почувствовать и призвать воду, невозможности ощутить ее своей сущностью и своей частью, оказалось столь ярким, столь пронзительным, что Ши Уду вновь неосознанно стиснул ворот в ладонях, смял его, даже не понимая, что делает. А после, поняв, медленно, разжал их и отпустил измятый, истрепанный ворот и почти упавшую на сероватый песок берега подвеску застежки.       Эти проклятые оковы не лишат его духовных сил полностью, но ему, привыкшему единым взмахом веера поднимать высокие волны, единым движением печатей устраивать шторма и обрушивать водные потоки, не иметь возможности коснуться даже незначительной, даже не самой ощутимой части своих духовных сил казалось совершенно невозможным.       Оказаться лишь немного сильнее своих собственных помощников.       Оказаться так невозможно, так неправильно далеко от тех, в почитание кого зажигаются больше всего крохотных, золотистых огоньков фонариков на Празднике Середины осени.       Оказаться тем, кто вынужден будет выполнять лишь самые простые, самые незначительные обращения.       Ему не хотелось этого, как же не хотелось.       Но он все же заставил себя произнести равнодушно:       - Если ты желаешь этого, то скажи, когда – и я приду к тебе, чтобы ты это сделал. Полагаю, ты вряд ли повсюду таскаешь с собой эти проклятые оковы, и мне все равно придется прийти к тебе во дворец.       Ши Уду хмыкнул, недовольный тем, что, вернувшись, ему, похоже, придется пойти к Цзюнь У и встретиться с ним, где он пожелает, вместо того, чтобы устроиться у себя в комнате и позволить себе хотя бы немного сна. Крохотные, многоцветные рыбки, что сквозь густой туман казались неясными, растревоженными тенями, метнулись в сторону и торопливо, словно опасаясь чего-то, скрылись в толще воды. Как будто их что-то вспугнуло. Но, даже прислушавшись, Ши Уду не уловил ни колебания духовных сил демонов, ни появления обычных людей, ни чего-то еще, что способно было заставить их уплыть столь стремительно и поспешно.       Задумавшись, он едва не пропустил слова Цзюнь У, произнесенные все с тем же ленивым удовольствием, что пронизывало все его желания, высказываемые Ши Уду:       - Или, возможно, я пожелаю, чтобы ты сломал свой веер. И никогда его больше не использовал.       Что ж, вода подчинялась Ши Уду и без веера, отзываясь на его сущность и его желания. Вот только веер многократно усиливал возможности Ши Уду и его умения, и позволял не тратить излишне много духовных сил и не использовать иные артефакты. Так что, без своего магического артефакта он мог обойтись, вот только неизвестно, в какой момент это отсутствие не позволит ему выполнить то, что выполнить будет необходимо. Или не позволит справиться с водой так, как он привык, без особых усилий. Или заставит его отступиться в том, в чем он не привык отступаться.       Про следующее Небесное испытание он даже думать себе запретил – вряд ли он сможет пройти его без веера. И вряд ли справится с бушующим штормом, и хищными, водными драконами, и потоками воды, что захлестывают, и обдают яростными брызгами, колкими, подобно лезвиям из стали, и ледяными, как снега северных земель.       Но это когда еще будет.       К тому же, оставались печати и магические барьеры, и это было явно лучше, чем ничего.       Ши Уду уже собирался ответить и согласиться с предложенным, но неожиданная тишина, накрывшая сеть духовного общения, подсказала ему, что, похоже, духовные силы Черного демона Черных вод вновь мешают, и этот отвратительный разговор придется продолжить после, когда истает темный, осыпающийся осколками лед, что разделил их в этом моменте.       - Ты долго еще будешь возиться с этим заклинанием? – недовольно обратился Ши Уду к Повелителю Земли, что придирчиво разглядывал вычерченные символы и иероглифы. И выглядел при этом как-то странно, непривычно, не так, как должен. Что-то в его облике неуловимо изменилось, но Ши Уду никак не мог понять, что именно, и это вызывало в нем ничем не объяснимую тревогу, усиливающуюся с каждым мгновением.       - Нет, почти завершил, - хищный, темный тон и мелькнувшие на мгновение острые клыки – не небожителя, ни один из них никогда не обладал, не мог обладать подобными клыками – клыки демона, заставили Ши Уду выхватить веер и резким, выверенным движением распахнуть его звенья.       Вот только это уже не имело никакого значения.       Волны, спокойные, лениво накатывающие на берег, взметнулись темной громадой, больше не скрывая собой тени, и темноту, и чужую, хищную воду – и в следующее мгновение Ши Уду почувствовал, как его пронзают острые, зазубренные кости огромного, костяного дракона, призрачного и невозможного.