Лед над водой и глубже

      И глаза этого призрачного дракона – мертвые, тускло-зеленые, словно подернутые болотной тиной, с отсветами призрачных огней посреди нее – впивались в Ши Уду не хуже, чем его же острые, словно выточенные из стали кости. Его сумрачный взгляд казался одновременно смутно знакомым – и незнакомым вовсе, чужим, чуждым. Как если бы Ши Уду уже когда-то доводилось встречаться с подобным чудовищем, вот только он совершенно об этом забыл.       Что, впрочем, было неудивительно – эти зазубренные кости вонзились в него с такой неудержимой силой, с такой нескрываемой яростью, что у Ши Уду не получилось ни удержать в ладонях веер, ни взметнуть водные потоки, ни сложить хоть какие-то печати. Хотя в том, что хоть какие-то печати способны были остановить столь опасное и древнее существо Ши Уду весьма и весьма сомневался.       Мысли спутались и померкли, ненужные и полузабытые. И, конечно, ему не удалось не то, что суметь вспомнить о том, где ему уже доводилось столкнуться с этим костяным драконом, но и представить хоть какие-то вероятности того, чтобы вырваться из этой хищной хватки, источающей лед и темноту.       Изогнутые кости этой древней твари впивались все сильнее, все ощутимее, не позволяя ни вывернуться, ни оттолкнуть их, ни сломать. И гулкий, тягучий скрежет заполнил собой все вокруг, когда они, пройдя сквозь тело Ши Уду, коснулись холодной, влажной от волн моря и разлетающихся водных брызг, поверхности осыпавшегося обломками камня, что возвышался над водой.       Ши Уду ощущал, что он полностью прижат к этому камню костями дракона.       Что эти кости пронзают его насквозь.       Что ему не вырваться, как бы он ни пытался.       Что все его умения, вся его вода, и все то, что ему принадлежало, никак не пригодятся и не отзовутся на его призыв.       И еще что-то странное, смутное, необъяснимое, что разливалось по его духовным силам, смешивалось с ними, окутывало его ядовитым, ледяным ощущением, не похожим ни на что из того, что ему доводилось испытывать раньше.       И все же он неосознанно дернулся, пробуя выдернуть эти зазубренные кости, но в следующее мгновение пожалел об этом – мир вокруг задрожал и рассыпался ледяными брызгами, и темная вода захлестнула его полностью, без остатка.       Наверно, он провалился в темноту на какие-то неуловимые мгновения – ему казалось, что он вновь проходит Небесное испытание. И огромные, вздымающиеся волны, не подчиняются ему, не отзываются ни на неловкие, потерявшиеся всякую уверенность движения веера, ни на едва сложенные печати - как? Невозможно! Вода всегда отзывалась ему столь уверенно, столь охотно. Ледяной, штормовой ветер пронизывал насквозь, не позволял ни поправить растрепавшиеся, вымокшие пряди, что липли к таким же вымокшим одеждам, падали на лицо, путались и мешались, ни добавить в веер хоть немного духовных сил – Ши Уду казалось, что он не удержит в ладонях бумажные звенья под этими ледяными порывами ветра, если отвлечется хоть на мгновение. И лед северных морей, что рассыпался на осколки, разламывался на части под натиском волн бушующего моря, и серебристо поблескивал посреди всей этой невозможной стихии.       Думать было сложно, почти невозможно – сознание рассыпалось на тысячи осколков, мысли выцветали и истаивали, все вокруг словно накрыл ядовитый, густой туман, но Ши Уду все же заставил себя собраться и сосредоточиться. Где же ему мог встречаться раньше подобный дракон?       И вспомнил.       Все же вспомнил. Хотя тело не подчинялось ему, а духовные силы почему-то ощущались какими-то совсем чужими, не знакомыми.       Разбросанные по столу в беседке свитки, серебристые отсветы инея на изогнутых ветвях ивы, крохотные фонарики, что казались синеватыми, подобно речной воде, в этой темноте. Свитки Лин Вэнь, что таили в себе рассказы, противоречивые и зыбкие, о Непревзойденных. Но даже посреди всех этих противоречий, всех этих призрачных знаний, полузабытых и неверных, начертанное резкими штрихами изображение костяного дракона сложно было с чем-то перепутать.       Белый нефрит и изумруды - кости и взгляд этого дракона.       И костяные рыбы, чья чешуя давно обратилась в пыль, а на изогнутые, древние кости налипли водоросли и сероватый, мелкий песок – тоже были набросаны на выцветшей от бесчисленных лет бумаге этого свитка неровными переплетениями.       И синеватые, призрачные огоньки, что таились в ледяной, окутанной проклятием воде, теснились по краям этого свитка, нашептывая скрытую истину, подсказывая давнюю ложь, облекая в размытые слова то, что никак не могло быть действительностью – и все же было ей, и ничем иным.       Черный демон Черных вод.       Едкая, понимающая усмешка коснулась его губ, едва Ши Уду понял, едва догадался, кем на самом деле обернулся Повелитель Земли. Этот бесполезный, ничем не примечательный середняк, не способный ни на что по-настоящему значимое. Этот никчемный Повелитель Земли, что всегда казался сонным, безучастным, полностью сосредоточенным только на поедании очередного чего-то или на том, чтобы, делая вид, что он занят до невозможности, на самом деле не делать совершенно ничего. Этот недостойный Повелитель Земли, что всегда разговаривал медленно-медленно, словно нехотя, и произносил слова равнодушным, ленивым тоном, словно делал кому-то одолжение.       Вернее, тот, кто называл себя Повелителем Земли все эти бесчисленные годы.       Но скинул это мнимый облик, когда в нем отпала всякая необходимость – эти клыки, клыки демона, сложно было перепутать хоть с чем-то иным.       И эту ауру, ледяную, пронизывающую, демоническую ауру тоже было ни с чем не перепутать.       Ауру водного демона, в которой разливались заснеженные, ледяные потоки, и вспыхивали и гасли серебристые, призрачные искры.       И, если бы раньше, почувствовав, как кости этой твари пронзают его насквозь, Ши Уду бы попытался предупредить Повелителя Земли об опасности, попытался бы позволить ему сбежать и вернуться в Небесные чертоги – и тем самым дать возможность найти Богов Войны или Императора Небес – Ши Уду невольно скривился и хмыкнул, думая о том, что Цзюнь У то уж точно не позволит никому ни тронуть его, ни прикоснуться, пока собирается получить с него ту плату, что придумает.       То теперь, зная неприглядную, невозможную истину, Ши Уду только смотрел и смотрел, не отводя взгляда, с затаенной неприязнью и яростью, как тот, кого он привык считать Повелителем Земли, нарочито неспешно поднял с сероватого, колкого песка, его выпавший, ярко поблескивающий серебром веер, и стиснул его в ладонях с каким-то совершенно необъяснимым сочетанием отвращения и любопытства. Коснулся серебристого шелка подвески, распутал тонкие нити – и почти сразу отдернул пальцы, словно обжегшись снежным холодом и ледяной водой.       И в следующее мгновение выверенным движением запрыгнул на спину своего костяного дракона и шагнул к Ши Уду, приблизился к нему вплотную, не оставив между ними никакого расстояния.       Водные брызги неспокойного моря упали ни его пряди, на его одежды, на уверенно удерживаемый веер – и Ши Уду заметил, что внешность этого демона неуловимо изменилась, исказилась, как если бы он отражался в затхлой, застоявшейся воде. Все те же спутанные, темные пряди – вот только больше они не были собраны в аккуратный, удерживаемый неприметной, изогнутой заколкой хвост, а свободно рассыпались по плечам, скрывая под собой серебристую, изящную вышивку одежд взамен той тусклой, темного золота, что вилась по одеждам Повелителя Земли. И сами одежды тоже ощущались похожими – но все же другими, совсем другими. Та же темная, ниспадающая ткань – но другого, несравнимо более густого и насыщенного оттенка, и отличалась от одежд Повелителя Земли, как темная, усыпанная снегом вода северных морей отличается от обмелевшего и потемневшего после долгих холодов ручейка.       Усмешка, хищная, полная темного удовольствия и странного предвкушения, исказила губы этого демона, когда он с тихим, едва уловимым шорохом распахнул звенья веера, что ему не принадлежал. Намеренно медленно, позволяя Ши Уду почувствовать каждое движение, каждое касание к бумажным звеньям, провел по ним ладонью, перебирая их, и наслаждаясь тем, что между ними происходит. Погладил шелестящую бумажную поверхность, глядя прямо на Ши Уду, не отводя своего хищного, золотистого взгляда ни на мгновение – а после сжал веер, грубо и резко.       И в следующее мгновение две разлетевшиеся, рассыпавшиеся потоками духовной силы части веера упали к ногам Ши Уду, жалкие и бесполезные.       - Ну ты и мразь, - не стал удерживать себя Ши Уду. – А столько лет притворялся бесполезным слабаком, умеющим только жрать и делать мрачное лицо. Что тебе вообще от меня нужно? – Ши Уду пытался представить дальнейшее, вот только получалось это не слишком хорошо. В голове по-прежнему мутилось, мысли путались, и ощущение призрачного, зябкого холода, окутывало его все сильнее с каждым мгновением. Незнакомого, непривычного холода, который ему не нравился до невозможности, который нашептывал ему прямо на ухо о ядовитых потоках и темной, окутанной проклятием воде, и снеге, что осыпает собой все вокруг.       Что могло понадобиться от него Непревзойденному?       Ярко поблескивающие золотом слитки, окутанные горьковато-терпким запахом благовоний добродетели, россыпи драгоценных камней, на гранях которых вспыхивают и дрожат синеватые, подобно волнам морей, отсветы?       Неужели у Непревзойденных так плохо с доходами?       Мысль заставила Ши Уду хмыкнуть, хотя ледяной холод, что заставлял его мысли путаться и истаивать, словно в мутном, густом тумане, мгновенно пронзил его еще жестче, еще грубее. Ши Уду вздрогнул и закусил губу, не желая показывать этой твари ничего из своих слабостей и сомнений.       Или причина кроется в том, что он божество, и божество воды – той же, что и Черный демон Черных вод, тех же холодных потоков, и неспокойных, разбрасывающих прозрачные брызги морей, и заросших ряской и высокой травой рек, что теряются среди холмов?       Но Ши Уду никогда не нарушал чужих границ и не касался той воды, что принадлежала демонам. Какой смысл размениваться на этих ничтожеств, если его вода - ледяная, прозрачная, с отблесками светлого золота, и струящимися потоками - отзывается на каждое его движение, каждую эмоцию, на его настроение и его желания. И к чему ему, в таком случае, эти грязные, искаженные проклятием воды того, кто – вне всяких сомнений - только по некой нелепой случайности стал Непревзойденным?       Или причина в чем-то личном, тщательно скрываемом, чем-то таком, о чем он и подумать не мог?       Эта мысль ему не нравилась, очень не нравилась, и он предпочел бы первые, пришедшие ему в голову, а не эту, мутную и зыбкую, как воды пересохших рек.       - Это я-то мразь? – в голосе бывшего Повелителя Земли звучала насмешка, его бровь издевательски выгнулась, словно он был уверен, что Ши Уду сходу догадается, что он под этими словами подразумевает, и поймет что-то такое, что у Ши Уду, несмотря на все попытки, понять все же не получалось. – Скажи спасибо, что здесь нет твоего брата. Зная, как ты за него цепляешься и как с ним носишься, ты бы несравнимо тщательнее подбирал бы слова и не смел бы позволить себе ничего лишнего. И выполнил бы все, что я только ни пожелал.       Он хмыкнул, в его усмешке мелькнуло что-то пошлое, непристойное. Что-то такое – знающее – что Ши Уду на мгновение стало не по себе. Ну, не может же он и в самом деле знать про их договоренности с Цзюнь У, про его грубость, и несдержанность, и их вынужденную близость, и полоску темного, холодного металла на шее у Ши Уду, и синяки и ссадины на обнаженной коже, что не позволено ни спрятать, ни исцелить. Не может.       - Что ты сделал с Цинсюанем? – Ши Уду вновь дернулся – и это обошлось ему слишком дорого. Темнота вновь почти накрыла его, и вода словно сомкнулась над ним, не позволяя ни отстраниться, ни откинуть ее. Он не мог себе позволить ничего из этого – ни слабость, ни не-знание, ни поддаться чужим хищным теням и темноте. Просто не мог. И усилием воли заставил себя не тонуть в этой воде, столь ледяной и столь желанной.       - Ничего я с ним не сделал, - скучным тоном отозвался Повелитель Земли, с удовольствием разглядывая потускневшее серебро обломков веера, отброшенное в сторону. И с не меньшим удовольствием впиваясь своим темным, золотистым взглядом в Ши Уду. Так, словно в том, что он делал, и был заключен весь смысл его существования.       Он задумался о чем-то – сумрачно, хмуро - а после произнес медленно, подчеркивая этим каждое слово:       - Что мне от тебя нужно? Неужели совсем не догадываешься?