Лед над водой и глубже

      - Так ты все же помнишь меня? И помнишь мое имя? – услышав сказанное, Хэ Сюань застыл в каком-то сумрачном, ледяном недоумении, как если бы все его представления о Ши Уду вдруг оказались ложью, окутанной тенями и темнотой. Как если бы он вдруг ошибся в чем-то – чем-то значимом, чем-то таком, что составляло его сущность и его цель.       Даже его ладонь, что так грубо, так бесцеремонно стискивала пряди Ши Уду, зарывалась в них с ничем не сдерживаемой яростью, чуть разжалась, расслабилась, словно желая отпустить совсем. И в голосе этого демона сквозила такая странная, такая нелепая надежда – и такое же странное, невозможное желание - что Ши Уду едва удержался, чтобы не рассмеяться ему прямо в лицо. Неужели он это серьезно? Неужели этому демону и в самом деле почему-то было важно, чтобы Ши Уду его помнил и узнал? Неужели в нем, поглощенном своей проклятой водой и темнотой, еще осталось что-то от того человека, которым он когда-то был?       Какая невероятная, невозможная глупость.       - Нет, не помню, - медленно, нарочито лениво, с удовольствием глядя на перемену эмоций в выражении лица Хэ Сюаня, произнес Ши Уду. – И имя твое знаю лишь потому, что мне на него намекнули. Как и на тебя самого, - он скривился, невольно вспомнив слова Цзюнь У, произнесенные вкрадчивым шепотом прямо на ухо, так, что не знаешь – эта дрожь от отвращения или от ощущения опасности и предвкушения. – Вот только я не обратил на это внимания. Хотя стоило бы, - он бы пожал плечами, если бы не кости дракона, что так и впивались в него, не выпустив из своих ядовитых объятий ни на мгновение. И этот яд, и этот лед, ощущались смутно знакомыми, но у Ши Уду никак не получалось сосредоточиться, чтобы понять, почему его так тревожит это ощущение, что заставляло его тонуть в тех волнах, из которых не выбраться.       Наверно, не стоило говорить об этом столь откровенно – Хэ Сюань вновь стиснул его волосы из растрепавшейся, полностью развалившейся прически в своей ладони, сжал грубее и безжалостнее, чем раньше. Дернул за пряди, путаясь в них пальцами, заставляя Ши Уду чуть запрокинуть голову, заставляя Ши Уду выдохнуть и закусить губу – но не позволить себе ничего излишнего, не доставить этого удовольствия другому. Серебристая, тонкая отделка ворота смялась, растрепалась, жалкая и ненужная, шелк подвески весь вымок от водных брызг, и застежка разлетелась на крохотные, тускло поблескивающие осколки, когда Хэ Сюань слишком сильно стиснул ее в своей ярости - и горло Ши Уду оказалось полностью открытым перед этим демоном.       На мгновение ему показалось, что этот демон поступит так же, как и Цзюнь У – оставит ссадины и синяки на его горле, уродливые, неровные, выцветающие от густо-синего к бледно-серому. Вот только не мечом, и не проклятыми оковами, и не грубыми поцелуями. А своим костяным хлыстом, что так и продолжал стискивать запястье Ши Уду своим острыми костями. Или клыками. Если уж решит упасть еще ниже, еще невозвратнее. Хотя, казалось бы, куда уж ниже.       Но Хэ Сюань, словно почувствовав, словно почти наяву увидев, что он собирается сделать, все же сумел взять себя в руки – и отшатнулся, глядя на Ши Уду так сумрачно, так пронизывающе, словно эти желания принадлежали вовсе не ему, а кому-то другому, чужому и чуждому.       - Неужели ты совсем не сожалеешь о сделанном? Не раскаиваешься? Не предпочел бы поступить как-то иначе? – ярость, охватившая его, и злость, что плескалась в нем ядовитыми волнами, ощущались почти реальными, почти осязаемыми. И волны неспокойного моря словно вторили ему, и шторм все усиливался, затапливая все вокруг.       Ши Уду знал, слишком хорошо знал, что эта проклятая вода ему не принадлежит, и не может отзываться на его эмоции. Но, возможно, она отзывалась на эмоции Хэ Сюаня – ведь он тоже, как бы то ни получилось, принадлежал воде, и был ее сущностью и ее частью.       - Из-за тебя погибла вся моя семья! Все, кто мне был дорог. Как ты вообще можешь нормально к такому относиться?! – похоже было, что с каждым произнесенным словом, с каждой сказанной фразой, с каждой безжалостно вытащенной из самых дальних и темных уголков памяти деталью, Хэ Сюань злился все сильнее, все ощутимее, и все больше терял над собой контроль, позволяя ярости, обиде, ненависти тянуть его за собой на самое дно.       «Значит, стоит продолжать его провоцировать, и чем грубее – тем лучше. Так мы доберемся до сути несравнимо быстрее, чем если просто молчать», - мысль, отстраненная, далекая, вспыхнула и погасла. Сумрачная сонливость навалилась на него, подобно призрачному, густому туману, так и приглашая в свою темноту. И Ши Уду усилием воли заставил себя сосредоточиться на настоящем. На своих догадках. И на своих словах.       - Мне не о чем сожалеть. И не в чем раскаиваться, - Ши Уду хмыкнул – холодно непроницаемо – стараясь не показывать ни свои сомнения, что задуманное Хэ Сюанем невозможно будет изменить, ни свою усталость, что накатывала зыбкими волнами, как если бы он полностью лишился духовных сил. Это немного напоминало ощущения от проклятых оков, и Ши Уду это не нравилось все больше и больше. Хотя он и не мог представить, чтобы этот демон обладал чем-то, сравнимым с проклятыми оковами Императора Небес. – И я поступил бы так же снова и снова, столько раз, сколько потребовалось, - глаза Хэ Сюаня отсвечивали хищным золотом в тусклом свете этого шторма, и рассерженное выражение, что плескалось в них, заставило Ши Уду продолжить насмешливо. – Ты и сам точно такой же, как и я. Но я, в отличие от тебя, хотя бы не строю из себя святошу, пылающего праведным желанием справедливости.       - С чего это я такой же, как ты? – костяной хлыст на руке Ши Уду стиснул и без того поврежденное запястье еще сильнее, еще жестче – и сложно было догадаться, на кого Хэ Сюань злится больше – на Ши Уду, что произносит эти слова, полные презрения и насмешки, или на самого себя – что слушает эти слова и поддается им.       - А что, не такой же? – насмешка так никуда и не делась из тона Ши Уду, хотя он почти не ощущал свое запястье, и рука его не слушалась, даже когда он просто попробовал ее хоть немного отвести в сторону, и он добавил, разворачивая свою мысль. – Куда-то же ты дел истинного Повелителя Земли, чтобы занять его место. Ведь просто так, для такого демона, как ты, на Небеса не пробраться, - не то чтобы Ши Уду волновала судьба истинного Повелителя Земли, но то, что без его убийства – или заточения – у этого демона ничего не получилось бы, казалось совершенно явным и напрашивающимся. Так почему бы было не воспользоваться тем, чем можно было воспользоваться.       И в следующее мгновение Хэ Сюань, словно что-то для себя решив, неожиданно оттолкнул Ши Уду от себя – отпустил его растрепавшиеся, вымокшие пряди, отдернул хлыст, чьи зазубренные кости с каким-то почти ощутимым неудовольствием отпустили запястье Ши Уду. И произнес, резко и рассерженно:       - Что ж, если ты так хочешь узнать, что же я желаю от тебя получить, то ты об том узнаешь.       И он с хищным видом коснулся костей дракона, что удерживали Ши Уду, пронзив насквозь. Провел по ним ладонями с темным, непристойным торжеством, нарочито бережно отбросив с них влажные, измятые водоросли и сероватый песок. Словно наслаждаясь этим. Словно предвкушая. Словно зная – уверенно, почти наверняка - что Ши Уду станет не до насмешек, когда истина высветится перед ним во всем своем неприглядном свете.       - Кости этих драконов ядовиты, - произнес Хэ Сюань неспешно, наслаждаясь каждым словом, каждой деталью того, что он собирался получить от Ши Уду. – И ядовиты не только, как обычный яд – подобное совершенно бесполезно против таких божеств, как ты, - насмешливо подчеркнул Хэ Сюань и продолжил. – Но и ядовиты так, что, если пронзить ими, если заставить поддаться им – то аура демона смешается с аурой божества. И духовные силы перестанут быть духовными силами божества.       Не сказать, что это прозвучало неожиданно – Ши Уду давно уже ощущал что-то странное, что-то неправильное, как если бы его духовные силы ему больше не принадлежали. И этот ледяной холод, и эти сумрачные волны, и этот призрачный туман, что охватывал его без остатка, не могли быть ничем, хоть как-то напоминающим его духовные силы и его воду, холодную и прозрачную. Но то, что произнес Хэ Сюань дальше, заставило его похолодеть и замереть в осознании, что он никогда с подобным не сталкивался, и не представляет, как откинуть от себя эти проклятые кости.       - И ты развоплотишься в призрачный огонек. Жалкий, бесполезный, только усилием воли удерживающий свое сознание, - в словах Хэ Сюаня было столько темного удовольствия, столько ледяной ненависти, что Ши Уду ничуть не сомневался в том, что этот демон хочет заставить его почувствовать все то, что чувствовал он сам. Показать то, что открывалось перед ним самим. И отнять то, что было отнято у него. – Как это будет для тебя – стать никем, после того, кем ты был столько лет? После всех этих золотых слитков, подношений, благовоний? И как это будет для тебя – не иметь возможности ничего сделать для брата, как ты привык для него делать, не считаясь ни с кем? И как тебе будет лишиться всего того, к чему ты привык? И к чему стремился.       - Да пошел ты, - и, хотя Ши Уду желал вложить в эти слова как можно больше неприязни и презрения, прозвучало это, скорее, устало, чем рассерженно. Его духовные силы истаивали – стремительно, неотвратимо. Словно лед северных морей под пронизывающим ядом лучей солнца.       На мгновение ему показалось, что, может, стоило перестать сопротивляться чужому холоду и чужой силе, поддаться им, утонуть в них – и больше никогда не тянуть за собой давнее прошлое и темные тайны. Но он откинул эти мысли, не желая ни поддаваться этому демону, ни уступать ему хоть в чем-то, ни позволить ему получить то, что он желал столь давно и столь безнадежно.       И, когда пальцы Хэ Сюаня сомкнулись на его горле после этих слов, Ши Уду где-то на самом краю сознания подумал насмешливо, что, похоже, это было не то, совсем не то, что ждал от него Хэ Сюань. Он бы усмехнулся или сказал бы что-то едкое не только мысленно, но то, с какой яростью Хэ Сюань стискивал его горло, не позволяло ему ни сделать вдох, ни сказать хоть что-то, ни вывернуться из этих хищных ладоней. Он пытался вдохнуть, пытался унять дрожь в теле, что вновь отказывалось ему подчиняться, но никак не могу справиться с собой, ощущая, как ледяная ярость охватывает и его тоже. Как это ничтожество вообще смеет его касаться?! Тем более так бесцеремонно.       - Что, нравится? Могу продолжить, - Хэ Сюань разжал пальцы на горле Ши Уду столь же неожиданно, как и стиснул их, и смотрел на него своим пронизывающим, золотистым взглядом, в котором темное удовольствие смешивалось с такой же темной ненавистью. Ладони этого демона подрагивали – не то от неприязни, не то от чего иного, такого, что Ши Уду предпочел бы не знать этому названия. И его проклятая вода словно перестала ему подчиняться, поддавшись той же ненависти, и желала утянуть на дно их обоих.       - Это нравится тебе, а не мне, - Ши Уду, ничуть не таясь, скривился от отвращения и попытался дотянуться до своего горла, но не смог.       «Может, попробовать выдернуть из себя эти кости?»       Мысль вспыхнула и погасла, подобно водным огонькам посреди болотной тины – на это уйдут остатки его ауры и его духовных сил – и он ничего этим не добьется, лишь позволит Хэ Сюаню получить желаемое быстрее, чем он на это рассчитывал. Значит, стоило попробовать как-то отвлечь Хэ Сюаня заставить его думать о чем-то другом, чем-то таком, совсем ему не подходящем, чтобы отвлечь от этих костей, и этого хлыста, и того, что он собирался сделать с Ши Уду.       Вот только добраться до этой возможности у Ши Уду не получилось – его мысли истаяли без остатка, и призрачное, ледяное ощущение охватило его полностью, словно он вновь тонул в холодной, зыбкой воде.       И, прежде чем эта вода сомкнулась у него над головой, утянув в свой призрачный морок, Ши Уду успел заметить белый с золотом всполох, и почувствовать, как разваливаются на осколки кости дракона, что удерживали его у скалы.