Секреты твоего тела

Серое безобразно-промозглое нечто тихим стуком раздражало перепонки, мазало по сетчатке и оседало под веками. Первый ноябрь в Екатеринбурге во всей своей негостеприиимной красе предстал перед Яку, плюнув напоследок под ноги моросью то ли снега, то ли дождя, разбираться сил не нашлось. Яку, поёжившись, смотрит в телефон, ожидая, как спасательную шлюпку, опаздывающий Убер. Сегодня снова задержался на тренировке дольше остальных. Какая-то мелодия, еле знакомая, на неродном пока языке елозит в ушах, шум машин и промозглой мороси заглушает тихое мелодичное мычание Мориске. «Вороны-москвички меня разбудили» Из-за угла показывается долгожданное такси, на секунду слепит фарами, Яку скорее запрыгивает на заднее сиденье, показывая водителю, что общаться не намерен. Тот все понимает, ведёт плечом, что-то быстро отмечает в навигаторе и прибавляет шипящее радио «Промокшие спички надежду убили.» Курить. Думает Яку. Курить не хотелось с момента выпуска из школы. Когда вызвал директор спросить волейбольный клуб или будущее в хорошем университете, когда сном пришлось пожертвовать ради экзаменов. Когда пожертвовать пришлось не только сном, но и счастьем. Зеленоглазым неуклюжим и очень долговязым счастьем, которое вообще-то скучало, но навязываться в сложный период не смело. «У Яку-сана экзамены на носу, я не хочу портить вам успеваемость, семпай». Курить хочется снова. Дверь поддаётся не сразу и «домофонную пикалку» приходится отогревать дыханием вперемешку с матерными русско-японскими заклинаниями. Шаги в пустом подъезде такие громкие. В пустом подъезде хочется заорать. Может если орать от всей души, кто-то в Токио услышит его крик, повернётся к окну ненадолго, замолчит, опустив плечи посмотрит куда-то вдаль, будто правда пытаясь зелеными глазами где-то вдалеке увидеть крохотного Мориске, застрявшего где-то между пятым и шестым этажами в промозглом ноябрьском Екабэ. И кажется его слышат. Иначе как объяснить жужжание полуразряженной мобилы в кармане и выученные наизусть цифры на экране. «Мне почему-то так тоскливо стало, я очень захотел позвонить. Привет, я надеюсь, не отвлекаю, Яку-сан?» Дурень такой. Яку фыркает, улыбается в воротник куртки, но по привычке хмурит пушистые брови: – Отвлекаешь, конечно, – отпирает дверь в съемную двушку Яку, сваливая на пол спортивную сумку. – Я тут отлично проводил время между прочим. – Правда? И как же? — полукровка ехидно усмехается, он слишком хорошо знает Яку, чтоб вестись на его ворчания. Яку и не надеется его провести. И не хочет, если честно. Просто привычка быть со Львом вреднее, чем с остальными никак не проходит, может ледяной екабэшный снег выветрит её наконец. – Да. Я тут отлично грустил, превосходно печалился и чудесно расстраивался, пока ты не набрал, — Яку кладёт ледяные ладони на батарею, прижимая телефон к уху плечом и прикрывает глаза. – Я тоже скучал, Яку-сан! Ты только не хандри там, хорошо? Ты уже дома? —Лев в привычной манере забрасывает Яку миллионом вопросов, не успев получить ответы, генерирует новые. Яку просто слушает его голос. Родной голос на знакомом с детства языке. Теплый как сентябрьский Токио и мелодичный как эта пеня на русском…как же там пелось, Яку не помнил. Они ещё часа полтора говорят. Точнее Лев говорит. Яку тихо угукает, прикрывает глаза и одергивает ненадолго руки от шпарящей батареи, чтобы через минуту снова приложить их к долгожданному теплу. Лев рассказывает про нового шпица Алисы, дурацкий галстук Куроо и случайную пьянку в доме Кенмы, про предстоящие проекты, про сентябрь в Милане и октябрь в Париже и Яку понимает как давно не видел Хайбу. «Я целовал его в августе. Август был вечность назад.» Лев по ту сторону трубке замолкает и они не знают, кто из них подумал об этом первым и говорили ли они это вслух. Лев отмирает первым: – Ты наверное так и сидишь в коридоре пока я болтаю, Яку-сан. Не поужинал же даже ещё, я прав? – Всё-то ты обо мне знаешь, мне и Куроо достаточно в роли матери, ты мне для другого нужен, знаешь. – Вредина. Я сейчас обижусь и отключусь – Хах, ну и отключайся. – Ты первый. – Нет, ты! Наверное расстояние отупляет, иначе как объяснить себе, почему эти глупости стали для Мориске спасительным ритуалом. Или дело в родном, оставленном на тысячи километров, на месяцы разлученном, но всё ещё таком тёплом и нежном. Он не знает. – Яку-сан! Совсем забыл! Сюрприз для вас! У меня контракт на зимний фотосет, знаешь, аутентичный такой, чтобы снег там, холод, вьюга. Так вот у меня же новости: в декабре! Я приеду в Россию! – Лев кажется сияет так ярко что это можно почувствовать через дурацкую трубку. Яку подвисает ненадолго. Надолго, на самом деле. Лев терпеливо ждёт его реакции, довольный новостями и произведенным эффектом. Его улыбку можно ощутить сквозь все эти дурацкие километры. «В Декабре. Я поцелую тебя в декабре», – думает Яку и прижимается лбом к нагревшемуся телефону. Экран отчаянно напоминает о малом количестве зарядки, а Яку как дурак улыбается и все вокруг как будто бы становится лучше. Серое мокрое нечто за окном сменяют первые крупные неторопливые хлопья и темп города меняется, подстраиваясь под их вальс. Декабрь тихой поступью подкрадывается к городу, но теперь это совсем не пугает. Яку ждёт впереди белая-белая бесконечная злая зима. Но в декабре он будет не один. И в декабре его будут, наконец, целовать. «Корабли в моей гавани, не взлетим, так поплаваем» На следующий день его плейлист заполняется Земфирой, и ещё долго сокомандники не могут понять, как можно улыбаться под её песни.