POV Геральд
Сила воли. Какой она должна быть, чтобы держать в узде потаенные желания? Раньше я задумывался об этой черте только в контексте обучения и тренировок, когда я сам и мои ученики не поддаваясь лени продолжали взращивать собственные умения. Огромная сила воли потребовалась, чтобы перебороть жажду мести, когда нести правосудие было непозволительно. Но никогда в моей жизни не было соблазнов, которым я не имел права поддаваться. Ворвавшаяся в кабинет Виктория разбудила во мне множество дремавших чувств. Слушая ее рассказ, я с восхищением подмечал, насколько она рассудительна и умна. Гордился тем, что она не позволила себе слабость, не доверилась слепо той, что звалась ее матерью, ведь все говорило о том, что не блага она ей желала. Но больше всего мне хотелось защитить ее от тревог и опасностей, что нависли над головой, хотелось оберегать ее от страхов и неудач. Виктория заставляла меня чувствовать. Я не планировал рассказывать свою историю. Не хотел, чтобы ее сердце болело за меня. Надеялся, что Виктория не заметит чертово почерневшее перо. Но она заметила, а промолчать тогда — было равносильно разрыву той тонкой нити, что успела связать нас за короткое время. Я чувствовал, как Виктория искренне переживала за меня, как хотела смягчить боль потери, как утешала мягким воздействием энергии. Я не преследовал цели вызвать жалость, лишь хотел, чтобы она знала — я доверяю ей. И она поняла, правильно оценив мой посыл и совершенно по-новому взглянув на отсутствие у меня золотого пера. Находясь так близко к ней, чувствуя ее прикосновения, видя запрятанные глубоко внутри девичьи желания, я едва мог справиться со своими. За прошедшие тысячи лет ни одна женщина не вызывала во мне такого неконтролируемого вожделения. Я даже позволил себе на секунду расслабиться, коря после этого мимолетного поцелуя, ведь понимал — не далек тот миг, когда я не смогу взять себя в руки. Мне нестерпимо хотелось быть ближе, чувствовать под пальцами прохладную кожу, а на языке вкус ее губ. Мы просидели до самой ночи, находясь друг к другу ближе положенного. Разговаривали о прошлом и настоящем, даже немного о будущем. Я рассказывал о том, как устроен ад, что ее будет ждать после принятия стороны. Виктория чувствовала себя свободно и раскрепощенно, позволяя себе игривые взгляды в мою сторону, в то время как я мечтал расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, чтобы дышалось свободнее. Уверен, непризнанная видела в моих глазах все, что таилось в душе, ведь улыбка, безумно соблазнительная, не сходила с ее губ. Она проверяла мою силу воли, будто выжидая, когда я сломаюсь. И я не выдержал. Каждое касание проходилось по моему телу импульсом, ток бежал по венам, а момент хотелось продлить до бесконечности. Действовало ли так перо, что искрилось на крыле Виктории, или дело в моих чувствах, я не знал, но никогда прежде не испытывал подобного. Я держал ее ладони в своих, поглаживая гладкую кожу и смотрел в глубокие, словно туман раннего утра, серые глаза. Виктория отвечала на каждый взгляд, открыто тянулась ко мне, не имея больше сил на борьбу с собой. Она двинулась навстречу первая, а я… рассудок твердил, что я не должен допустить новый поцелуй, ведь это было слишком опасно, в первую очередь для нее. Но противиться соблазну не мог. Коснувшись губами ее губ, прижал Викторию ближе к себе, обнимая за талию. Непризнанная поддавалась легко, мягко лаская поцелуем, трепетно, нежно и невесомо. Расслабляясь в моих руках, она обняла меня в ответ, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Неведомое прежде чувство зародилось глубоко внутри, голова кружилась от эйфории, пугая меня подобными реакциями тела. Мне не чужда была близость, в моем окружении мелькали женщины, способные утолить плотские потребности, но с Викторией все было иначе. Прикусив нижнюю губу, я легонько оттянул ее, после касаясь нежной кожи языком, отчего непризнанная напряглась, оцарапывая ногтями чувствительную кожу на шее. Она не отстранилась, не дрогнула, лишь прижала меня еще ближе, забывая обо всем, что нас окружало. Озвученные ранее откровения сблизили нас, а то, что происходило сейчас, ставило жирную точку в сомнениях и страхах. Я хотел быть с ней. Она хотела быть со мной. Нужно ли знать что-то еще? Влажный горячий язык двинулся навстречу моему, мягко, но напористо лаская. Воздуха не хватало в легких, но я не смел даже на секунду оторваться от Виктории, забываясь и теряя контроль. Выгнувшись, она грудью прижималась к моей, сильнее сжимая кожу на затылке, и я чувствовал, что она горит этой близостью не меньше меня. Мы были слишком близко друг к другу и в тот момент, когда дверь моего кабинета второй раз за вечер открылась без стука. Сбитое дыхание и затуманенный взгляд, вкупе с непрекращающимися объятиями, показывали явную картину происходящего. Я чувствовал приближающуюся энергию, знал, кто войдет в помещение, но не мог отпустить Викторию, вздрогнувшую от громкого хлопка. — Что здесь происходит? Фенцио быстрым шагом преодолел разделявшее нас расстояние, пристально следя за тем, как словно подростки, мы с Викторией быстро отстранились друг от друга. Но если непризнанная сидела, опустив взгляд в пол, я смотрел на друга спокойно и расслабленно. — Геральд, серьезно? А если бы в кабинет вошел не я, а Серафимы? Я крепче сжал ладонь Виктории, прежде чем отпустить и подняться с дивана, направляясь к рабочему столу. За окном стемнело, а мы даже не заметили, что провели вместе не один час. Общение настолько поглотило, что время перестало существовать. — Я слишком хорошо знаю твою энергию, чтобы ошибиться. Я лишь пожал плечами, весело подмигнув Виктории, которая неуверенно улыбнулась в ответ. Сцена, свидетелем которой стал ангел, была недопустима, и я понимал его недовольство. А еще я знал, что за недовольством скрывалась обеспокоенность не только за мою судьбу. — Ангел Фенцио, вы расскажете о том, что видели? Виктория смотрела на него совершенно ангельским взглядом, а я чуть не рассмеялся в голос, понимая, насколько демоническим на самом деле был этот взгляд. Она менялась день ото дня, и мне безумно нравились эти изменения. Из неуверенной в себе непризнанной, она становилось статной, дерзкой, свободной от предрассудков демоницей. — Уокер, — учитель снисходительно выдохнул, делая круг перед камином. — Не расскажу. Но при условии, что это не повторится. Не думайте, что родство с Серафимом даст вам какие-то привилегии перед остальными, правила едины для всех. Ухмыльнувшись, Виктория поднялась с дивана и направилась к двери. Поравнявшись с ангелом, она остановилась, задумчиво глядя на него. Я чувствовал ее сомнение насчет учителя. Виктория видела, что он относился к ней предвзято вначале, видела и то, что сейчас он смотрел на нее иначе. Фенцио действительно волновался о ее судьбе. — С Ребеккой меня связывает лишь фамилия. И, конечно, я готова нести ответственность за нарушение правил, если это потребуется, — Фенцио отвечал ей пристальным и внимательным взглядом. Казалось, будто они общались безмолвно, определяя степень доверия, которое могут друг другу оказать. — Спасибо. Последнее слово прозвучало совсем тихо, а после Виктория вышла из кабинета, мимолетно взглянув на меня и улыбнувшись. Напоследок окружила меня нежными флюидами сладковатой энергии, даря поддержку и заботу. Прислушавшись к этим невесомым потокам, я постарался найти хоть каплю сожаления о том, что произошло между нами, но облегченно выдохнул, понимая — она не жалеет. Когда дверь за непризнанной закрылась, Фенцио снова накинулся на меня. — Геральд! Ты подвергаешь ее опасности, неужели сам не понимаешь?! — он был возмущен. Тот факт, что Виктория не отказывалась от ответственности, его немного успокоил, так по крайней мере ангел мог надеяться, что она не перейдет незримую черту, но не отчитать меня он не мог. — Или ты считаешь, что она не права и мамаша прикроет ее задницу в случае чего? Я грустно покачал головой, подняв на него взгляд. В этом вопросе у меня не было сомнений. Ее мать не вызывала доверия, скорее наоборот, от нее можно было ждать подлости и угрозы. — Нет, я более чем уверен, Ребекка не только не защитит Викторию, но еще и доложит в первых рядах. — И поэтому ты так стремишься ее подставить? — он прикрикнул на меня, будто на провинившегося подростка. Надо сказать, сейчас я чувствовал себя примерно так. Рядом с Викторией мозг отключился, нестерпимое желание быть ближе, ощущать ее вкус, чувствовать, как под пальцами разбегаются мурашки, вытеснило остатки разума. Я не жалел об этом поцелуе, но переживал о том, что навлек на нее опасность. Напоминание о том, чего может стоить моя слабость, горьким привкусом осело на языке. — И что? Накажешь меня, как провинившихся учеников? Оставишь после уроков стирать пыль с учебников? Я начинал злиться. Не на Фенцио. На себя. Ангел был прав во всем. Я подставил Викторию и если сейчас нам повезло, допускать подобное снова я не имел права. — Серьезно? — он скептически приподнял бровь. — Мы конечно друзья с тобой, Геральд, но иногда ты бываешь слишком туп. Собирайся. — Куда? Я посмотрел на него в недоумении. Фенцио так резко сменил тему, что я даже опешил. С другой стороны, он бы не пришел ко мне в кабинет без весомой причины, уж точно не для того, чтобы узнать, с кем я провожу время. А значит у него было, что мне рассказать. — В библиотеку. Я кое-что узнал, и нам нужно это проверить. И поверь, тебе это нужно в первую очередь. Я быстро натянул помятую мантию, что висела на спинке кресла. Поправил рубашку и пригладил растрепанные волосы. Оглянувшись на опустевший кабинет, я улыбнулся, все еще чувствуя мягкий аромат пиона, дурманящий разум похлеще глифта. Фенцио заметил, что я задержался в дверях, он видел и понимал, что я чувствовал в тот момент, а потому ухмыльнулся. — Пойдем уже, Ромео.***
Уже было слишком поздно, и библиотека была совершенно пуста. Фенцио потребовал от меня найти все книги, со старыми забытыми пророчествами и легендами бессмертных. Мне же хотелось покрутить пальцем у виска, ведь все знали, что истинные пророчества хранились у серафимов на небесах, и лично у Сатаны в аду. Все эти книжонки, которые мы могли отыскать в школьной библиотеке, не более, чем сборники чьей-то воспаленной фантазии. Но друг так уверенно шел вдоль стеллажей, что я все же решил ему помочь. Книг было много. Мы разложили их на самом дальнем столе, и принялись за чтение. Единственное, что Фенцио мне пояснил, так это то, что в тексте должно говориться серафимах и высшей адской силе. От этих слов я покосился на него с сомнением. Какая тут может быть связь? Но все же принялся листать книги, вглядываясь в текст. Мы просидели уже два часа, а стопка книг уменьшилась только на треть. Я не до конца понимал, зачем мы этим занимаемся, а Фенцио продолжал молча переворачивать страницы. Глаза слезились от усталости, в носу свербело от пыли, а шея затекла от неудобного положения. Кромешная темнота за окном настойчиво намекала, что пора было отдохнуть. По прошествии еще получаса, ангел неожиданно оживился. Ухмыльнувшись, он пристальнее всматривался в выцветший от времени текст, концентрируясь на сносках, явно написанных кем-то из читателей. Я же мог только смотреть с недоумением. — Поздравляю, сегодня пальма тупости переходит от тебя к тому, кто пытался избавиться от этой страницы. — он весело поерзал на сидении и поднял на меня довольный взгляд, тыкая пальцем в оборванный край между ничем не примечательными листами. — Что ты имеешь в виду? — я отодвинул свою книгу в сторону и сосредоточился на той, что друг усиленно пихал мне под нос. — А то, что этот неудачник, видимо, слишком торопился. Страницу с пророчеством он вырвал, а вот другие, с рукописными комментариями к нему — нет. Это, конечно, не то, на что я рассчитывал, но всяко лучше, чем ничего. Я внимательно всмотрелся в уже расплывающиеся от времени чернильные записи, вырывая из текста отдельные слова и фразы. «Смертный потомок бессмертного?». Автор специально поставил знак вопроса. Ну, с этим как раз все было предельно ясно. Раньше никогда не было такого, чтобы появлялись непризнанные, связанные кровным родством. И только сейчас в школе появилась Виктория Уокер, дочь непризнанной, что первая и единственная стала Серафимом. Выходит, вся эта писанина о ней? Сквозь расплывающийся текст я с трудом распознал «золотое перо», и это тоже говорило нам о том, что Виктория — главная героиня пророчества. «Родительский гнев», «нарушение равновесия» и «высшая сила». Все эти отрывки одного текста не давали полного видения. Непризнанная была необычайно талантлива, несмотря на столь недолгое нахождение в школе, она опережала уже некоторых рожденных по знаниям и общим навыкам. Но насчет силы… Пока сложно было понять наверняка, какая сила в ней крылась. Неожиданно я поймал себя на мысли, что начал воспринимать все это всерьез, стоило увидеть лишь пару совпадений. Но то, что Фенцио продолжал пристально на меня смотреть, натолкнуло на мысль, что мы нашли именно то, зачем он меня сюда привел. — Я подслушал разговор Кроули и Ребекки, — он скривился от этого факта, но все же продолжил говорить. — Старшая Уокер боится. Боится собственную дочь. Боится того, что со всей своей силой она станет на противоположную сторону и разрушит равновесие к чертовой матери. Слова Фенцио вернули меня к тому, о чем я думал буквально только что. Невозможно предугадать, какими силами будет обладать новоиспеченный бессмертный. Могли ли Серафимы знать то, что неподвластно нам? Запросто. — Всей своей силой… это при том, что она даже не раскрылась еще. Поэтому Ребекке проще избавиться от дочери сейчас, пока Виктория не научилась владеть этой неведомой силой? — осознание пронзило до глубины души. — Думаю, да, — Фенцио кивнул, соглашаясь с моими рассуждениями. — Или переманить на свою сторону. Слышал, она раздобыла зелье. Я ухмыльнулся, вспоминая рассказ непризнанной. Осознанно или нет, но Виктория навлекла на себя большую угрозу, чем все мы могли предполагать изначально. Ребеккой руководил страх, а идя у него на поводу, она могла натворить немало глупостей. — Виктория разбила его о стену. Фенцио вздохнул. Ненадолго отведя взгляд, он задумался. Я видел, что он сомневался, не зная до конца, на чьей стороне ему стоит быть. Несмотря на выбор ада, Виктория нравилась ему своей целеустремленностью, ответственностью, тягой к знаниям. Но если уж высшие ангельские чины опасались того, что она может сотворить, стоило ли бояться ему? — Уокер в опасности. Ей надо быстрее познать свои силы и научиться ими пользоваться. Если все это правда, ее не оставят в покое. Я кивнул на его слова, думая о последствиях. Удастся ли изменить судьбу Виктории, если Серафимы действительно решат ее устранить? Или мы настолько постарели, что не можем мыслить здраво и раздуваем из мухи слона? Для себя я в итоге решил, что нужно держать нос по ветру, чтобы ничего не упустить и быть наготове. Это большее, что я мог сейчас сделать. — Ты же ангел, Фенцио. Неужели не боишься того же, чего так страшится Ребекка? Я посмотрел на него внимательно. Друг всегда был на моей стороне, но никогда еще между нами не вставали интересы Ада и Рая. И хоть уверенности в том, что все это правда, не было, я должен был спросить. — Вики не глупа, уверен, она сможет не наделать ошибок, — он отвернулся, рассматривая ближайший книжный шкаф. — А если наделает, ты поможешь ей их исправить. Я кивнул на его слова, принимая ту ответственность, что он возложил на мои плечи. И я был не прочь занять то место в жизни Виктории, которое ангел уже мне присвоил. Хоть мы и стали ближе, я опасался, что непризнанная вновь начнет сомневаться. Тем более, что нас до сих пор разделят закон Неприкосновения. — Геральд, — ангел поднял на меня взгляд. — Держи себя под контролем. То, что происходит между вами, действительно очень опасно. Для Вики. — Знаю, уж поверь. Я не допущу, чтобы она пострадала из-за меня. Разложив книги по местам, мы распрощались с Фенцио и я, наконец, отправился отдыхать. Аромат пиона преследовал меня повсюду, старательно вытесняя все тревожные мысли, что успели поселиться в голове за последние несколько часов. Этой ночью я спал крепко и спокойно. Следующее утро начал со свежей головой, трезво оценивая вчерашние события. Во-первых, я корил себя за необдуманность действий, которые повлекли за собой угрозу той единственной, что была для меня важна. Слишком громкие рассуждения, но Виктория действительно прочно обосновалась в моей голове, заставляя думать о ней постоянно. Во-вторых, то, что мы с Фенцио узнали о пророчестве, утром стало казаться мне глупостью. Мало ли что могло быть написано в старой, никому не нужной книжонке? Вряд ли Ребеккой руководил страх. Возможно она боялась позора, который последовал бы в высших ангельских кругах как только станет известно, что дочь ее выбрала стезю демона. Это звучало вполне логично и правдоподобно, а потому я выдохнул спокойнее, отправляясь на первый урок. Занятие у непризнанных должно было начаться много позже, сейчас же передо мной сидели ангелы, слушая очередную лекцию о воздействии. Им не было интересно. Я видел, что лишь несколько бессмертных внимали моим словам, в то время как прочие лишь перешептывались между собой. Одергивать их я не стал, усвоенная информация пригодится им на итоговом экзамене, не сдав который, часть из них останется на том же курсе, повторяя по кругу те же лекции и практические занятия. В кабинете находились и те, кто уже проходил обучение повторно, и им третьего шанса никто давать не будет. Впрочем, не всем же занимать высокие должности, кто-то должен и бумажки разбирать, да книги в библиотеках переписывать. Следующий урок протекал быстрее в томительном ожидании встречи с Викторией. Я раздумывал о том, что несмотря на утренние умозаключения, стоило начать тренировки по поиску ее сил. Уж вреда от этого точно не будет. Более того, непризнанная явно показывала на занятиях, что стремиться к большему, нежели факт признания одной из сторон. Она хотела быть лучшей и я мог ей в этом помочь. Когда урок закончился и я вышел на улицу, намереваясь отправиться к площадке, на которой проходили практические занятия, меня остановил взволнованный Фенцио. За одну лишь секунду я представил себе множество причин, по которым он мог быть встревожен, намеренно отсекая все, связанное с Викторией. Ангел шел быстрым шагом мне навстречу, пока я молил Шепфа о том, чтобы на школу обрушились казни египетские вместо того, чтобы нашла приключения одна единственная непризнанная. — Вики в лазарете. Пойдем. Я знал, что Шепфа давно не у власти. На кого он оставил нас, своих созданий, было не ясно, но в одном сомнений не было — моих молитв он не услышал. Не задумываясь о том, что скоро начнется урок, я направился в больничное крыло, ведь должен был убедиться, что Виктория в порядке.