Gamm leið - Путь Неба

— Ты бы выпил, Лодур… Это ведь не конец моей истории, а самое ее начало. Дионис делает небрежный жест рукой и передо мной появляется серебряная чаша с вином. Изящно очерченный рот вечно юного бога изгибается в подобии улыбки: — Лучшее. И самое крепкое из всех вин в моей коллекции. Не спорю, выпить мне не помешает. Не ожидал, что все услышанное произведет на меня такое гнетущее впечатление и вызовет целую бурю чувств и эмоций в моей душе. Жалость, сочувствие, сопереживание и…И любопытство узнать, что было дальше. Я делаю большой глоток приторно-сладкой и терпкой жидкости, потом еще один и смотрю на олимпийца. Торопить я его не намерен. Он теперь и сам не остановится, ведь рана вскрыта, и чтобы она перестала болеть, нужно дать ее содержимому вытечь до самого конца. …. День или ночь… Все равно. Он идет не останавливаясь. Так кажется ему, но на самом деле, он уже несколько раз терял сознание и лежал в забытьи под палящим солнцем или звездным светом, прямо на голых камнях или влажной жухлой траве. За ним черными тенями следуют горные волки и пока не подходят слишком близко, ведь у добычи еще есть силы. Но запах близкой смерти влечет хищников, не дает покоя, поэтому они стали его верными спутниками, его свитой… Приходит новое утро, и он понимает: у него не осталось сил даже на мольбу, тихий стон о помощи. Да и не нужно это… Боги глухи, люди жестоки и только смерть милосердна. Он слышит тихий шелест крыльев. Танат*. Он уже здесь. Пальцы складываются в неприличный жест и на это уходят последние ресурсы его тощего нескладного тела. На, бог, получи-ка свою долю почтения… Его запекшиеся сухие губы уродливо расползаются вверх-вниз. Не улыбка, смертный оскал. А небо вдруг падает на землю и накрывает его собой… — Танат пришел за тобой? Танат, не Гермес? — Не знаю, приходил ли кто-то вообще или я просто бредил. Но в тот день я не умер. Смерть явится за мной намного-намного позже. Запах молока и свежего хлеба щекочет ноздри, солнце бегает по лицу жарким зайчиком. Но глаза открыть невозможно. Веки не слушаются, не хотят подниматься. Что-то толкается у его губ. Ложка. Он пытается отвернуться, но ложка неумолимо следует за ним и снова тычется в то же место. — Пей. Не просьба, приказ. И он послушно открывает рот, глотая что-то терпкое и гадкое, и настолько горькое, что глаза от этой злой горечи распахиваются сами собой и упираются в удивительное лицо, густо заросшее курчавой шерстью. Ее коричнево-рыжие завитки всюду: кроме верхней части лба, носа, губ и глаз. Удивительных, ядовито-зеленых и без намека на зрачок. Эта глубокая, как омут, зелень изучающе вглядывается в него: с тревогой, с беспокойством и., и ожиданием. Таких глаз у людей не бывает. — Ты бог? — Я Пан. — Вот так я и познакомился с любимым сыном Гермеса, лесным божеством Паном и стал жить среди его подданных: нимф, сатиров и сатирисков, кентавров, дриад и наяд. Те дни были наполнены покоем и даже счастьем. Все-таки я был еще очень молод, чтобы жить только горем. Да это было и невозможно в окружении всех этих простых и добродушных существ. Они заботились обо мне, выхаживали, научили играть на свирели и делать вино из сладких и терпких ягод, которые я никогда не видел на рынке в Фивах, на который привозились плоды со всех сторон света. — Погоди, — перебиваю я —так значит, виноградная лоза и вино — не твои творения? — Нет —просто отвечает Дионис — как сказали бы в современном мире, я просто первым оформил патент. Эти дары природы существовали и до меня. Просто росли там, где человеческая нога ступала редко. И знаешь, Лодур, моя ложь о лозе прокатила. Прокатила на удивление легко и просто. Никто и не усомнился в моих словах. А ведь тогда я все еще был человеком, весь дар которого состоял в умении красиво и складно врать. Люди того мира… Да они были жестоки, но были и чисты. Наивны. Верили в любые россказни и сказки о богах, героях, чудовищах. И может быть, благодаря этой чистой, почти детской вере, чудеса в том навсегда утраченном мире случались каждый день. Мне было хорошо в лесу Пана, с которым я поладил. Он был умен, этот бог, которого на Олимпе считали выродком. Это нас в какой-то степени объединяло, я ведь тоже был выродком, ошибкой природы для обитателей священной горы, да и для людей тоже. Пан знал многое о мире, который нас окружал и охотно делился со мной этими знаниями. Учил простой примитивной магии природы, истории, языкам животных и птиц, деревьев и трав. А еще он не спрашивал меня ни о чем. Даже имени не узнал. Я сам назвал ему свое новое имя, имя под которым я годами позже вошел в олимпийскую Дюжину, как новый бог, как полноправный член Семьи. Новое имя я выдумал и включил в него божественный звук**, впрочем, его я включил во все свои имена: Дионис, Дифирамб, Дигон. Везде была частица имени того, кого я ненавидел больше всех остальных. — Зевс. Я не спрашивал, я утверждал. Догадаться ведь было несложно. Зевса юный Дионис считал виновником всех своих бед и ему жаждал отомстить. — Зевс —кивнул олимпиец — мифы зовут его моим отцом. Я его не назвал так ни разу. Даже когда он официально объявил меня членом Семьи. Вопреки своей воле, вопреки воле других богов. Но у него не было выбора, он должен был либо принять меня, либо…, либо я убил бы их всех. И я сейчас не выпендриваюсь, Лодур, не набиваю себе цену в твоих глазах. Тогда моей силы хватило бы на то, чтобы стереть с лица Земли не только жалких паразитов-богов, но и всех людей. Рагнарек по-олимпийски, Лодур, я легко мог бы его устроить. — Так почему не устроил, Дифирамб? — Почти по той же причине что и ты, мистер Мир***. Я не любил ни людей, ни богов, но я был безумно влюблен в мир. Многогранный, разнообразный, то яркий, то пугающий, постоянно меняющийся и всегда идущий вперед. Я выбрал не месть, я выбрал мир и никогда не жалел об этом выборе. А конец света… Ну… его ведь никогда не поздно организовать. Было бы желание. И Дионис смеется. Я смеюсь вместе с ним. Да, было бы желание… Но обычно подобные идеи приходят в голову самым ограниченным и недалеким из божественного или людского племени. Потому что не бывает никаких концов света. Любой конец — это всегда начало чего-то нового. Простое правило Вселенной, работающее без сбоев и исключений. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Танат* — крылатый древнегреческий бог смерти; Божественный звук** — речь идет о звуке "Ди", который присутствовал в первом и древнейшем имени Зевса — Дий; Мистер Мир***— одно из имен Локи у Геймана. Там оно используется больше для демонстрации жажды власти персонажа и его амбиций. Ваш автор хочет показать этим современным кеннингом Локи его связь с Митгардом, а также и осведомленность Диониса о статусе Локи в нашем времени.