Gamm leið - Путь Неба

Я не люблю вспоминать те дни, я вообще не люблю «уходить» в прошлое, хотя понимаю: его уроков забывать нельзя. Я вырываю себя из липкой паутины воспоминаний и возвращаюсь в реальность, в свои покои и к Фригг, продолжающей сидеть на своем месте и смотреть в одну точку. Я понимаю: сейчас она там, где только что был я. — Фригг — негромко зову я — Фригг... И богиня меня слышит, она поднимает голову и мутный туман прошлого уходит из ее глаз, сменяется жгучей, кипящей яростью. — Почему он выбрал тебя? Не сделал сам? Не попросил Тора или кого-то из берсерков из личной дружины? Почему ты? В каждом слове, произносимом асиньей звучит горькая боль, смешанная с той самой ненавистью, которой Фригг никогда не жалела для меня. Я пожимаю плечами: — Не знаю, свой выбор Гримнир мне никогда не объяснял. Он приказал, я сделал. — Зато я знаю! — Фригг встает со стула и начинает нервно расхаживать по комнате, кружа в пространстве, как раненый зверь — я всегда это знала…. Он выбрал тебя, потому что ты… Потому что ты его сын. Его настоящий сын, единственный из детей, похожий на него духом и характером. Такой же хитрый, изворотливый, подлый! Снова пожимаю плечами: — Я не знаю, о чем ты говоришь, Фригг. Имя моего отца всем известно. Я сын йотуна Фарбаути. — Ты лжец! Ты весь в него! В этого проклятого мужлана, которого я выбрала себе в мужья на свою же беду! Асинья срывается на крик, он гулким визгливым эхом отдается от высоких потолков покоев и неприятно бьет по ушам. Она подходит ко мне близко, наклоняет надо мной свое лицо и сейчас красавицей ее бы назвал только незрячий. Мертвенно-белая кожа с лихорадочным, болезненным румянцем, глаза смотрят, но не видят, в уголке рта неприятно блестит слюна. — Скажи мне правду, Локи, скажи мне правду! Признайся, что твоя шлюха мать родила тебя от Одина, который никогда не мог держать своего копья в штанах и прыгал с ложа на ложе, плодя ублюдков подобных тебе. Давай, Локи, скажи мне это, скажи, скажи, скажи, скажи…. Я хватаю ее за руку и сжимаю так сильно, как могу. Я хочу сделать ей больно и остановить истерику. Проще всего было бы дать Фригг хорошую оплеуху, но я… Я не бью женщин. Даже самых недостойных из них. Хватит и той боли, что ей причиняют мои пальцы, сомкнувшиеся стальным браслетом на тонком запястье богини. — Заткнись, Фригг — шиплю я — не смей упоминать мою мать даже всуе, иначе я вырву твой грязный язык и брошу его стервятникам, хотя и они не станут клевать такую гниль… Я еще крепче сжимаю пальцы и с губ асиньи срывается глухой, хрипящий стон. Но боль делает свое дело, безумие из глаз Фригг начинает уходить. Я резко отпускаю ее руку, и вдова Одина падает передо мной ниц. Даже не на колени, а просто падает, лицом вниз. Я слышу ее тяжелое дыхание и всхлипы. Богиня плачет. От боли или это финал истерики? Не имеет значения, в любом случае это пора заканчивать. Я встаю с кресла, давая понять, что время разговоров вышло. Я говорю тихо, но знаю, Фригг слышит каждый звук в моей речи: — Слушай мою волю, вдова Одина, богиня Фригг из Фенсалира. Ты вернешься в свой замок и останешься там. Тебе запрещено покидать его пределы, тебе запрещено принимать гостей, из всей свиты у тебя останется только твоя Фулла и еще две-три служанки по твоему выбору. Ты будешь жить узницей в Фенсалире до той поры, пока я не сочту, что срок твоего наказания вышел. Нарушишь мою волю — лишишься и тех жалких крох энергии, которые поддерживают твое никчемное существование, превратишься в убогую старуху и сдохнешь, забытая и людьми, и своими драгоценными асами… Асинья вскидывает на меня голову, я вижу слезы в ее бирюзовых глазах. Настоящие, не фальшивые, но… Они меня не трогают. Здоровой рукой Фригг прикасается к моим ногам, к мягкой коже высоких черных сапог из оленьей кожи. Умоляющий жест, жест надежды и ожидания милости. Но и к нему я остаюсь равнодушен. — Я готова умереть прямо сейчас, Локи. Но только скажи… Избавь меня от сомнений. В голосе Фригг столько искренней мольбы, столько надрыва и муки, что и камень бы дрогнул. Но только не тот, что прямо сейчас гулко стучит в моей груди только в одном ритме: помни, помни, помни. Я знаю, о чем просит асинья. Она хочет узнать, права ли она была все эти годы, считая Одина моим отцом. Но такой милости она недостойна. Брезгливым движением, как комок липкой грязи, стряхиваю руку Фригг с носка своей обуви: — Ты не сомневалась, отдавая приказ убийцам моей матери, ты не сомневалась, взирая со своего высокого места, как сгорает дотла Железный Лес, чувствуя запах живой горящей плоти! Ты не сомневалась, подвергая унижениям ребенка, отданного под твою опеку, ты не сомневалась, клевеща на меня и моих детей перед Одином и асами. Сомнения не делали твой сон беспокойным, они не терзали твою совесть, не впивались когтями в твою душу и в твое сердце. Ты не сомневалась тогда, но теперь... Теперь Фригг, сомнения пребудут с тобой вечно. Ты никогда не узнаешь правды. Не дожидаясь ответа от асиньи, я громко хлопаю в ладоши, двери в покои тут же с распахиваются и на пороге появляется Гримм и еще два волка-оборотня из моего клана и личной стражи. — Проводите госпожу Фригг —говорю я — и отправьте ее в Фенсалир. Гримм и стражники спешат исполнить мое поручение, а я… Я выхожу на свой любимый балкон, подставляю лицо холодному ветру и смотрю на бледные звезды. Чтобы взлететь надо упасть — эта часть пророчества Скульд всегда была и частью моей жизни. Почему я никогда не думал об этом раньше, почему смысл ее слов дошел до меня полностью только сегодня, после горьких воспоминаний о своей казни и казни Бальдра? Я падал в бездну, чтобы затем подняться на вершину. Я падаю в пропасть и сейчас, поселившись в мире людей, общаясь с ними, чаще чем с богами, меняя надчеловечность* на человечность. Но взлечу ли я, прервав падение или оно будет последним? Я задаю этот вопрос ветру и звездам, зная: они мне не ответят. И никто не ответит, кроме меня самого. Есть вопросы, ответы на которые прячутся в нас самих, и чтобы добраться до них, нужно вывернуться наизнанку, вспомнить все, что хотелось забыть, поймать себя настоящего за постоянно ускользающий хвост и посмотреть себе самому в глаза. Готов ли я к этому? Нет. Сделаю ли я это? Да. Конец третьей части. --------------------------------------------------------------------------------------- *Надчеловечность — божественность, своей надчеловечностью гордились боги Асгарда и жестоко высмеивали тех в ком видели хотя бы намек на ее утрату.