Gamm leið - Путь Неба

После первого обратного превращения я слег и провалялся в постели несколько дней. Каждая кость, каждая мышца, каждая жилка в моем теле беспощадно и мучительно болели и забываться беспокойным сном помогали только отвары матери: горькие, пахучие, густые. Пил я их с трудом, едва сдерживая тошноту после каждого глотка. Пил, потому что понимал: надо, другого лекарства для меня сейчас нет. Состав настоев я легко угадывал по запахам, которые никуда не делись после цикла обращений, они обрушивались на мое обоняние все с той же сокрушительной силой. Дурманящий черный полевой мак, терпкий зверобой, сладковатая ромашка, травянистая пряная валериана. Растения, унимающие боль и дающие недолгое забвение. — Так больно всегда? — задаю вопрос Гримниру, пришедшему осмотреть меня. — Ну… Да… Просто потом ты привыкнешь. Так уж устроен мир, люди и боги. Мы ко всему привыкаем. К наслаждению, к боли, к счастью, несчастью. Пресыщаемся всем. — Всем-всем? — Всем, кроме одного, Локи из Йотунхейма. Невозможно пресытиться знанием, ибо оно бесконечно. Всегда есть то, чего ты не знаешь, и это неведомое становится для тебя новым, манящим горизонтом… Зовущим, влекущим, обещающим: я предел. Но когда ты преодолеваешь и эту границу, за ней тебя нетерпеливо ждет новый горизонт. Чуть приподнимаюсь на мягкой пуховой подушке и задаю новый вопрос: — Но говорят, ты знаешь все, Вотан…. Хитрая улыбка мелькает в рыжей бороде и тут же прячется: — Говорят и...лгут. Я многого не знаю, Локи, например, мне не ведомо, как маленький мальчик, никогда не учившийся магии, легко и просто, одним движением руки создал огненный шар… Может, ты мне раскроешь этот секрет? — Я не помню — отвечаю я и вру. Потому, что помню свой сон-несон от первого и до последнего мгновения. Но мне не хочется рассказывать Одину ни про лабиринт, ни про огонек, который провел меня по нему. Отчасти нежелание откровенничать объясняется неприязнью к асу, сохраняющейся в моем сердце, ведь я не забыл его слова о матери, да и ее признание не стерлось из моей памяти. Но есть и другая причина, вынуждающая меня молчать: это тихий голос в моей собственной голове, бесконечно твердящий всего два слова — "не верь" . — Я могу помочь тебе вспомнить — предлагает Вотан. — В другой раз, сейчас я очень хочу спать. Устало зевнув, я падаю на постель, отворачиваюсь к деревянной стене, пахнущей смолой и летним зноем и действительно засыпаю. С желанием спать я Слепого не обманываю, оно во мне сильнее прочих... Самостоятельно встать на ноги я смог только на четвертый день. Пошатываясь и держась слабыми непослушными пальцами сначала за стулья, а потом за стены, я вышел из хижины и зажмурился от яркого утреннего солнца, ударившего мне прямо в глаза, привыкшие к полумраку. Я с наслаждением вдохнул свежий воздух, подставил лицо легкому ветерку и почувствовал: во мне просыпается голод. Все дни болезни я в основном пил — воду и отвары, а вот ел мало. От мыслей о еде, о свежем холодном молоке и горячих лепешках в желудке тут же началась буря и я задумался: смогу ли я залезть в погреб сам, хватит ли мне на это силы. После не слишком долгих размышлений, я решаю рискнуть и направляюсь медленным, шаркающим шагом за хижину, где под старым ветвистым вязом вырыт глубокий колодец-погреб для хранения еды: в его тёмной прохладе прячутся пузатые кувшины с молоком и жирной, густой сметаной, исходящий слезой сыр, ароматное вяленое мясо, масло и свежий духмянный мед. Я поворачиваю за угол хижины и до погреба мне остаётся сделать всего пару шагов, как вдруг слышу за своей спиной быстрые и легкие шаги и повернувшись на них, застываю в изумлении: перед моим взором оказывается самая красивая женщина из всех, что я видел раньше. Незнакомка не прячет лица за капюшоном или вуалью и это уже удивительно: все посетительницы моей матери всегда старались сохранять инкогнито, а еще — никогда не являлись сюда в таких пышных и вызывающих нарядах. Одета таинственная гостья в бирюзовые шелка с искусной блестящей вышивкой, ее сложную высокую прическу украшает серебряная диадема с бериллами редкого окраса и великолепной огранки. Высокий лоб, соболиные брови, глаза цвета морской волны, нежно-розовые губы… Передо мной стоит само совершенство, искренне восхитившее и очаровашее меня, но, увы: волшебству быстро приходит конец, потому что идеал открывает рот и надменным, неприятным тоном изрекает: — Где он? — Кто он? — до меня не сразу доходит, что незнакомка спрашивает об Одине, а когда доходит, то отвечать уже поздно, потому что она сама начинает говорить без умолку. — Не притворяйся, дурачком, йотун. Говори, где Гримнир! Мне точно известно, что он здесь, у этой лесной шлюхи... Отведи меня к нему, а еще лучше к ней…. Гнев бьет мне в голову как крепкое, выдержанное пиво, которое я порой таскал вместе с поварятами из запасов Фарбаути. Эта спесивая, высокородная дрянь посмела назвать мою мать шлюхой! Я едва не поддаюсь своему бешенству, но вдруг внутри меня, в самом моем мозгу раздается тихий знакомый голос, тот самый, что внушал мне не верить Одину. Он вкрадчиво шепчет: «будь умней, поймай свой гнев, смотри не глазами, смотри сердцем, смотри разумом». И я шумно выдыхаю и вместе с волной воздуха, выходящей из моей груди, из меня уходит и ярость. А новый вдох приносит свежесть морского бриза, йода, камней, нагретых солнцем. Все эти запахи исходят от незнакомки, перебивают сложный букет ее духов. Море… Фенсалир*…Фригг… Вот кто явился к нам! Жена Вотана, слухи о ревнивом и скандальном нраве которой дошли и до глуши Йотунхейма. Больше мне ничего вспомнить об асинье не удается, поток мыслей перебивается визгливо-командным: — Ну что ты стоишь столбом, йотун? Ты дурачок? Истину говорят, в Йотунхейме живут безумцы и слабоумные, выродки и выблядки, на которых так падок мой муж! Я же сказала: веди меня! — К шлюхе? — приторно-заискивающе осведомляюсь я. — Точно, идиот! К ней! — асинья от нетерпения и злости на мою нерасторопность топает ногой, ее красивый рот перекошен в гримасе раздражения. А я… Я прячу улыбку и спокойно говорю: — Пойдем, госпожа. И мы идем. Я веду ее к маленькой пристройке к хижине, в которой моя мать творит сейд и гальдр. Там нет окон, только дверь и еще кое-что, один небольшой секрет… Остановившись у входа, я показываю рукой на пристройку и говорю Фригг: — Она там, госпожа. Шлюха, которую вы ищете. — Так открой мне дверь, йотун! Притворяюсь испуганным и получается у меня это хорошо: от болезни я еще не отошел, мои руки и ноги трясутся от приступа слабости, которым обернулся мой короткий поход до погреба, а потом и до пристройки. Дрожь моего тела мгновенно улавливает богиня и презрительно хмыкнув, приказывает: — Отойди, трус! Выполняю это указание с огромным удовольствием. Асинья быстро подходит к двери в пристройку и резко распахивает ее, запуская во внутрь солнце и воздух. Фригг суетливо и смешно, как курица под крыло, засовывает голову в помещение и тут же поворачивается ко мне: — Тут никого нет, лгун! — Сделай еще один шаг, госпожа и посмотри прямо перед собой — советую я и уже не сдерживаю наглой ухмылки. Богиня кидает на меня недоверчивый взгляд, я вижу ее колебания и сомнения и подначиваю: — Так кто тут трус, моя госпожа? И тогда асинья делает шаг. Шаг для того, чтобы упереться взглядом в зеркало из гладкой, полированной меди и встретиться со своим собственным отражением. — Ну что? — ехидно осведомляюсь я — видишь шлюху? От громкого яростного крика богини пристройка начинает ходить ходуном, а я, сотрясаясь от хохота и из последних сил бегу прочь… -------------------------------------------------------------------------------------------- Фенсалир* — чертог Фригг, по версии некоторых исследователей Фенсалир находится на морском побережье, о чем свидетельствует корень "фен" в его названии, означающий "море", "морские глубины".