Gamm leið - Путь Неба

Асы прибыли в Йотунхейм в канун Сумарсдага и это было удобно: йотуны украсили дворец нежно пахнущими первоцветами, веточками морозника и вербы, разноцветными флагами в честь праздника, но гостям из Асгарда, мало знакомым с местными традициями, показалось — приветствуют их. Они радовались цветам, трепещущим на ветру знаменам и явно гордились собой: вассалы встречают повелителей, как должно. Лишь Один, едущий во главе кавалькады всадников, был суров и хмур, и я не сомневался:он знает истинное положение дел. Асгардцев мы дожидались в главном, самом большом дворе замка, и въезд их был пышен. Могучие кони с богатой, звонко звенящей сбруей, сверкающие золотом и серебром доспехи, оружие, искусно изукрашенное драгоценными камнями, развевающиеся пурпурные плащи… Было чему удивиться и на что подивиться. В Йотунхейме такая роскошь не принята и не приветствуется. Мужчину украшает храбрость, а не побрякушки и одежда, а доспехи и вовсе ни к чему йотунам-оборотням, легко меняющим ипостась прямо в бою и сражающимся уже не мечом и копьем, а когтями и клыками. Асы улыбались, улыбались и йотуны. Первые самодовольно, вторые фальшиво. Абьерн и Фарбаути не улыбались и вовсе. Не коснулась улыбка и лица моей матери. Лаувейя была спокойна и тиха, но мне не нравились ее глаза: печальные и тоскливые. Мать что-то знает? Подойти бы, спросить… Но нельзя. Я должен стоять там, где стою: по правую руку от Фарбаути, как и положено наследнику. По правую руку от Одина едет его наследник — Тор. Огромный, широкоплечий, высокий. Он пустил в шаг своего коня, норовистого гнедого жеребца, и вертит головой по сторонам, рассматривая дворец и всех, кто вышел встречать послов. Я вне зоны его внимания и это хорошо: пока Тор не смотрит на меня, я посмотрю на того, кого зовут надеждой Асгарда. Тор молод. Он старше меня всего на пять или шесть лет и уже считается взрослым мужчиной. Волосы цвета червонного золота свободно падают на плечи, но я замечаю в буйной шевелюре аса косички: знак того, что Тор побывал в настоящем бою. Завистливо вздыхаю. Когда же будет мой первый настоящий бой? Когда же мне бывалые воины под песни и стук барабанов заплетут мою первую косичку? Видимо вздохнул я не только тяжко, но и шумно, потому что Гримм больно наступает мне на ногу, напоминая: веди себя прилично. И я веду, но не перестаю рассматривать сына Вотана. Он светлокожий, но без веснушек, а глаза у него цвета весеннего неба. Синие-синие. Под золотыми, густыми и длинными ресницами. Румянец во все щеки, борода небольшая, аккуратно стриженая и тоже — золотом в лучах солнца переливающаяся. На губах улыбка добродушная, ее Тор щедро дарит всем присутствующим, демонстрируя вдобавок всем любопытствующим ослепительно белые ровные зубы. Да уж, красив ас, не чета своему грузному вечно смурному отцу. Вон как все женщины на Тора пялятся, даже Ангербода глаз с него не сводит и рот от восхищения открыла. На меня она так никогда не смотрела, как на этого надменного чужака. Ну вот погоди, дурочка, напихаю тебе лягушек и ужей в постель, будешь тогда знать…. Что будет знать Ангербода, я додумать не успеваю, потому что Фарбаути делает шаг вперед и начинает приветственную речь: — Оставайся целым, Всеотец, светоч мудрости, оплот Девяти миров. Добро пожаловать в Йотунхейм. Ухмыляюсь про себя. Речи Фарбаути вроде бы приветливые, но клянусь Имиром — снег на вершине горы Нидфьёлль* и тот теплее! И кланяться не стал йотун после слов своих. Сказал, что хотел и застыл как истукан. — И ты будь целым, Фарбаути, огненный великан, знающий все яды в Девяти мирах. Пусть дом твой процветает во веки веков, а жены** рожают только сыновей. Вотан резво спрыгивает со своего коня и подходит к йотуну и моей матери. — Не спешишь ты спину согнуть, Фарбаути, но сегодня преклонения колен с тебя требовать не буду. Не к данникам приехал я, к союзникам. Грядет вскорости битва, в которой Йотунхейм и Асгард должны пойти рука об руку… Но об этом не здесь и не сейчас. Всеотец отвешивает легкий поклон моей матери и затем поворачивается ко мне. — Твой наследник, Фарбаути? Совсем на тебя не похож… А вот и ответ на холод и нелюбезность йотуна последовал. Яд, который будет посильнее всех зелий Фарбаути, потому что проникает сразу в сердце, разум и душу. Лукавая улыбка мелькает в густой бороде Одина, и он добавляет: — Впрочем, мой Тор на меня тоже не похож. Вон какой детина вымахал. Кровь с молоком, золото с серебром, а ума… Ума на горошину. Впору подумать, не рогат ли я, не чужого ублюдка ли воспитываю? Вотан говорит громко, Тор слышит каждое его слово, но остается спокойным и это безразличие — знак. Перед нами ломают комедию, отрепетированную до мельчайших деталей заранее. — Тоор! —оглушающе орет Одноглазый, как будто сын не находится прямо за его спиной — Тоор! Молодой ас немедленно спешивается и подходит к своему отцу. — Вот, Тор, смотри. Это сын Фарбаути… Локи, кажется? Я прав, мальчик? — обращается бог ко мне. Всеотец решил делать вид, что мы с ним незнакомы и я бы помешал ему в этом, если бы не боялся подвести мать, а потому я отвечаю: — Да, Всеотец. Мое имя — Локи. Ас довольно кивает и снова поворачивается к Фарбаути: — Мой Тор старше твоего Локи, но дружбе, как и любви — возраст не помеха. А новый союз Асгарда и Йотунхейма сделает наших сыновей больше чем друзьями, он превратит их в братьев. Откуда-то в голове всплывают слова: «где брат твой, где брат твой, где брат твой» и она начинает идти кругом. Что же задумал Всеотец, зачем он провоцирует йотуна, слушающего слова аса с мнимой почтительностью, однако уже бледного от ярости. Вон как губы кусает Фарбаути! Верный признак гнева. А Один как будто ничего не замечает, он хлопает Тора по плечу: — Иди, сын мой, познакомься с Локи, а мы… Мы обсудим дела государственные за чаркой меда. Если угостишь ты меня им, Фарбаути…. Догадываюсь, что великан с удовольствием угостил бы Вотана чаркой яда, да такого, от которого смерть бы была мучительной и долгой. Но не может. Владыка должен думать о народе своем, о мире своем, о царстве своем в первую очередь, а о себе — в самую последнюю. Так учила меня мать, этому закону следуют Вожаки всех кланов в Йотунхейме. Поэтому Фарбаути все-таки отвешивает легкий церемонный поклон, и Вотан и его свита, а также мать и сам великан удаляются, направляясь в главную залу дворца, где давно расставлены и накрыты столы. А я остаюсь. С Гриммом и Тором, пристально смотрящим в спину уходящему отцу. И едва мои родители, Один и придворные полностью скрываются в черном огромном проеме входа во дворец, ас поворачивается и бросается на меня с яростным криком: — Ты никогда не займешь мое место! Он стремителен и быстр, но он огромен. Поэтому я легко уворачиваюсь в сторону, не забыв при этом подставить ногу летящему на меня Тору. Баааххх, плююх. Упал колосс в грязь лицом и не просто в грязь, а в дымящиеся конские яблоки***. Хорошо упал, вон как все зачавкало и захлюпало… — На твое место я и не претендую — язвлю я, показывая пальцем прямо в зловонную кучу и поклонившись с тем самым изяществом, которого от меня так долго добивался Гримм, но увидел только сейчас, улепетываю со двора со всех ног… Вслед мне летят окрики ворона и брань Тора, но останавливаться я не намерен. Не дурак. В отличие от некоторых. ----------------------------------------------------------------- Нидфьёлль* — самая высокая горная вершина в Йотунхейме; Жены** — в Йотунхейме не запрещено многоженство, поэтому Вотан не ошибся, а произнес приветственную формулу правильно, показывая, что ему хорошо известны все традиции и обычаи мира великанов; Конские яблоки*** — лошадиный навоз.