Gamm leið - Путь Неба

Гримм бросил на меня подозрительный взгляд и затем сообщил: — Позволь тебе не поверить, маленький господин. Что-то подсказывает мне, что, если оставить тебя без присмотра — ты обязательно заваришь кашу, расхлебывать которую придется долго. И хорошо, если будет кому ее расхлебывать! Поэтому… Ворон делает паузу, а я мысленно обращаюсь к Имиру. О прародитель всех великанов, о первый йотун*, пожалуйста, пожалуйста помоги мне! — Поэтому эту ночь я проведу под дверьми твоих покоев — заканчивает оборотень, а я так шумно выдыхаю от облегчения, что его темные глаза вновь впиваются в меня как иголки. — Ты помнишь, что я тебе сказал, Локи? Не пытайся пробиться в мысли Одина через сейд! Это верная смерть! Поклянись мне, Локи, поклянись в том, что не будешь этого делать! — Клянусь — легко и убедительно отвечаю я. Слова мои звучат искренне и это ничуть не странно: я ведь и не собираюсь творить сейд. Гримм одобрительно кивает и наконец-то собирается покинуть мою спальню. — Советую тебе лечь спать, мой господин. Убежден, завтра рано утром тебя призовут к твоему отцу и заставят отвечать за оскорбление, нанесенное Тору… И тебе нужно будет найти правильные слова… А я вот был убежден, что никуда меня не призовут. Я видел Тора недолго и обменялся с ним всего парой слов, но что-то внутри меня говорило: этот ас не из тех, кто жалуется. Но делится своими мыслями я с вороном не стал. Еще начнет спорить, а это надолго! Сейчас мне нужно только одно: чтобы он вышел из покоев и закрыл за собой дверь. И да… кое-что еще… — Гримм — окликаю я оборотня, уже взявшегося за бронзовую ручку двери — покажи мне Волчью звезду*! Вижу, что ворон изумлен моей просьбе, но… царевичам ведь не отказывают, не так ли? Гримм возвращается ко мне и идет к окну, а я иду следом, про себя бормоча слова заклятья, которым меня научила Лаувейя. Бормочу и чувствую, как внутренний огонь стекается, собирается у самых кончиков пальцев. Заклятье простенькое, из арсенала деревенских целительниц и знахарок, та самая презираемая женская магия, но… Какой же она может быть полезной! Как минимум, потому что, тот кто с ней незнаком, тот, кто ее отрицал и не учил — ее и не распознает! Еще бы и рабочей оказалась! Гримм распахивает тяжелые створки окна и быстро находит самую крупную и яркую звезду. Он тычет в нее длинным, худым пальцем: — Вот же она, маленький господин! Самая яркая! — Ага — говорю я, подходя к наставнику — теперь-то я точно запомню. Спасибо, Гримм — при этих словах я быстро беру руку оборотня и подношу ее к своему лбу. Вроде бы почтение выражаю, а на деле… Сбрасываю накопленную энергию в его плоть. Глаза ворона блестят как две темные переспелые вишни на ветке, он растроган моим жестом, а я… Мне стыдно. Стыд жжет мои щеки таким огнем, что я благодарю Имира за царящий в комнате полумрак. Уж кто-кто, а Гримм точно знает, что краснеть мне не свойственно. Да и стыдится поздно, дело сделано. Оборотень ласково пожимает мою руку: — Не за что, мой господин. Учить тебя — моя святая обязанность и мой долг. Я улыбаюсь: — Спокойной ночи, Гримм. — Спокойной ночи, царевич. И помни: ты поклялся! Гримм выходит и судя по шуму за дверью, устраивается прямо под ней на ночлег. Как же хорошо, что он не решился остаться тут, в спальне. Не посмел нарушить свой обожаемый этикет и дерзнуть спать в покоях наследника. В кои-то веки этот самый этикет оказался полезным! Выждав несколько минут, показавшихся мне вечностью, я на цыпочках подкрался к двери и услышал то, что хотел: спокойное, ровное дыхание спящего ворона. Заклятье сработало, сработало как надо, и теперь Гримм будет крепко спать до самого утра, а я… Совершу задуманное! Подхожу к открытому окну и поглядев на сияющую Волчью звезду, снимаю с себя всю одежду. Да, с оборотничеством так: хочешь, чтобы одежда осталась целой, раздевайся, иначе рубах и портов не наберешься. Обращается только тело, все что на нем надето или падает, если превращаться в кого-то мелкого вроде змеи или разрывается, если выбираешь для превращения крупную особь — волка, рысь, медведя. От свежего прохладного воздуха, потоком вливающегося в окно, мое голое тело покрывается гусиной кожей. Я стою с закрытыми глазами и представляю, как мое тело сжимается, стягивается в комок, быстро покрывающийся черно-белыми перьями. Когда картинка становится четкой, а мышцы пронзает мучительная резкая боль, начинаю шептать: Сорока-ворона по мирам летала, Сорока-ворона перья растеряла, Ветер носит перья в небе и земле, Кто перо поймает, тот берет себе! Вообще-то, произносить заклинания при оборотничестве необязательно, но мне так легче. Гримм говорит — это потому, что у меня способности к магии речи, играя словами, я быстрей добиваюсь нужного результата. Вот я и придумал для себя заклятья, больше похожие на детские считалочки. Смешно? Нет, потому что со считалочками или без — смена личины — это очень, очень, очень больно! С губ срывает тихий стон, который тут же переходит в хриплое шипение и треск — тррррр…. грррр… гррррэх… Получилось! Любой, кто заглянул бы в мою комнату прямо сейчас, не увидел бы в ней царевича Локи, но успел бы заметить, как маленькая юркая сорока вспорхнув с пола, исчезает в проеме окна и летит… Летит на холодный свет Волчьей звезды, указывающей путь к источнику Мимира… ------------------------------------------------------------------------------------------ Имир* — Имир, из тела которого по мифам сделаны земля и все, что есть на ней, был первым инеистым великаном и действительно считается прародителем йотунов; Волчья звезда** — Сириус, которую также называли Звездой льда и холода.