Последний ответ
26 июня 2022 г. в 21:05
К завтраку я подготовился основательно. Волосы мои были вычесаны, заплетены в косички, украшены кольцами из меди и янтаря. Белая рубаха сияла серебряной вышивкой, как молодая весенняя луна над Ярнвидом, а мое лицо такой приторной улыбкой, что самому было тошно. В трапезную я пришел до появления Тора и Одина и занял место по левую руку от Фарбаути. Как и положено законному наследнику.
Мне тут же подали блюдо с ломтями холодной оленины, щедро политой брусничным соком, смешанным с диким медом, чабрецом и цветками хмеля. От запаха и вида еды проснулся волчий аппетит, которого я от своего организма не ожидал, учитывая то, что я сделал и что еще предстояло сделать. Я набросился на мясо и за несколько минут проглотил все, что было на тарелке. Жестом позвал слугу и когда он подошел, попросил принести мне холодного молока.
Но насладиться ледяным питательным напитком не получилось. Не успел я сделать и одного глотка, как двери залы распахнулись и появились они — асы. Тор и Один. Без охраны и без свиты. Намеренное, показное нарушение этикета, демонстрация добрых намерений. Я бросил быстрый взгляд на Фарбаути, чтобы оценить, поведется ли он на этот спектакль. И облегченно выдохнул. Отец улыбался. Чужому взгляду такая улыбка показалась бы выражением искреннего радушия, расположения, доверия. Но любой йотун знал: улыбка Фарбаути не сулит ничего хорошего тому, кому она дарится. Улыбки отца в Йотунхейме боялись больше чем его ярости.
Церемониальных приветствий тоже не было. Один коротко поприветствовал Фарбаути, тот ответил. Тор вообще ограничился легким наклоном головы и невнятным бурчанием. Асы уселись за стол и тут же рядом с ними оказалась Ангербода. И завертелась юлой, подавая блюда, наполняя чаши и не сводя горящих глаз с молодого аса. Тот этим вниманием был доволен и кидал на вертихвостку такие пылкие взгляды, что было ясно: закончится завтрак и окажется парочка в гостевых покоях. Я скрипнул зубами от злости и ревности, и видимо, так громко, что в мою сторону повернулись и Гримнир, и Фарбаути сразу.
— Доброй ли была твоя ночь, юный Локи? — ласково обратился ко мне Одноглазый и я едва не брякнул «да, спасибо», как вспомнил: каждое «да» на этом завтраке может быть частью заклятия.
— Благодарю за твое беспокойство, господин —голос мой звучал ровно и спокойно, хотя сердце внутри стучало, как безумное —моя ночь была доброй.
— И длинной — лениво усмехнулся Тор — пока мужчины пируют, мальчишки спят.
— Не задевай Локи напрасно, помни, что ты гость, а он тут хозяин — шикнул на сына Гримнир и тут же повернулся к Фарбаути:
— Прошу простить моего невоспитанного отпрыска. В битвах и среди грубиянов-вояк проводит он дни свои и потому совершенно не отёсан, не умеет вести бесед и соблюдать правила. Но все же, Фарбаути, есть в словах Тора и истина. Твой Локи уже достаточно взрослый, чтобы занимать место за пиршественным столом среди мужчин и конечно, ему давно пора выйти из-под опеки твоей и Лаувейи и увидеть мир. Я приглашаю его в Асгард. Как гостя, как друга, как названного сына.
И Всеотец повернулся ко мне и единственный глаз его впился в меня, как острый клинок. И я понял, вот оно, началось.
— Ты хотел бы увидеть Асгард, мой мальчик?
Ох какой хитрый, какой простой вопрос, на который обязательно нужно дать ответ, и он не может быть отрицательным. Откажешься, оскорбишь асов, навлечешь гром и молнии на свой дом и семью!
Улыбаюсь во весь рот, растягивая улыбку до самых ушей:
— Все мечтают увидеть Асгард, обитель светлых асов, господин.
Легкое, едва уловимое движение бровей выдает: моим ответом Гримнир не доволен.
— Но я спрашиваю не у всех. Не всем предоставляется такая возможность и честь. Я обращаюсь к тебе, Локи и повторяю свой вопрос: ты хотел бы увидеть Асгард?
Чуть повышенной интонации в голосе аса достаточно для того, чтобы в зале воцарилась полная тишина. И воздух перестал пахнуть горячим хлебом, жареным мясом, пенным темным пивом. В нем появилась прохладная, щиплющая нос свежесть, какая бывает перед грозой.
Уже не только Один смотрит на меня. Но и Фарбаути. Зелено-оранжевые огни мерцают в
его темных очах, предупреждают, грозят. Смотрю и на Тора. У него равнодушный вид, но глаза уже не голубые. Темные. Свинцовые. Будто тучи, набухшие ливнем. Правая рука вцепилась в руку Ангербоды, ставящую очередное блюдо на стол. Дурочка думает: с нежностью. Я вижу, что одного движения Тора будет достаточно, чтобы сломать, а то и вырвать эту руку из плеча. Я отмечаю и умоляющий вид Гримма и встревоженное лицо матери. Я вижу все это и говорю покорно и громко:
— Да, Всеотец, я хотел бы увидеть Асгард.
Довольная ухмылка появляется на лице аса. Свое первое «да» он получил, осталось еще два вопроса и два согласия. И если я правильно понял все уроки и наставления Гримма — никакого перерыва в вопросах не будет. И точно, потому что Гримнир кивает и вновь спрашивает:
—Отправишься ли ты с нами, когда мы будем готовы покинуть Йотунхейм?
Киваю и говорю: — Да! Смирение звучит в моем голосе. Смирение раба, которого так желает получить Одноглазый в свою коллекцию покорных и послушных.
В единственном глазу аса загорается радость победы. Тор отпускает руку Ангербоды. Только трое в зале остаются напряженными: Фарбаути, не понимающий к чему все эти игры в слова, моя мать, чутко уловившая угрозу и осознавшая ее суть, и Гримм. Я вижу, как мать делает попытку заговорить и вмешаться. Но не может. И думаю: в зале сейчас магически лишены слова все, кроме асов и меня. Ну так даже лучше.
Продолжая ухмыляться, Гримнир открывает свой рот, чтобы задать третий вопрос, но я успеваю первым. Я вскакиваю на стол, я делаю колесо, я кукарекаю. Иду на руках, продолжая издавать безумные звуки. Я вою, рыдаю, пищу, шиплю змеей. Лица присутствующих в момент моего маленького представления достойны изваяния в камне. Фарбаути, Один и Тор — ярость. Мать — воплощенное изумление. Ангербода, слуги, Гримм — недоумение. Отец бы убил меня, если бы мог. Но не может. Чары, наложенные асом, работают не только на него, но и на меня.
Еще кувырок, еще прыжок и я распрямляюсь на ногах прямо перед Гримниром. Быстрое движение и с меня падают рубаха и свободные штаны. Я гол, как в миг своего прихода в мир. Но по насмешке в уголке сурового рта аса я понимаю: моя хитрость разгадана. Слишком наивной она была для такого как он. И эффект неожиданности, на который я так рассчитывал, не дал результата. Бог справился с гневом и изумлением, он готов задать свой третий вопрос и задаст его, даже если я сейчас влезу на стол и помочусь ему в чашу с медом.
Я прикрываю глаза и прикасаюсь к своему браслету, единственной вещи, оставшейся на мне. В нем скрыт нож с узким кривым лезвием, которым я перережу горло, сразу после того, как третья часть заклятья Одина прозвучит. Вот каким будет мой последний ответ. Ответ мужчины, готового принять на себя последствия своего безрассудства.