***
Джиён не уходит. Сынхён думает об этом весь оставшийся день. Он впервые за три недели готовит что-то сложнее, чем омлет, приводит квартиру в порядок, возвращает на место лампочки и мебель, прячет свечи и даже разгребает от фотографий тропинку между дверью и кроватью в своей комнате. Он пытается занять себя чем-нибудь, чтобы очистить мысли, но это не помогает, а перед глазами не перестаёт стоять картина вчерашней ночи. В отличии от него младший словно удаляет неугодный момент из памяти. Хотя кто его знает, в конце концов внешне они оба избирают тактику игнорирования проблемы. Сынхён предпочитает думать, что в выводах своих ошибся. Предпочитает закрыть глаза и представить, словно всё в порядке. Где-то к семи на телефон приходит смс от Минджи с предложением встретится завтра. Сынхён едва заметно улыбается. Он не удивлён, нет, но ему всё равно приятно, её волнение, хоть оно и раздражает местами. В конце концов он очень рад, что имеет таких замечательных друзей, ведь объективно Чхве нисколько не считает себя душой компании, напротив, глубоко внутри он все шутки о своём ужасном характере принимает и поддерживает. Жаль, что только глубоко внутри, но что имеем с тем и работаем, так ведь? Вечер проходит у Сынхёна в смешанных чувствах. Он запирается в комнате, окунаясь с головой в работу, но на деле лишь бессмысленно зависая над одними и теми же файлами в безуспешных попытках сосредоточиться. Сынхён напоминает себе труса, сбегает от ответственности и молча радуется тому, что не прятаться под одеялом хватило гордости, потому что запертая дверь и родные стены на этот раз давят на психику, взращивая в сердце чувство вины. И хотя там, за стеной, Джиён как обычно ничем не выдаёт своего присутствия, в эту ночь Сынхён всё не может о нём забыть.***
На встречу они решают идти вместе. Но если быть точнее, то с утра пораньше Сынхён, тихо матерясь, выбирается из комнаты и ставит Джиёна перед фактом. Джиён не против, но и не разделяет человеческого предвкушения. Возможно, Сынхён придёт в настоящий ужас если узнает, но Джиён его не так уж и плохо чувствует, пусть и не понимает. В конце концов, время от времени Сынхён ведёт себя слишком очевидно. И хоть это проявляется и не настолько ярко, как у некоторых его друзей, но когда Джиёну становится сложно игнорировать то, как едва заметно дёргаются уголки его губ в едва слерживаемых улыбках или как нервно он сглатывает, когда начинает сильно волноваться. В конце концов это не так уж и сложно. Сложнее было... "Я заставлю тебя бояться!" Джиён хмурится и мотает головой, отгоняя воспоминания. Воспоминания... Точно. Сынхён жаждет ответов. Проблема в том, что Джиён не готов их дать. Проблема всплывает. Проблема есть и её нужно решать, вот только как именно пока не ясно. Сынхён заявляет, что они опаздывают, а после тихо критикуя время встречи и друзей придурков. Джиён слушает в пол уха, сам не зная зачем, не то чтобы хоть кому-то из них это было нужно. Однако вслушиваться в чужой недовольный голос было приятно, хоть это и до сих пор воспринималось как что-то невероятно странное. От этого голоса сердце билось по особенному. Джиён заварил Сынхёну кофе, тот кивнул обыденно коротко и всё вроде бы было обычно. Но на подсознательном уровне осадок остался. И это заставляло младшего снова и снова задумываться о том, способны ли они вообще на гармонию. Способны ли люди или проблема именно в нём самом? Способен ли был Сынхён на понимание. Джиёну бы хотелось влезть в его голову, пройтись вдоль мыслей своей тихой поступью и остаться незамеченным вором... У человека снова была мигрень. Он постоянно хмурился чуть болезненно и время от времени массировал виски, Джиён гадал лениво, почти отстранённо, забыл ли он в очередной раз куда положил таблетки или забыл купить их вовсе. В любом случае, Сынхён не дал ему достаточно времени на раздумья. Он встал из-за стола, вылил недопитый кофе в раковину и кинул безразличное — Пошли уже От которого у Джиёна по загривку мурашки побежали. Он наблюдал за тем, как удаляется чужая широкая спина и твердил себе, что всё не так. Всё в прошлом. Однако с каждым новым шагом старшего, Джиён всё сильнее убеждался в страшной и обезоруживающей догадке. В прошлом уже никогда и ничего не будет. Оно слишком глубоко в нём укоренилось, не вытравить. Осознание это пугало до... Но Джиён встал, сжал руки в кулаки, чтобы спрятать дрожь, и сделал вперёд шаг. Потом ещё. Хватит, Джиён, достаточно. Никто не сможет помочь тебе, кроме тебя самого. Поэтому хватит...***
На улице рассветное солнце слепило глаза, Джиёну нравилось. Ему нравилось всё, только бы иметь возможность слышать хруст снега под ногами, пение птиц над головой. Только бы иметь возможность дышать этим морозным воздухом. Самым вкусным. Самым ярким. — М? Чипсы? Серьёзно? Вы подростки? — Джиён улыбается, бесстрашно подставляя лицо солнцу. На этом участке дороги разговаривать по телефону у человека начало входить в привычку. Хотя Джиён не уверен насколько это утверждение справедливо, при условии того, что сам он этого даже не замечает. Хотя справедливости ради стоит признать, что Сынхён много чего не замечает. — Нет уж, нет. Не заставляйте меня краснеть на кассе, это жестоко! Джиён распахивает глаза, выискивая среди снега конкретное и маленькое существо, и сердце его начинает биться беспокойнее как только он замечает следы маленьких лапок на снегу. Щенок лает задорно, приветливо размахивая хвостиком, и Джиён кланяется ему в знак приветствия. Он тоже рад. Вот только Сынхён идёт не замедляя шага, Джиён не планирует отставать сейчас, а потому стремительно проходит мимо. В конце концов у них ещё будет шанс встретится по дороге назад. Почему-то Джиён даже не сомневается в том, что его будут ждать. Так самонадеянно и всё же приятно. — Да, да, да, господи, да, Джиён со мной. Ещё немного и я буду думать, что он нравится тебе больше, чем я! Город как и прежде внушает липкое ощущение тревоги, Джиён игнорирует. Это пригород, всего лишь пригород, но от переизбытка запахов и красок голова кружится. Джиён злится на себя и игнорирует. А сердце назад в хлипкую безопасность одинокого парка просится, стонет, пытаясь таким образом проявить свою тревогу. Джиён... Игнорирует. Пожалуй, на этом жизненном этапе игнорирование проблем начинает входить в привычку, но Джиён не человек, он замечает, а как исправить всё не понимает. Вот только жизнь его ждать не будет, а потому Джиён хмуро вспоминает с десяток стоящих ребром проблем за раз и усмехается. Полный провал. Конечно, ведь они с человеком вновь выбрали методику взаимного игнорирования. А как иначе? Сынхён заворачивает в какой-то новый для Джиёна проулок и, прежде чем зайти в магазин, галантно придерживает для Джиёна дверь, тот правда широкого жеста никак не замечает, ничем не выказывая ни благодарности, ни раздражения. Сынхён бурчит себе под нос недовольное — Вот тебе и спасибо Джиён игнорирует. Вот вам и идиллия в отношениях. Сынхён решает не комментировать, хватает с прилавка первые попавшиеся чипсы и оплачивает покупку. Джиён следует за ним молчаливой и мрачной тенью отца Гамлета, отпугивая встречных прохожих. Думая о том, как же это должно быть странно смотрится со стороны, Сынхён не сразу понимает, что Джиён открывает перед ним чёртову дверь, возвращая должок. Вот ведь... Выглядит как дикая смесь сталкера с телохранителем, а сам то вежливый. Сынхён недоуменно приподнимает брови, но молча выходит из магазина первым. Сынхён проверяет на телефоне время и выпускает из лёгких полный безнадёжности выдох, потому что они снова опоздали, а это значит... — О боже мой! Неужели превеликий господин Чхве всё же решил почтить нас своим королевским присутствием?! — Дэсон очевидно уже успел получить от Минджи по первое число, и теперь подмазывается, умело переигрывая в подколах. Его план работает, и Минджи взрывается диким хохотом, от которого стоящий рядом Джиён недовольно хмурит брови. Самому же Сынхёну остаётся лишь закатить глаза и в очередной раз поразиться тому, с каждой бешеной скоростью они ссорятся или мирятся. — Очень смешно — после его слов младшие переглядываются насмешливо а после снова смеются. — Вообще-то да, очень — Минджи тщетно пытается создать видимость серьёзности. Сынхёну остаётся только смириться. Он проходит вглубь зала, кидая чипсы на занятый друзьями стол. — О, с крабами? — Сынхён закатывает глаза. — Какого лешего мы вообще постоянно собираемся настолько рано? — он лениво падает на диван рядом с сидящим у окна Ёнбэ — Ну жизнь же не должна казаться тебе мёдом, правда? — Дэсон по глупому играет бровями, непонятно кого вообще пытаясь этим впечатлить. Придурки они такие придурки! Но Сынхён всё же чувствует какое-то странное умиротворение. — Никакого уважения к старшим! Джиён за человеком не идёт, он нагло пользуется тем, что Сынхён полностью перетягивает чужое внимание на себя, и уже знакомым марштутом идёт к противоположной стене. В этот раз рисунки на ней выглядят гораздо более яркими и объёмными, от них немного рябит в глазах и, не сразу, но Джиён узнаёт в них надписи, которые сразу же пытается прочесть. Вот только буквы разуму никак не поддаются, не желая во что либо связное складываться. Джиён хмурится и добавляет в свой список очередную остро стоящую проблему. Он не идиот, он помнит немного, но от этого только хуже становится, потому что осознание острее и ярче. — Вообще-то да, очень — Какого лешего мы вообще... Джиён заставляет себя отвлечься от стен и обратить на людей внимание. они такие шумные, что голова неуловимо начинает кружится. На время Джиёну приходится закрыть глаза, чтобы позволить себе перезагрузить разум и успокоится. — Никакого уважения к старшим! — его человек пышет возмущением так привычно что почти успркаивающе. — Джиён-а, ты чего там стоишь, пошли к нам — Этот нежный голос Джиён узнал сразу, а потому обернулся. Дара... Её мягкое спокойствие словно целиком обволакивало. Из-за её слов остальные тоже обратили на Джиёна своё внимание, но он не спешил бросаться в омут, а потому лишь отвернулся назад к стене, чтобы донести до неё осознание того, что контакт окончен. — Ахах, он такой дружелюбный! Сразу видно, что вы родственники — Минджи с Дэсоном снова смеются, а вот Ëнбэ выглядит неуловимо хмурым. — Однако, до брата ему ещё далеко! — Джиён окончательно теряет к ним интерес, зацепившись взглядом за предмет стоящий в углу бара. — И не говори, подруга! — А Сынхёну почему-то становится дико стыдно. Мало того что бандит, так ещё и грубиян знатный! Ладно хоть теория с наркоманом пока ещё не оправдалась. Был бы полный джекпот. — Точно, оппа, у нас с Дарой же есть для тебя новость — Минджи легонько пихает подругу локтём под рёбра, побуждая её сказать что-нибудь — Правда же? — Дара кивает, скромно отводя взгляд. Минджи чуть обиженно поджимает губы, но принимает её молчание как факт и продолжает сама. — Фото с Джиёном из твоей последней фотосессии, извините за тафтологию — Работами с последней фотосессии — с излишне важным видом поправляет девушку Дэсон, та чуть хмурится в недоумении — Думаешь? — Ну а как ещё? — Сынхён не выдерживает интриги, слишком заинтересованный началом фразы. — Да какая разница?! Что там у вас? — Э! Хён, да ты необразованный! Нехорошо — и пока Дэсон старательно сдерживпет смех, до этого молчавший Ёнбэ всё же решает вмешаться. — Хватит мучать человека — Сынхён отвечает ему благодарной улыбкой. — Ах, точно — словно бы опомнившись, Минджи как ни в чём не бывало продолжает — Вобщем, фотосессией заинтересовалась журналистка. Её зовут Бом — и непонятно чего смутившись, продолжает — Пак Бом. Они с Дарой учились вместе на юриспруденции, возможно помните. Короче, она написала Даре на счёт тебя, спрашивала, будут ли твои работы на фестивале, круто правда? — Погоди, погоди — Дэсон непонимающе выгибает бровь — А Дара здесь причём? — Ты дурак? — Минджи аж вспыхивает от возмущения — Она бывшая модель Сынхёна, логично же, что она не просто знакома с ним, но и обладает некоторой информацией. — Хэй! Друг, земля вызывает Сынхёна — Ёнбэ аккуратно кладёт руку старшему на плечо, и Сынхён себя собой от эйфории не ощущает. Ему кажется, что вместо разума в голову закачали вату, иначе как объяснить это неуловимое чувство пришибленности, из-за которого мысли его ворочаются так вяло, а слова достигают слуха с такой ленивой неохотой. — Я... Да, я... Ох... — из груди его вырывается нервный смешок, потонувший во внезапном потоке нот. Сынхён как сквозь мутное стекло наблюдает за тем, как теряются поначалу его друзья, а после и сам вслед за ними теряется от внезапного осознания. Джиён. Предмет этот Джиён узнаёт не сразу, нет. Он изучает долго, робкими но встревоженно заинтересованными взглядами. В голове мутные вспышки воспоминаний появляются. Размытые, словно очертания предметов в темноте. Джиён подходит к нему аккуратно, почти крадучись, не до конца ещё осознавая зачем вообще он это делает, но уже не имея сил остановиться. Джиён не помнит как поднимал крышку пианино, но точно помнит, как отчаянно боялся и желал одновременно издать хоть звук. Как провёл самыми кончиками пальцев по манящим его клавишам, из-за чего будоражащие разум мурашки побежали по коже. Джиён вспомнил маму... Пианино стояло у неё посередине комнаты и гордо бросалось в глаза каждому входящему, и хотя Джиён и не помнил её лица, он точно помнил как её бледные из-за постоянных болезней пальцы любовно перебирали клавиши, позволяя чаруюшей мелодии литься небесным водопадом. И Джиён не хотел привлекать к себе внимание, честно не хотел, но эти клавиши оказались выше его сил. Он помнил точно в какой момент боязливые касания превратились в неуверенные нажатия. Он даже не помнил точно ни нот, ни их расположения, однако руки всё сделали сами, живя своей отдельной жизнью. Джиён стоял сам же одновременно напуганный и зачарованный собственными действиями. Краем сознания, Джиён заметил как нагреваться начали не менее встревоженные происходящим руки, однако Джиён всё никак не мог избавиться от ощущения ожёгов, оставляемых клавишами. Но почему-то именно в этот момент ему казалось, что оно стоит того даже если по окончанию он лишится рук. Даже если жизни. Это была колыбельная... Мамина колыбельная. Она выходила из под его пальцев и от неё, казалось, зависело в этот момент всё. Движение планет, звёзд. Во всяком случае Джиён не чувствовал в себе сил бросить не доиграв. Несколько простых и до ужаса глупых нот. И сердце сжимается так болезненно и фальшиво, что Джиён ошибается грубо и бескомпромиссно, но продолжает. Из под пальцев льётся: "сияй сияй моя маленькая звёздочка", а Джиён может думать лишь о том, что всегда ненавидел эту песенку в детстве, и, возможно, совсем немного о том, что был тогда идиотом. Сейчас он отдал бы всё только чтобы снова услышать её в исполнении маминых нежных рук. Хотя бы раз услышать.... Только бы... Вот только есть одна проблема. Ему нечего отдавать кроме жизни. И он отшатывается от пианино, поражённый осознанием в самое сердце. Отшатывается словно от смертельной угрозы, тщетно пытаясь взять себя в руки и удержать это гадкое бушующее пламя внутри. Удержать рвущиеся наружу слёзы. Он не помнит букв и не может разобрать ни одного иероглифа, не знает нот, не имеет достаточно сил для того, чтобы воскресить в памяти лицо матери... Зато помнит её, ненавистную песенку, вернувшуюся к нему прямиком из прошлой жизни. Так жалко. Он так жалок. — Здорово! — Дара хлопает в ладоши не громко и будто бы в подтверждение к словам. А Джиён вздрагивает всем телом, словно в один миг в себя приходя. Но дёрнуться не рискует, ему кажется сейчас, что тело переполнено настолько, что одно неверное движение, и языками пламени запылает город. Что рухнут все возводимые годами стены. Что спастись не получится. Но нельзя подавать виду. Нужно собраться. — Ты не говорил, что Джиён играет — Я, если честно, не знал... — Сынхён ерошит волосы на затылке коротким неловким жестом. А Джиён повторяет себе словно мантру, что нужно собраться. Собраться. Собраться. Собраться. А потому, скрывая неуверенность, он закрывает крышку пианино, из-за чего краска на ней трескается от жара его пальцев. Но не вспыхивает, и Джиён считает это победой. Но губы всё таки поджимает недовольно. Можно лучше. Слишком слабо. Опасен. Джиён вглядывается в кислотных оттенков стены, уже не особо пытаясь вникнуть в смысл надписей. Ну же, не смотрите, не смотрите. Но люди смотрят. И помощь приходит откуда не ждали. — Пойду провожу Джиёна до кухни — Зачем? — Сынхён смотрит растерянно, а Ёнбэ легкомысленно пожимает плечами. — Выглядит бледным, ему бы успокоится, воды хлебнуть. — Да я сам могу... — но Ёнбэ лишь качает головой отрицательно, прерывая. — Сиди спокойно — и Сынхён сдаётся, вновь откидываясь на спинку дивана, со смешенными чувствами наблюдая за тем, как Ёнбэ уводит Джиёна в служебные помещения. После их ухода за столом ещё пару секунд висит атмосфера гулкой неловкости. Первой в себя предсказуемо приходит Минджи. — Так вот, мы к чему вели то — она переводит на Дару суровый взгляд и та со вздохом продолжает за подругу. — Бом сказала, что если у тебя всё получится на фестивале, то она опубликует несколько фото в своём журнале. — Серьёзно?! — Абсолютно — Дара кивает сдерженно, а у Сынхёна земля из под ног уходит. Он даже не уверен, что правильно осознаёт себя от счастья. Неужели у него начало получаться получаться, и он приблизился к своей цели? Это же... Это же фантастика! И Сынхён смеётся так как не делал этого кажется вечность. — Хэй, бро, ты раньше времени не загоняйся только.***
Джиён не сопротивляется, когда всё такой же таинственный Ёнбэ уводит его прочь. Это успокоило, помогло взять себя в руки, вот только Джиён привык доверять себе, а не окружающим, а потому прекрасно понимает, что Ёнбэ хочет от него чего-то, вот только при остальных сказать не может. Действовал человек мирно, со вкусом. Он и правда привёл Джиёна на кухню, налил воды с стакан, позволил умыться холодной водой, дал время на то, чтобы окончательно собраться. Лишь стоял чуть поодаль, сложив руки на груди и думая о чем-то своём. Ждал покорно, пока Джиён не даст знака начать. Вот только младший этого знака не давал да и не собирался. Смотрел дикой, готовой к драке кошкой. Выжидал. Не зря. Ёнбэ не выдержал первым. Он вздохнул, чтобы привлечь внимание, установил зрительный контакт для надёжности. — Никакой ты ему не брат, так ведь — и не вопрос — усмешка. А голос спокойный, обманчиво расслабленный. Жаль, что Джиёна таким уже не проведёшь. Поздно. Дон опоздал лет на семь точно. — Братьев не находят на улицах и не пытаются выходить в домашних условиях, отказавшись от скорой. По крайней мере в том мире, в котором живу я — Ёнбэ усмехается с нотками горечи и продолжает — Я не верю ни единой его отмазке, а потому слушай. Сынхён добрый слишком. Добрее, чем кажется, но я не такой. Я не собираюсь прикрывать твою задницу и подвергать своих друзей опасности. Даже если я не прав. Даже если мои обвинения необоснованны. В отличии от Сынхёна я смогу сделать этот выбор, а потому запомни. — старший переводит дыхание, давая им обоим короткую передышку длиной в один единственный миг — Я сдам тебя. Кем бы ты ни был, чтобы не скрывал. Если хоть что-то позволит мне усомниться, я не буду сомневаться.***
Они развлекались до самого вечера. Довольно скоро Ёнбэ открыл свой бар, а потому в веселье почти не участвовал, но остальных это, казалось, не расстроило, они махали ему задорно время от времени и шутили одни им известные шутки, когда Дон проходил мимо. Сынхён был вдохновлён чем-то настолько сильно, что казалось ничего не могло испортить его настроения. Он упрямо не позволял друзьям избегать веселья, сам в числе первых осушая одну за другой. На этом празднике жизни Джиён чувствовал себя предсказуемо лишним. Он думал о Ёнбэ, и мысли эти не способствовали его хорошему настроению. Мимо них то и дело туда сюда мелькали люди. Их хаотичные передвижения напоминали Джиёну упрощённый вариант уносимых ветром снежинок. Он наблюдал за ними с нотками мрачной обречённости, забытый и ненужный. Люди вовсе не интересовали его, просто прислушиваться к разговорам Сынхёна было слишком сложно. Нить разговора постоянно ускользала от него, рвалась в самых неожиданных местах, словно между ними пролегла огромная, почти непреодолимая пропасть размером в языковой барьер. Я сделаю этот выбор. Джиён мрачно поджал губы. Это было до боли безнадёжно. Всё это. Все его жалкие попытки жить. Ёнбэ кидал на него время от времени долгие пронзительные взгляды. Он не был опасен. Во всяком случае Джиён не видел в нём угрозу, скорее источник проблем и пары-тройки нервных истощений. Сынхён был сегодня до безумия открытым, и под его хриплый смех, Джиён решил просто ждать. В конце концов это единственное, что он умел делать хорошо. Даже слишком.***
— Уверен, что сам доберешься? — в сотый раз уточнила Дара, оглядывая Сынхёна придирчивым взглядом, Чхве немного смутился, усмехнулся чуть нервно, но кивнул уверенно. Дару не впечатлило. Она как-то излишне строго и несправедливо раздражённо глянула на подъехавшее такси, окинула Сынхёна ещё одним мрачным взглядом, после чего неудовлетворённо поджала губы. После неожиданно повернулась к Джиёну. — Береги его! — тот растерянно посмотрел на Пак, но кивнул тоже вполне уверенно, не до конца однако понимая, чего она хочет. Дара коротко и ободряюще улыбнулась на прощание и кинув короткое — Наберёшь — села в такси. Остальные молча провожали машину взглядом до тех пор, пока она не скрылась за поворотом. — Может вас проводить стоит? — красноречиво глянув на Дэсона, спросила Минджи. Но тот лишь усмехнулся. — Прости, красавица, но я предпочитаю провожать до дома девушек, а хёна с ними перепутать невозможно даже под градусом. — Хватит говорить так, словно меня здесь нет, мелочь! — из-за такой несвойственной человеку экспрессии Джиён чуть приподнял бровь но промолчал. — Или вы можете подождать ещё пол часа до закрытия — начал было Ёнбэ, но это предложение понравилось Сынхёну ещё меньше предыдущего. — Ещё чего! Не хочу чтобы твоя Хёрин выцарапала мне глаза за то, что я заранее начал портить вашу совместную, семейную жизнь, которой ещё даже нет! — Моя Хёрин меня поймёт — с нажимом начал Ёнбэ, но в этот раз не выдержал уже Джиён. Он хмуро схватил Сынхёна за руку и, не давая ему и рта раскрыть, потащил старшего прочь. Чхве растерялся, но вырываться не стал, лишь махнул друзьям рукой в знак прощания. Суровый взгляд Ёнбэ Джиён чувствовал шкурой, но не счёл это поводом остановиться, напротив, ускорить шаг. После сегодняшнего разговора в голове засело абсолютно детское, даже гадливое желание подействовать этому человеку на нервы. — Странный ты — с усмешкой выдыхает Сынхён, кивая головой на их сцепленные руки. Джиён игнорирует. От человека пахло чем-то отдалённо похожим на лабораторный спирт. Этот запах Джиён уже ощущал на нём ранее. Их первая прогулка. Ситуация похожа а ощущается совсем по другому. "Там находится местная скотобойня..." Джиён неуловимо мотает головой в попытках отогнать от себя мешающие образы, да выходит со скрипом. Пальцы на чужой руке как-то сами собой разжимаются, вот только Джиёну сложно было сказать наверняка, обратили ли на это Сынхён хоть какое-то внимание. Пока он пребывал в подобном состоянии вообще сложно было сказать хоть что-то. Сынхён чуть не упал, поскользнувшись на запорошенном снегом льду, но ничуть не расстроился, казалось, что сейчас ничего не могло испортить для Сынхёна этот вечер. Он мычал незнакомую Джиёну песенку себе под нос так для себя несвойственно, что младший не успевал удивляться. Это значит быть человеком, уметь удивлять? В любом случае, эффект от так называемого пива был излишне ощутим. Прямо сыворотка правды. На территорию парка они заходят легко, словно под воду погружаясь, оказываясь в особенно волшебном мире. В атмосфере чарующего спокойствия. Но Джиёна стрелой — воспоминанием пронзает, выбирая из лёгких воздух, а из головы мысли. "Это же всего лишь звери..." Это нечестно. Не честно, что даже в этой иллюзии хрупкого умиротворения, Джиёну свой мир обрести не удаётся. "Ещё жив, чудище" "Уведите его" "Я заставлю тебя бояться...." Сынхён всё таки падает, запнувшись о собственные ноги, Джиён благодарен ему за то, что помог выбраться из воспоминаний. Уткнувшись в сугроб лицом, Чхве смеётся всё так же радостно, а после лениво переворачивается на спину, вдруг ни с того ни с сего начиная двигать руками и ногами в разные стороны и оставляя на снегу причудливые следы. Джиён сможет смеяться так же? "С ним можно..." Сможет перестать бояться снега? Бояться дышать, жить? И вспоминает невольно ощущение ужаса, что дарили ему текущие вместе с кровью осколки льда, изнутри царапающие вены. Вспоминает, как снег забивался в глотку, не позволяя сделать ни единого вздоха, заставляя задыхаться. Вспоминает. А потом смотрит, как Сынхён улыбается легко и искренне. Его мысли прерывает малюсенькая мордочка, толкнувшаяся в ногу. Джиён смотрит на счастливого Сынхёна ещё пару секунд, удивляясь самому себе. Опускается на корточки, касаясь мягкой шерстки почти так же неуверенно как чёрно-белых клавиш. Он извиняется мысленно за то, что не заметил и улыбается, пряча эту улыбку в темноту ночи. Щенок ластится к руке, и разве может быть лучше? — Эта ночь такая чудестная — человек снова смеётся не в силах держать своё счастье внутри. От смеха его щенок виляет хвостом активнее, словно бы под каждым словом подписываясь. Маленький предатель. Но Джиён с ними даже почти согласен. Почти. "Какое им может быть дело до смерти, верно?" И от слов этих дрожь по телу пробегается. "Я смогу сделать этот выбор" Нет. Нужно уйти. Куда угодно. Прямо сейчас. Раствориться в ночи страшным сном. Бежать. До стёртых в кровь дог. До сорванного дыхания. Плевать на договор, плевать на этого безрассудного человека, который предпочитает быть готовым ко всему. Плевать, но... Это глупо. Джиён опускает руку, запрещая себе принимать решение сгоряча, терять голову, терять бдительность. Он собирается встать на ноги, однако Сынхён не позволяет. Он хватает за руку, и резко тянет на себя, пользуясь тем, что Джиён слишком глубоко в своих мыслях увяз. План работает, младший падает Сынхёну на грудь, легко ударяясь о неё виском. В слух внезапно врезается мерный стук человеческого сердца, из-за чего Джиён чувствует себя парализованным и безвольным, теряясь в этих успокаивающих ударах, позволяющих ощутить себя как никогда... Позволяющим отогнать завесу одиночества. Сынхён опускает руку, позволяя Джиёну приподняться на локтях и заглянуть в глаза пытливым, вопрошающим взглядом. Сынхён чувствует его недоумение, но позволяет алкоголю взять контроль на себя и спихнуть всю ответственность за свои поступки на того далёкого Сынхёна, который будет жить в не менее далёком завтра. Сейчас он слишком подвержен эмоциям, слишком счастлив и слишком подвержен своим желаниям. Он тонет в этом моменте. В этом сладостном чувстве эйфории. В этих глазах бездонных. И он будет жалеть, понимает, знает, помнит, что будет жалеть на утро, но сейчас, поддаваясь неведомому порыву, пользуясь минутной растерянностью Джиёна, Сынхён целует, зарываясь мокрыми из-за растаявшего снега пальцами в чужие волосы и притягивая ближе.