Передавай привет

      Работа работой, а ребёнка кормить нужно вовремя. Хотя бы напоминать ему об этом.       Даже если ребёнку уже четырнадцать, и он при каждом удобном случае заявляет, что уже взрослый, почти что самостоятельный и ни в каком дополнительном контроле не нуждается. А то, что не сообразил себе к котлете что-нибудь на гарнир или ошпарился, голыми руками вынимая из микроволновки полную супа тарелку, — так это его личный выбор. Не говоря уже об измятой форме, неожиданно закончившихся в одиннадцать вечера тетрадках и потерянной где-то в шкафу шапке.       Власова выставляет на стол пару тарелок, едва ли не одновременно с этим отщёлкивает кнопку включения на электрочайнике и, попятившись в сторону прихожей, чуть склоняется, как будто бы сквозь стену собираясь взглянуть.       — Никита! — бросает она вглубь квартиры, ловко отправляя полотенчик на пустой крючок. — Иди завтракать.       — Ага, сейчас, — доносится до неё совершенно приглушённое, и вместо попыток поторопить Рита лишь покачивает головой. Практика и прекрасное знание сына подсказывают только одно — это «сейчас» может хорошо так растянуться.       И оно растягивается.       Маргарита расправляется со своей порцией завтрака, списывается с Холодовым по поводу новых экспертиз, заваривает крепкий кофе, просто обязанный взбодрить после довольно спешно пролетевшей ночи, едва ли не на половину сокращённой масштабным обыском на окраине Электрокамней, и откуда-то из недр холодильника выуживает початую плитку белого шоколада.       — Никита! — по новой зовёт она сына. — Твой завтрак сейчас превратится в ледяную скульптуру!       Из комнаты доносится что-то наподобие ответа, но из этого нечленораздельного, а в добавок ещё и довольно тихого бурчания Власовой не удаётся выхватить не единого поддающегося расшифровке слова. Коридор преодолевается за какие-то считанные шаги, и, уже припав плечом к косяку распахнутой настежь двери, капитан продолжает:       — Ты слышишь, что я тебе говорю?       — Ага, — немедля, кивает в ответ подросток. Он не отрывает буквально глаз от наполовину исписанной тетрадки и почти что непереставая, не думая даже аккуратно выводить буквы, заполняет предложениями строчку за строчкой. — Иду.       — Вчера ты не мог уроки сделать, правда? — вздыхает Рита, глядя на его заложенных тетрадками и учебниками стол. — Лучше же в спешке строчить что-то по утрам, обязательно что-нибудь пропустить, не успеть…       — Утро вечера мудренее, мам, — отмахивается Власов, с явным удовлетворением поставив в конце строчки точку. Потягивается, поднимается на ноги и почти что не глядя складывает в рюкзак стопку тетрадок, пару учебников и куда-то сверху закидывая ручку и наполовину сточенный карандаш. — Сочинение вчера не дописывалось. А сегодня — вот, придумалось, как и что добавить. У тебя кофе не остынет? — уже в дверях добавляет парень и, не дожидаясь ответа, удаляется в кухню.       Он наспех смачивает лицо водой, последние отголоски сонливости отгоняя прочь, достаёт из холодильника початый тюбик с каким-то экзотическим соусом, по словам мамы куда больше походящим на варенье, и в привычной манере застывает ненадолго у окна, не то с погодой заранее сверяясь, не то что-нибудь новое и непременно интересное надеясь там рассмотреть.       — Ты б приятеля своего на чашку кофе, что ли, пригласила, — пожав плечами, отмечает Никита, бросает на маму совершенно мимолётный взгляд и наконец усаживается напротив заждавшегося его завтрака. — Всё равно ведь уже приехал.       — Какого приятеля? — в удивлении вскидывает бровь Маргарита. Годы службы — это ведь похлеще актёрской карьеры будет. Это на съёмках можно делать дубль за дублем, наиболее удачные взгляды и тембры голоса подбирая, а в работе под прикрытием таких шансов уж точно никто не даст. Тут уж либо пан, либо пропал.       — Того, который уже какую неделю под окнами у нас паркуется, — поясняет парень и, словно бы и не собираясь продолжать разговора, вооружается вилкой, чайной ложкой и взглядом отыскивает пузатую сахарницу.       — Не говори ерунды, — отмахивается капитан, как будто бы ненароком приблизившись к окну и таки выглянув, ловко буквально в первый же миг среди множества припаркованных машин выхватив взглядом ту самую. — У нас под окнами по десятку машин постоянно стоит. Все мои приятели, что ли?       — Ладно, — пожимает плечами Власов, как будто бы высказанный аргумент показался ему достоверным. — Не приятель — значит, не приятель.

**

      Из душа Никита выходит в повешенным на голову махровым полотенцем. Не то скрыться за ним пытается, совсем как за мантией-невидимкой, не то им же перекрыть для себя намеревается все безрадостные вещи. Часы там, ранний час показывающие, календарь, о дне контрольной по химии напоминающий…       Но на пороге кухни занавес этот всё-таки убирает — налететь на стол или впечататься в какой-нибудь угол всё же не хочется куда больше, нежели спрятаться от предшкольной рутины.       — Ты уже уходишь? — спрашивает, не так чтобы сильно удивившись, взглядом в тот же миг выхватив допивающую свой кофе маму.       — Да, меня труп в Химках уже заждался, — кивает Рита в ответ. Отставляет на крыло раковины опустевшую чашку и в каких-то несколько шагов уже выскальзывает в прихожую, на ходу приветливо потрепав сына по влажным волосам и чмокнув в щёку.       — И ухажёр под окнами, — как бы между прочим вставляет он, сверкнув довольной улыбкой. Не то маме, не то всего лишь собственным мыслям. Не сомневаясь в собственной правоте, делает последний шаг до окна и, выглянув через стекло, только лишь убеждается, что знакомая уже довольно хорошо машина привычно стоит напротив подъезда.       — Никит, мы ведь с тобой уже поднимали эту тему… — начинает было Власова, сама не зная для чего и почему, не спеша раскрыть перед сыном все карты, но переведённым на неё серьёзным взглядом оказывается остановлена едва ли не на полу слове. Да, её мальчишка в какие-то моменты уже совершенно не маленький мальчик.       — Да ладно тебе, — хмурит он брови. — Как будто я против твоей личной жизни. Хоть когда-то был. Наоборот, всеми руками за, — решительно заявляет парень, а взяв совершенно небольшую паузу, добавляет, не сдержав абсолютно довольной улыбки: — и даже видел, как вы вчера целовались. Когда он тебя после смены привёз.       — Никита!       — Ой, да чего такого? — не дав матери даже толком возмутиться, отмахивается Власов. — Будто не видел никогда, как целуются.       Парень застывает в дверном проёме, оказываясь на расстоянии каких-то считанных шагов, и невольно наблюдает за тем, как мама подкрашивает губы почти что бесцветной помадой, поправляет и без того ровный хвост, натягивает на плечи лёгкое пальтишко и вновь устремляет взгляд на собственное отражение. Хочется отвесить какую-нибудь шуточку или высказать чего из разряда: «Я ведь говорил!», но он всё же удерживается, в улыбке разве что расплываясь широчайшей.       — Всё, я побежала. Завтрак — в микроволновке, согласие на диспансеризацию — на столе, посуду помоешь, — напоследок отчеканивает Маргарита и поцелуй адресует сыну на этот раз уже только воздушный.       — Степану привет, — вместо слов прощания вставляет парень и в ответ на вопросительный взгляд, удивлением буквально пропитанный, беззаботно пожимает плечами: — да я слышал, как ты называла его по имени и говорила, что через десять минут спустишься. Мам… я серьёзно, пускай поднимается в следующий раз. Чего он там, как бедный родственник? Познакомимся хоть.