Политическое завещание

Чаще всего Малиновский бывал весел. Честное слово, Андрей не знал другого такого неунывающего оптимиста. Казалось, Ромыч просто не умел скучать, грустить, расстраиваться, пребывать в унынии. Что бы ни происходило — Ромио, бывало, выпадал из образа минут на десять, но быстро приходил в себя, снова генерируя планы, идеи, да просто слова ободрения. Наверное, именно поэтому Малиновский был так необходим Жданову — полной его противоположности. Угрюмому, легко раздражающемуся, словно оголённый повреждённый нерв, видящему жизнь в серых тонах. Только Ромка мог заставить Андрея взглянуть на всё под другим, более оптимистичным углом. Пусть и ненадолго. Но вот таким президент своего друга не видел ещё ни разу. — Чи-и-иво? — протянул Рома спустя полминуты озадаченного молчания. Всё это время он смотрел на Жданова так, будто тот внезапно отрастил вторую голову, либо признался в давней тайной страсти к Милко. Малиновский потянулся к Андрею и отобрал из его руки стакан. Внимательно понюхав плещущиеся в нём остатки виски, он пристально взглянул в глаза Жданова. — Хм, — наконец пробормотал вице-президент. — Зрачки вроде не расширены. Но говоришь ты так, будто одним виски у тебя тут дело не обошлось. Делись давай, товарищч, что ещё употребил? Андрей рассмеялся. Наивный, наивный Ромашка. Порхает по жизни, как бабочка, не желая задумываться о том, какие вызывает тайфуны и смерчи в девичьих сердцах. Вот сейчас он совершенно определённо не воспринял всерьёз слова своего президента. Может Рома и прав, и все эти нежности между ним и Пушкарёвой вовсе не содержат за собой никакой романтики, но это неважно. Жданову было нужно, чтобы Малиновский в это поверил. И он поверит. — Нет, с чего ты это вообще взял, друг мой нетрезвый? — прервал Ромка нездоровый смех Андрея. — Катя слишком хорошо меня знает, чтобы совершать такую глупость. Жданов продолжал широко улыбаться, глядя на Малиновского с лёгким, раздражающим снисхождением. — Как будто «знать» и «чувствовать» всегда совпадают, — хмыкнул Андрей. — Кира вон тоже прекрасно всё знала о наших с тобой загулах и моделях, но всё равно продолжала уверять, что любит меня. — Но Катя-то — не Кира! — воскликнул Роман, махнув рукой. В его голосе слышалась отчётливая нотка паники. — Конечно Катя — не Кира! — прекратив ухмыляться, воскликнул Жданов. Он почувствовал, что почва под ногами друга ещё не выбита, но уже не так устойчива, как раньше. Стоило ещё немного поднажать. — Она не кричит об этом на каждом углу и не вешается тебе на шею. Катя понимает, что ты не способен на верность, постоянство и прочие серьёзные и скучные обязательства, вот и молчит о своих… чувствах. Знает, что ты на них не ответишь. Не хочет портить ваши отношения. Посреди этой тирады Ромио вскочил с кресла и начал мерить пространство перед столом президента нервными шагами. Судя по реакции друга, раньше мысль о том, что Катерина Валерьевна могла быть в него влюблена ни разу не приходила ему в голову. Как минимум со стороны Малиновского эти отношения были исключительно дружескими. Отчего-то Андрей ощутил сильное чувство удовлетворения. Видимо потому, что понял, что всё ещё хорошо знал своего беззаботного друга, никогда не испытывавшего сильные чувства. А то с появлением Пушкарёвой Жданов уже начал сомневаться в этом. — Да нет же, Палыч! — воскликнул друг, остановившись посреди кабинета и дёрганым движением засунув ладони в карманы джинс. — Ты что-то путаешь! Катя в меня влюблена — да это ж бред какой-то! Да она скорее в этого своего Коленьку влюблена, чем в меня. Скажешь тоже! Вот это вполне отчётливое отчаяние в голосе Малиновского говорило о том, что Ромка сам себя уговаривал, что слова президента — ложь. А раз уговаривал — значит уже поверил. Полдела сделано. Андрей довольно откинулся на спинку кресла и снова положил ноги на стол. — Может у меня и не идеальное зрение, Рома, — снова отпив немного виски, ответил Жданов, — но очки я протираю регулярно. И тебе стоило бы. Может тогда разглядел бы очевидное. — Да что очевидно-то?! — взорвался Роман, хватаясь за голову. — Что?! Я же не… И Катя ни разу… Андрей с искренним любопытством наблюдал за заметавшимся другом, внезапно растерявшим весь свой богатый словарный запас. Странная реакция на слова о том, что в тебя влюблён кто-то, кто тебе искренне симпатичен… — …но не в этом же смысле! — тяжело дыша, заявил Малиновский, наконец застыв перед столом президента, сверля его каким-то даже молящим, слегка безумным взглядом. Рома будто просил Андрея сказать: «Да не парься ты так! Я ж пошутил». Но Жданов не стал говорить этого. Просто снова растянул губы в лёгкой, сочувствующей улыбке. — Ну посуди сам. — Андрей разлил виски по стаканам, предлагая другу присоединиться. Но Ромка будто бы не заметил приглашающего жеста Жданова, не сходя с места. Президент вздохнул. Что-то пошло не так. Не на такие эмоции он рассчитывал, совсем не на такие. По сценарию идеально-алкогольного плана Жданова вице-президент должен был заинтересоваться перспективой перевести отношения с Пушкарёвой на новый уровень и оживлённо предвкушать их встречу, так, как это обычно бывало с каждым новым увлечением Ромио. Но вместо этого тот будто начал проходить те самые пять стадий принятия утраты. Сейчас вот было отрицание. Нужно было успокоить переволновавшегося Малиновского. Внушить ему, что это замечательная новость. Что очаровательнейшая девушка Катерина испытывает к Роману Дмитричу искренние и нежные чувства. И что Роман, которому девушка очевидно небезразлична в каком бы то ни было смысле, вполне мог бы воспользоваться ситуацией и слегка приударить за ней. Наверняка в его донжуанском списке должен был быть пункт: «переспать с краснодипломницей». Или же: «охмурить бывшую дурнушку». Андрей был уверен — Ромка не упустит такой шанс пополнить список своих романтических побед! Просто нужно было аккуратно подвести друга к этой мысли. А там уже дело техники — влюблённая девушка никогда так просто не уйдёт от объекта своей страсти. Кира тому хороший пример. В плане президента Малиновский должен был стать якорем, который удержал бы корабль Катерины у пристани Зималетто. — Посуди сам, — вкрадчивым, умиротворяющим тоном продолжил Жданов, поставив стакан Ромы на стол перед его креслом. — Попала Катенька в неприятности. О ком она подумала в первую очередь, когда встал вопрос об убежище? Он молча ткнул пальцем в нервно жевавшего губы Малиновского. — Я просил её помочь нам с проблемами в компании — Катя сомневалась. — Президент сделал ещё глоток, наслаждаясь алкогольной лёгкостью мыслей и уверенностью в своих действиях, которой в трезвом состоянии не испытывал. — Но стоило тебе, Ромео, попросить Джульетту: «Помоги нам, а?», — как она тут же… Тут же! Согласна на всё. Заторможенное восприятие реальности мешало Андрею осознать, что вместо того, чтобы успокоить друга, его слова вызывали обратный эффект: в глазах Романа разгоралась нешуточная тревога. Но Жданов уже не мог остановиться — его несло. — Она забила на конспирацию, на свою безопасность, на уговоры этого Зорькина — и вышла на работу. И всё только потому, что не могла бросить тебя в беде, — активно жестикулируя, едва не расплёскивая виски из стакана, увлечённо излагал свои аргументы президент, не замечая того, что Рома начал зеленеть. Малиновский наконец медленно опустился в кресло и отпил из своего стакана. Опустошив его, он отнял стакан Андрея и допил остатки терпкой янтарной жидкости. Жданов наконец заметил, что его доводы лишь сильнее расстроили друга, и озадаченно сложил ладони на животе. — Да и о Юлиане Катя рассказала только тебе, — слегка растерянно продолжил он, глядя как Ромка снова долил себе из бутыли. — И вообще, если бы ты взглянул на вас с Катериной со стороны, то давно бы всё понял. Женсовет до сих пор не поженил вас только потому, что считает ваши милования исключительно родственными. Вот если бы они знали правду… — Какую правду, Жданов? О чём?! — с какой-то даже агрессией в уже нетрезвом голосе воскликнул Роман, пристально глядя в глаза своего президента. Андрей наконец замолчал, отвечая другу таким же внимательным взглядом. Вот и гнев. Крик Ромы заставил зашевелиться в голове президента задавленные алкоголем остатки рационального мышления и те заключили: идея плохая. Не станет Малиновский играть с придуманными Ждановым чувствами подруги. Непонятно почему, но не станет. — Я вот сейчас тебя чего-то не понимаю, — слегка помолчав, задумчиво пробормотал Андрей. — Ты отчего расстроился? В тебя и раньше девушки влюблялись. Помнится, ты даже рад бывал такому раскладу — особо стараться чтобы впечатлить не приходилось. Раз-раз — и в дамки. С Катей-то что не так? Ромка упёрся локтями в столешницу и спрятал лицо в ладонях. С непонятным отчаянием потряс головой, глухо заключив: — Это ужасно, Андрей! Просто ужасно! Не может она меня любить! Не должно быть так! Депрессия? Жданов уже жалел, что вообще открыл рот. Молчал же все эти месяцы о своих подозрениях об отношениях друга и его Пушкарёвой. И молчал бы дальше! Нечего в чужие отношения лезть — запутаться можно. А в этих сам чёрт ногу сломит. Когда ж тебя, Малина, угораздило-то так вляпаться? Была же у Романа чёткая философская концепция в отношении дам: никаких обязательств! Только взаимные удовольствия. Чего с Катенькой-то пошло не так? Но отвечать Рома не торопился. Андрей молчал, боясь ухудшить непонятные душевные терзания друга. Малиновский словно выпал из реальности, сверля невидящим взглядом одному ему различимую точку на президентском столе. — Не-не-не-не-не, — наконец отмер Ромка, снова вставая с кресла. Он бормотал себе под нос, снова замельтешив перед настороженно глядевшим на него президентом. — Это же всё меняет, Жданчик! Понимаешь? Абсолютно всё! А я не хочу, чтобы что-то менялось. Всё и так идеально! Ничего Жданов не понимал, но решил благоразумно промолчать. — Надо же что-то с этим делать! — резко затормозив перед Андреем, резюмировал Роман. — Что-то придумать. Как-то отвлечь её внимание… Что же делать? Стадия торга. Что же именно терял Малиновский, если бы Катерина на самом деле оказалась в него влюблена? В душе президента поселилось и с каждой секундой крепло нехорошее ощущение, что своими неосторожными нетрезвыми фразами он запустил какой-то фатальный механизм. Жданов почти слышал удары этого адского метронома. Он даже не понимал, насколько был прав. С минуту Рома о чём-то усиленно размышлял, задумчиво водя пальцем по нервно подрагивавшим губам, а потом воскликнул: — Я понял, Палыч! — На лице друга засияло озарение. Но не солнечно-радостное, которое обычно красило лицо Ромки, а болезненно-лихорадочное, отдававшее нездоровым азартом. — Ты! — Палец вице-президента уверенно ткнул в сторону развалившегося в своём кресле президента. — Ты отвлечёшь её внимание. Ты влюбишь в себя Катю! Неожиданность смены курса плана вывела Андрея из равновесия. И из душевного, и из физического — он едва не опрокинулся вместе со стулом, сумев в последний момент податься корпусом вперёд и шумно опустить ноги со стола на пол, судорожно вцепившись длинными пальцами в подлокотники. — Я?! Почему это я?! — громким шёпотом возмутился Жданов ощущая, как его глаза едва не выкатились из орбит от потрясения. — Я думал что ты сам… Сам разберёшься со своей Катериной! Едва не проболтался о своей «гениальной» стратегии свести Рому и Катю. Андрей мысленно выдохнул, приказав себе собраться и прекратить психовать. Если Роман поймёт, что президент вовсе не уверен во влюблённости Кати, он вряд ли оценит фантазии друга. — Нет-нет! Это не должно быть сложно! — Малиновский не заметил оговорки Жданова, весь поглощённый своим собственным планом. — Я знаю Катю. Ты легко завоюешь её расположение! Вот смотри! Ромка шумно плюхнулся обратно в кресло, выцепив один лист из стопки чистых на столе президента. Зубами сорвав колпачок с ручки, он шумно выдул его на стол. Колпачок звонко отскочил от тёмной поверхности куда-то на пол, но ни Рома, ни Андрей даже не заметили этого. Всё их внимание поглотил девственно-белый лист. — Стандартных комплиментов ей не говори, — деловито и почти трезво начал конспектировать свои указания Роман. — Она их ещё с тех пор, как одевалась в матушкин хендмэйд, не переваривает. Решит, что ты над нею издеваешься. — Пункт первый был быстро заполнен скачущими округлыми буквами, торопящими и наскакивавшими друг на друга, будто не поспевавшими за полётом мысли своего творца. — Второе: обязательно дари цветы! Катя обожает цветы. И перетряси закрома своей памяти по поводу писателей-классиков. — Наставительный указательный палец друга особо подчеркнул этот пункт растерянному Жданову. — Если будешь связно о них рассуждать — она вся твоя. Строчка за строчкой — лист заполнялся под ошарашенное молчание Андрея. — При ней не прохаживайся по поводу Зорькина — смертельно обидится. — С каждым пунктом Малиновский будто всё больше приходил в себя, становясь увереннее. — Ещё она обожает плюшки эти… Как же их… — Ромка отчаянно жестикулировал и щёлкал пальцами в попытках вспомнить ускользавшее из памяти название. — Булки эти, сердечком которые… Московские, во! Московские булочки! Эти самые булочки стали последней каплей, переполнившей чашу абсурда в сознании пребывавшего в прострации Жданова. Это был его план! Его чёртова идея, чтобы сосватать Пушкарёву другу. Андрей был совсем не готов к такому крутому повороту, когда уже не он был кукловодом. Роль марионетки его категорически не устраивала. Не собирался он влюблять в себя Катерину! Хватит с него плясок с бубнами вокруг Киры. Баста! — Так, стоп! — воскликнул он, ловко выдёргивая ручку из строчащих пальцев Ромы. — Какие булочки, Малина?! Меня в ваши отношения не вмешивай, ладно? Сами разбирайтесь. Вот только что Роман был полон энергии и с упоением обдумывал план по избавлению себя любимого от ненужной ему любви Катерины. Только что. Но стоило Жданову перебить его — и весь азарт испарился. Малиновский внимательно смотрел на своего президента совершенно трезвым взглядом, будто только сейчас осознал, с кем и о чём говорил. — Да, — как-то вяло согласился он со словами Андрея. — Чего это я? Совсем с ума схожу. Конечно. Нельзя Кате в тебя влюбляться. — И добавил окончательно выбившее Жданова из колеи: — Ты же любить не умеешь. Рома решительно скомкал исписанный листок в белоснежный ком и кинул его в урну за спиной Андрея. Ком отскочил от края корзины и с грустным шорохом шмякнулся на пол. — Как будто ты умеешь, — растерянно и даже слегка обиженно протянул Жданов, глядя на упрямо поджавшего рот, бледного Романа. — Не умею, — не стал отпираться друг. — Именно поэтому Кате и нельзя меня любить. И тебя нельзя. Забудь, слышишь? — уверенно встав с места и продев руки в рукава куртки, заключил Ромка. — Забудь, что я тебе сейчас тут наговорил. Я выпил. Это всё несерьёзно. Ты прав — со своими проблемами я сам разберусь. Всё, сайонара! И, не оглядываясь, вышел прочь из кабинета своего президента. Всё, что оставалось Жданову — ошарашенно смотреть ему вслед. Очевидно, это была стадия принятия. Быстро, однако, Малиновский преодолел их, эти пять стадий. Что же, — слегка оглушённо подумал президент, — провала следовало ожидать. О Роме и Кате он знал слишком мало, чтобы суметь грамотно ими манипулировать. И раз Роман ему в этом деле не помощник, то выхода из ситуации с уходом Катерины по прежнему два: либо дать ей исчезнуть, либо… А вот что «либо» — Жданов не представлял. Всё, на сегодня размышлений хватит! Ни к чему хорошему они всё равно не привели. Андрей встал с кресла, собираясь уходить. Но стоило ему сделать шаг по направлению к вешалке, на которой его ждало пальто, как под ногой что-то обречённо хрустнуло. Бумажный ком, которым Ромка промазал мимо урны. Жданов наклонился и подобрал его. Над десятком убористых пунктов было выведено беззастенчивое: «Как влюбить в себя Пушкарёву Е.В.» Выбитый из колеи представлением, устроенным другом, Андрей автоматическим жестом убрал шуршащую инструкцию в карман.