POV Joji
У каждого человека есть определенный временной отрезок, выделенный для существования. Несмотря на общеизвестные рассказы о карме, люди, совершившие столь ужасные поступки в прошлом, как убийство со всеми атрибутами расчленения тела и изнасилования маленьких и беззащитных несовершеннолетних, могут жить гораздо дольше тех, кто целую жизнь провел в самозабвении и служении другим людям, щедро одаривая их своей любовью и совместным времяпрепровождением. К величайшему сожалению, рано или поздно многим придется лицезреть смерть близких тебе людей. Проводя по шестнадцать часов в отделении реанимации и интенсивной терапии возле больничной койки матери, подарившей тебе когда-то самое ценное — жизнь, я не мог сомкнуть глаза, утопая в океане собственных мыслей. Последняя поездка в Японию, затянувшаяся на два с лишним месяца, предстала прямой дорогой в ад с окружающими тебя демонами, подталкивающими тебя в бездну собственных проблем. Отправляясь в номер отеля в Токио лишь для сна, — врачи в столице были более квалифицированными и настоящими экспертами в области медицины — я воспроизводил всевозможные сценарии в голове. С одной стороны, я даже и смирился с возможной потерей мамы, засыпая возле больничной койки со скупой слезой, оставившей после себя побелевшую дорожку, а также взяв ее за исхудавшую кисть руки, костяшки которой стали более проявленными, а кожа — побледневшей, словно у человека, уже успевшего покинуть этот мир. Проживая беззаботную жизнь и занимаясь тем, что тебе и вправду нравится, даже и не представляешь, что организм самого близкого и дорогого человека в этом мире сможет поразить злокачественная опухоль, боль из-за которой оставляла морщинку меж бровей на ее безмятежном лице. Физически я не мог уснуть, словно мое тело забыло про возможность уходить в царство Морфея для восстановления. Круги под глазами становились все больше, а аппетит пропал за пару щелчков, стоило лишь черной полосе в моей жизни прийти на замену белой. В стерильной палате больницы мысли заполняли тематики выздоровления и возможность смерти матери, а по возвращению в отель — голова была забита мыслями о тебе, (Имя). Я проклинал себя за то, что не смог поговорить с тобой, искренне извинившись за все смертные грехи, совершенные мною. Я попросту не знал, что сказать... «Извини»? Слишком мелкие слова после всего содеянного. «Я не хотел»? Не-а, звучит как жалкое оправдание — такое бы только разозлило любого человека. «Я мудак»? Всего лишь констатация факта, даже не извинение. Я оказался самым настоящим трусом, что элементарно не был способен взглянуть тебе в глаза и бросить пару слов тебе в адрес, потому что считал, что недостоин одного лишь твоего присутствия рядом. Хватало лишь пары гудков, чтобы сбросить звонок на твой номер, в контакте которого закреплена фотография твоего дурашливого лица: таких сброшенных звонков было двести-триста, не меньше. Именно поэтому, приходилось коммуницировать через личного тайного агента, Брайана: он пообещал мне узнавать, как у тебя обстоят дела, а также время от времени удостоверяться, что ты нормально поспала, пообедала и ходишь на пары в университете. Честно говоря, парень делал бы это и без моей просьбы — он чувствовал себя виноватым ровно столько же, сколько и чувствовал себя я. Мне достаточно знать, что (Имя) жива и здорова, не напоролась на проблемы: зная на усиленные правила гравитации между приключениями и ее пятой точкой, она с легкостью могла бы такое проворотить. Однако моим хобби стало перекручивание всех возможных сценариев в голове после того, как мне получится пересечься с тобой где-нибудь. Возможно, это звучит не очень, но других вариантов связаться с тобой напрямую у меня не было. И в голове возникал самый главный вопрос — а будет ли так, как было раньше? Сможешь ли ты принять меня после того, как я совершил подобное? Смогу ли я восстановить прежнее доверие в твоих глазах? И, в конце-концов, сможешь ли ты искренне простить меня? Еще тогда, возвращаясь в номер первого забронированного отеля, я и представить себе не мог, что вновь смогу почувствовать этот нежный аромат лаванды, исходящий от твоей кожи и мягких волос, которые я настолько свыкся перебирать на кончиках своих пальцев, что механическая память вывела это в настоящую вредную привычку. Как мне показалось, вчерашнее решение прийти к тебе на работу смогло вернуть на свои былые места. Разумеется, доверие не восстановишь за пару секунд, придется отстраивать все заново, кирпичик за кирпичиком. То, как ты немного по-детски высовываешь язык, пересчитывая сдачу для клиентов, рассчитывающихся наличными, то, как ты улыбаешься приятным клиентам, которым ты пытаешься помочь всеми своими силами, то, как ты хмуришь брови, вспоминая, есть ли последний альбом The 1975 в складском помещении — по этому всему я настолько соскучился, что не мог оторвать своего взгляда от тебя. Даже неловкие взгляды, невольно опрокинутые тобой и другими посетителями магазина, ничуть меня не смущали, только подначивая оставаться рядом до конца твоей смены. — Может быть, ты перестанешь так пялиться? — Вздохнув, недовольным тоном спросила ты, как только бородатый мужчина лет сорока удалился из помещения с только что приобретенным виниловым диском. — И вообще, ты мне всех клиентов распугаешь, если будешь продолжать тут сидеть, — буркнула ты, скрестив руки на груди, после чего продолжила свой монолог, пока я зачарованно продолжал наблюдать за твоими движениями. Даже внешняя усталость не мешала твоим движениям быть грациозными и притягивающими взгляд. — У тебя что, дел своих нет? Лучше бы пошел записывать новый альбом, больше пользы бы было. — Хватит бурчать. Ты же говорила, что иногда на работе разгружаешь с начальником тяжелые коробки с новой поставкой. Может быть, тебе помочь? — Предложил я, вскинув плечами. На мое предложение ты лишь отрицательно помотала головой и поделилась, что Джек перед отъездом разгрузил все, что можно было разгрузить. — Тогда тебе лучше отдохнуть в кладовой, еще есть два часа до закрытия. Я могу поработать за тебя: раньше я подрабатывал в 7-Eleven, с кассовым аппаратом справлюсь, — от сложившейся картины миниатюрный Джордж внутри прыснул, еле сдерживая смех, из-за того, что я искал любой повод остаться с (Имя) как можно дольше. — Знаешь, а ведь правда! Я пойду и поужинаю, а ты постоишь здесь, — ты ехидно заулыбалась и буквально за миг испарилась в узком помещении в метре позади от кассы. Встав с насиженного кресла, на котором сотрудницы магазина обычно сидели во время затишья, лишь изредка выглядывая из-за высокой стойки, я мирно встал за рабочее место, и первый попавшийся клиент на мою самопроизвольную смену не заставил себя долго ждать. Тем временем, ты, пригнувшись, выглянула из кладовой с контейнером еды в руках и ткнула меня вилкой в бок, а затем, подмигнув, негромко сообщила: — Если нужна будет помощь, салага, обращайся к профессионалам. Должно быть, ты издеваешься? Черт возьми, ты правда издеваешься! Пф-ф-ф, да я обслужу всех посетителей лучше, чем кто-либо другой! Вот она — моя первая цель, бродит в отделе с современной поп-музыкой. Блондинка, на вид лет двадцать. Не удивлюсь, если она сейчас выберет что-то вроде Билли Айлиш — ничуть не осуждаю, некоторые из ее песен действительно хороши, но сам на постоянной основе я бы слушать такое не мог. Погодите-ка, она свернула в другой отдел... Интересно, что же сейчас она выберет? Хм-м, оказалось, что работать в магазине виниловых пластинок очень интересно, это сроду минутной сессии с психологом, где определяется твой психотип по одной лишь сделанной покупке. Незнакомая девушка проходила так между отделами приблизительно минут пять. В определенный момент у меня даже возникла навязчивая мысль подойти, как это любит делать большинство проактивных консультантов, и бросить эту типичную фразу: «Чем я могу вам помочь?». «Да ничем блять, отвали уже от нее. Тебе бы тоже не было бы приятно, если бы к тебе так подошли», — сердито отозвался миниатюрный Джо, что позволило мне наотрез отказаться от этой идеи. Стоило мне отвлечься буквально на минутку, незнакомка аккуратно положила альбом «Nectar» на стойку передо мной, параллельно доставая свой кардхолдер из сумки. Стоило девушке только поднять пару своих серо-голубых глаз, она чуть ли не выронила от удивления свои карточки на пол. — Боже мой, это реально вы? Не могу поверить своим глазам! — Клиентка была настолько восторженна от происходящего, что ее голос казался сбивчивым, а рука с карточкой дрожала. Улыбнувшись, я кивнул ей и рассказал, что подменяю хорошего друга, пока он отошел поужинать, опустив все подробности про свою девушку в целях собственной, а также твоей безопасности. Я озвучил сумму, после чего совершил не совсем понятные манипуляции на компьютере — надеюсь, ты чуть позже поправишь транзакции в системе — и провел транзакцию по карточке посетительницы, что смущенно попросила: — А можно будет попросить ваш автограф на виниле? Довольно хмыкнув и бросив короткий взгляд в сторону приоткрытой двери кладовой, я широко улыбнулся покупательнице и кивнул головой в знак соглашения. Порывшись минуты полторы в выдвижных полках деревянного стола, на котором находился весьма древний компьютер и кассовый аппарат, — видимо, в этом магазине винтажными были не только диски в ассортименте — я нашел заветный маркер черного цвета, после чего, размашисто расписавшись им, с удовлетворенной ухмылкой протянул виниловый диск девушке. — Блин, Джордж, а я думала, что музыка уже перестала приносить тебе доход, раз ты решил устроиться к нам на полставки, — твой голос звучал по-издевательски властно, пока твоя же рука резко похлопывала меня по спине, устраивая спектакль, целиком сотканный из одной лишь неловкости перед покупательницей, что от непонимания происходящего глупо похлопывала глазами. — Ладно уж, хватит флиртовать. Тебе еще подмести нужно будет перед магазином — тогда и окупишь свой долг за плохое поведение, — еле слышно хихикнув, она поблагодарила незнакомую девушку за покупку. Это что, ревность? Или, может быть, (Имя) пытается расплатиться другой монетой за содеянное? Гм, хорошо. Мой тяжелый и одновременно мрачный взгляд, брошенный на твою явно усмехающуюся от происходящего физиономию, явно дал тебе понять, что это — перебор. Уловив его, ты постаралась вывести все это в шутку, и, хоть у тебя не совсем хорошо получилось, клиентка была в плюсе — винил, да и еще с автографом. Должно быть, его можно будет сбагрить за приличную сумму... Как только блондинка удалилась из помещения, ты выдала: «Думаешь, я шучу? Тебе и правда подмести нужно будет. Раз взялся за смену — берись и за полный список обязанностей». Не принимая никаких возражений с моей стороны, ты равнодушно покачала головой и отправилась обратно в кладовую. — Может быть, я смогу расплатиться чем-нибудь другим? Ну не подметать же! — Возмущенно воскликнул я, следуя за тобой. — Может быть, за тебя нужно сделать какое-то задание в университете? Или ты хочешь новую сумку? — Торгуясь, я всплеснул руками, а ты остановилась, раздумывая над предложением, а спустя несколько секунд ты отказалась от предложения по выполнению университетских заданий, аргументируя это тем, что я окончил бизнес-школу, а твоя специальность даже не была смежной с бизнесом. — Как я понял, сумка тебе не нужна? — Отчаянно переспросил я, проходя в кладовую. — О, хорошо, что ты сюда пришел. Метла вон там, — вкрадчиво сказала ты, пальцем указывая на запыленный угол узкого помещения, где и покоился огроменный веник. По мне было заметно, что идеей подметать участок перед магазином на оживленной Бруклинской улице я не горел, но другого пути искупить собственные грехи я не видел. Понуро опустив голову и зацепив твою кепку, покоившуюся на поверхности твоего огромного рюкзака, я нацепил солнцезащитные очки и побрел с увесистой метлой на улицу, приняв свою участь. — В качестве благодарности, сходим вечером поужинать, если захочешь! — Увлеченно наблюдая за всей ситуацией, выкрикнула ты вслед мне. Яркие солнечные лучи, пробираясь сквозь неплотную белоснежную тюль твоей спальной комнаты, заставляли сожмурить глаза от палящего веки света — лето было уже не за горами. Помнится, в школьное время лета я ждал больше всего: единственной заботой на тот момент была победа в американском футболе против мальчишек из параллельного класса, прослушать легендарные альбомы хип-хопа начала двухтысячных и вдохновиться ими же, вывешивая постеры исполнителей того времени в своей небольшой комнате, а также нужно было не забыть помыть посуду, оставшейся после завтрака мамы и сестры перед их приходом. Фотография с последней, кстати говоря, до сих пор покоится в рамочке при входе в Бруклинский дом. С каждым же годом забот становится все больше и больше — не успеешь оглянуться, а снежный ком из них уже катится вниз по крутому склону прямо на тебя. Я никогда не откладывал ни единой возникшей проблемы на дальнюю полку, покрывшуюся толстым слоем пыли. Однако последнюю проблему длительной комы матери я решить, к величайшему сожалению, не смог. Несмотря на то, что операция по удалению опухоли прошла успешно и, казалось бы, многочисленных метастаз не должно было остаться в организме матери, но ее нахождение в коме уже третий месяц не оставляло никаких надежд на положительное развитие событий. Я никогда не был оптимистом. Вспоминая звонок из Японии от сестры спустя неделю после того, как ты первым рейсом уехала из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, я был уверен в том, что это была своеобразная карма, расплата за столь дерьмовый поступок с моей стороны. Цистерны литров алкоголя и десятки граммов травы, первое время, помогали мне избежать той реальности, в которой находиться вовсе не желал. К моему счастью, рядом со мной находился Брайан и Фрэнки, один из моих музыкальных продюсеров, с которым мы часто проводим время вместе не только в студии, но и за ее пределами — эти двое смогли вправить мне мозги за короткий промежуток времени, после чего я улетел в Токио первым же рейсом. Моей же второй проблемой была ситуация с тобой. Одна часть меня упорно доказывала, приводя всяческие аргументы и демонстрируя многочисленные графики о поджимающих сроках касательно тебя, что подобное откладывать вовсе нельзя, пока другая со смиренным лицом кивала в сторону больничной койки матери — я разрывался между двумя важными мне людьми, и, как только сестра взяла отпуск по семейным обстоятельствам, я помчал на всех порах обратно в Соединенные Штаты. Даже если и оптимизма во мне — ничтожная капелька на дне стеклянного стакана, я всегда верил. Верил в то, что даже у самого темнейшего тоннеля жизни есть свет в конце. Вновь просыпаясь с тобой по утрам, я не мог поверить, что происходящее — реальность. Какое бы дерьмо не творилось в моей жизни, я всегда помнил о приятном запахе твоего тела, мягкости твоих волос, а также о волшебности твоей личности, оставившей невероятный отпечаток на моей душе, что с каждым километром, разделяющем нас, обжигал и приносил невыносимую боль. Не сдержав своего обещания, рука автоматически потянулась поправить твои бархатистые волосы, невесомо спадающие на твое лицо — самые красивые черты этого лица снились мне на протяжении периода нашей разлуки с тобой, (Имя). Когда я, черт возьми, успел так привязаться? Внезапно твое дыхание сбилось со своего прежнего ровного темпа, а сердцебиение, ощутимое в виду близости наших тел, стало ускоряться с каждой секундой. Сквозь сон ты лишь невнятно бормотала «Нет, пожалуйста», «Не надо» и «Умоляю», затем начала ворочаться, словно пытаясь избежать нечто страшное, побуждающее кровь в ту же секунду застыть в жилах. Испугавшись от происходящего, на инстинктивном уровне пришлось нарушить свое обещание и во второй раз, аккуратными движениями потряхивая тебя за хрупкое плечо — от этого ты резко раскрыла свои заспанные глаза и рывком отодвинулась от меня, прикрывая свою грудь, обтянутую черной майкой на тоненьких бретельках, одеялом, а с твоих губ сорвалось «Не трогай меня». — Что тебе приснилось? Не бойся меня, все хорошо... — Успокаивающим тоном, почти полушепотом, произнес я, вновь виновато подняв ладони, таким образом гарантируя твою безопасность. В твоих распахнутых глазах читался коктейль из животного страха и будоражащего испуга, что побудило меня вопросительно вздернуть бровью. Неужели ты до сих пор меня боишься? Не могу представить, что та ночь в Лос-Анджелесе нанесла столько вреда твоему ментальному здоровью. — (Имя), повторюсь, мне жаль за все, что произошло в прошлом. Я уже пообещал тебе, что впредь такого не произойдет, и я намерен сдержать свое обещание, — медленно проговорил я, увеличивая расстояние между нами. — Прости... Не знаю, что на меня нашло, — невнятно прошептала ты, держась двумя руками за свою голову и слабо оттягивая волосы на висках назад, когда из влажных глаз непроизвольно потекли две одинокие слезы, а маленькое тельце задрожало. «Молодец, Джордж! Напомни, какой это раз по счету, когда ты заставляешь ее плакать? Третий? Пятый? Ты бьешь все рекорды!» — Воскликнула миниатюрная версия меня в голове, аплодируя стоя тому, что моя девушка плачет от одних лишь моих прикосновений. Мда, над этим еще стоит поработать вместе. «Это самое... Ты хотя бы обними ее, что ли. Не видишь, она плачет», — щелкая пальцами перед моими глазами, напомнило сознание, что я и сделал. — Спасибо... Что ты рядом... — Хныкая, сквозь слезы поделилась ты простительным голосом. — Помнишь, что было вчера вечером в ресторане? Я пообещал тебе быть рядом всегда, когда это представится возможным, — в уверенном тембре проскользнула пара ноток волнения перед неизвестным. — Конечно, нужно будет обдумать все, как это можно будет организовать, раз у тебя пока не получится покинуть Нью-Йорк, но мы что-нибудь обязательно придумаем. Вместе, — анализируя сложившееся положение дел, я покрепче обнял тебя, прижимая к себе как можно сильнее, уткнувшись носом в твои волосы, отдававшие твоим ароматом лаванды. Да, он именно был твоим. — Хорошо... Люблю тебя, — успокоившись, медленно протянула ты, продолжая тихо всхлипывать. Растерявшись от неожиданного признания с твоей стороны, я даже немного дрогнул, после чего ты хихикнула и, разомкнув медвежьи объятия, посмотрела прямо мне в глаза, а также широко улыбнулась, словно ты не испытала минутную истерику несколько секунд тому назад. Блять, какая же ты прекрасная. Будь бы я на твоем месте, сам бы не простил того, что произошло на Новый год. Или, что еще хуже, если бы так поступили с моей дочерью, я бы разорвал любого парня в клочья и закопал бы где-нибудь в густом лесу позади Голливудских холмов. Даже опрокинутое вскользь «Люблю тебя» — на вес золота с твоей стороны. Удивлен, как ты можешь ко мне хорошо относиться после всего произошедшего, и я действительно был готов сделать ради тебя все, что будет необходимо в той или иной ситуации. И это «все» ничем не ограничивалось — вот настолько я был виноват не только в произошедшем, но и в последствиях, выраженных в подобных кошмарах, что снятся тебе. Уверен, что подобное уже происходит не в первый раз. Имелся похожий опыт, как никак. — Я тоже тебя люб... — Широко улыбаясь тебе в лицо, попытался вставить я, когда ты прервала мою реплику непредвиденным нежным поцелуем, постепенно набиравшем более страстные обертоны, что создавало ощущение того, будто мы видимся в последний раз, а также это был последний раз, как я ощущаю твои губы на вкус. Последний раз, как мои руки очерчивают линию твоего позвоночника, а ты от мурашек, пробежавших по твоему телу, выгибаешься назад в спине, словно грациозная кошка. Был ли это в действительности последний раз?Вчерашним вечером...
— Я не могу поверить, что ты и правда подмел на улице перед магазином! — Удивленно воскликнула ты, заходя в темное помещение, освещаемое лишь тусклыми желтыми лампами. Весной в Нью-Йорке всегда становится прохладно под вечер, именно поэтому идеальным местом для прогулки стал малоизвестный ресторан корейской кухни с барбекю в Куинсе. Ты активно жестикулировала, имитируя мои сегодняшние движения метлой, после чего, вспомнив мою недовольную физиономию, заливисто рассмеялась. — Боже, я бы заплатила за это сотни долларов, чтобы пережить этот момент в моей жизни еще раз! Поделившись своими впечатлениями о сегодняшней мини-уборке, я также рассказал о том, что часто ловил взгляды мимо прохожих людей — возможно, некоторые из них узнали меня и со всей этой маскировкой в виде солнцезащитных очков, мешковатой одежды и кепки, но и какая в принципе-то и разница? Преследовал я совершенно иные цели. Последовав за тобой в теплое помещение, пропитанное ароматом жарящегося мяса и пряных специй, я оглянулся вокруг в поисках свободного столика, как на горизонте, в тот же самый миг, появилась хостес азиатского прохождения лет сорока. Доброжелательно поприветствовав нас, женщина провела нас к столику, последний из которых был забронирован нами же за два часа до посещения. Хостес принесла каждому из нас по меню и удалилась обратно к своей стойке, встречая уже других посетителей. Даже если и ресторан был весьма малоизвестным, свободных столиков здесь практически никогда не бывало — все это обуславливалось тем, что это, насколько мне известно, семейный ресторан с небольшим количеством мест. От силы в помещении могло поместиться человек шестьдесят-семьдесят, не больше, но еда здесь была просто божественной. Я бы, наверное, с ума сошел, если бы вернулся домой после смены на твоей работе, поэтому я критически цеплялся за любую возможность побыть в твоем обществе, и мое внутреннее я победно заликовало, когда ты предложила поужинать вместе. — Слушай, а у тебя завтра есть пары в университете или работа? — Поинтересовался я с затворническим видом, параллельно разглядывая меню в ресторане. На мой вопрос ты отрицательно покачала головой. — Как тебе идея выпить соджу и заказать сет корейского барбекю со всеми салатами? Помнится, раньше ты мне говорила, что никогда не пробовала соджу. Как раз попробуешь, — предложил я, а затем захлопнул массивную кожаную книжку с заметными потертостями с многочисленными корейскими блюдами. Услышав от тебя, что это отличная идея, я жестом подозвал официантку, проходившую мимо нашего столика, и сделал заказ. Оставшееся время до того, как подали все необходимые блюда, мы провели за разговорами о самочувствии моей матери. Не то, что бы я хотел делиться всеми неприятными подробностями самостоятельно, особенно учитывая то, что я избегал всплывающих воспоминаний о ее нездоровом цвете кожи, слабом сердцебиении, а также самого факта того, что я вот-вот могу ее потерять. Однако ситуация этого вынудила. В здоровых отношениях, вроде бы, все и должны делиться переживаниями со своей второй половинкой, не так ли? Не представляешь, как мне посчастливилось иметь тебя в подобные моменты. Как только появлялся противный ком в горле, а говорить о ситуации со здоровьем матери становилось все тяжелее и тяжелее — твоя нежная ладонь накрывала мою подрагивающую руку, пока голова понимающе кивала, а глаза всецело отражали тонны сочувствия, что было так необходимо. Нахмурив брови в потерянности и непонимании, какие слова подобрать, твои пухлые губы словно хотели озвучить что-то, но ты останавливала себя только на одной лишь мысли, продолжая сохранять молчание. Комфортное молчание. Проведя несколько месяцев в изоляции с самим собой, душащими мыслями и навязчивыми демонами в моей голове, в определенный момент, а именно в первый день моего пребывания в Нью-Йорке, я осознал, что местами человеку иногда нужен такой же человек, перед которым будет нестыдно обнажить свою душу, за которой насчитывается далеко не один аморальный поступок. Что же, признание — уже своеобразная часть пути. Молчание было прервано оброненной фразой молодой официантки с каштановыми волосами: «Ваши салаты и соджу». Спустя несколько минут, проведенных за трапезой и опрокинутыми двумя шотами спиртного напитка, та же самая девушка принесла оставшиеся блюда из заказа. С каждым обжигающим горло шотом развязывался язык, а мир становился красочнее — кажется, я в очередной раз понял, почему прибегал именно к этому методу избегания проблем раньше. Когда приятный аромат обжаривающегося говяжьего мяса в специях стал обволакивать небольшую кабинку, пришлось вспомнить, что последний раз я нормально ел несколько дней тому назад. Тем временем, ты подробно, со всеми эмоциями, рассказывала о забавной ситуации, произошедшей с тобой, Анисой и Йеном в парке аттракционов, куда вы успели сходить за неделю до моего возвращения: тебе вовсе не нравилось быть третьим колесом во время их свидания. Я же, слушая твой рассказ и местами вставляя свои пять копеек, разлил еще по одной и следил за степенью прожаренности говядины. — На самом деле, Аниса настаивала пойти с ними, чтобы развеяться, — призналась ты, поднимая свой взгляд с первого прожаренного кусочка мяса, который я решил отдать тебе. Частенько ты умалчивала о правде, но сейчас же честность, а также искренность лились буйной рекой из твоих уст в виду нарастающей концентрации алкоголя в крови: — Ведь я всегда скучала по тебе и буду скучать. Даже тогда, осенью, когда попала в больницу из-за передозировки, — ты снова опустила взгляд в тарелку, словно ребенок, морально приготовившийся к тому, что его вот-вот будут отчитывать родители за плохие отметки в школе. Что? Какая передозировка и какая, мать его, больница? Неудовлетворение от услышанного легко читалось в моем взгляде, что ты так старательно избегала, ковыряясь деревянными палочками в своем салате, после чего ты пыталась устроить отвлекающий маневр, рассказав об одном корейском придании о деревянных палочках, мол, на соединенных палочках загадываешь себя, а на другой — своего партнера. Когда будешь разламывать их, в чьей части останется больше дерева, тот человек и больше любит в отношениях. Ты уже хотела проделать то же самое, чтобы проверить, но я жестом остановил тебя, настаивая на продолжении рассказа о реанимации, а что же касается того придания — я его знал. — Ну там, на самом деле, нет ничего особенного... — Тебе было трудно подбирать слова, и, чтобы набраться смелости, ты опрокинула очередную рюмку, после чего, поморщившись от крепости спиртного, продолжила, не закусывая: — Просто осенью меня лишили финансовой помощи со стороны университета. Мне не хватило буквально одной десятой от проходного балла до ее сохранения. Мне стало стыдно говорить о подобном. Кажется, только ты и Аниса знают об этом, больше никого, — пересчитывая людей, знающих об этом, на пальцах, виновато произнесла ты и словно на вздохе, будучи под напряжением из-за моего пристального взгляда, тихо проговорила: — Извини. То есть, когда твоя жизнь была на тоненьком волоске, я весело проводил время в Калифорнии. Если не ошибаюсь, тогда был фестиваль от лейбла. Я выпивал с Фрэнки, местами с Брайаном, покуривал и зависал в студии, а ты, будучи беспомощным овощем, лежала в больнице, мучаясь от болей. Я даже не узнавал о том, как у тебя обстоят дела, а мне стоило это делать буквально каждую минуту. Досада и омерзение от собственного поступка отобразились скорченной гримасой на моем лице в виде скривившегося рта и нахмуренных бровей. — И ты серьезно хотела выпилиться из-за лишенной стипендии? Почему ты не попросила о помощи меня? — Вкрадчиво спросил я, стараясь сдерживать себя в руках и барабаня пальцами по деревянному столу. — Думаешь, мне сложно было отправить тебе деньги? Ты — моя девушка, а следить за тем, чтобы у тебя все было хорошо — моя обязанность. Запомни это, — отчитывающим и одновременно заботливым тоном добавил я, перевернув несколько кусочков мяса на включенной переносной плите с одной стороны на другую, после чего вновь поднял глаза на тебя: — А кто тебе отправил деньги? — Знаешь, это вообще загадка. До определенного момента я на сто процентов была уверена в том, что это был ты, но сейчас, видя твою реакцию, допускаю такую возможность, что это перевел не ты, — выстраивая логические цепочки, ты пристально вгляделась в мои глаза, пытаясь найти там правду. Несколько секунд гляделок и я, не сдержавшись, признался, но предпочел утаить истину о том, каким образом я про это узнал. Как никак, лезть в чужой телефон — плохая затея. — Джордж Кусуноки Миллер, что за херня? — Ты изумленно задала риторический вопрос, отчеканив каждую букву моего полного имени, а затем продолжила: — Ты же теперь понимаешь, что я обязана тебе по гроб жизни? Я очень благодарна тебе, разумеется, но это не стоило того! Мне было гораздо проще отчислиться, — несколько минут дискуссии о том, стоило ли тебе отчисляться или нет, закончились миллионами слов искренней благодарности, крепкими объятиями и даже невинным поцелуем в щеку. Казалось, что твоей радости не было предела — как я и говорил прежде, я готов был сделать что угодно, чтобы видеть твою широкую улыбку, радостный смех и счастливый взгляд всегда, лишь бы ты была рядом. Далее, выслушав твой монолог, каково это лежать несколько дней в коме из-за передозировки антидепрессантами, я винил себя в том, что я об этом не знал и никто мне об этом, включая Анису или Йена, об этом не рассказал. Что же, стоит повнимательнее быть в такие моменты. — Ты не хочешь перебраться в Лос-Анджелес? — Закидывая пару кусочков вкуснейшего мяса к себе в желудок, неожиданно спокойно произнес я спустя пару минут тщательного переваривания и досконального анализа поступившей информации, повергшей меня, откровенно говоря, в шок. — Мне кажется, так будет лучше для нас обоих. Необязательно это делать сейчас, мы сначала сможем подобрать хорошие университеты, узнать все о переводе. Необязательно даже выбирать именно сам LA, в Калифорнии есть Стэнфорд, Беркли, а еще... — Я бы продолжил перечислять престижные Калифорнийские учебные заведения, пока ты меня не остановила. — Нет, — махнула рукой ты, чуть не подавившись едой от услышанного. — Я не готова просто так бросить свою жизнь в Нью-Йорке. Я очень рада, что ты предложил, и я отлично понимаю, как иногда тяжело поддерживать отношения на расстоянии, — ты запила комок в горле стаканом прохладной воды, встретив мой непонимающий взгляд и вздернутую бровь, мол «Почему нет?». — Понимаешь, в чем дело... Я уже успела здесь обосноваться, у меня есть друзья... В конце-концов, я привыкла ко всему, что тут происходит. Возможно, местами происходит не то, что я хотела бы видеть в своей жизни, но это все-таки мое. Прости, но я не могу согласиться на данный момент. Да и что будет, если что-то пойдет не так в определенный момент? Что будет, если мы расстанемся? — Обеспокоенно высказала ты, анализируя вероятность каждого события, что могли бы произойти. — Что значит «если мы расстанемся»? — Жестом показав кавычки, любопытно спросил я, будто пытался вывести тебя на откровенный разговор, но мигом оборвал себя на одной лишь мысли. — Хотя возможно ты и права, все может произойти. Пока не стоит торопить с подобными событиями, — также проанализировав обратную сторону медали, я прокручивал в голове последний опыт, что был буквально за полгода или даже чуть больше до того, как ты ворвалась в мою жизнь. Лили пришлось съехать и экстренно искать новое жилье, так как проживать у меня она больше не могла. — Даже если у тебя и не получается сейчас переехать ко мне, я постараюсь приезжать к тебе как только у меня появится возможность, — сглотнув комок в горле, словно переступая собственную гордость, произнес я и одарил тебя нежным взглядом. Несмотря на казус, возникший по причине отказа на предложение съехаться, — а чего еще мне нужно было ожидать, мы нормально смогли поговорить меньше суток назад — остаток вечера прошел весьма душевно и тепло, почти также, как и было раньше. Потерять «как было раньше» я боялся также сильно, как потерять тебя. Особенно интересным было наблюдать за тем экспериментом с деревянными палочками, о которых ты говорила раньше. Высунув язык от напряжения, ты отсоединила друг от друга пару палочек, сначала загадав, что правая палочка — это я, а левая — это ты. Сначала я к этому отнесся со скептицизмом, но когда на одном конце правой палочки осталась большая часть надломившегося дерева, я невольно разинул рот от удивления. Ухмыльнувшись от подтверждения азиатской теории о палочках, ты хмыкнула и бросила: «Надо же. Видишь, из-за твоего скептицизма палочки тебя не любят». Проигнорировав твои колющие слова о том, что произошло несколько месяцев тому назад, я успокоил себя тем, что ты имеешь право так делать, даже если мне это и местами не нравится, хоть я всеми старался не транслировать это во внешний мир. Затем разговор, сопровождающийся распитием уже четвертой бутылки соджу, незаметно перетек в более нейтральное русло, где мы обсуждаем Коачеллу, предстоящий фестиваль в Калифорнии, на который ты, вероятнее всего, сможешь поехать, как только сдать свои весенние промежуточные экзамены: обычно после них полагалась неделя отдыха, что была необходима, как воздух. Мы даже успели поиграть в «Правда или Действие» на выпивку — только в этот раз не было Брайана и его каверзных вопросов. Только ты, я и небольшое напряжение, раньше представленное в виде густого наэлектризованного клуба, что с каждой минутой нашего общения стал постепенно рассеиваться. Твой вопрос «Расскажи о поступке, который ты бы в жизни не рассказал бы своим родным» заставил меня задуматься не из-за того, что у меня было мало подобных поступков, а скорее из-за того, что их было в самом деле очень много, даже на пальцах не пересчитаешь. Пара дополнительных минут раздумья довела меня до того, что я поделился с тобой тем, о чем прежде не говорил — о своем методе расслабления и уходе от проблем. Нет, речь вовсе не о синтетических наркотиках — побаловался ими я когда-то давно, но, как только ощутил появление небольшой зависимости, сразу бросил, пережив сильную депрессию. Речь пойдет об азартных играх: мы с друзьями, в частности с моим продюсером Фрэнки, любим выезжать из Лос-Анджелеса на автомобиле, держа путь в Неваду, а именно — в Лас-Вегас с его многочисленными казино. Почему я не могу бросить это дело? Я считаю, что у меня нет зависимости. Поднимал неплохие суммы, а затем проигрывал их в следующий раз и так продолжалось раз за разом. Мне нравилась атмосфера казино, такая роскошная и уязвимая от всего внешнего мира. Там существуешь только ты и игровой автомат: ты внимательно наблюдаешь за тем, как, сменяясь, выстраиваются в одну линию пара-тройка одинаковых символов, будь это бомба, золото или прочие атрибуты типичной этому месту символики. Там не будет никакого давления со стороны лейбла, никакой работы над будущим альбомом и многочисленных обязанностей, упомянутых в контракте. От услышанного твоя бровь медленно поползла вверх, а разум вновь остановил тебя сказать то, что ты хотела сказать — и хорошо, ведь пока что я не готов бросить подобные вылазки с друзьями. Ты же в ответ поделилась историей о том, как твой отец тоже любил поигрывать в азартные игры. Покер по средам в ресторане с коллегами, поездки в ближайшее казино раньше тоже были своеобразной его отдушиной, пока отец не проиграл крупную сумму в заграничном казино — это, по твоим словам, даже чуть ли не послужило причиной развода твоих родителей. Никакого осуждения с твоей стороны я вовсе не почувствовал. Пожав плечами, я попытался перевести тему, после чего мы продолжали делиться откровениями, обнажая души перед друг другом. Конечно, хотелось обнажить не только души, но я понимал, что еще не время: ты постоянно вздрагивала, когда я пытался прикоснуться к тебе. Вполне возможно, я только перестаю быть противным тебе, и я прекрасно осознаю, что нужно немного подождать. Опустошая очередную бутылку спиртного, ты взглянула на время на своих электронных часах, пока твоя голова немного пошатывалась, а картина, уверен, плыла — так было и у меня. Окружающий мир стал одним лишь большим пятном, а твои осторожные прикосновения учащались в виду нарастающей любвеобильности, вызванную слабой степенью алкогольного опьянения. Рассчитавшись за ужин, мы вышли из заведения и, не спеша разделив с тобой последнюю сигарету из пачки Marlboro, отправились к тебе домой, так как ответственной и заботливой части моей личности нужно было довести тебя до дома в целости и сохранности. Действуя на автоматизме, я не осознавал происходящего. Такси Uber. Старые и весьма популярные песни на радио. Открытые окна автомобиля, запускающие прохладный воздух, что понемногу отрезвлял разум. Тексты песен, звучавших из магнитолы, знакомые нам обоим. Тихое, еле разборчивое подпевание. Сменяющиеся улицы Манхэттена, что трудно разобрать в ночное время. Твоя голова на моем плече. Переплетенные пальцы наших рук. Тепло от близости наших тел в салоне новенького Mercedes Benz. Твой дом. Твои подкашивающиеся ноги. Твое хрупкое тельце на моих руках. Пятый этаж. Поиск ключей в твоем массивном рюкзаке с лэптопом, разнообразными университетскими учебниками. Звон ключа в замочной скважине. Едва ощутимое гудение разговаривающих соседок по квартире из комнаты с приглушенным светом и закрытой дверью. Твоя комната. Мягкая, манящая кровать. Сон.Возвращаясь в сегодня...
— Ла-а-адно, давай так, ты не будешь прикасаться ко мне, — Как только разорвался тот страстный поцелуй, похожий на последний, ты с игривым видом приблизилась к моему лицу, выгибаясь в спине с некой кошачьей грацией, после чего тихо прошептала: — Сегодня боссом буду я. Ничего не говори и будь хорошим мальчиком, ладно? — Завязав мешающиеся волосы в тугой хвост, ты стянула с себя майку, обнажая бледную кожу своей груди с розовато-нежными ареолами. От происходящего глаза невольно расширились, а руки механически потянулись к твоей груди, но ты этого сделать не позволила, шикнув, и отмахнулась, продолжая сидеть на мне. — Если ты не будешь меня слушаться, я тебя накажу. Строго накажу, — угрожая мне тоненьким пальчиком, ты сузила глаза. Я помнил тебя краснеющую и стонущую, а также умоляющую продолжать двигаться в таком же темпе. По большей степени, доминировал всегда я, но новая ты, властная и одновременно такая хрупкая, настолько мне нравилась, что напряжение в штанах уже давало о себе знать, вдавливаясь в промежность твоих коротких шелковых шорт. Облизав обсохшие после поцелуя губы, ты начала массировать собственную грудь и круговыми движениями шевелиться на моем проснувшемся друге. Борясь с желанием перевернуть тебя обратно на спину и отыметь тебя как в последний раз, я стиснул зубы, запрокинул руки за голову и старался сохранить расслабленный вид. «В этой ментальной и физической игре я не проиграю», — думал я, но вдруг ты стянула с себя остатки одежды, закрывающие самое сокровенное. Все это время мы оба сохраняли молчание. Разместившись на моих бедрах таким образом, что твоя влажная промежность была в нескольких десятках сантиметрах от моего взора, ты начала двумя пальцами массировать свой клитор, иногда издавая томные стоны. Мои руки почти потянулись к твоему телу, изгибающемуся в спине от неземного удовольствия из-за твоих же прикосновений, но я поместил их обратно за голову, не отводя пристального взгляда от всей красоты картины, происходящей в интимной близости от меня. Прикусив свою губу, я пытался игнорировать свой член, буквально наливающийся медью и каменеющий все сильнее, когда твои движения становятся все более интенсивными. Боже, ты сегодня меня точно погубишь. Твои стоны становились все более учащенными, глаза невольно закатились, а дыхание сбилось от накатывающей волны удовольствия. — Джордж, — с твоих губ стоном сорвалось мое имя. На секунду мне показалось, что это мне показалось, пока ты не повторила: — Джордж... — Ты вновь томно произнесла моя имя, прикусывая свою губу от оргазма, а твои ноги стали подрагивать. Я посчитал это своеобразным знаком к действию и, парой простых движений скинул тебя со своих ног на кровать, аккуратно потянул за икры и параллельно расстегивал ширинку своих джинс, но ты, прийдя в себя после полученного мини-оргазма в несколько секунд, встала с кровати и протянула: — Я в душ. Не скучай.Спустя месяц...
Звонок от сестры, полученный буквально за десять минут выступления на одном из самых крупных музыкальных фестивалей, Коачелле, обнулил десятки, возможно даже и сотню потраченных часов на репетициях. Постановка голоса, выстраивание лайн-апа песен — все это было разрушено в пух и прах. Ее поникший голос, почти безжизненный, вызвал очередной стрессовый припадок, в течение которого я не то, что бы выступать не мог, а в принципе существовать: беспокойство, вывешивающее стокилограммовую гирю на твоем желудке, учащенное дыхание и темные мысли явно мешали нормально протекающей жизни. Она умерла, но согласно этому чертовому контракту я был обязан находиться здесь, в Калифорнии, до выступления на второй неделе. Прекрасно осознавая все тонкости бюрократии, я вышел на сцену, где меня встретили громким улюлюканьем и ярким сиянием фонариков на телефоне, что могли спровоцировать мои нервные клетки, вызывая очередной эпилептический приступ. Невозможность отказаться от выступления в виду проблем со здоровья напомнили о тех мнимых тяжелых цепях, которые уже успели стереть кожу на моих щиколотках и запястьях, когда я в очередной раз пытался вырваться из оков этого ублюдского лейбла. Согласно медикам, смерть была констатирована в половину восьмого по времени Лос-Анджелеса. В голове прокручивались все счастливые моменты из детства: то, как ты ходила со мной в парк аттракционов в свой единственный выходной, якобы награждая меня за то, что я весьма отлично закончил учебный год; то, как ты поглаживала меня по голове, когда возвращалась домой невероятно уставшей после работы; то, как ты готовила имбирный чай, когда я в очередной раз подхватил простуду в школе — слабый иммунитет всегда был моим главным напарником не только в детстве, но и сейчас. Я никогда не ценил то, что ты делала ради меня, а начал действительно ценить только тогда, когда ты уже ушла из этой жизни. Ты работала днем и ночью, пытаясь обеспечить мне и сестре счастливое будущее, ты буквально жила своими детьми, мам. А я же, как только получил ту славу, о которой так долго мечтал в школьные и университетские годы, — только повзрослев, я осознал, что эти глупые почести мне были вовсе не нужны — я откладывал поездки домой, в Осаку, на неопределенный срок. Какой же я, блять, идиот.