Призраки прошлого

Они остались вдвоëм. Остальные ушли и, пожелав удачи Зику с воспитанием Эрена и помахав ручкой на прощание, поручили подписать документы об опекунстве. Но так как Эрен активно сопротивлялся, пришлось отложить этот вопрос на неделю. Зик, заранее спрятав все острые предметы, чтобы Эрен ничего не вытворил, вернулся на работу, хотя у него и был отпуск. Эрен ускальзывал в свою комнату, не говоря ни слова и вновь игнорируя вопрос об ужине. Ну, пусть играет в молчанку, сколько ему влезет, приём пищи никто не отменял. Ранее в доме было шаром покати, словно здесь неделю никто не ел. Однако с его приходом на полках появились продукты, которые иногда таинственным образом пропадали, а потом оказывались в мусорном пакете. Впрочем, это неважно. Сегодня Зик с твёрдым намерением решил напиться под аккомпанемент карбонары после тяжелого дня, а всё это подкрепила выматывающая дорога обратно. Ему было бы проще, если бы Эрен жил в его квартире, где о нём могли позаботиться милые старички по соседству. Однако он не имел права переселить его к себе: документы того не позволяли. Хотя всё это являлось простым скрупулёзным воспитанием. Было действительно фиолетово на завтрашний день, особенно на мысль, что его сводный брат точит зуб на мужчину. Зик вернулся обратно, и его встретила привычная тишина. Он не услышал даже небольшого шороха. Видимо, Эрен так и не покидал свою комнату с момента его ухода. У него осенние каникулы, так что целыми днями он торчал дома, полностью игнорируя свой взрывающийся от звонков телефон. А потом тот сдох без зарядки, и стало непонятно, чем подросток занимается. Впрочем, он не лез к нему. Выдохнув, Зик с грохотом кинул ключи на тумбочку рядом с дверью и крикнул: — Я вернулся, ужин скоро будет готов. Получив в ответ целое ничего, что уже стало ожидаемо, Зик хмыкнул и ушёл на кухню готовить долгожданную еду. С самого утра во рту не было ни крошки. Включив на телефоне незамысловатую музыку, он наконец полной грудью вздохнул, закатал рукава своей белой рубашки и даже попытался забыть произошедшее сегодня, начиная готовить. На плите всё кипело, жарилось, источая такой аромат, от которого даже самый сытый человек захотел бы попробовать кусочек. Поправив спадающие очки, Зик попробовал своё творение, двигая головой в такт музыке. Вот она, атмосфера его дома. Даже в чужом месте он может чувствовать себя привычно. Разложив еду по тарелкам, Зик, зная, что Эрен не выйдет к нему, ушёл в небольшую гостиную, где кроме телевизора и дивана ничего не было. Ни фотографий, ни картин, ни стола или даже обычного цветка. Просто ничего, словно это было местом раскаяния перед самим собой. Мягко плюхнувшись на диван, покрытый разнообразными пятнами неизвестного происхождения, Зик листал каналы на древнем ящике, надеясь найти хоть что-то, кроме занудных фильмов и неискренних комедий. Дешёвое холодное пиво расслабляло изрядно загруженный мозг, заставляя забыть про новые заботы. Оставив занимательную программу про чаек, он посмотрел сначала на тарелку с едой, а потом — на комнату Эрена. Господи, что за проблемный ребенок. Вроде шестнадцать лет, а ведёт себя как обиженное дитя, которому не дали конфету. Отрываться от насиженного места становилось всë труднее, особенно когда на тебе такое приятное одеяло, но… «Боже, дай мне сил», — Зик выдохнул, взял тарелку в руку и подошёл к комнате Эрена. Он постучал — нет ответа. — Эрен, — Зик попробовал ласково позвать его, прекрасно понимая чужие чувства. Но нельзя злиться вечно. — Эрен, поешь. Ты не сказал своё любимое блюдо, так что я приготовил то, что обычно готовила мне мама. — Пошёл нахуй. — Следи за языком, — прогресс: Эрен сказал целое слово, пусть даже и оскорбительное. — Я знаю, что ты меня недолюбливаешь, но прими то, что отец бросил мою мать ради твоей. — Мне всё равно. Я никогда не увижу в тебе брата, — он злобно отчеканивал каждое слово, будто надеясь, что собеседник падёт ниц от его яда. — Отъебись от меня, старикашка. — Будь по-твоему. Однако твоя ненависть не должна быть тебе во вред, — Зик облокотился на дверь, глядя на своё блюдо, украшенное зеленью. Оно уже остыло. — Завтра мы идём к психиатру и на подписывание документов. Опережая твою просьбу: нет, я не сдам тебя в детдом, причину говорить не обязан. Я не брошу тебя как отец, пойми. В ответ лишь тишина. Выдохнув, он поставил тарелку на пол и ушёл обратно на диван, где окончательно уснул, надеясь, что завтра хоть что-то изменится.

***

Услышав, как в гостиной громко захрапели, Эрен тихонько приоткрыл комнату, выглядывая из-за угла. Там шла программа про спаривание чаек, а Зик вразвалочку спал на диване, в очередной раз не разложив его. Одеяло валялось на полу. Сам он едва заметно дрожал от холода. В этом доме про отопление слышали лишь мельком. С ним в квартире больше не было устрашающей тишины. Он каждый день тихо напевал себе на кухне, ставя древнюю музыку, которую давно никто не слушал. Возмущённо восклицал, когда по телевизору снова ничего не показывали. Тихо матерился в час ночи, осознавая, что ему вставать уже через четыре часа. В еде, которую он готовил для него, всегда была нежность. Сегодня он приготовил карбонару, которую мама делала для него, когда Эрен был совсем маленьким. Дрожащими руками взяв вилку, он откусил кусочек холодной лапши. Вкус детства, который не смог передать сам. После смерти мамы отец ушёл в запой, полностью бросив ребенка на произвол судьбы. Он не знал, как готовить и стирать, пока Гриша забывался в бутылке виски, которая иногда улетала в стену. Благо, его подкармливали Армин с Микасой, чьи звонки он успешно игнорировал. Эрен не мог понять, какое время было лучше: когда отец полностью наплевал на него, или когда он всеми силами пытался вбить ему в голову свои нравоучения. Гребаные воспоминания, которые скребут изнутри, давят своим весом, сковывают цепями! Хотелось швырнуть тарелку в стену, чтобы там остался свежий алый цвет от соуса. Однако он продолжил есть. Будь проклято это врождённое уважение к чужому труду. Зик, сам того не желая, сделал так, что он теперь каждый день вспоминает время, когда мама была ещё жива. Он заботился о нём, готовил ему, оставлял в покое, когда Эрен того требовал, не лез в его жизнь, прямо как мама. Слеза одиноко потекла по щеке, а за ней вторая, пока они ручьём не полились на пол. Сколько бы Эрен не вытирал их руками, его горечь не останавливалась. Тело сотрясала безумная дрожь, хотелось кричать, биться об стену, сделать хоть что-то из ряда вон, а не сидеть на холодном полу и тихо плакать, чтобы не разбудить спящего Зика, которому завтра рано на работу. Точно, Зик… Взявшийся из ниоткуда, он просто нагло влез в его жизнь, которую он хотел начать самостоятельно, а не под указкой другого выродка своего отца! Подойдя к нему, Эрен посмотрел на его лицо: явные следы недосыпа, вызванные постоянной усталостью, блондинистые беспорядочные пряди, спадающие на глаза, которые украшали причудливые очки. О, как он ненавидел эти штуки. Хотелось сорвать их с лица, бросить на пол, растопать, чтобы от них не осталось ничего. Но он не мог: Зик так трепетно относился к ним, убирая их куда-то далеко во время сна. Сегодня же мужчина не смог их спрятать, уснув раньше положенного. Даже сигарета все ещё тлела между пальцами, оставляя небольшой ожог. Он — не отец. И не брат ему. Просто человек, который вынужден стать опекуном. Но… Что-то не позволяло парню навредить этому человеку, который расковырял старые шрамы. Он позволит ему быть опекуном, просто будет держать дистанцию. Эрен негромко шмыгнул носом, уходя в свою комнату, так и оставив дрожащего от холода Зика. Через несколько минут послышалось тихое шипение и звук канцелярского ножа.