Пастис

Через пару недель Милс сообщает «радостную новость». Это, пожалуй, первый раз за месяц, когда она нормально разговаривает с Юэном наедине. Сама заваривает ему чай даже, выглядит… извиняющейся. — Я решила, что это поможет, как бы правильнее выразиться… укрепить наш брак. Юэн испытывает смесь очень противоречивых чувств: разочарование и почему-то радость. Она, понимаете ли, беременна. Все эти концерты были, чтобы завести такого желанного для Реджинальда ребенка. — Думаю, это хорошее решение. Вот теперь уже точно все. — Прости, что… вела себя так, — Милс ставит перед ним чай с бергамотом. Они сидят в беседке в окружении волшебных огоньков, и все, в общем-то, пришло к тому, с чего началось. К замкнуто-вежливому разговору в беседке. — Все в порядке. Я понимаю. С той лишь разницей, что сейчас улыбаться они друг другу могут чуть более искренне. Юэн простил ей все «выходки». Это, в конце концов, было нужно не только ей, но и Реджинальду. Так что… Все в порядке. Лишь бы только у них все наладилось по-настоящему. Хочется верить, что Реджинальд только подозревал, а не «знал наверняка». С другой стороны опять вспоминается Жасмин — даже за пределами их отдела что-то замечали, что уж говорить про Реджинальда? — Кстати, объясни мне все-таки, откуда Жасмин узнала, ну… про меня. Это важно. — Когда мы учились в школе, я говорила Алисе и еще паре девушек про тебя. — Милс недовольно отводит взгляд. — С Гринграсс мы на одном курсе вместе учились, даже дружили когда-то немного, потом разругались. Она считала, что я у нее лучшую подружку отбила — Амелию Боунс. От Амелии она, наверное, про тебя и узнала. О, так вот оно что, прям камень с души. Значит, все не настолько страшно — просто девчонки как всегда со своими сплетнями. Алиса могла преувеличивать, когда говорила, что прям все вокруг знают: знали скорее всего только в их с Милс круге общения. — Скоро уже конгресс, — Милс говорит взволнованно и явно хочет перевести тему. Скорее всего, предстоящее выступление волнует ее куда больше, чем беременность, измена, брак и все прочее. Им предстоит большая работа. Пожиратели смерти вряд ли рискнуть сорвать международный конгресс волшебников — все же они пытаются изображать из себя более эффективную власть и в их интересах не показывать враждебности представителям других стран. Однако никто не отменяет нападения до или после конгресса. Через несколько дней опять приходит Фрэнк: еще более мрачный, чем обычно. Юэн хочет спросить, что случилось, но в итоге терпеливо ждет, пока Фрэнк разродится сам. Они опять пьют пиво — во все той же беседке — и почти не разговаривают. — Ты так и будешь на меня смотреть? — наконец, не выдержав, хмуро спрашивает Фрэнк. — А ты так и будешь сидеть, будто кол проглотил? Фрэнк фыркает и морщина между его бровей немного разглаживается. — Просто я волнуюсь за Алису. Она всю жизнь, сколько знаю ее, лезет на рожон. Скоро этот Конгресс, думаешь, никто не предпримет попытки напасть на Миллисенту и ее преемника? Это возможно, вполне. — Но на то мы и здесь. Предотвратить это. Такое чувство, что Фрэнк только тогда узнал, что Алиса стала хранителем тайны, когда Юэн впервые заговорил об этом. — Почему ты, кстати, патронуса не отправил? В прошлый раз. Фрэнк вообще ни разу после плена не призывал патронуса на помощь. Обычно Юэн, неизменно торчащий в саду, просто видел его, идущего по дороге, ну и впускал. — Я больше не могу вызывать патронуса. Не получается. Фрэнк отводит взгляд в сторону хризантем. Интересно, понравился ли его сестре подарок? Хочется верить, что да. — Понимаю. После того, что случилось с профессором Стебль… я тоже не мог. Юэн вспоминает, как одиноко сидел в темной забрызганной кровью кухне и все звал хоть кого-нибудь на помощь, пряча лицо в красных руках. Пытался думать о школе, о Рое, вспомнить хоть что-нибудь счастливое. — Потом это пройдет, — уверенно заканчивает Юэн. Ему хочется хоть немного подбодрить Фрэнка, помочь ему, сказать: чувак, не все потеряно, не опускай руки. Хотя бы взглядом. — Кстати, я был у нее недавно, — вздохнув, добавляет Фрэнк. — Профессор Стебль идет на поправку. И я… Он запинается и неуверенно ставит бутылку на столик, избегая взгляда Юэна. От этой странной заминки Юэну становится тревожно. Он часто вспоминает мадам, думает о том, в порядке ли она, как скоро сможет вернуться в Хогвартс? Прошло уже столько времени, а она по-прежнему лечится в больнице святого Мунго. — Она попросила забрать ее воспоминания обо всем, что произошло тогда. Не знаю, что теперь с ними делать. Просто уничтожить? Хранить дальше? Руки холодеют. Сколько тысяч раз Юэн задавался вопросом: что он с ней сделал? Фрэнк потрясает волшебной палочкой, направленной вверх, как бы давая понять, где эти злополучные воспоминания хранятся до сих пор. — Ты все это видел? Фрэнк не отвечает, залпом опустошая большую часть бутылки. — Ты видел, что я сделал? — Юэн повторяет требовательнее. Он должен знать. Должен. Это кусок его жизни, его памяти. Он должен знать, за что она так на него смотрела тогда. — Юэн, я уже говорил тебе, под Империусом люди совершают… страшные вещи. Ты не виноват в этом. — Скажи мне, что я сделал. — Не проси меня об этом, — Фрэнк, наконец, поднимает решительный взгляд. — Скажи мне, черт бы тебя побрал! Но Юэн повышает голос, не в силах ни успокоиться, ни прислушаться к голосу разума. — Юэн, тебе не станет легче от этого. — Мне плевать. Если тебе так сложно, дай мне увидеть все самому. Ты же сказал, что не знаешь, что делать с этим воспоминаниями. Покажи их мне. Отдай их мне. — Ты уверен? — Фрэнк, очевидно понимая, что он теперь не успокоится, сдается. — Да. — В доме есть Омут памяти? Он впервые после нападения проходит в дом (не считая того вечера в гостиной с Дамблдором), идет следом за Юэном и безразлично оглядывается. Омут памяти в спальне, Милс пока что работает в кабинете, так что они ей не помешают. На пороге Фрэнк останавливается, будто не решается войти или ждет приглашения. А Юэн тем временем уже призывает Омут, открыв изящные дверцы ларца, в котором тот хранится. Ставит на журнальный стол. Сглатывает ком в горле. И… ему так страшно, но сомнений почему-то нет. Это почти наваждение, но он должен узнать, что бы там ни было. Юэн не признается себе, но в глубине души он надеется, что на самом деле все не так… ужасно, как он себе представляет. Фрэнк опускает к зеркальной глади волшебную палочку и выпускает из нее серебристые воспоминания. А Юэн падает внутрь. Проваливается сквозь протекающую крышу на маленькую кухонку. Оказывается рядом с профессором Стебль — ее бледное лицо покрыто россыпью пунцовых пятен от напряжения и волнения. Юэн видит себя со стороны и это чертовски… странно. В тысячу раз страннее, чем в тот раз, когда они смотрели его воспоминания, чтобы услышать стук костыля Девиса. Потому что он стоит с пустым безразличным взглядом и ножом под шеей. Ножи Юэн всегда точит заблаговременно на свою, как оказалось, беду. За спиной в тени коридора — Девис. Он щурит глаза и довольно улыбается. — Прошу тебя, не надо, — шепчет профессор Стебль и медленно качает головой. Она обращается не к Юэну, но к тому, кто им сейчас управляет точно марионеткой. Вот-вот обрежет ниточки с ваги, чтобы сломанного и ненужного сбросить вниз. — На что ты пойдешь, чтобы сохранить мальчику жизнь? — Что тебе нужно? — Голос мадам становится тверже и решительнее, но Юэн не готов поднять взгляд, чтобы снова увидеть ее лицо. Она не может спасти его, не может использовать магию, застигнутая врасплох, потому что малейшее движение принесет за собой фонтан крови из сонной артерии: лезвие не давит, но лежит четко в нужном месте. И тогда у нее будет не больше пяти минут, чтобы попытаться его спасти. А получится ли? Он же по-прежнему останется под контролем Девиса. И сам Девис легко успеет сотню раз использовать очередное непростительное, когда она отвлечется. Юэн знает, о чем ее мысли. Профессор Стебль расчетливо пытается определить, сколько потребуется времени, чтобы залечить такую рану, и есть ли шанс это сделать. Шанса нет. — Твоя самоотверженность, — вкрадчиво говорит Девис, выходя чуть вперед, на свет. — Если выдержишь все, я его отпущу. Обещаю. — Ты — сумасшедший, — тихо отвечает профессор Стебль. — Это ты убивал тех людей? — Каких именно? — Он касается волшебной палочкой спины Юэна — того, который все еще заколдован, — и нож опускается, направленный в сторону стоящей рядом женщины. Их разделяет только стол. — Людей так много. А мертвых еще больше. Вытяни руку. — Я знаю, зачем тебе печень. Ты делаешь убежище, — Юэн впервые за всю жизнь слышит, чтобы она говорила с таким гневом, холодом и надменностью. Руку профессор протягивает вперед. К ножу. — Верно. Но ты ведь так и не смогла его найти, как ни пыталась? — Очевидно, я была близка, раз ты сегодня здесь. Так вот оно что. Похоже, они с Дамблдором гораздо раньше министерства разгадали цель этих ритуальных убийств. Печень-печень… Не увидев того зеркального пространства своими глазами, никто бы и не вспомнил о столь старой забытой магии. И не поверил бы, что это возможно. В современности человеческие органы больше использовали для всяких проклятий или наоборот самоисцеления, для поддержания жизненных сил, даже для возвращения красоты и молодости. А эта магия была древней и слишком сложной. Любая ошибка — и убежище могло поглотить собственного создателя, запереть навсегда и питаться им вечно. Фрэнк был прав, профессор Стебль действительно продолжала работать на Дамблдора. Вероятно, они думали, что это готовится убежище Волан-де-Морта, поэтому раскрыть его и уничтожить было стратегически важно. С ним он мог стать неуязвимым. — Постарайся не кричать. Ты же не хочешь, чтобы нам помешали? Соседка внизу такая неугомонная. Сразу примется жаловаться. Боюсь, это может стать… фатальной неприятностью для всех нас, — Девис обращается к профессору Стебль и дружелюбно хлопает свою жертву по плечу. У Юэна внутри все сворачивается, он не хочет смотреть дальше, в ужасе наблюдает за тем, как его же собственные руки спокойно касаются ее мягкого теплого запястья. — Нет, пожалуйста… — его никто не услышит, но Юэн невольно пытается схватиться за нож, остановить его неумолимое движение. А тот проходит сквозь его руки будто дым. Нож касается запястья так, словно под ним обычное дерево. Принимается стругать — умело и привычно, снимая слой мышц за слоем кожи. И кровь течет на стол и на пол, марает руки, брызжет в стороны от особенно резких ударов. Профессор Стебль пытается сдержать крик, невольно дергается, но Юэн гораздо сильнее и держит крепкой хваткой. Она упирается свободной рукой в стол, сгибается, сжимает колени, но не кричит, только стонет сквозь стиснутые зубы. И те, наверное, трещат. Юэна тошнит. — Юэн… очнись, — профессор Стебль шепчет через боль, но шепот булькает и не достигает цели. — Прошу, услышь меня. И он слышит, но не тот и не тогда, когда это было нужно. Откуда в ней столько героического терпения? Любой мужик на ее месте орал бы благим матом — лезвие обнажает светло-розовую кость предплечья, только тогда белая как школьный мел профессор Стебль падает грудью на стол, не в силах больше стоять. На полу под ногами виднеется лужа. Нет. Он больше не может на это смотреть. Видеть, через что она проходит, лишь бы спасти его — слишком. К черту, нахрен, в ад! Хотя это и есть ад. Юэн в отчаянии смотрит на потолок, не зная, как вернуться назад, в реальный мир. — Выпусти меня отсюда! — он кричит, надеясь, что Фрэнк услышит. Дергается, мечется по комнате, не зная, как сбежать и куда. Ломится в дверь, но та не поддается, потому что за ней ничего нет. В этом воспоминании существует только кухня. — Пожалуйста… — Юэн в бессилии оборачивается и чувствует, как в горле начинает саднить. — А ты молодец, — Девис щедро льет на изрезанную руку настойку бадьяна — просто чтобы остановить кровь и не дать жертве потерять сознание. — Какая сильная, прямо-таки материнская любовь, — он треплет профессора Стебль по щеке, похлопывает, приводя в чувства. — Мне это, к сожалению, незнакомо. Завидую тебе, Юэн Форни! — Он оборачивается к неподвижно стоящему Юэну-воспоминанию и закидывает руку ему на плечо. Юэн видит только прямую спину. — Как же я тебе завидую. Ты только посмотри на нее? Она не просто умрет за тебя, она готова на большее — пройти через пытки. А это, знаешь, гораздо страшнее смерти. Учись, мой мальчик. Нет ничего священнее самопожертвования. — Юэн. Он вновь подходит ближе, потому что голос профессора слаб и едва слышен. Юэн не мог услышать ее тогда, но должен услышать сейчас. — Это не твоя вина. Нож покорно принимается снимать кожу с другой руки. Тогда Юэна наконец что-то хватает сверху, тянет, вырывая наружу из толщи воспоминаний. Фрэнк спасает его будто утопленника, не позволяя уйти на дно. — Все. Хватит. Больше ты там ничего нужного не увидишь. Они сидят на полу, Фрэнк все еще держит его обеими руками, будто боится, что Юэн сам снова прыгнет обратно. А Юэна трясет и больших трудов стоит сохранять подобие самообладания. — Он и Веронику учил этому. Самопожертвованию. — Веронику? — Фрэнк переспрашивает непонимающе. — Она тоже пожертвовала собой тогда, в убежище. Сначала отдала почти все Фабиану, чтобы вылечить рану. Потом, что осталось, мне. Просто так, чтобы не видеть, что будет дальше. — Я рад, что ты убил Девиса. Одной тварью в этом мире стало меньше. Они все еще сидят на полу, оба тяжело дышат. Время идет медленно, тянется густой патокой, делая картинки перед глазами все более смазанными и сюрреалистичными. Хорошо, что все это уже позади. Профессор Стебль жива, идет на поправку, они смогли спасти хотя бы ее. Пусть он никогда больше не осмелится показаться ей на глаза, но она, черт подери, жива! И ей больше никто не сделает так больно. Юэн очень хочет в это верить. — Спасибо, что… избавил профессора Стебль от этих воспоминаний. — Ей стало намного лучше. Все-таки хорошо, что мы — волшебники — можем стирать травмирующие воспоминания, — Фрэнк горько усмехается, а затем слышится его вздох. — И она просила передать, что хочет встретиться с тобой. Юэн, теперь это все в прошлом. Навсегда. Воспоминания можно стереть, но события из истории — нет. Юэн снова смотрит на свои руки и ему хочется их отрезать. Однако он постепенно успокаивается, выравнивает дыхание, как учили. Старается думать о настоящем. — А ты? С тобой… тоже делали что-то такое? В плену. — Плен у Палача Волан-де-Морта гораздо хуже, Юэн. Юэн оборачивается к нему, всматриваясь в лицо с запавшими щеками и темными веками. — И я никогда не желаю тебе к нему попасть. Лучше смерть. Он сломает твое тело, но тело потом излечат, — Фрэнк медленно качает головой. — А душу — нет. — Думаешь, меня тоже в итоге поймают? Мы ведь всегда начеку, я почти и дом-то не покидаю. — Думаю, вы с Алисой в очень большой опасности. Поэтому, прошу тебя, если что-то произойдет — просто беги. Бросай все и спасай свою задницу. Не нужно этих чертовых самопожертвований.

***

Лето кончилось, прошла за ним и половина осени. Из-за развязки проходившей среди магловского населения Никарагуа революции, вызвавшей серьезные волнения волшебников Центральной Америки, проведение Конгресса перенесли на конец октября. К власти там пришли помешанные на христианстве фанатики, что грозило волшебникам серьезными проблемами, и как бы штаты ни пытались исправить ситуацию, победа осталась за Сандинистским Фронтом Национального Освобождения. В волшебном мире эта ситуация обсуждалась куда больше, чем гражданская война волшебной Великобритании, поэтому Милс долгое время тряслась, что Конгресс либо отменят, либо место проведения перенесут куда-нибудь поближе к Центральной или Северной Америке, а там выступать ей бы вряд ли разрешили, да и какой смысл? Они втроем — она, Юэн и Реджинальд — все оставшееся лето продолжали регулярно посещать министерство, но напряжение уже практически сошло на нет. Реджинальд ходил абсолютно счастливый, и хоть они больше толком не общались, Юэну стало значительно легче. Все, пожалуй, налаживалось, если так можно сказать. Живот у Милс неожиданно и очень резко начал расти в конце сентября и теперь она всячески прятала его свободными мантиями. Но слухи по министерству все-таки поползли. В связи с этим Дамблдор снова запретил ей покидать убежище. Более того, он также запретил пускать туда кого-либо кроме Алисы, которая по-прежнему исправно приносила продукты и задерживалась, чтобы поболтать с Милс «о своем, о женском». Иногда Алиса очень печально смотрела на Юэна, а потом вздыхала. И тогда он чувствовал себя виноватым, потому что так и не смог ничем ей помочь. Наверное, это было больно — болтать с Милс как ни в чем не бывало. Ее-то свадьба сорвалась, а возможность завести семью с любимым человеком таяла с каждым днем. Фрэнка Юэн не видел уже почти полтора месяца. Поначалу они часто пересекались в министерстве, или тот захаживал в сад — то мульчи несколько мешков принесет, то саженцев новых (откуда-то даже притащил офигенно красивые кудрявые астры абсолютно незнакомого сорта), — но после запрета Дамблдора Фрэнк пропал с концами. Юэн надеялся, что, может, он пришлет как-нибудь весточку, но тот молчал. Его, конечно, не хватало, но отправлять патронуса самостоятельно Юэн не рискнул. Он даже не знал, куда, собственно, отправлять-то его. К профессору Стебль Юэн тоже сходить так и не решился. Близнецы Пруэтты со всем усердием пытались уговорить его посетить одну из близящихся вечеринок, сетуя на то, как скучно стало без них троих. Близнецы не знали, что Алиса тоже стала хранителем тайны. Многие мракоборцы, находясь на «специальных заданиях», в последние полгода-год редко посещали министерство магии и отчитывались только перед непосредственными начальниками, долгое отсутствие было в порядке вещей и в глаза не бросалось. Так, к примеру, пропадал где-то и старина Морган. Пруэтты по секрету рассказали, что он сейчас работает шпионом на две стороны. Дает Волан-де-Морту согласованную с Грюмом информацию, чтобы подобраться ближе, и, кажется, очень даже преуспевает в этом. У Моргана были свои старые счеты с Волан-де-Мортом. Впрочем, как и у многих других. Юэн до сих пор со стыдом вспоминает тот неловкий разговор с ним в самом начале обучения. Большая часть мракоборцев, ошивающихся на втором уровне, выглядела как экспонаты какой-нибудь кунсткамеры. У кого-то не хватало ноги, у кого-то — руки. Кто-то был слеп на оба глаза, несколько человек совершенно немы, а у одного вообще каким-то темным заклинанием отсекло часть башки. Как этот человек до сих пор жил и выполнял свою работу, оставалось загадкой. — Да что за цирк… калек! — Эти слова вырвались против воли, Юэн просто не успел их удержать. Это было грубо, и ему, конечно, сразу стало мерзко от самого себя и своего отчаяния. Но ведь не так должна была выглядеть «армия» министерства магии. Пока Пожиратели смерти творили беспредел, Министерство кидало им на растерзание уже и без того искалеченных людей. Разве это было правильно? — Ну да, калек. А ты что хотел? Забыл, с кем мы здесь воюем? Тонни задело слепящим проклятием, Джону отсекло руку темной магией. Бобби… ох Бобби. По нему не видно, но его пытали шестнадцать дней прямо у нас под носом. Сохранить рассудок после такого — нонсенс. Короче, все мы тут что-нибудь потеряли. Морган на удивление спокойно воспринял его выход из себя. — А вы? — А я бы предпочел все это, — он усмехнулся в усы. — Если бы в живых осталась моя жена. Айда покурим. Морган был одним из тех волшебников, кто попал под раздачу, женившись на маглорожденной волшебнице. Ходили слухи, что после той стычки с Волан-де-Мортом он потерял не только жену, но и в целом даже, э-э-э, возможность в будущем снова завести семью и собственных детей. Несмотря на «хорошую» родословную Пожиратели смерти посчитали его «оскверненным» и недостойным продолжать род. Для них сама идея жизни с маглом и маглорожденным была чем-то сродни сношению с животными. Наступает день Международного Конгресса Волшебников. Все не задается с самого начала. С утра Милс успевает вынести весь мозг и Юэну, и Реджинальду, поэтому сейчас Юэн несказанно рад находиться подальше от нее. У нее видите ли пропала счастливая расческа. Милс перевернула все ящики, до каких могла дотянуться, и несмотря на заверения Юэна и Реджинальда, что никакую «темно-синенькую» расческу они в глаза не видели и не брали, перевернула заодно и их вещи. Даже в юэнский буфет с настойками залезла. Это, кажется, был подарок ее отца, которым Милс очень дорожила. Она, стоя в спальне и пригласив туда предполагаемых «преступников», кричала, что «расческа всегда лежала здесь!», показывая на маленький ящик в журнальном столе, и что она использовала ее только по самым особым случаям. Последний раз — перед той летней конференцией. А значит, расческу взял кто-то еще! Юэн еще помнил, в какой суматохе она собиралась в тот день и предполагал, что расческа после всех ее попыток идеально накраситься куда-то просто напросто завалилась. Или была унесена восвояси облаком летучих мышей, что тоже вполне вероятно. А потом, стоило им только покинуть дом, пришло срочное известие от Бруствера: на Министерство магии впервые открыто напали, пытались взять чуть ли не штурмом. О проведении Конгресса после такого не могло быть и речи. — Это все из-за расчески! — ворчала Милс, метаясь по холлу дома. Вместо того, чтобы, как обычно, аккуратно поставить туфли на полку, она резко скинула их с ног, и те оказались в разных концах коридора как два кроваво-красных флажка. На этом неприятности не кончились. В конце сообщения Бруствер добавил, что министр магии призывает всех мракоборцев на защиту министерства. Ведь «отбиться» от пожирателей смерти они отбились, конечно, но где гарантия, что это не репетиция чего-то большего? Так что Юэну теперь предстояло зависнуть в министерстве магии на несколько дней вместе с Алисой и Фрэнком. Они все еще были мракоборцами и даже столь «уважительная» причина, как защита главы отдела защиты же маглорожденных не позволяла остаться в стороне. — Точно тебе говорю, все дело в расческе! — в расстроенных чувствах добавила Милс, когда Юэн, прихватив с собой кое-какие вещи, отправился воевать. День был в самом разгаре, когда он встретился с Алисой и Фрэнком. Их сразу же отправили патрулировать окрестности, на случай, если где-то еще остались затаившиеся Пожиратели смерти. — Дамблдор считает, что кто-то сливает информацию Пожирателям смерти из верхушки министерства, — Фрэнк по-быстрому вводит в курс дела. С ними еще пара молодых людей, с которыми Юэн даже не знаком. Теперь понятно, почему доступ к штабу Ордена Феникса на время ограничили. Встречи происходили только маленькими группами и в защищенных местах. Больше половины членов Ордена Феникса были сотрудниками министерства магии, так что неудивительно, что Дамблдор принял дополнительные меры безопасности. — На Крауча напали позавчера, — продолжает Фрэнк. — На Крауча? — Юэн от изумления аж спотыкается. Крауч не просто так был главой отдела магического правопорядка, он уже не один год оставался одним из самых сильных волшебников Министерства. Поэтому нападение на него… это должно быть ого-го какое событие. С масштабными разрушениями, жертвами и так далее. Почему Фрэнк говорит об этом так спокойно? — Почему нам раньше не сообщили? — Это немного не то, о чем ты мог подумать. Нападение было на его разум. Прямо средь бела дня в министерстве. — Легилимент? Фрэнк кивает. В министерстве способных легилиментов не очень много и почти все они сидят в дознавателях. Бросить Краучу вызов такого плана… это либо дерзость, либо глупость. — И что было дальше? — ровно спрашивает Алиса. — Он застал Крауча врасплох, но все обошлось. Неизвестно, смог он что-то выведать или нет, но, зная Крауча, скорее всего нет. — Или министерство теперь скрывает очередную брешь в безопасности, — Юэн фыркает и идет с ними нога в ногу. — Преемник Миллисенты сейчас в убежище? — Фрэнк, проигнорировав Юэна, обращается к Алисе и старается говорить с ней спокойно, по-рабочему. Она лишь напряженно кивает. И кто заставил их сейчас работать вместе? Юэн прислоняется спиной к шершавой стене соседнего здания, смотрит на ясное небо, проглядывающее между крыш высоких домов. Асфальт под ногами сырой и влажный после недавно прошедшего дождя, а сейчас ни тучки не осталось. И — как в наказание за желание считать ворон — бдительный Фрэнк командует: — За углом Черинг Кросс-роуд замечен Пожиратель смерти! — Да вашу ж мать, — Юэн подрывается с места вместе со всеми, но на пару мгновений позже. Ну черт подери, на минуточку отвлекся, что ж сразу пожиратели-то?! Юэн атакует быстро, на пару с Алисой. Пожирателей всего трое — против них пятерых им точно не выстоять. Сейчас быстренько скрутят. Выпад, взмах, уворот, уворот. Юэн на самом деле счастлив возможности наконец снова с кем-то сразиться. В теле легкость, а вспышки проклятий так и мелькают то тут, то там. Двое пожирателей пытаются сбежать, но за ними бегут другие мракоборцы, пока Юэн остается один на один с третьим. И что-то в его атаках кажется ему знакомым. Та же мракоборческая выучка, чередование определенных заклинаний. Прекрасное владение невербальными заклинаниями. — Экспульсо! И пренебрежение защитой. А где-то вдалеке, взвизгнув, кричит Алиса. Противник кувырком опрокидывается назад — израненный от прямого попадания Экспульсо. Он, сгруппировавшись, начинает кашлять, но держит волшебную палочку в вытянутой руке. Направленной на Юэна. И не атакует. Алиса снова вскрикивает, и у Юэна совершенно нет времени разбираться с этим врагом, он просто ударяет его еще раз — для верности, — и накидывает заклинание пут, чтобы веревки связали по рукам и ногам. Готов уже бежать на крик, оглядываясь по сторонам. А Пожиратель смерти за спиной хрипит и кашляет. Сука, хребет переломал себе что ли? Обычно, натыкаясь на щитовые чары, экспульсо работало очень удачно — отскакивало от щита, создавая взрыв рядом и могло зацепить противника. Но от прямого удара… Юэн возвращается к ублюдку, потому что тот явно сейчас сдохнет, а ему третья смерть на руках вот вообще не нужна. Стаскивает с него капюшон с маской. Замирает. Рой уже не дышит, лежит, закатив глаза — прямо к ясному синему небу. Изо рта у него течет кровь, как и с разбитого в хлам виска. — Дебил… ты что здесь делаешь? — Юэн трясет его, не понимает, что происходит. А голова у Роя болтается вверх-вниз и реакции нет. — Рой? Юэн хлопает его по щеке, снова трясет за плечи, никак не может понять. Почему этот идиот не двигается? Почему он в одежде Пожирателей? Почему он… Почему?.. — Рой! Юэн орет, трогает рану на голове, раскрывает мантию — а там под черными тканями еще одна огромная рваная рана на груди. И руки трясутся, и заткнуть дыру ничем не получается, а кровь хлещет, и она такая горячая, что, кажется, вот-вот пар пойдет. — Идиот, ты какого хрена наделал?! Это все неправда. Это иллюзия. Наваждение. Почему это снова происходит с ним?.. — Рой… пожалуйста. Молит его, размазывает кровь по белым щекам. Рой такой несуразно-маленький по сравнению с Юэном, будто игрушечный. — Рой, очнись. Кто-то тянет за шкирку, пытается оттащить, а Юэн хватается за Роя — не иначе как намертво — обнимает так, как, наверное, в жизни ни разу не обнимал. Даже в детстве. Ну, не по-мужски же это, да? Может, хоть так он очнется и скажет: да отвали ты, Форни! Может… — Юэн, отпусти его. Он мертв. Уходи. Хера с два. Нет, нихрена подобного. Он встанет. Он всегда вставал. — Рой! Вот. Сейчас. Обязательно. — Все, отпусти. Ты должен уйти прямо сейчас. Уходи, прошу тебя. Фрэнк оттягивает его силой, расцепляет руки, забирает Роя, укладывая на земле. А вокруг никого больше. Почему он на земле? Нельзя так. Этот дебил и так часто на спину жалуется. Юэн качает головой, ползет на коленях к нему обратно. — Господи, — Фрэнк вздыхает, смотрит на безуспешные попытки Юэна нащупать пульс на запястье Роя. Впереди появляются двое Пожирателей смерти, один из которых несет закинутую на плечо Алису, но Юэн не видит этого. — Ладно. Соппоро. И ясное небо становится черным.