Пастис

На следующий день (Юэн предполагает, что провел здесь уже точно больше двух дней) первым делом где-то за пределами камеры звучит приглушенный разговор. Юэн, проснувшись, прислушивается, решительно собираясь разобрать хоть что-нибудь. Вряд ли это поможет, но нужно постоянно быть начеку. Чем больше он знает и понимает, тем больше шансов, что все скоро закончится. И с меньшими… испытаниями. Юэн постоянно думает про вчерашнюю девочку. Придет ли она еще? Услышит ли он ее голос? Он знает, что пожалеет о том, что не согласился на яд, когда вместо девочки в темницу придет палач. Но… Когда она появится в следующий раз, можно и попросить. Если появится. Да. Или все-таки нет? Юэну на самом деле не хочется, чтобы какой-то ребенок был причастен к его смерти. Пусть это и помощь, избавление, но дети не должны таким заниматься. Дети должны оставаться детьми. «Вот ты дебил, — говорит себе Юэн. — Ничему жизнь не учит. Она дочь твоего палача! И сестра того мудака. И даже это все далеко не факт, потому что ты ее только слышал, а уже веришь каждому слову. Может и нет никакой девочки». Злость на себя перевешивает надежду. Разговор в соседнем помещении становится чуть громче. — Классная идея с оборотным зельем. Возьму на заметку. Голос юношеский, но незнакомый. Кто это? — Только не забудь сохранить жизнь тому, кем будешь притворяться, — новый голос тоже незнаком, но это и понятно, Пожиратели смерти используют волшебную маскировку для голоса, а сейчас эти двое разговаривают не таясь. — Меня раз двадцать чуть не раскрыли. Без него… Не представляю, как бы я выкрутился. Очевидно, это говорит Бёрк младший. Юэн напрягает слух еще сильнее, ведь судя по сказанному, Фрэнк еще может быть жив. И нельзя ни на что надеяться, но он все равно слушает почти не дыша. — Твой отец хотел его убить, да? — Конечно. Как обычно. Если бы не дядя, он бы и мать мою убил. — Чертов отморозок. На его фоне я начинаю считать своего отца образцовым родителем. Бёрк хмыкает, а его собеседник продолжает. — Тёмный лорд, получается… Тебе доверили охренеть какую серьезную миссию. Я даже завидую. — Завидуешь? Отец сказал, что я сам должен теперь все сделать. А я не успеваю. Даже Алиса ломается, что говорить про грязнокровку? Все месяцы, что я провертелся у них, потрачены впустую. Отец в ярости, а Тёмный лорд… Он будет не в восторге, когда все узнает. Так послушаешь, обычный разговор двух подростков. Страх перед отцом за невыполненную домашку и плохие оценки в школе. Неудача с девчонкой, которая «ломается». А на самом деле Пожиратели смерти обсуждают пытки и убийства людей. — С Алисой ты сам виноват, ты же щадишь ее. Я понимаю, что она тебе нравилась, но сейчас мы не в школе, и война — это гораздо серьезнее твоих дурацких хотелок. Алиса наш враг. — Заткнись. Нихрена себе. М-м-м, Алиса, да у тебя есть поклонник. Юэн даже презрительно фыркает, преисполненный отвращения. Если бы она этому уроду действительно «нравилась», разве он выдал бы ее Пожирателям смерти? Притащил бы сюда и позволил подвергнуть пыткам? Жалкий мудила. — И что ты собираешься делать? — Не знаю, Барти. Я не смогу вернуться и привести кого-то еще. Флетчер мертв, а Руквуд трясется, что его вот-вот раскроют. Когда я провалюсь, отец постарается выжать из пленников всю полезную информацию, прежде чем убить, но до Багнолд ему не добраться. А после того, что я сделал в прошлый раз… Голос надламывается. Дальше Юэн не слушает, потому что все мысли сосредотачиваются на Рое. Как давно он помогал им? Почему встал на их сторону? И… Он ведь занимался легилименцией. «Мерлин… у него был такой странный пронизывающий взгляд, будто он мне в самую душу смотрел. Я потом даже не помню, как мы распрощались, настолько меня это испугало». Юэн не хотел придавать значение тем словам, когда Милс рассказала про их встречу с Роем. Рой ведь никогда не полез бы в ее мысли без разрешения. Милс была открыта перед ним, доверяла ему. В отличие от Фрэнка, она Непреложный обет не приносила, потому что, ну, какой в этом смысл? Если Милс и есть его причина, грубо говоря. Она почти ни с кем не общалась, крайне редко покидала Министерство и дом. Мог ли Рой, мимолетно забравшись ей в голову, когда они говорили о ее работе, что-то узнать про реестр? Конечно, мог. И это даже справедливо — попытаться навредить ей. В отместку за Веронику. Чтобы Юэн тоже прошел через эту боль. Вот только… Милс в безопасности. А боль от смерти Роя и его предательства ничуть не меньше. И если это возмездие, что ж, Юэн, пожалуй, действительно получил по заслугам. Он ведь так и не решился поговорить. Хотя бы просто… попросить прощения. Даже Милс просила — поговори с Роем! Господи, поскорее бы все это закончилось. И, как по волшебству, замок на двери гремит. Юэн надеется умереть во время следующей пытки. Однако внутрь входит Бёрк младший. С небольшим саквояжем и в маске, при полном параде. Его Юэн пока не боится, да и подслушанный разговор лишь больше укрепил подозрение, что у этого засранца кишка тонка для таких изощренных пыток, на какие способен его отец. Бёрк ставит саквояж на пол, заглядывает внутрь, избегая смотреть на своего пленника, делает глубокий вдох. Выбирает, похоже, чем напоить на сей раз. И вряд ли это будет целебное снадобье — руки уже практически восстановились, только с чувствительностью пальцев проблема, а вот спина восстанавливается долго и мучительно, от такого магия не поможет, да и не в том ли смысл, чтобы продлить мучения и медленную агонию? Любое движение причиняет боль. Раны не заживают, постоянно кровоточат, зудят. — Ты лживый, сука, ублюдок, — Юэна разбирает такая злость, что он даже отваживается заговорить. — Да, — спокойно отвечает Бёрк. Сейчас голос не скрыт магией, хотя маску он продолжает зачем-то носить. И это все, что ты можешь сказать?! — Ты, похоже, понравился моей сестре, — продолжает Бёрк еще спокойнее, и это уже кажется наигранным. — Болтает о тебе теперь без умолку, — он усмехается, как будто это светский обмен любезностями. — Спасибо. О… охренеть. Юэн от возмущения и растерянности даже не знает, что сказать. Похоже, это все-таки была уловка. Ясно, сейчас этот мудила будет давить на жалость или снова играть «хорошего полицейского». Надеется получить так хоть что-нибудь? Наивный. — И за что ты меня благодаришь? — Юэн спрашивает сквозь зубы, планируя найти в себе силы, чтобы рассмеяться от любого ответа. — За то, что не прогнал ее. Она говорит, что ты очень добрый. Но все-таки не смеется. — Не думаешь, что это слишком низко — использовать ребенка? Хотя кому я это говорю, ублюдки вроде тебя мать родную готовы продать. Бёрк молчит, смотря на два разных флакона в своих руках. После всего того времени, что они провели как «друзья», разговор получается какой-то уж слишком неформальный. Как будто они и правда были друзьями. — Ты сам виноват в том, что с тобой случилось, — чуть подумав, Бёрк убирает один из флаконов обратно и откупоривает крышку оставшегося. Принюхивается через прорези маски. Темно-синяя жидкость мерцает в свете свечей и кажется вовсе черной. — Может, это я еще и сам к вам в темницу пришел? — Сам. Разве нет? От такой наглости Юэн снова теряется. Вот это самомнение, вот это нежелание признавать действительность, вот это да! Такому надо поучиться. На зелье он смотрит с безразличием, когда Бёрк приближается. — Я просил тебя — уходи. Я предупредил тебя. Я показал тебе воспоминания мадам Стебль. Надеялся, тебя проймет. Так что да — ты сам виноват. Хотел самопожертвования? Получай. — Да ты, я вижу, просто мастер самооправданий. У Юэна даже создается впечатление, что Бёрк реально верит в то, что говорит. И… он ведь по сути просто пацан, который еще даже школу скорее всего не окончил. Юэн слышал отчаяние и страх в его голосе, а это «испытание» — какому же наказанию может подвергнуть отец, вворачивающий людям сверла в кости? — Ты никогда не был на моем месте, не тебе меня судить. — На твоем месте? Не смеши меня. Ты же просто послушный маменькин сынок: делаешь, что тебе говорят, не имея собственного мнения. Я видел, как ты пялился на Алису, чуть сопли на кулак не наматывал, а теперь она здесь! Потому что ты ее сюда притащил. Это был только твой чертов выбор! Бёрк стоит, сжимает в руке флакон с зельем, даже крышку зачем-то обратно затыкает. Наверное, злится. Сейчас выберет что-нибудь похуже. Что ж, отлично. Злись. — Ты — слабак, — презрительно добавляет Юэн. — У тебя не то что мнения своего нет, у тебя нет даже своей жизни. У тебя нет воли. Ничего. В голову приходит неплохая идея. Если получится вывести Бёрка из себя, получится и отвлечь. — Бесхребетный и жалкий. Слабак. Повторяет еще раз. Бёрк кладет флакон назад, отворачиваясь. Сегодня у Юэна обе руки по-прежнему в кандалах, но не подвешены. Хватит ли сил напасть? Пацан с виду совсем хлюпик — наверное, и одежды-то эти надевает только чтобы выглядеть страшнее. — Что молчишь? Расплакался? А дальше все происходит быстро и легко, в несколько движений: Бёрк пытается кинуться с кулаками, но Юэн — даже после пыток и с израненным телом — опрокидывает его на пол одним простым захватом. И черный хвост, обмотавшийся вокруг шеи, приходится очень кстати. Тянет, держит крепко, душит. Ненависть и злоба просто затапливают, выворачивают суставы наружу, обнажают резцы и клыки. Надо выдержать нужное время и все, он сдохнет, на одну тварь в этом мире станет меньше. «Господин мракоборец, не вините моего брата». Печальный голос звучит в голове, и Юэн будто бы выныривает из бездны. Ужасается самому себе. Маска, съехав набок, показывает совсем еще детское, сука, лицо. Не испуганное, но… Упрямое. И какое-то очень больное. Так же этот говнюк выглядел и когда притворялся Фрэнком. Такой он, получается, и есть на самом деле, вряд ли это напускное. Он и правда — просто больной пацан с глазами замученной птицы, попавшей в тиски. Человек после пыток. Неужели и ту маленькую девочку ждет такая же участь? — Ты понимаешь, что я могу убить тебя сейчас? — Юэн чуть ослабляет хватку, чтобы не вырубить раньше времени, но прижимает урода к полу ногой. Это ведь шанс… Не сбежать, конечно, но, может быть, если забрать у него волшебную палочку… — Понимаю. Но ты не сделаешь этого, — Бёрк возвращает себе самообладание. И взгляд у него безразлично-усталый, будто это вовсе и не его тут сейчас душат, и дела ему ни до чего нет. — Почему ты так уверен? — Потому что тебе жаль, — Бёрк криво усмехается. — Меня. Мудила. Но Юэн действительно отпускает. Смотрит, как Бёрк, не обращая внимания на свалившуюся окончательно маску, садится на полу, разматывает петлю на шее. Юэн молчит, словно ждет чего-то, а потом со всего маху ударяет его в лицо. Кулаком. — Нос тебе сломать мне это не мешает, — добавляет он, наблюдая, как Бёрк, согнувшись пополам, зажимает нос ладонью. — Сильный… аргумент. — Беги, пожалуйся своей чистокровной мамашке. И вот тут Бёрк, снова вспыхнув от злости, направляет все-таки волшебную палочку прямо Юэну в грудь. Кровь из носа течет в рот и на подбородок. Больная тема, что ли? Ладно, будем развивать. — Ты можешь пытать меня своими ядами или проклятиями, но в честном бою я сломаю тебе шею, — Юэн редко в своей жизни так ухмылялся, как сейчас. Наверное, вообще никогда. — Так ты специально это, — Бёрк, сделав движение волшебной палочкой, чтобы вправить себе нос и остановить кровотечение, убирает ее в карман. — Специально что? — Провоцируешь. — Может и специально. Попробуешь убить меня? Глупая провокация, конечно, этого он точно не сделает, но реакцию посмотреть стоит. — Ты нужен Темному лорду, а я не из тех безумцев, что стоят у него на пути, — Бёрк поднимается с пола, с педантичной аккуратностью отряхивая грязь и частички пыли с черной мантии. — Думаю, для тебя это тоже очень… больно — смотреть, как пытают беззащитную девушку. Твоего друга. Да, ты можешь винить меня, в том, что Алиса здесь. Но не ты ли мне ее выдал? Более того, ты ведь знаешь, что можешь остановить ее муки, но не делаешь ни-че-го. Потому что иначе пострадает другой человек. Ну, понятно. Пытается ответить, что называется «той же монетой». Без маски гораздо легче понять эмоции, хоть мимика у Бёрка и не слишком выразительная: бледное лицо будто выдолблено из цельного куска мрамора. Только рот шевелится — кривится то в презрительной, то в насмешливой улыбке на левый бок. — Эта женщина — Миллисента Багнолд — она действительно очень тебе дорога. Как долго ты еще выдержишь? И каково тебе будет, когда ты все-таки сломаешься и поймешь, что все твои жалкие потуги были напрасными? Что ты страдал зря. И Алиса. Я не справлюсь, но справится отец. Еще ни один пленник не выдерживал его пыток. — Я, что, задел тебя за живое? — Юэн старается не думать о сказанном, но думает о причине этих слов. — И как твоя мамашка только выродила из себя такое недоразумение? — Еще одно слово в адрес моей матери, и ты останешься без языка. Или без яиц. Я еще не решил. Ага, вот оно. Значит, он так резко реагирует именно на оскорбление матери. Что ж, надо запомнить, это может быть полезно. Обездвиживающее заклинание мгновенно парализует тело, Юэну остается только завалиться навзничь, и спина от этого отзывается такой дикой болью, что хочется выть, только вот даже рот открыть не выйдет. Впрочем, рот ему все же раскрывают — чтобы влить зелье. А потом Бёрк спешно уходит, и только тогда Юэн получает мнимую свободу. Со стоном он отталкивается локтями от пола, чтобы привстать, но сил хватает только перевернуться набок. Что это было за зелье? От него нет ни ожидаемой боли, ни тошноты, ничего. Опять целебное, что ли? Неожиданно Юэн замечает движение в углу. Взгляд останавливается сначала на подошве ботинок, потом поднимается к голове, и Юэн не верит, тому, что видит. Кого видит. Потому что это невозможно. Возле стены под светом свечей стоит Рой.