***
Вдалеке слышится вой сирены, и Разумовский, ощупывающий плечо Юли, вздрагивает, неосторожно сдавив пострадавшую кожу вампирши. — Твою ж мать! — ругается та, отпихнув Сережу от себя и со свистом втянув воздух через нос. — Не трогай меня! — Через пять минут приедут врачи, пожарные, полиция, — терпеливо разъясняет Разумовский как маленькому ребенку, — а регенерация не начнет действовать, если не вынуть из тебя серебро. Что ты скажешь врачам, м? — Дайте мне, — неожиданно подает голос Олег, шагнув вперед. Ногти на пальцах чуть вытягиваются, чернеют, превращаясь в острые длинные когти. — Мне нетрудно подцепить пулю. Я это уже делал. Разумовский бросает взгляд на клык, висящий на груди оборотня, понимающе кивает, но не задает вопросов. Пчелкина кривится, но позволяет Волкову бережно обхватить свое плечо двумя руками. Раз — когти вонзаются в светлую кожу, сжимаются, со скрипом пройдясь друг по другу, но почти мгновенно выходят из тела вместе с внушительной пулей и черноватой жидкостью, вытекающей из раны. Юля тихо ойкает, отвернувшись от серебра, лежащего в ладони оборотня, который тут же его выбрасывает. — Я все равно останусь, — бурчит вампирша спустя пару мгновений. — Кто-то должен объяснить, что здесь происходит. — Она глядит на Разумовского, порывающегося что-то сказать, и мотает головой. — Давай обойдемся без твоей мнимой заботы, Серый. Я большая девочка, справлюсь с полицией и всем прочим. Журналистка, все-таки… А вот тебе и твоему дружку тут не место. Пойдут вопросы и попытки в чем-то обвинить. Сваливайте, пока еще можете. Решительность в голосе уверенной вампирши невольно вызывает уважение. Олег и Сережа немного растерянно переглядываются; на подбородке Разумовского засохла чужая кровь, брызнувшая на левую щеку и бровь, да и шикарные рыжие волосы зловеще отливают багровым оттенком. Им действительно нужно уходить. — Я восстановлю все, что можно, — добавляет Юля, — помогу тем, чем смогу. Не ради вас, — короткий смешок, — а потому, что теперь это уже мои личные счеты. Так что… остановите гребаного убийцу как можно скорее, а я подчищу ваши следы. Поняли? Вампир и оборотень в унисон кивают. Разумовский достает из кармана очки, но недовольно цокает — левое стеклышко оказывается разбитым, а правое и вовсе напрочь выбитым из оправы. Легко юркнув в переулок, Волков и Сережа вскоре оказываются далеко от места происшествия, а позже добираются и до офиса Разумовского, вызвав такси. Тревожная паника потихоньку начинает отпускать Олега — он только сейчас осознает, что все это время пребывал в бесконечном напряжении и вздрагивал чуть ли не от каждого шороха, чуя в нем опасность. Даже шестое чувство начинает утихать, разливая в грудной клетке умиротворенную негу, когда он входит в уже привычное помещение и смотрит на Боттичелли как на фотографию дальнего родственника. Разумовский никак не реагирует, когда Олег чуть устало присаживается на диван — вампир нервно расхаживает по комнате, нарезая по ней круги и что-то явно обдумывая. Кровавые пятна на белоснежной рубашке отсвечиваются на тусклых лучах солнца, как и засохшие капли на лице, когда Сережа останавливается, нервно поправляет волосы, хлопает в ладоши: панорамные окна тут же тускнеют, заслоняя комнату от дневного света. — Ты не особо пострадал? — на всякий случай осведомляется Волков, немного испугавшись такой нервозности со стороны вампира. Разумовский вздрагивает, будто только сейчас понимает, что находится в комнате не один, сухо кивает, распрямляясь, останавливается. — В норме. Ты сам-то как? — Надышался гарью, но мне не впервой, — невесело усмехается, осекаясь, когда Сережа просто берет и выходит в соседнюю комнату. Через две минуты он появляется снова, только сменяет грязную одежду на явно дорогой красный халат и выглядит чуть более прилично, зачесав мокрые волосы назад. Его дерганность не исчезает, когда он мрачно направляется к четырем автоматам с напитками и снэками и набирает причудливую комбинацию клавиш; с верхней полки падает какая-то пластиковая бутылка, которую Сережа мгновенно открывает и жадными глотками выпивает почти половину, запрокинув голову вверх. Удивленный Олег смотрит на его белую шею, по которой стекает одна единственная алая капля из-за неосторожного питья — впрочем, Разумовский почти сразу опускает голову и вытирает рот рукавом халата. Волков разглядывает его. Сережа чем-то похож на испуганного котенка, старающегося казаться самым настоящим львом, но вместо этого выглядящего до невозможности мило — и даже новые кровавые следы вокруг испачканного рта, даже темная жидкость между клыками не придают его образу жуткой мрачности. Наверное, дело в том, как просторный халат подчеркивает его худобу. Или в его обеспокоенном взгляде усталых глаз, иногда выдающих беззащитность и не умение контролировать ситуацию. Или в неаккуратной попытке по-детски вытереть рот рукавом… — Это так… давние запасы, — по-своему интерпретирует его взгляд Разумовский, вновь отпив глоток и резковато махнув рукой. Волков вздрагивает, отведя взгляд — о чем он вообще думает? — Иногда помогает сдерживать жажду, когда она особо сильна, а после того, как я вкушаю чью-то кровь, она просыпается с новой силой… Замолкает, испугавшись своей откровенности, и ставит недопитую бутылку на столик, поспешно закрутив крышку. После такой трапезы он выглядит чуть лучше и даже берет себя в руки. — То есть ты убиваешь богачей, а потом сцеживаешь их кровь в банки? — не может не улыбнуться Волков. — И засовываешь в автомат? А журналистам ты эту кровь не предлагаешь, мышка? — Все по-разному пытаются справиться с человеческим образом жизни, псина. — Теперь и к Разумовскому возвращаются эти обидные прозвища. — Отпустить прошлое, принять новую жизнь… и, как погляжу, у меня это получается куда лучше, чем у тебя. — Небрежный кивок головы указывает на кулон Волкова. — Что за безделушка, так похожая на настоящий клык? Памятная вещица, верно? Его вкрадчивый тон и медленные шаги не сулят ничего хорошего. Сережа сменяет маски как перчатки — ранимый секунду назад и такой решительный сейчас. Волков, насупившись, не очень вежливо рявкает: — Не твое дело. — Ты так замер, когда здание загорелось, мне пришлось тебя встряхнуть и направить, чтобы ты мог сдвинуться с места. — Разумовский присаживается на диван, в этот раз сохраняя разумную дистанцию, будто бы понимая, что Олег может совсем случайно заехать ему по голове своей ладонью, закидывает руки за голову и немного молчит. Шелковая ткань халата сползает с рук, открывая вид на белые предплечья. — В твоих красивых глазках можно было буквально увидеть призраков прошлого. Ну? — спустя минуту вновь спрашивает он. — Не поделишься душещипательной историей из своей жизни? Сначала Олег и правда думает над тем, чтобы дать несносному вампиру хороший подзатыльник. Потом приходит идея очень доходчиво объяснить ему, почему не стоит менять свое настроение так внезапно и часто, ведь Волков не успевает привыкать к таким переменам. Следующая мысль, что нужно просто перевести тему и сосредоточиться на том, как они планируют поймать Тень, кажется самой здравой, однако усталый разум почти что молит пощады, прося отвлечься на что-то постороннее, не связанное со смертями и убийствами, хотя бы на пять минут. Пальцы сжимают посеребренный клык, дергают за него. Внутри — тепло и молчаливо. Шестое чувство молчит. — Мамин подарок, — нехотя отвечает, наконец решив кратко поведать суть происходящего. — Некогда существовала организация, вылавливающая оборотней и продающая их заграницу, в лапы особых извращенцев-ученых, и на мою семью велась охота. — Слова даются с трудом, прерываемые дымкой четких воспоминаний. Волков буквально чувствует жар пламени, о котором повествует вампиру. — Они устроили пожар, чтобы выкурить нас из леса или же убить… Выжил только я. Руки нервно зарываются в черные волосы, а потом Олег ухмыляется — привычка Разумовского передалась и ему. Вампир тихо сидит рядом, впервые не вставляя свои саркастические комментарии прямо посреди его рассказа. — И самое смешное — моя мать всегда выступала за то, что мы можем быть равными с людьми. Можем жить с ними бок о бок, не боясь, что за нами устроят охоту. — Волков качает головой, будто бы не одобряя такую идею. — Ее идея была в том, что агрессоры — не люди, а мы сами. Что ж, может, она и была права — сейчас я живу спокойно среди людей, успешно скрывая свою истинную сущность и следуя правилам. Наверное, я так сильно стараюсь сохранить тайну полуночной жизни Петербурга только из-за нее, только из-за нее и поддерживаю подписанные законы… Вот только она сама не дожила до наступления мира. Последняя фраза звучит совсем зло, враждебно, желчно. Разумовский разглядывает лицо Волкова, решая не торопить его в своих рассуждениях и не вставлять свою точку зрения на данную проблему. В этом молчаливом понимании и безмолвной поддержке и есть прелесть этого момента — обычно закрытый Волков изливает душу вампиру, которого знает всего один день, и тот проникновенно обещает хранить этот маленький секрет, разделенный теперь на двоих. — Тот человек, о котором говорила Юля… У меня действительно были отношения с человеком, и я действительно его любил. — Сережа чуть наслаждается изумлением Олега, а затем продолжает: — Он давно знал о существовании вампиров, поэтому воспринял меня спокойно, уверил меня в том, что тот договор о мире необходим, и все шло так замечательно. Я думал обратить его через пару лет. Да, запрещено, да, нельзя, но одно маленькое правило… одно исключение… Я знал, что у него была какая-то семья, был сын, которого он скрывал для безопасности, но он был готов сделать это… Голос Разумовского, внезапно заговорившего об этом, срывается. — Это не больно. Маленький укус, а потом бесконечный холод во всем теле. Я все еще помню, как это было со мной, поэтому знаю, как нужно действовать. И все было хорошо, мы все обсуждали, готовились, пока… Его не убили мои друзья. Бывшие друзья. — Сережа вдруг хохочет совершенно неуместно, на грани истерики, ведет плечами, а его взгляд отстраненный, видящий картины прошлого, а не настоящий мир. — Вампиры, не разделяющие мой взгляд на договор, наткнулись на него и решили, что им все дозволено. Я их убил. — Олега пронзает ток, когда он смотрит на чуть поникнувшего Разумовского, пытающегося сохранять спокойствие. Тот глядит в ответ и гримасничает: — Я подумал, ты будешь чувствовать себя некомфортно, вываливая на меня свои переживания, поэтому теперь мы квиты. Ты тоже знаешь мой маленький секрет. — В потяжелевшем голосе вновь появляется легкость, заносчивость; Сережа со вздохом поднимается на ноги, изящно подправив пояс красного халата, вздыхает так, будто задушевные беседы являются слишком скучной обыденностью, от которой он устал. — К тому же, моя история весьма подходит к твоей. Жить с людьми на равных — сладкая утопия. Мы никогда ее не достигнем. — Да, когда ты не предпринимаешь попыток это исправить. — Олег, напротив, не спешит вновь надевать свою маску собранности и флегматичности, которую носит практически постоянно. Без нее дышится легче. Ему почти что хорошо сейчас. — Не предпринимаю? — Разумовский подходит к компьютеру и оборачивается. — О, мне даже чуточку обидно, что ты не замечаешь моих стараний. Все это, — за взмахом руки следует горящий экран плазмы, высветившей страницу вампира в социальной сети «Вместе», — не мои попытки что-то предпринять? Я создал эту сеть на благо человечества, одновременно с этим помогая вампирам и оборотням еще больше влиться в общество. Кровавый Рассвет стал огромным шагом к сплочению. — Страницы переключаются как слайды, когда воодушевленный Сережа пробегается пальцами по клавиатуре. — Информация для вампиров, статьи по социализации, места сходок и вечеринок, полезные советы, как помочь людям и себе… Я пишу о своем опыте, рассказываю, как утоляю свою жажду с помощью тех, кто не заслуживает жизни, — палец указывает аккурат на большое лицо банкирши, — и меня слушают. За мной следуют. Я очищаю город и делаю жизнь мирных людей лучше. На секунду он прерывает свой бравый монолог, переводя дыхание. — Это и есть мое величайшее творение. А что будет, когда я сделаю «каминг-аут» как вампир? Подготовив к этому публику заранее, разумеется. Толерантность и терпимость к отличающимся людям сейчас процветает, кто знает, дойдет ли она до нечисти лет через двести? Олег не может не улыбнуться, глядя на такого довольного собой Разумовского. Сейчас в нем нет бахвальства — только гордость за действительно огромный труд его долгой жизни, вызывающий как минимум уважение… и беспокойство, делающее сальто в грудной клетке. Волков смиренно принимает то, что вампир не так уж и беспечен, как он ранее полагал, но это не отменяет одного очень простого факта. — Величайшее творение, которое привело к проблеме из-за нашего таинственного дружка. — Олег задумчиво чешет бородку. — Тот мистер Тень… он заходил на твой аккаунт через твой компьютер, но с какой целью? В этот же вечер он подставил тебя, убив Гречкина, которого ты сам так или иначе собирался прикончить, — он даже привстает от внезапного полета светлой мысли, — но откуда он мог это знать? Только из твоих записей в Кровавом Рассвете, в который он зашел, пока ты платил за виски. — Улыбка на лице Разумовского меркнет, сменяясь осознанием проблемы. — Ты собрал все и вся, зашифровал данные, засекретил, сделал вход в группу только для вампиров, но это одновременно стало твоей ошибкой. — Тень теперь владеет всей информацией об участниках группы… или той частью, которую успел прочесть, — мрачно заканчивает Разумовский, поджав губы. — Я защитил нечисть от всего, кроме своей собственной невнимательности. Очутившись рядом, Волков чуть колеблется, но все же кладет руку на плечо Сережи и чуть сжимает его. Подушечки пальцев чувствуют его кости под натянутой кожей даже сквозь ткань халата. — И это не плохо. То есть плохо, конечно, — он запинается, не подбирая нормальных слов, — но мы можем обратить это в свой плюс. Если Гречкина больше нет, как и вампирши, а, предположим, Тень захочет вновь попытаться подставить тебя, следует выбирать жертв из твоего собственного списка… — Хочешь сказать, мы сможем подоспеть вовремя? Успеть спасти тех людей и поймать Тень? — Разумовский звучит одновременно недоверчиво и с надеждой, когда неловко перехватывает руку Олега и чуть ее сжимает. Его пальцы холодные, почти ледяные. — Думаешь, это возможно? — Думаю, других вариантов не остается. Нам нужно что-то предпринять, а это наиболее вероятное событие… которое произойдет сегодня ночью. Да, — Олег кивает, — это должно быть ночью. Он же Тень. Сливается со мглой… Разумовский размышляет над всем этим, его свободная рука ползет к волосам, но замирает в миллиметре от рыжей шевелюры. «У всех вампиров яркие волосы» почему-то задумывается Волков. «И наверняка очень мягкие. Гораздо мягче моих. Вот если бы потрогать…» — Из нас выходит неплохая команда, напар-р-рник, — произносит вампир, игриво сверкнув глазами. Пальцы все еще переплетены с пальцами Олега в рукопожатии, которое никто из них и не думает разрывать. Волков вглядывается в красную радужку Разумовского и понимает, что под легким соусом флирта скрыта огромная внутренняя борьба — Сереже было ох как не просто признать, что ему и правда нужна помощь умного оборотня под боком. — Хоть кто-то из нас двоих должен быть умным, верно? — не может не подколоть его, чтобы отомстить за все предыдущие разы, когда вампир поступал точно так же. Тот замечает это, растягивает губы в ухмылке, лениво ползет оценивающим взглядом по черной бороде Волкова или даже чуть выше подбородка, что вызывает лихие мурашки. — Не благодари, Сережа, — все-таки тепло завершает Олег, ободряюще кивнув. Это был первый раз, когда они не стали использовать дурацкие обидные прозвища. Видимо, те, кто говорят, что совместные проблемы и опасность связывают людей, не ошиблись, потому что объяснить, каким образом всего за один день между двумя незнакомыми вампиром и оборотнем образовалась такая сильная связь, по-другому не получается.***
Волков с долей тоски смотрит на уже не полную луну, прячущуюся за мрачными облаками, чтобы отвлечься от пренеприятнейшего запаха помойки. Он даже не хочет уточнять, почему Разумовский решил избавить Петербург от владельца грязной свалки, просто верит, что Тень решит выполнить его работу сегодня, иначе пребывание в этом вонючем месте окажется просто бессмысленным. Вампир, осторожно идущий рядом, бросает на морщащегося оборотня ехидные взгляды и подтрунивает над ним парой смешков, вновь решив поиздеваться над сущностью Олега и его острым нюхом. Волкову кажется, что ароматы помоев пропитали его насквозь, и он старается дышать через рот, вот только на языке все равно чувствуется горький привкус мусорного ведра. И Олегу приходится наплевать на свои чувства, потому что иначе это помешает им поймать Тень, который должен быть где-то здесь… Вдали с хрустом ломается что-то пластиковое, и они с Разумовским тут же замирают, прислушиваясь к звукам. — Какой план? — почти одними губами произносит Волков. Сережа, закусивший губу, вынимает из кармана пиджака пистолет и жмет плечами, когда Олег вздрагивает, ясно почувствовав присутствие серебра рядом с собой. — С дуба рухнул что ли?! — сердито шипит. — Серебряные пули? Серьезно? — Мы не знаем, является ли мистер Тень человеком, а убить его придется! — шипит Разумовский в ответ. — Я подстраховался! Скрип и хруст раздаются снова, поэтому Волков не успевает спросить, какого черта у Сережи вообще находится то, что может его убить — определенные мысли на этот счет его совсем не радуют. Чуть пригнувшись, Олег медленно шагает вперед, старается не оступаться, когда выходит из-за кучи мусора, манит вампира за собой жестом руки. Сквозь плотные запахи помоев нос чувствует что-то еще, постороннее, похожее на женские духи, но такое резкое и еще более противное, что больше оборотню дышать вообще не хочется. Ноздри саднит и жжет сильно, больно, будто некто специально решил подпортить Волкову обоняние, поэтому ему остается ориентироваться только на остальные органы чувств — он идет, зовя за собой Разумовского, брезгливо касается земли и пары скомканных вещей перед собой и, услышав чьи-то шаги совсем близко, останавливается, вслушивается… — Бу! — выпаливает ему на ухо вампир, заставив подскочить от неожиданности. Разумовский ухмыляется, довольный собой, а Волков едва ли сдерживается, чтобы как следует не врезать неудачливому шутнику. — Слушай, пес, ну ты бы себя видел, весь такой напряженный, задумчивый, я не мог не… Он непонятно мычит, когда Волков зажимает ему рот своей ладонью и довольно сильно вдавливает ее в лицо Сережи, чтобы тот точно заткнулся. Брови вампира сначала смешно шевелятся, будто намекая на какую-то шутку, но через секунду кардинально меняют выражение лица, застыв в безмолвном ужасе. Сначала Олег не хочет вестись на очередную провокацию, однако затем шестое чувство начинает биться в такой тревоге, что он мгновенно поворачивается — и утягивает Разумовского вниз, едва ли завидев человека в черном. Тот тут же убирает пистолет, решив не растрачивать пули зря, и исчезает за поворотом. Мысленно отругав Разумовского за то, что тот отвлек и Волкова, и самого себя, Олег несется вслед за ним, теперь чувствуя и человеческие запахи — какие-то люди находятся близко, очень близко, вероятно, это владелец свалки и кто-то еще… Черный плащ едва ли можно заметить в кромешной темноте, но он то и дело мелькает перед лицом Волкова, во время бега думающего над трансформацией в волчье обличие. Где-то вдали видна макушка Разумовского, решившего достать преступника с другой стороны, пока они оба петляют по лабиринтам самой большой свалки Петербурга… Погоня в ночи помимо легкого ужаса и паники навевает сладкое приятное чувство — Волков бегает так быстро и стремительно лишь раз в месяц, и этого всегда недостаточно, чтобы в полной мере выбросить адреналин в крови, поэтому сейчас он пользуется ситуацией и даже немного жалеет, когда свалка заканчивается, и они оказываются посреди небольшой пустынной поляны втроем. Вчетвером, вернее — потому что здесь к большому столбу привязан мычащий толстяк, которого Олег идентифицирует как того самого владельца этого жуткого места. Тень останавливается прямо перед ним, оглянувшись на нечисть; лицо, как и вся фигура, все еще скрыты под плащом и острым капюшоном, хотя горящий костер прямо под толстяком позволяет рассмотреть противника немного лучше. Волков замирает на месте, готовый к нападению, в то время как Разумовский медленно крадется в сторону, заходя Тени за спину. Незнакомец зорко следит за его движениями, наклонив голову на бок, но не спешит предпринимать что-то в ответ, лишь предупредительно вскидывает пистолет, когда Сережа делает то же самое. — Кем бы ты ни был, тебе лучше убрать оружие, — негромко цедит Олег с легкой надеждой, что они могут договориться. — Против двоих ты просто не выстоишь. Мы жалость проявлять не будем. Тень качает головой, будто бы усмехается. Свободная рука лезет в глубокий карман плаща, что-то сжимает… Резкое движение руки вперед — в Волкова летит странная черная пыль так стремительно и быстро, что он не успевает от нее отмахнуться. Глаза распахиваются, когда нос чувствует знакомый запах обсидиана, а потом Олег складывается пополам от жгучей боли. Он не видит, не слышит, не чувствует — самая опасная вещь для оборотня делает свое дело, чуть ли не разрывая его изнутри из-за неосторожного вдоха, вместе с которым частицы раздражающего металла попали в легкие. Он падает на колени, истерично пытаясь выплюнуть это, избавиться от жжения и ломоты во всем теле. Глаза слезятся, с губ срывается тихий стон боли, а соленая пелена перед глазами мешает видеть, что происходит вокруг. Противоядия нет — приходится судорожно счищать со своей кожи самую настоящую отраву и стараться выплюнуть ее, а не свои легкие, что дается неимоверно тяжело; раньше Волков никогда не сталкивался с таким металлом лично, но слышал, что именно его охотники прошлого столетия использовали для умертвления оборотней… «Значит, Тень старый? Все-таки не человек? Или человек?» проносится в голове, когда Олег в последний раз складывается пополам, выворачивая желудок наизнанку, и кое-как встает. Перед глазами все еще пляшут тени и разноцветные круги, грозясь забрать его в счастливый мир сновидений. Волков сквозь туман видит, как Тень, молниеносно рванув к Разумовскому, уклоняется от пули, выбивает из руки вампира пистолет, хочет использовать свой, но Сережа тоже уворачивается, пытается зайти со спины, метит в шею, надеясь своим коронным приемом достать клыками до нужной артерии; Тень легко предугадывает его действия, действительно являясь подготовленным к любому событию или жесту со стороны вампира, не дает уйти с поля зрения, отскакивает назад, когда нужно, уворачивается от ударов и ногой отбрасывает пистолет Разумовского еще дальше… Волков еле-еле заставляет себя броситься к ним на помощь, хотя кажется, что легкие все еще не функционируют нормально. Тень видит это, осознает, что ситуация ухудшается, а вновь обезвредить оборотня он просто не успеет — щелчок пистолета, как дурное зловещее предзнаменование, режет по ушам, дуло смотрит прямо в грудь Сережи, которого незнакомец в одно мгновение отбрасывает от себя в сторону лежащего оружия, которое он просто не успеет схватить… Олег не успевает подумать, оценить ситуацию, потому что по-настоящему испуганное лицо вампира выключает мозг и отдает его всего инстинктам — ноги сами несут его вперед, но не к Тени, а к Разумовскому, руки отталкивают его в сторону… Выстрел. Еще один. И еще. И еще. Яркая вспышка боли, которой сегодня было более чем достаточно. Волков моргает несколько раз, видя, как Тень скрывается из вида, когда Разумовский хватается за свой выроненный пистолет и прицеливается в ответ. Новый выстрел в пустоту слышен сквозь плотную вакуумную оболочку, мягкую, не пропускающую ничто постороннее к Олегу, который лежит на спине глядит на свой левый бок и с ужасом видит пять пуль, вокруг которых расплывается зловещее кровавое пятно.