Тень бессмертия

Тень растворяется в воздухе, как делает это обычно, просто исчезает с места преступления, осознавая, что больше он ничего не может сделать. Он проклинает свою излишнюю самоуверенность и глупость — ведь он действительно наивно предполагал, что никто не достигнет всей сути его гениального плана, но слепая самоуверенность слишком рано вскружила ему голову. Настолько сильно, что ему пришлось попытаться убить Разумовского, которого он так хотел подставить, чтобы наконец-то быть замеченным. Разумовского, который был так дорог Тени… И он бы убил, убил, не раздумывая, поменял бы свой план, раскрыл бы сущность других, менее знаменитых вампиров… если бы не оборотень, решивший пожертвовать собой ради вампира. Комедия превращается в любовную трагедию. Тень кривится. Самонадеянная жертва того, кто изначально даже не входил в планы. Что ж… в Петербурге станет на одного представителя нечисти меньше. А возмездие все равно настигнет Разумовского. Все равно настигнет. Сережа еще несколько раз палит в пространство перед собой — если Тень находится там, то пули точно его найдут — но сумрак на свалке отвечает ему жуткой тишиной. Рука опускает пистолет, но пальцы все еще крепко сжимают его, когда Разумовский переводит дыхание, небрежно зачесывает назад свои волосы, поворачивается к Волкову… и едва ли не кричит от открывшейся картины. Оружие с глухим стуком валится на землю, и вампир бросается к Олегу, лежащему на спине и безуспешно пытающемуся сделать что-то с раной в боку. Кровь хлещет много и часто, пальцы, кажется, полностью тонут в ней и в дырах, оставленных серебром, а силы неумолимо покидают тело. Волков переводит взгляд в небо, надеясь отыскать на нем красивые звезды, пока его не накрывают воспоминания — они лежат вместе с мамой на поляне посреди леса, считают звезды, пытаются собрать их в созвездия, смеются, выдумывая разнообразнейшие новые сочетания… — Черт! Черт! Нет! — Голос, полный боли и ужаса, вырывает Волкова из сладкого кокона воспоминаний. Разумовский падает на землю рядом с ним, а его дрожащие пальцы проходятся по телу оборотня, ощупывают его, неосторожно трогают кровоточащую рану и возвращаются к голове после короткого стона со стороны Волкова. Сережа подхватывает его голову, бережно положив ее к себе на колени, и в отчаянии принимается ее укачивать, словно это может помочь. — Нет! Держись, слышишь? Не смей умирать! Беспорядочный истеричный лепет вампира, который потерял всю свою надменность, холодность, и выглядит по-настоящему испуганным, вызывает теплое томление в грудной клетке Волкова, снова не умеющего дышать. Разумовский просто наплевал на то, что Тень может вернуться и убить их обоих, он бросил пистолет и очутился рядом, пытается помочь… Мысли начинают путаться, превращаясь в бессвязную липкую кашу, когда Олег пытается понять, почему вообще совершил такой необдуманный поступок, поймал пули ради какого-то вампира… Зрачки расширяются, когда глаза смотрят на лицо Сережи, по которому пляшут причудливые тени, отбрасываемые языками пламени в десятке метров от них. «Красивый», вдруг вполне себе ясно думает Волков, слабо улыбнувшись. «Грустный, но красивый. После такого вида и умереть не жалко…». Ответ на вопрос находится сам. — Глупый, глупый пес! — Вампир чуть ли не всхлипывает, стиснув зубы и все еще гладя Волкова по волосам. — Зачем сделал это? Кто тебя просил? Черт возьми, я это не оставлю так! Я… Я… мы вытащим пули! — Мокро вздохнув, Сережа приходит в себя и пытается хоть как-то рассуждать логически. — Сейчас, я… нет, нельзя, ты не продержишься… — Сереж… — Олегу удается сипло прохрипеть его имя, но основную информацию донести он не успевает: лицо Разумовского приобретает еще более страдальческое-извиняющееся выражение, а губы вновь подрагивают. — Прости… мне придется… это не больно, я лишь немного… Слова заканчиваются вместе со всхлипами, потому что вампир убирает свои волосы назад и чересчур резко наклоняется вперед, прикасаясь губами к открытым ранам. Волков чувствует, как Сережа пьет кровь, жадно, мощными глотками всасывает ее в себя, чувствует его язык даже сквозь чуть разодранную ткань черной одежды… На секунду становится легче, потому что рана чуть перестает саднить, но боль возвращается с утроенной силой, когда Разумовский отрывается от него с нечеловеческим рыком и мгновенно вскакивает на ноги. Разрастающееся пламя, на которое им обоим уже давно стало плевать, освещает залитое кровью оборотня лицо и два крыла за спиной — две черные огромные тени, едва ли различимые на фоне темной свалки, острые, резкие и такие большие, что кажется, они могут обвить несколько человек плотным коконом, как гусеницу, готовящуюся стать бабочкой. — Мне пришлось… нужно было подкрепиться, прежде чем лететь… — Мягкий и все еще извиняющийся голос сильно контрастирует с самим жутко-мистическим видом Сережи, который осторожно подхватывает Волкова на руки; это получается у него легко, будто оборотень не весит ни грамма, является пушинкой, способной удержаться на кончике изящного мизинца. Олег судорожно дышит, едва не потеряв сознание, и только крепкие пальцы, обхватившие плечи и согнутые ослабленные колени, помогают держаться при несильном толчке. Они действительно летят — Волков чувствует порывы ветра, обдувающего лицо и залезающего между прядками волос, и слышит свистящие взмахи могучих крыльев, удерживающих их обоих в воздухе. Где-то далеко внизу и позади остаются свалка и ее владелец, а Разумовский, крепко прижавший к себе окровавленного напарника, взмывает ввысь и стремится вперед, будто бы навстречу луне… Олег плохо помнит, как они добираются до офиса «Вместе»: ослабленное сознание цепляется лишь за левитирующее чувство в желудке, крепких пальцах на ранах, шепоте, который не получается разобрать, и на мыслях, которые не получается озвучить из-за заплетающегося языка. Все тело горит, его ломит и шатает, пока Разумовский опускает его на диван и исчезает в стороне бара, хаотично пытаясь найти медикаменты. Волков почти вслепую пытается принять сидячее положение — на долю мгновения кажется, будто полет и близкая луна придали ему сил — но лишь грузно сваливается обратно, захрипев. — Я здесь, я здесь! — успокаивает его тяжело дышащий Сережа. Он так и не успел убрать крылья, поэтому сложенные мрачные тени за его спиной вызывают острый приступ мигрени, творя с сознанием невообразимые иллюзии. — Молодцом… держись только… сейчас вытащу пули, и… — Нет! — булькающими звуками произносит Волков, сумев перехватить холодные руки, держащие скальпель и пинцет. Разумовский потрясенно смотрит на него, от неожиданности замерев в оцепенении. — Транс… трансформация… я должен! — Следующие попытки заговорить уже не увенчиваются успехом, поэтому вампир с терпеливым вздохом кладет его на спину, двумя пальцами нажав на его лоб. — Ты не сможешь трансформироваться, пока в тебе столько серебра, глупая псина! — сердится он, сжав медицинские приборы еще сильнее. — Дай мне тебя вылечить! Не позволю умереть тебе здесь и сейчас! Волков больше не сопротивляется — хотя бы потому, что его силы действительно находятся на исходе. Взгляд блуждает по расплывчатой размытой Венере перед глазами, картинам, стенам, компьютеру — по всюду, кроме сосредоточенного и быстро действующего Разумовского. В боку покалывает не сильнее, чем раньше, поэтому больше Олег не впадает в коматозное состояние от любого толчка или нажима на пострадавшую кожу. Сережа осторожен, собран, сконцентрирован, его умелые пальцы вынимают пули и тут же накладывают бинты так, будто ему уже приходилось проделывать подобное, хотя он не является профессиональным врачом. Со звонким стуком на холодный пол падают пули одна за другой — исстрадавшийся Волков ощущает облегчение, пока напряженный вампир сдерживает кровотечение, накладывая сотни бинтов и обеззараживая рану. Веки разлепить очень трудно, в какой-то момент Олег пугается, что ему просто не удастся это сделать, но затем его глаза неохотно подчиняются и распахиваются — желтые, сверкающие, означающие, что нелюдь уже находится в горячке. Перейти в животное состояние невыносимо трудно, ведь кости и мышцы просто отказываются раздвигаться; Волкова выгибает прямо на диване под немыслимым углом, и он шипит, когда ногти медлительно чернеют, становясь когтями, голос срывается, перерастая в вой и скулеж, кожа покрывается густой шерстью, а раны ноют еще сильнее, доводя Олега до болевого порога… Эта трансформация была самой мучительной на его памяти, но ему все же удается принять облик волка на грани смерти, а потом он падает с дивана и растягивается на полу, тяжело дыша. Клыки в пасти непривычно мешаются, как и жесткие подушечки на передних лапах — все-таки Волков очень давно не становится оборотнем больше раза в месяц, особенно для того, чтобы просто ускорить процесс восстановления тканей. Тяжелые веки вновь опускаются, и Олег закрывает глаза, начиная чувствовать неприятный зуд. Мысли о смерти постепенно покидают голову, потому что самочувствие улучшается, пусть постепенно и неторопливо, и его состояние уже не такое отчаянное, каким было раньше. Разумовский, буквально вытащивший его из объятий смерти, плюхается на пол рядом с ним. До ушей животного доходит его судорожное прерывистое дыхание и редкие всхлипы — по вампиру произошедшее ударило ничуть не меньше, потому что тот, кто спас его жизнь, мог умереть на его руках. Какое-то время повисает тишина, прерываемая лишь тихими поскуливаниями Волкова, которого бросает то в жар, то в холод, словно напоминая, что он все еще задолжал всаднику апокалипсиса. Холодная рука вдруг залезает в шерсть на голове, и Олег рефлекторно рычит, уставившись на Сережу. Вампир, окровавленный, взъерошенный, помятый, с любопытством и легкой усталостью глядит в желтые волчьи глаза. «Наверное, он и не видел настоящих оборотней-волков» отстраненно задумывается он, не реагируя, когда Разумовский чуть смелее гладит его по голове, стискивает черную жесткую шерсть и усмехается. — Видел я таких. Лишь раз. В детстве. Оборотень спас меня, когда я заблудился в лесу, — будто читая мысли, со смешком отвечает он. — Я просто… проверяю свою теорию. Все-таки твоя шерсть точно такая же, как твои волосы. Интересно, почему они не исчезают во время обратной трансформации вместе с шерстью. «А я почем знаю», бурчит Волков про себя, понимая, что в таком обличие все свои эмоции передать взглядом не удастся. Впрочем, Разумовскому это и не нужно — он вновь рассеянно и мечтательно улыбается, перебирая короткие шерстинки, а затем, осмелев, дотронувшись до мягкого уха волка. Он выглядит как ребенок, дорвавшийся до диковинного зверька; его пальцы сжимают самый кончик, смешно дергают за него, лезут дальше и немного почесывают за ним. Против воли правая задняя лапа инстинктивно начинает дергаться, будто норовит сама почесать то место, которое так бессовестно щекочет вампир, и Олег шумно вздыхает, дернув головой. Сереже только это и надо — он нагло чешет за ухом вновь, понимая, что оборотню, как самому настоящему псу, это чертовски нравится. Поспорить трудно, ведь то место рядом с шеей в таком обличие достать весьма проблематично, а умелые ласковые руки прекрасно справляются с задачей. Волков не думает, что доверяется вампиру, позволяет ему касаться себя и доставать чувствительные точки, Волков даже не замечает, что это отвлекает от тупой боли в боку. Он просто отдается моменту, великодушно позволяя подобраться к себе ближе и совместить приятное с полезным. — Если у тебя линька, то ты сам потом будешь убирать свою шерсть и вычищать всю комнату, блохастый, — предупреждает Разумовский, тем не менее не переставая чесать черного волка. Олег лишь фыркает, прекрасно понимая, что за этой шуткой кроется бесконечное море невыраженных переживаний. Переживаний за Волкова. Сережа действительно испугался за его жизнь… В знак благодарности оборотень молча с трудом приподнимается и тянется вперед, чтобы от души лизнуть вторую ладонь вампира и пройтись языком заодно и по его пиджаку. Разумовский вздрагивает, поморщившись и попытавшись стряхнуть вязкую волчью слюну с пальцев. — Спи, волчок, — он закатывает глаза, чуть нажав на лопатки волка, чтобы тот вновь свалился на пол — теперь его морда покоится на коленях вампира, — тебя уже за бочок ночью не укусят, ты и сам с этим неплохо справляешься. — Став чуть серьезнее, Сережа добавляет: — Во сне силы восстанавливаются еще быстрее. Волков послушно прикрывает глаза. — А ведь мы теперь с тобой одной крови, — сквозь сонную пелену доносится мягкий чарующий голос, — связанные одной целью, скованные одной цепью…

***

Просыпается Волков уже в человеческом облике на диване, бережно завернутый в шерстяной плед и совершенно не помнящий, как тут оказался. Воспоминания приходят отрывками, а Боттичелли подтверждает мысль, что Олег очнулся в все том же неизменном офисе «Вместе». Поморгав и оценив свое состояние, он бережно ощупывает свой бок, тихо застонав от новой порции боли. Рана все еще саднит, жжется даже под бинтами, но Сережа сделал свое дело — отсутствие серебра позволило исцелению начаться, а за глубокую ночь у него прибавились силы, позволяющие даже удержаться на ногах, когда он встает. Плед тут же спадает к ступням, и Волков обнаруживает себя совершенно голым, поэтому поспешно, почти машинально подхватывает одеяло снова и заворачивает его хотя бы вокруг пояса. Разумовский, сидящий за компьютером, приветливо машет ему рукой, продолжая что-то печатать и лишь на секунду позволяя себе отвлечься, чтобы скользнуть оценивающим взглядом по фигуре Волкова. — Одежда справа от дивана, — предугадывает немой вопрос Олега, чуть надменно кивнув в нужную сторону. — Оказывается, при обращении твоя одежда разрывается и не стягивается обратно впоследствии. — Краткая ухмылка кажется настолько гаденькой и двусмысленной, что Волков едва ли не возводит глаза к потолку, искренне обругав вампира про себя последними словами, когда понимает, что именно он наблюдал за обратным превращением оборотня и перенес нагого Олега на диван. Вряд ли Разумовский вообще спал. Вампиры не спят. — Найти то, что ты мог бы носить, было слегка проблематично. Поддерживая плед, Олег шарит рукой за диваном, действительно наткнувшись на аккуратную стопку одежды. Серые просторные штаны не слишком давят на талию и пострадавший бок, а вот черная майка выходит довольно обтягивающей. Под всеми вещами он находит свой уцелевший кулон с серебряным клыком, поэтому облегченно улыбается, повязав его вокруг своей шеи. — Я тут поставил дополнительную аутентификацию на свой аккаунт, — будничным тоном проговаривает Сережа тем временем, лениво зарывшись руками в свои рыжие волосы. Он выглядит свежее, чем ночью, так, будто на его лице нет ни тени переживаний. — Новый способ безопасности, если быть точнее. Теперь нужно вводить дополнительный пароль каждый раз, когда я буду входить на свой аккаунт. Муторно, но теперь точно никто не получит доступ к моим данным. Кстати, думаю сделать нечто такое, что обезопасит данные всей нечисти, некий тест при регистрации, может быть… Волков разминает затекшие плечи, вяло вслушиваясь в увлеченный монолог о программировании. — Хочешь есть? — внезапно довольно участливо осведомляется Разумовский, прекратив болтать о подробностях нейронок и сосредоточившись на состоянии оборотня. — Тебе нужны силы. Возьми что-то в автомате. Кивок головы, как и тон его голоса, звучат немного так, будто Сережа приказывает ему, а не просит, не потерпит отказа и даже может заставить Олега это сделать. Поэтому тот теряется — все еще затуманенный мозг отказывается перерабатывать информацию не так медлительно. Он смотрит на автоматы с напитками и снэками, и воспоминание о человеческой крови, находящейся там, вызывают короткую усмешку. — Спасибо, я веган, — острит Олег, почесав шею. — Мне не хочется пить чью-то кровь. — Там есть и нормальная еда, — добавляет Разумовский. Его пальцы переплетаются в замок, на который он ставит свой острый подбородок, рассматривая клык на шее Волкова. — В смысле… нормальная для тебя, а не лакомство для вампиров. «В этом все дело», внезапно догадывается Олег, наконец-то найдя толкование всем этим внимательным хищным взглядам со стороны Сережи. «Я для него — лакомый кусочек, после того, как он попробовал мою кровь…» — Но тебе после сегодняшней ночи она долго еще не понадобится, верно? — хмуро осведомляется Волков, все же подойдя к автоматам и принимаясь выискивать что-то съестное в них. Разумовский теряется, чуть меняет неудобную позу, подправляет красный халат и жмет плечами. — Да, кровь оборотней весьма питательная, гораздо питательнее человеческой, но я не собирался ее пить с самого начала. — Раздражительные нотки неприятно режут острый слух. — Вампиры и я чуть ли не тысячелетия не пьем кровь оборотней, пусть все еще конфликтуем с вашим видом, однако хотя бы не убиваем вас. С твоей стороны очень гадко считать, что я воспользовался ситуацией и не удержался от соблазна, потому что в таком случае сейчас ты был бы мертв и расфасован по этим чертовым банкам в автоматах! Праведный гнев звенит столь ясно, что Олегу становится чертовски стыдно за свои подозрения. Сережа будто бы читает его самые тайные мысли, достает их из-под черепной коробки, и это, пусть и давит на паранойю, вызывает досадную потребность объясниться. — Мне бы не хватило сил держаться между человеческим и мышиным состоянием без тебя. — Разумовский поджимает губы, опустив взгляд в экран ноутбука. — И ты мог бы быть хоть немного благодарен за свое спасение. — Я благодарен! Спасибо! — Он чуть неловко и с горячностью разводит руки в стороны, согнув их в локтях. — Ты спас мне жизнь, браво! И, как погляжу, проделывал подобный трюк вовсе не впервые. — Разумовский вздрагивает на этих словах. — Вот только давай договоримся в следующий раз действовать в команде, чтобы подобное не повторялось. — Разве мы уже не являемся напарниками, лохматый? — Краткая ухмылка и пальцы в рыжих волосах за пару дней стали настолько привычной картиной, что Волков научился не обращать внимания на эти особенности и привык к ним. Автомат гудит, скинув сверху пачку чипсов, поэтому Олег чуть шуршит упаковкой, стараясь не переусердствовать и не разодрать ее в клочья. — Мы сработались, причем весьма неплохо. — Настолько неплохо, что мне пришлось спасти твою жизнь, — вздыхает со смешком, хрустя картофельными снэками. — Кстати, твои благодарности за это я еще не услышал, птичка. Они смотрят друг на друга пару мгновений, осознавая, что в их бесконечных перепалок, возникающих из-за непримиримости бунтующих характеров, есть своя особая прелесть. Сережа отмирает первым, вальяжно облокотившись на спинку стула и изящно сцепив руки уже за головой. — Я был врачом лет двести назад, так что да, я спасал людей миллионы раз до тебя. Пока не понял, что от смерти может спасти лишь одно средство. — Разумовский вбрасывает эту информацию так внезапно, что Олегу только и остается пораженно моргать, когда тот так же стремительно возвращается к предыдущей теме, показывая, что больше не хочет обсуждать свое прошлое. — Что ж, теперь мы поняли, что нужно поработать над духом нашей скромной команды, чтобы поймать Тень. — Рыжие брови сходятся на переносице, придавая лицу более серьезный вид. — Что же мы знаем о нем? — Сильный, стойкий, смелый, конечно же, — подумав, выдает Волков, затыкая урчащий желудок новой порцией чипсов, — умный настолько, что это граничит с безумством… Он знает нас целиком и полностью. Предугадывает шаги, владеет оружием превосходно… — Я же не один думаю на нашего старого доброго Игоря Грома? — уточняет Разумовский. — Да, обвинение слишком серьезное, чтобы пойти и убить его на месте, чего я делать категорически не хочу, но нужно попробовать с ним пообщаться… У него достаточно связей, может, он что-то знает… — Я тоже думал на Грома, — признается Олег, — и все факты указывали бы на него, если бы не… — Не тот запах женских духов, — заканчивает за него Сережа, понимающе кивнув. — Да, он был настолько сильным, что даже я его почуял. Это… интересно. Может, Тень просто отвлекал нас, а может… Пусть он и не договаривает, Волков практически уверен, что их мысли сейчас совпадают. И это глупо. Слишком нереально. Пусть некие детали и намекают на ярковолосую красотку-вампиршу… — Какова вероятность, что Тень будет следовать твоему плану дальше? Практически нулевая. — Волков тихо матерится. — Вот же мразь! Он исчезает так незаметно, просто неуловимый мститель какой-то… — Я уже предупредил всех в Кровавом Рассвете, так что вампиры будут осторожны. Тебе следует проинформировать и своих братьев по блохам. — Клыки чуть выглядывают из-под губ и прикусывают их от волнения. — Попробую пригласить Грома на чашку кофе и ненавязчиво побеседовать с ним о расследовании дела… других вариантов у меня все равно пока что… Он не заканчивает предложение, нахмурившись, когда характерный звук лифта означает, что на их этаж кто-то подъехал. — У тебя какая-то встреча? — недоумевает Волков, подняв брови. Ничуть не менее удивленный Разумовский отрицательно качает головой. — Я отменил все интервью и конференции, записанные на вчера и на сегодня, поэтому понятия не имею, кто решил навестить меня так рано. Ответ на свой вопрос он получает буквально спустя две секунды, когда дверь распахивается от мощного удара ноги, и в помещение вваливается тот, с кем вампир так мечтал поговорить — Игорь Гром. Вот только он выглядит отнюдь не настроенным на какие-либо беседы, потому что он с ходу достает пистолет — знакомый до боли, точно такой же формы, который был у Тени, — и наставляет его на Разумовского, приближаясь к опешившему Сереже быстрыми отрывистыми шагами. За ним семенит радостный светловолосый парень, крепко прижимающий к груди толстую папку с блокнотом и скрывающий половину своего лица за капюшоном, а Волков, уронив рассыпавшиеся по полу чипсы, понимает, что они влипли по-крупному, и времени у них осталось еще меньше, чем они предполагали.